А я живу и жизнь продолжается

Запомнилась война


Был тёплый августовский день. На всю жизнь запомнила я тот дикий женский крик: «Война! Война!» Я никак не могла понять, где война, с кем война? А женщины стояли и горестно смотрели вслед человеку, привезшего эту страшную весть.
 Мне тогда было десять лет. В этот день многие были в поле, работали, как обычно, от темна и до темна. Но весть об этой страшной нежданной беде молнией пронеслась по всему поселку: «Война!». Это жуткое слово сковало всех, наполнив души ожиданием страха, неопределенности. Уже на следующий день из села Дубовка на войну провожали первого солдата, председателя колхоза, Ивана Аксёновича Попова. В тот же день всадник вновь вернулся в нашу Дубовку. Из сельсовета села Романовки он привез уже не одну повестку, а сразу много. В том числе и в наш дом, моему отцу. Отец был в поле. За ним поехали.
Очень быстро собрали в дальний путь. Пришли все родные проводить на фронт моего отца, Савина Поликарпа Афонасьевича. На мать невозможно было смотреть без слёз. В её глазах застыла смертельная боль и тоска. В это время мать работала заведующей в детском садике. С работы приходила поздно, спрашивала:
-Есть – ли письма? Отвечали:
- Да.
Она быстро разворачивала треугольник и вслух нам читала письмо. Отец сообщал, что находиться на фронте. Бои идут день и ночь, враг не смолкает, но они не отступят, не допустят врага. Главное, писал он, чтобы мать берегла себя и детей, обещал разгромить фашиста, и  вернуться…
В 1943 году нам пришло извещение о том, что Савин Поликарп Афонасьевич погиб смертью храбрых под Смоленском. Трудно было пережить эту утрату, но война никого не щадила, ежедневно давала о себе знать. В каждый дом шли с фронта смертельные извещения. И в тылу не легко было.
В селе Дубовке остались одни старики да женщины с детьми. Заканчивалось и моё детство. Мы, школьники, находились на хлебных полях под палящими лучами солнца на прополке. Когда я закончила четвёртый класс, и исполнилось мне двенадцать лет, направили меня прицепщицей на колёсный трактор к Марии Родионовне Селиной. Поработала я несколько дней, а та мне и говорит:
- Так Маша, давай, учись трактор водить, будешь меня подменять. Трудно мне одной от темна и до темна за рычагами сидеть.
А через неделю я уже водила трактор, чему даже сама Мария Родионовна подивилась. Так потекла моя жизнь, я работала в составе полеводческого отряда. Чуть забрезжит рассвет – я уже на ногах, хлопочу возле своей машины. Чтобы не стоять днём, смажу все гайки, подкручу болты – и вперёд. Эхо от рокота мотора раздаётся далеко по полю до самой глубокой ночи. Бывало, отцепятся бороны, мучаюсь, отцеплю, а крючки все разгибаются. Беру молоточек и их сбиваю, сгибаю, а силёнок-то нет. И всё-таки сделаю своё дело. С работы прихожу домой тёмной ночью.
 Уставшая, скорее бы лечь в постель. Не успеешь заснуть – уже утро… Мама тихо завёт: - Мария, вставай, детка, пора на работу. Господи, проклятая война, затмила чёрными тучами ваше детство! - сокрушённо причитала она.
Я вскакивала, быстро заправляла постель, ополаскивала холодной водой лицо, на ходу одевалась – не опоздать бы. Сон быстро рассеивался. И вот, шаги мои глубоко раздавались по, освещённой утренней зарёй, деревенской улице. И дни у меня совсем перемешались с ночами. Все мы, от малого до велика, трудились, забывая о сне и отдыхе, потому, что старались, насколько хватало и не хватало сил приблизить победу.
Однажды было раннее утро, самое начало солнечного майского дня, тихого и тёплого, когда вдруг кто-то из собравшихся во дворе женщин вскрикнул:
- Ой, смотрите, опять верховой!
Все повернули головы, откуда, поднимая клубы пыли, мчался всадник. А тот, приблизившись, громко, радостно, кричал:
- Победа-а-а! Победа-а-а!»
На работу уже в этот день никто не пошёл. Всё село праздновало Победу. Все веселились, пели песни, плясали. Повторяя это радостно-пронзительное слово «Победа», с трудом, постепенно постигая смысл долгожданной вести.
 Долго ждали мы этого дня, но с его наступлением наша с подругами жизнь практически не изменилась. К тому времени я свободно управлялась с рычагами трактора ДТ.
В памяти каждого человека навсегда остаются светлые образы его детства, возникающие, порой, в его сознании, как на экране. И вот я как сейчас вспоминаю, эпизоды этой, неоднократной роботы.
 Зимой нас всех, молоденьких ребят закрепили за колхозными базами – мы должны были возить корм для скота. Ежедневно обоз из десяти подвод, запряжённых волами, ездил к омётам, которые были разбросаны по разным местам. Ездили в любую погоду – снег ли, метель, пурга мели в лицо, обжигал крепкий мороз. Но работа шла энергично, облепим этот омёт сена или соломы, весь укутанный снегом, и откопаем его до основания, потом устанавливаем сани и быстро растаскиваем его каждый на свой воз. Старается опередить другого. Бывало, что волы не могли сдвинуть эти возы - они тонули в снегу по брюхо. И выпрягали животных, а впрягались сами и вывозили повозки на главную дорогу. И только потом вновь впрягали волов и ехали на базы. Делали по две таких возки в день. До того времени, когда скот начали выгонять на пастбища.
Тогда наступал весенний сезон. И я обычно шла работать в тракторный отряд – на посевную. После посевной – вспашка зяби. Тут тоже вспоминаются, особенно, отдельные моменты. Как-то мне пришлось работать с Ефимом Поповым прицепщицей. Он был из тех ребят, что старше нас лет на десять,которые уже вернулись с фронта. К нему молодёжь работать не шла - говорили, что суров он уж очень. И вот меня к нему направили работать, да как раз в ночную смену. И только мы с ним выехали на пахотную землю, начали бороновать, как фары нашего трактора осветили что-то рыжее, бегущее перед машиной.
- Ефим, смотри, лиса!» – закричала я.
А он в ответ:
- Ну, догони!
Я почти про себя посмеялась (вслух было не удобно) и подумала: «До чего же он неразговорчивый…»
 Проехали несколько кругов молча - он молчит, и я молчу. Нужно заливать воду в трактор. Тракторист и говорит:
- Ты видела бачок с водой?
- Видела, - отвечаю я.
- Так бери ведро, и беги за водой.
Я побежала. Искала - искала в ночной темноте ту бочку – ну, нет и всё, хоть плачь. Вроде бы здесь стояла, ан – нету!
Тракторист кричит из темноты:
- Ну, что, нашла?
- Да нету тут нигде, - отвечаю.
Посмотрела в его сторону и вижу в свете фар, что он уже другим ведром заливает воду в трактор. Мне стало так стыдно за себя. А он залил воду и кричит:
- Эй, ты где?
Так мне неудобно было возвращаться в кабину – да никуда не денешься, пошла. Утром, когда мы приехали на смену в будку, моего тракториста спрашивают:
- Ну, как новая прицепщица работала?
- Да всё нормально, только вот всю ночь бочку с водой найти не могла, да за лисами смотрела, – пошутил тракторист.
Так я с ним и отстояла весь сезон, и всё было нормально – больше он надо мной никогда не шутил. Второй сезон я работала с Сашей Поповым, со своим одноклассником. Парень он спокойный. И работа шла, как положено. Но вот однажды, когда нашего другого одноклассника – тоже Попова, но Петра, забрали в армию, я пришла в ночную смену, а Саша мне и говорит:
- А я уже отстоял дневную смену. Попросили меня вместо Петра поработать, чтобы трактор не простаивал.
Подходит тут к нам бригадир Емельян Григорьевич и говорит:
- Мария, Саша уже сутки отстоял и он пойдёт домой, а ты останешься.
- А с кем же я работать-то буду? - удивилась я. А бригадир и отвечает:
- Сейчас мы в будке с мужиками посовещались на эту тему, и трактористы все, как один, сказали, что ты хорошо водишь трактор. Так что пахать зябь сможешь. Недельки две поработаешь, а там найдём тракториста. А я ему говорю:
- Да, Емельян Григорьевич, трактор-то водить я смогу – тем более пахать. Но вот если, что-то сломается, то ведь я не разберусь - наладить не смогу.
- Ничего, если что-то сломается - я сам сделаю. Да и работать пока с тобой сам буду. Так что давай, сейчас поезжай, пока я в будке посплю, а с полночи тебя сменю. Так мы с ним и работали до самых белых мух, пока снег не пошёл крупными хлопьями. За это время много чего происходило, особенно на работе в ночное время. Много лет прошло, но всё это я вспоминаю, как будто было только что. Однажды ушёл бригадир в будку, а я поехала пахать, а сумерки осенью рано опускаются на землю, мгновенно сгущаются и покрывают всё вокруг сплошным мраком. Так случилось и в тот раз. Только я отъехала – как уже стемнело, фары трактора высвечивали только кусок поля впереди – часть борозд, вспаханной земли впереди. На душе как-то тревожено в такие ночные часы, немного страшновато. Вдруг у самого поворота на краю поля я почувствовала, что трактор идёт свободно, без нагрузки, оглянулась - оказалось, что огромный камень застрял в лемехах, поднял плуг над землёй и скользит по ней своим кругленьким гладким краем.
Выпрыгнула я из кабины, со страхом оглядываюсь на лес, глухой стеной, подступивший к самому полю. Попыталась разбить камень, ударяя по нему ломиком изо всех сил, но при каждом ударе от него лишь небольшие кусочки отскакивают.
Пробовала несколько раз подать машину вперёд – потом назад, всё бесполезно. А лес шумит рядом, и страх всё больше и больше одолевает. А я одна на один с трактором, лесом и своим страхом. И вдруг что-то резко ухнуло. Я вздрогнула, уронила ломик, потом лихорадочно нащупала его на земле, подняла. Взгляд прикован к темноте, обступившую деревья.
- Что это, - пронеслось в голове, - а вдруг это волк или дурной человек?
Не заметила, как усилившийся ветер сорвал платок с моей головы и треплет полы телогрейки.
- Господи, спаси и сохрани! – в страхе с отчаяньем шептала я, ударяя по камню ещё и ещё раз, оглядываясь по сторонам и не видя ничего вокруг. Вдруг камень рассыпается и падает на землю.
Перебросила эти куски камня на вспаханную сторону, не помня себя, вихрем влетела в кабину, захлопнула дверцу и почувствовала огромное облегчение, направила трактор прочь от леса.
Бригадир пришёл на этот раз с опозданием, извинился и сказал, чтоб я шла в будку поспать.
- Да нет, - ответила я, - я лучше домой пойду, скоро уже светать начнёт.
- Ну, если не боишься, иди, - согласился бригадир.
И пошла я напрямую к посёлочку. Иду, по полю - подсолнухи на пути попались. Пощупала решётку семечек - полная - решила один сорвать, по дороге позабавиться, но тут прямо передо мной кто-то зашевелился. Сердце моё замерло, встала я как вкопанная. Встаёт что-то огромное, трёхохватное. Тут на счастье месяц, что только что всходил, краем это что-то, осветил. Боже мой, это ж лошадь! Стою ни с места. Еле в себя пришла - скорее до дома. На другой день рассказываю бригадиру, а он смеётся:
- Говорил, в будку иди - так и не послушалась. А ведь ночь она есть ночь».
Вспоминается и другое. Один раз бригадир вообще не смог меня сменить, а было тоже ночное время. Всю ночь мне пришлось пахать одной. Но вот уж утро наступило. Солнце всходит и гладит мне лицо, пригревая. Я и задремала. Хорошо, что быстро очнулась. Смотрю, а я посреди степи.
Остановила трактор, встала на гусеницу, а пашня далеко вправо осталась. Скорее погнала своего железного «коня» назад, загнала в борозду и продолжила пахать. А из будки мне машут: «Мол, гони трактор сюда». Смотрю, а навстречу мой сменщик Саша идёт:
- Ты чего на смену машину не гонишь?
Я рассказала ему про свою беду, что мне нужно грех свой заровнять.
- Ладно,- заулыбался Саша, - за день заровняю я твою «балалайку».
После этого он сел в кабину, и мы вместе погнали трактор на смену. Как-то в правлении колхоза было собрание. И решено было, на том собрании нас троих девчат направить учится, на трактористок: меня, М. Зуеву и М. Попову.
Мама собрала меня в дорогу. А остальных девчат, у которых приходили отцы с фронта, не отпустили. А одну меня и посылать не стали.
Работать довелось, где придётся, где нужнее. Её - работы, я не боялась. Шла туда, куда посылали, и делала всё на совесть. В это время мы уже повзрослели. Днём на работу, а вечером – на танцы стали бегать. Там было весело – много молодёжи. Мы к тому времени уже на ребят заглядывались. Сейчас уже давно нет того посёлка, что назывался Дубовка. Но глубокими ночами, когда мучит меня бессонница, перед глазами оживают картины из жизни этого села, картинки из нашего военного детства, послевоенных лет – и все эти тяжёлые годы непосильного труда. Тем не менее, это были годы ранней юности, моей молодости…
 Вот морозная крещенская ночь. Я вижу сон. Летит - гудит самолёт и садится он прямо в нашем дворе. Я подбегаю к нему, и оказывается, что это и не самолёт, а белая с голубыми крылышками, красивая птица. Беру я её в руки, подержала немного, погладила, потом подбросила вверх, и она опять полетела. А сон этот в этот же день и сбылся. Неожиданно в дом к нам появился красивый белокурый парень – меня сватать. Мы знали друг друга. н приехал не один. Затеяли разговор, какой обычно ведут в таком случае. Потом нас с Фёдором оставили наедине. И он сказал:
- Выходи Мария замуж за меня.
Я как-то оробела. Потом собралась с мыслями, говорю:
- Это ж так далеко уезжать - да даже не в наш район, мне страшно». Но Федя перебил мои страхи:
- Да не бойся ты, мы в вашем районе, в Пономарёвке дом купили. И весной все переедим туда. Ну, если уж ты боишься сейчас ко мне туда переезжать, то я согласен до весны и у тебя пожить, а потом переехать с тобой в Пономарёвку.
Только я предложила своё решение:
- А давай лучше и отложим всё это до весны, а пока будем переписываться.
Совсем отказать я ему не могла - он мне в общем- то нравился своей порядочностью. Ему пришлось согласиться. И стали мы с ним переписываться.
Узнал об этом один мой односельчанин- Дмитрий Торопчин и тоже заслал к нам сватов, а мне сказал:
- Я тебя никому не отдам.
Трижды приходил к нам после этого его отец, беседовал с моей мамой и со мной, убеждал, что мы должны пожениться с его сыном. Но моя мама была против этого замужества, потому-что Дмитрию предстояло ещё армию отслужить. В эту же зиму его и забрали. Я пообещала ждать его. Регулярно отвечала на письма, что шли мне от него из Приморского края.
 Оказалось, что и Фёдора в скоре забрали в армию. И он тоже писал мне хорошие письма. Я понимала, что они очень скучают по родным краям. И тоже отвечала тепло и душевно.
К тому времени я уже работала дояркой. В группе нас было четверо доярок: М. Лепёшкина, Н. Селина, Н. Попова и я. Работали мы дружно и хорошо. После трёхразовой дойки, нас просили в уборочную поработать в ночь на току - грузили пшеницу в машины. Приходилось и базу строить для своих коров, и в лес ездить за брёвнами для этой стройки. А работать мне нравилось везде. Я была молода, здорова - и всё впереди рисовалось радостным и прекрасным. Пока не случилось со мной той страшной беды… Пока не пришёл тот чёрный день и тот ужасный миг, с которого вся моя жизнь перевернулась, и приковало меня к постели. Лежала и всё ждала, когда этот кошмарный сон кончится. Но этого не происходило…


Из под земли воспрянувшая


Прекрасный был день, двадцать восьмое сентября 1952 года.
Солнце ярко светило и тепло пригревало. Ничего не предвещало никакой беды. Был обычный осенний денёк. Люди шли в хорошем настроении на работу. Мы подъехали к карьеру, где глину набирали, кто лопатой, кто – ведром. Здесь копали уже не в первый раз. Я, придерживая коленом ведро, обеими руками набирала в него глину…
Вдруг, в одно мгновение, совершенно неожиданно, произошёл обвал.
Как в немом кино – без звука, треска. Не успев ничего понять и почувствовать, оказываюсь под землёй. Была я проворная, сильная – подумала, что сейчас разверну всю землю да вылезу! Однако не смогла, и пошевельнуться. Только услышала откуда-то, как будто издалека, глуховатый доносился женский крик. Здесь я и почувствовала, как меня словно сжимает тисками всё сильнее, сильнее. Тут я уже поняла, что мне видимо, конец. Мысли так быстро побежали одна за другой. Дышать становилось всё тяжелее. Хотелось крикнуть, но не могла. Мысли то появлялись в голове, то гасли, путались. Не хватало воздуха…
И всё же, собравшись с силами, я крикнула или мне только показалось. Голос прервался, я впала в забытьё.
Сколько это продолжалось – не знаю. И как меня откопали, не помню. Очнулась вокруг много людей. Вытащили меня из ямы, старались поставить на ноги, но… ноги были как ватные, я их не чувствовала, они были как будто не мои, безжизненные.
И всё-таки хотели поставить меня на ноги. А в этот момент я почувствовала резкую боль в позвоночнике. Тут окружающие стали понимать моё состояние. Срочно погрузили на телегу и повезли в районную больницу, до которой было сорок километров. Проехали половину пути – боли в позвоночнике усиливались. Терпеть их уже не могла, чтобы облегчить мои страдания, сопровождающие решили завести в Воздвиженскую сельскую больницу.
Там вызвали врача. Мой дядя рассказал, что случилось, и попросил принять в их больницу, потому что до районной больницы вести далеко. Врач, бегло осмотрев меня, сказала дяде, чтобы он переночевал где-нибудь поблизости, в Воздвиженке, а на утро приходил бы забрать меня:
- К тому времени она уже должна успокоиться,- сказали ему…
- Неужели она умрёт? – В ужасе спросил он. Я услышала эти слова, мне стало страшно. От отчаяния и страшной боли я застонала. Врач обернулась ко мне, спросила:
- Как ты себя чувствуешь? А мне ничего не оставалось делать, как сказать: «Хорошо».
- Ну, тогда вставай, если хорошо.
- Не могу, - ответила я. Дядя ушёл расстроенный. Меня занесли в изолированную комнату, положили на кушетку, и все ушли, оставив меня наедине с моими невыносимыми болями. Мне не сделали обезболивающей укол, не оказали ни какой помощи. Ночью я кричала, звала на помощь, просила воды – очень хотелось пить. Только никто не откликался на мои крики.
В девять часов утра следующего дня ко мне заглянули санитары, убедились, что я жива. И только в одиннадцать часов меня перенести в палату, где лежали больные.
К обеду приехала мама. Посмотрела на меня, на моё неподвижное тело, посидела со мной немного и пошла, поговорить с врачом о моём состоянии. Врач, которая меня принимала и толком не обследовала, как обухом по голове ошарашила мою маму:
- Готовьтесь к похоронам, через три недели ваша дочь умрёт.
Вот так неожиданно и заявила.
 Какое горе обрушилась на маму. Трудно было представить ей, что её единственная дочь в самом расцвете, в 20 лет, может уйти из жизни!
Однако же поехала готовиться к похоронам. А я лежу в этой больнице и день, и два, и недели. Тело будто гвоздями прибито к кушетке, ни рукой, ни ногой не могу пошевелить, сделались бесчувственными. И я уже не чувствовала ничего. Мочу вначале выводили катетером, потом пошла произвольно, а я и не знала…
 Больные по палате поили, кормили меня из ложечки, всякий раз приговаривая: «Миленькая, мы трогаем за ноги, за тело, за руки ты хоть, что-нибудь, чувствуешь?» Я отвечала, что нет, не чувствую. Сильные боли были тогда, когда меня перед обходом переворачивали с боку на бок, перестилая постель. Вот и три недели прошли, а смерть, пророчённая врачом, где-то затерялась. Няни, ухаживающие за мной, стали замечать, что простыни подо мной становились мокрые от крови. Как выяснилось, по спине от долгого лежания пошли пролежни. Мясо выбаливало кусками. Тогда врач рекомендует положить меня на живот. В итоге пролежни пошли и по, животу и по ногам.
Следующий вариант, перевернуть меня на бок, положительных результатов не дал. Остаётся, последний шанс: положить меня с кушетки на кровать в сидячее положение. Посадили. А я, как тряпочная кукла, сложилась вдвое, лоб упёрся в колени. Врач советует подтащить ближе к спинке кровати и привязать меня к ней простынями. В этот момент я увидела свои ноги, бледные, безжизненные. Сердце сдавило, словно тисками, в голове зашумело, потемнело в глазах. Вот так целый день сижу привязанная, вечером за ноги стаскивают в лежачие положение. Как только я уставала, так хотелось лечь поудобнее и заснуть. Но тело было чужим, непослушным, словно налитым свинцом. Более того, вдобавок, по-прежнему тело саднит горящими ранами. Одним словом, лежу и гнию заживо. Чтобы не волновать моих соседей по палате, чтобы и они не смотрели на мою казнь, врач решила перенести меня в изолированную комнату.
Так и продолжала лежать на животе. И вдруг в области груди появилась чувствительность. Я
ощутила что-то между грудями шевелиться. Но как, мне выяснить, что это? И как мне туда подлезть, ведь грудь и плечи не подвижны.
Хотя руки уже немного стали шевелиться, и я решила правой рукой дотянуться до груди. Преодолевая сантиметр за сантиметром, всё-таки дотянулась.
Нащупала там что-то мягкое, зажала это в пальцах и тащу обратно. Поднесла к глазам и в ужасе бросила на пол. Я не могла поверить своим глазам: это же был мягкий толстенький червяк! «Откуда он взялся» - недоумевала я…»
Вечером, зашла ко мне в палату медсестра Фаина Фёдоровна Логинова, которая как обычно со мной ласково говорила, и я ей рассказала о своей «находке». А она мне и говорит:
- Машенька, так они у тебя уже давно, когда ты ещё лежала на спине. Я тебя могу посоветовать, так как я была на фронте и видела таких больных, по этому тебя должен лечить опытный врач, хирург. Иначе ты здесь пропадёшь, просто заживо сгниёшь. Ей ведь всё равно. Ты просись в районную больницу, к хирургу. Но об этом ни слова, что я тебе подсказала…
Наконец, докторша А.В. Хвалова засуетилась: больная-то лежит не три недели, а уже три месяца, в районную больницу после своего «врачевания» отправить меня стыдно. Решила выписать домой. Но перед выпиской, на обходе, я набралась смелости и говорю:
- Антонина Владимировна, отправьте меня, пожалуйста, в район, к хирургу.
Но услышала резкий ответ:
- Я уже тебя, милочка, подготовила к выписке домой. А без моего направления и не пытайся куда-либо соваться, всё равно никто тебя не примет, дома поправишься.
В то время не могла я ей возразить. Я никогда не видела людей в белых халатах таких грубых, бессердечных к беспомощным и беззащитным людям, как я.
Отца у меня не было - погиб на фронте, мать убита горем, у которой из головы не выходили слова врача: «готовьтесь к похоронам».



Приговорённая к смерти



Домой меня отправили в морозную январскую пургу. К счастью, лошадь хорошо знала дорогу домой, которую заметала позёмка. За 20 километров я вся продрогла. Но дома меня ждали мама, тепло и уют.
На утро пришёл к нам мой дядя. Когда-то он работал врачом. Увидев страшные пролежни на моём теле, он ужаснулся. Потом сделал из какого-то состава мази и велел ими два раза в день смазывать раны. Дядя советовал, чтобы я постоянно делала массаж и гимнастику, разрабатывала руки и ноги. Я старалась добросовестно выполнять всё, что он говорил. И постепенно раны затянулись. Руки и ноги становились послушнее, крепче. Подтягиваясь на руках, я научилась садиться уже сама поудобнее, уложить свои ноги, перевернуться. Дальше дела пошли лучше. Мама с дядей стали учить меня ползать на коленках, так я и старалась тренироваться каждый день. Однако тазобедренные суставы не действовали, они не держали тело, и я часто падала, то в одну сторону, то в другую. Мама и дядя по очереди передвигали и поддерживали мои колени. И наконец-то я научилась ползать, хотя это и стоило мне огромных усилий, терпенья.
Не обходилось и без слёз. Только дядя, не обращая на них внимания, твердил одно:
- Если научишься ползать и сможешь держать тазобедренные суставы - тогда и сможешь ходить!
Его слова заставили меня задуматься. И сама, без напоминания близких, стала передвигаться достаточно уверенно. После этого дядя сказал:
- А теперь подползай к кровати, берись за её край и постарайся подниматься на колени. Только подняться я так и не смогла. Разревелась:
- Нет, не могу! Так и буду я всю жизнь теперь ползать на четвереньках!!! Казалось, спина не разогнётся никогда…
Мама с дядей, кое-как, успокоив меня, помогли мне приподнять туловище. Установили меня на колени. Я держалась за кровать, а они придерживали моё туловище - таким образом, я училась удерживать тело в вертикальном положении. Так я тренировалась день за днём. Через какое-то время мне уже удавалось без посторонней помощи стоять, ухватившись за край кровати.
Но мои душевные старания меня не оставляли. Когда мама была в доме, рядом, я не плакала, потому что видела, что и без того глаза полны горя. Когда же мама уходила на работу, я давала волю слезам. Ни днём, ни ночью ко мне не шёл сон: закрою глаза – сразу на меня наваливаются очень грустные мысли. Кажется, что вот только вроде бы вчера это было, ходила с подругами на работу, вечерами спешила на танцы… И вот, теперь только четыре стены, кровать и ползаю по полу, как младенец. Никого, кроме мамы не вижу, поговорить не с кем. «Ну, почему так жестоко, так сурово наказала меня судьба»? Так, видно, Богу было угодно, чтобы в самом цветущем возрасте, в двадцать лет, мне пришлось испытать все эти скорби.
Хорошо помню, что было это восемнадцатое февраля. К нам в дом прибежала моя подруга Татьяна – она была двоюродной сестрой Дмитрия и сообщила, что Митя приехал из армии в отпуск. И ещё сказала, что дома у него собрались гости, а он вышел из-за стола, сказал, что пойдёт к Марии…
- Так что, крепись, они с моим братом Петром Ивановичем идут сюда, к тебе, - предупредила она.
 Мне тут стало, как-то не по себе. Попросила пересадить меня с кровати за стол, ноги мои укутали одеялом. Грудь сдавило так будто воздуха не хватает, дышать нечем стало.
В дверь постучали. Митя вошёл, поздоровался со всеми и подошёл ко мне, прижались мы друг к другу, да оба и зарыдали. Всё присутствовавшие вышли в прихожую. А мы с ним просидели так до самого утра. Рассказал он мне, что когда от меня долгое время не приходили письма, получил он, наконец, письмо от отца, в котором тот поведал о трагедии, что произошла со мной. Митя был в шоке. Потом пошёл с этим письмом к командиру, дал его ему почитать. А потом и сказал, что если его не отпустят домой в отпуск, то он не сможет за себя отвечать. Не сразу решили, но отпуск ему дали - двенадцать дней вместе с дорогой.
Дмитрий весь свой отпуск так и просидел возле моей постели. Сидеть-то я долго не могла - в ту первую встречу, когда мы просидели всю ночь, у меня сильно отекли ноги.
Но отпуск кончился. Сказал мне Митя, чтоб я не грустила, поправлялась, что скоро он вернётся, и мы будем вместе.
Он уехал. А двадцать девятого апреля к нам в дом пожаловал председатель колхоза Николай Иванович.
Справился он о моём самочувствии и обратился к моей маме с такими словами:
- Знаешь, Дмитриевна нельзя больше дочь держать дома, её лечить нужно. И предложил нам свою помощь, пообещал устроить меня без направления в районную больницу. Нашей радости не было предела… Мама опустилась на колени перед образами и запричитала:
- Господи, ты услышал мои молитвы и увидел мои слёзы, смерть от нас отступила. Наутро я уже лежала в районной больнице в хирургическом отделении. Г.А. Ильина подробно расспросила о случившемся, сделала рентгеновские снимки. Принесла мне их в палату и стала разъяснять, где, что повреждено. Выяснилось, что у меня травма позвоночника второго поясничного отдела, и двенадцатого грудного, с нарушением спинного мозга, с раздроблением таза, с давлением копчика, и плюс вывих позвоночника. Ещё объяснила, что нужно было бы сразу после травмы позвоночника положить меня на вытяжку, а теперь слишком поздно - позвонки неправильно срослись. Прошло уже целых семь месяцев с того рокового дня.
- Единственное, чем мы сможем тебе помочь – позвоним в областную больницу и переведём тебя туда. Как только освободится для тебя там место. А пока попробуем здесь полечить.
Назначили мне массаж, физкультуру, уколы. Я просто потеряла всякую надежду на выздоровление, когда узнала о таких повреждениях позвоночника. После ухода хирурга, я не находила себя места и покоя. Наступила ночная тишина. Больные все погрузились в сон, некоторые спали с храпом. Только я не могла заснуть…
Через некоторое время положили в нашу палату ещё одну девушку. Ей было восемнадцать лет. Она попала под трактор…
Ей ампутировали ногу пониже колена. Она пролежала со мной два месяца. Врач как–то говорит мне:
- Вот у неё дела намного лучше. Она уже скоро ходить будет. А у тебя лучше бы обеих ног не было, и ты давно бы ходила.
Я тогда не понимала своего положения и удивилась, как так может быть, что у неё ноги совсем нет, и она пойдёт, а у меня ведь обе целы».
Мама приезжала ко мне часто. Но когда уходила, я провожая её взглядом, смотрела в окно как она выходит за ворота и всё чаще всхлипывала, а потом разрыдалась и не помнила, как меня отливали водой и только после этого я пришла в себя.
Наступил июль, тёплое летнее время, меня вынесли из палаты во двор. Положили на расстелённое одеяло. Наконец-то после долгого перерыва вздохнула свежего воздуха. Рядом росли кустики смородины, обдавая меня ароматом цветов. Тёплый ветерок шелестел листочками на ветках. Вдруг смотрю, рядом со мной санитарочка расстилает такое же одеяло. Ушла. И тут же вынесли ещё одну женщину и посадили рядом со мной. Официантка принесла нам с ней обед прямо на улицу. Поставила тарелку на колени моей соседке. Дала ей в руку ложку. И со словами:
- Вот прямо на свежем воздухе и покушаете, - ушла.
Вначале сидели кушали молча, но потом соседка заговорила первой. Спросила – кто я, откуда, что со мной. Я ответила на её вопросы.
- А, а! Так я же знаю о тебе, слышала о твоём несчастье. - Только вот, говорят, что ты очень сильно плачешь? Не надо так, а то ведь и зрение потеряешь. А без него – ох, как плохо! Вот принесли нам кушать, ты видишь, что ешь, видишь, как вокруг красиво. А мне в руки сунули тарелку да ложку, ем, не подозревая, что, может быть, уж в еду мух натолкала, так что не надо плакать, зрение береги. «Да, не дай Бог ещё зрение потерять» - подумала я. И спросила у женщины, что случилось с ней. Она рассказала, что её муж часто приходил домой пьяным, устраивал скандалы. А однажды очень сильно ее избил, удары наносил в основном по голове. После этого у неё начались страшные головные боли, и она ослепла. Потом у неё отнялись ноги, перестала ходить. До болезни она работала учителем.
20 августа на обходе доктор Ильина сказала, что сегодня в два часа меня отправляют самолётом в областную больницу. Я заплакала.
- Ну, что ты плачешь? Тебя нужно было сразу туда везти. Эта ваша сельская врачиха… Да её судить за это надо, что она тебя в таком состоянии столько продержала, когда тебе нужна была срочная вытяжка! - сказала Ильина.
- Но они же ждали моей смерти, как мне предсказали, - ответила я.
- Ничего смертельного, по крайне мере сейчас, я у тебя не нахожу. Так что поезжай, счастливого пути!
Я осталась одна в палате. До вылета самолёта оставалось ещё два часа. Мысли мои сделались чёрнее тучи, наплывали одна на другую: «Что мне теперь делать? Врач ясно сказала, что позвоночник сросся неправильно». Из глаз моих брызнули слёзы, потом они перешли в рыдания. Зашла медсестра сделать мне укол, что бы меня в полёте не укачало, и удивилась:
- Ну, что же ты опять плачешь? Сейчас придёт Нюся Логинова, соберёт тебя, и поедем в аэропорт, что бы к двум часам успеть на самолёт.
- Да не плачу я, они сами текут, - ответила я сквозь слёзы. Посадили меня в машину. К этому времени подошла родственница, которая часто навещала меня в больнице, принесла мне тетрадь и наказала, что бы я писала.





                Самолёт на взлёте


К тому времени, когда мы приземлились в Оренбурге, меня всё-таки укачало. Но скорая помощь меня ждала. Меня пересадили в машину и повезли в город. В Оренбурге я была в первый раз и он показался мне очень большим, утопающим в зелени. Подъехали к больнице, тогда это было одноэтажное здание. Занесли меня на носилках в отделение. Врач невропатолог, стройная, красивая молодая женщина, зашла в палату, в которую меня поместили, села у моей кровати и стала меня расспрашивать, что со мной случилось и когда. Долго всё записывала, назначила мне обследование, снимок позвоночника. Когда было готово, она была озадачена. Травма давняя и что теперь со всем этим делать - неизвестно.
Назначили мне массаж, уколы, электропроцедуры. Я попросила, позволить мне ползать по полу, чтобы укрепились тазобедренные суставы. Мне разрешили.
Рядом со мной лежала девушка, которая постоянно стонала. А когда к ней подходила медсестра, чтобы разрабатывать ногу, то она на неё кричала:
- Не подходите ко мне, и не ломайте мне ногу! Та вынуждена была оставлять её в покое. На обходе врач старалась её убедить:
- Рыбкина, ты, почему не даёшь разрабатывать ногу? Ведь по сути дела ты можно сказать здоровая девушка. У тебя был радикулит, и ты сама себе навредила тем, что лежала недвижимая дома. Это и есть результат того, что нога в колене у тебя неподвижна. Ведь сама себя сделала инвалидом и продолжаешь вредить, не слушаясь докторов. Если ты будешь продолжать в таком духе, то мы будем просто вынуждены выписать тебя домой. Ну, посмотри вот на эту больную - у неё тяжелейшая травма позвоночника, таза, а она сама попросилась хотя бы ползать - все колени уже протёрла, преодолевает такие боли, – пот с неё льёт ручьями, а она всё ползает.
Людмила Моисеевна Антонец всегда ставила меня в пример. В этом отделении неврологии я пролежала три месяца. Но сдвигов в состоянии моего здоровья, к сожалению, не произошло, несмотря на все мои старания и усилия врачей. Однажды на обходе Антонина Моисеевна, как всегда называла меня ласково, Машенькой, сообщила:
- Профессор Ливантовский и наш хирург посмотрели твои снимки и решили сделать тебе операцию. На днях придут тебя осмотреть. Но пришёл только хирург. Осмотрев меня, он объяснил, что если убрать некоторые позвонки, которые в результате перенесённой травмы сдавливают спиной мозг, то может быть надежда на улучшение моего состояния. Спросил, согласно ли я пойти на это? Когда я твердо ответила, что согласна на что угодно – лишь бы мне встать на ноги, он улыбнулся и сказал:
- Вот и хорошо. Завтра мы переведём тебя  в хирургическое отделение.
После этого я не спала ночь, всё думала: «Пусть сделают хоть что-нибудь, я всё выдержу, лишь бы мне встать на ноги». А рано утром за мной пришли с носилками, укутали меня одеялом и понесли в хирургическое отделение. На улице было морозно, санитары шли быстро, и я слышала, как хрустел под ногами снег. И так хотелось, чтоб когда-нибудь, побыстрее бы он так же заскрипел и под моими собственными ногами. Интенсивно стали меня готовить к операции. Но потом вдруг все про это замолчали. Я на каждом обходе всё спрашивала, когда же меня прооперируют? Только все почему-то молчали.
На один из обходов во главе с профессором привели целую бригаду студентов. И они все сразу подошли ко мне. Я слышала, как профессор говорил студентам:
- Вот больная, которую мы перевели сюда из невропатологии. Собирались сделать ей операцию. Потом, посмотрев внимательно её снимки, которые показывают, что у неё был вывих позвонков, и они зарубцевались, образовались хрящи, решили втёмную не залазить, вдруг заденем нервные окончания. А нервы расположены вдоль и вкось и вкривь позвонков. Только одно неверное движение и мы ей просто навредим ещё больше. Так что, видимо, придётся возвращать её в неврологическое отделение.
Так я снова там и оказалась. Моим надеждам на операцию не суждено было сбыться.
Время шло, душевная тревога перерастала в тоску. Я всё мучительно думала: ну, должен же быть какой-то выход. Неужели его для меня не существует совсем? Тут вспомнила, как одна женщина из хирургического отделения рассказывала мне о своём муже, которого привезли, после ранения с фронта недвижимым, как он был полностью прикован к постели и как стал ходить, благодаря профессору Еселеевичу. Вначале на костылях, потом с палочкой. «Вот, Машенька, если бы тебе к нему попасть, я уверена, что он бы и тебе помог. Только к нему трудно попасть». Тогда я записала всё-таки адрес, по которому его можно найти, но как подступиться к нему, я не знала.
Я чувствовала, как на меня надвигается страшная беспросветная неподвижность… За что зацепиться? Кто же мне бы смог помочь, мучительно снова и снова я пыталась найти хоть какой-то выход.
Кто сможет меня понять, как я хочу ходить, готова перетерпеть ради этого всё, что угодно!
Но прошло лето, осень, шла вторая зима, как я всё продолжала быть прикованной к постели.
В палате нас было восемь человек. А я самая тяжёлая из всех больных. Одних выписывали, уходили, приходили другие. А для меня эти стены казалось, станут единственным постоянным прибежищем.
В январе, двадцать седьмого числа, 1954 года Людмила Моисеевна Антонец снова заговорила  об операции:
- Машенька, профессор Левантовский снова вернулся к идее о твоей операции. Как ты?
- Людмила Моисеевна, ведь вы мой постоянный лечащий врач, вы уже много знаете о моих недугах, и я хотела бы знать ваше мнение на этот счёт. Вот, что вы-то бы мне посоветовали?
- Знаешь, Машенька, на это я тебе ничего определённого ответить не могу. Просто потому, что это риск, и вдруг что-то не так, а ты меня потом всю жизнь проклинать будешь.
Я поблагодарила её за откровенность. Заодно врач сказала, что назавтра меня отправлять на консилиум, где будут присутствовать многие специалисты – доктора и профессора не только из нашей больницы и из других, и вышла из палаты.
Тогда я решила поговорить со старшей медсестрой, с которой у меня уже давно сложились хорошие отношения. Позвала её и спросила:
- Мария Ивановна, вы уже так много лет здесь работаете, много чего видели, я вас очень прошу, скажите мне, пожалуйста, только откровенно, что вы думаете по поводу моей операции?
- Хорошо, я расскажу тебе одну невыдуманную историю, которая произошла на моих глазах. Привезли однажды к нам, семнадцатилетнего парня он ходил с палочкой. Профессор Левантовский обследовал его и обнаружил у него межпозвоночную грыжу. И решил сделать ему операцию, убрать эту грыжу. Операция оказалась неудачной. У парня скрючились ноги. Профессор хотел было делать повторную операцию, Но родители парня на это не согласились. Они просто увезли его таким домой. Вот таким он и остался после первой операции. Вот такая была история. А решать, конечно же, тебе самой. Только имей в виду, говорят, что сегодня будет на консилиуме профессор Елисеевич из городской больницы, которая находится на ул. Кобозева, 48. Вот его-то очень все хвалят, - пояснила мне всё и вышла из палаты.
Тут же за мной пришли с носилками и занесли в один из кабинетов врачей. Там меня посадили на кушетку. В кабинете присутствовали два профессора и несколько врачей.
Профессор Левантовский обратился ко мне:
- Ну, как, Савина, согласна делать операцию?
- Да, я согласна, если после операции буду ходить. Профессор резко повернулся и отошёл от меня, отвечая на мои слова:
- Я никогда никому не давал таких гарантий, что после операции пациент будет ходить вот так, и зашагал отличной походкой, чеканя шаг за шагом. И продолжал:
- Вы ничего не теряете, что сейчас сидите, то и после операции, а вдруг привстанете на костыли. Риск - благородное дело.
Нервы мои были уже на пределе, его слова и поведение показались мне очень обидными. И я закричала:
- Не хочу! Не хочу я рисковать, я ходить хочу! Унесите меня отсюда!
И тут подошёл ко мне другой доктор. Им оказался, как выяснилось позже, профессор Еселеевич:
- Успокойся, пожалуйста, - сказал он. - Давайте я вас посмотрю, снимите рубашку, закройте глаза. Сейчас вот этой иголочкой мы проверим чувствительность вашего позвоночника. Вы внимательно прислушивайтесь, где и как будете чувствовать укол, скажи мне.
Я послушалась его. Когда закончил смотреть меня профессор Еселеевич и посмотрел мои снимки, тут же стал беседовать с профессором Левантовским. Из отдельных услышанных мной фраз я поняла, что Еселеевич был против моей операции.
И меня тут унесли в палату. Потом вскоре ко мне зашла моя лечащая врач Людмила Моисеевна и сказала:
- Машенька, Левантовский просил меня вновь с тобой поговорить, согласна ли ты на операцию, или нет. Если нет, то он сказал, что тогда мы тебя отправим домой, кроме операции для тебя здесь больше лечения нет.
- Людмила Моисеевна, как же так, в таком состоянии, домой? Что я буду дома делать? Нет, я не хочу домой!!! Лучше отправьте меня к профессору Еселеевичу. Прошу, пожалуйста. Может быть, он меня ещё полечит. Просила, умоляла, и вдруг вижу такое выражение у своего врача, которая всегда меня называла «Машенька», а тут сразу у неё брови сурово сдвинулись, посмотрела строгим взглядом и неумолимо, резко бросила в ответ на мою просьбу:
- Ваша больница, Савина, здесь областная. А Еселеевич работает в городской. Так, что вас туда положить не можем. Готовьтесь к отлёту домой. Она вышла из палаты, резко хлопнув дверью. Комок подступил к моему горлу, и неудержимо струились по лицу слёзы. Больные, присутствовавшие в палате, все возмутились грубым поведением докторши. Позвали старшую медсестру, которую я, очень попросила позвонить в железнодорожный техникум, где преподавала моя тётя, и попросить её приехать срочно ко мне. Потому, что меня завтра отправляют домой.
Моя тётя, Антонина Алексеевна, тут же приехала ко мне, и я всё рассказала ей, попросив ее съездить к профессору Еселеевичу.
- Я поняла сегодня, что он против того, чтоб делать мне операцию, но вы попросите. пожалуйста, его от моего имени, чтобы он взял меня к себе в городскую больницу полечить. Тётушка приняла очень близко к сердцу мою просьбу, и взялась её выполнять. Тут же поехала в городскую клинику к профессору Еселеевичу. Он выслушал её внимательно, хотя без слёз она говорить не могла, и сказал ей:
- Вы успокойтесь, такая реакция докторов областной больницы объясняется обыкновенной профессиональной ревностью, как я понял, что больная отказалось, от операции?
- Да, - ответила тётушка, - и она очень хотела бы полечиться именно у вас, она верит вам.
- Хорошо, я всё понял, сейчас позвоню в областной здравотдел, постараемся всё уладить. И действительно, когда моя тётя Антонина Алексеевна зашла, в областной здравотдел, то там её сразу приняли и спросили:
- Вы насчёт больной Савиной? Успокойтесь, всё в порядке. Сейчас мы позвоним в областную больницу, и вашу племянницу переведут на Кобзева 48. К профессору Еселеевичу. И домой её в таком состоянии никто отправлять не будет.
В это время я сидела в своей палате и горько рыдала. Соседи по палате собирали мои вещи. И вдруг – это было, как чудо – открывается дверь палаты, входит доктор Антонец, которая сообщает:
- Савина, в понедельник мы тебя отправим лечиться к профессору Еселеевичу, на Кобзева, 48. Так, что будь спокойна. С этим она и ушла. Все больные в этой палате были удивлены такому внезапному повороту. Но вскоре приехала тётя и рассказала о своих походах. И всё стало ясно. День этот был субботним, в те времена был ещё рабочим. До понедельника – почти двое суток, которые мне предстояло пережить, на этом моём прежнем месте. Однако радовалась тому, что удалось попасть к тому доктору, но не знаю, чем это всё кончится.
 Ведь сколько прошло дней, ночей, месяцев, когда надежда на лучшее то оживала, то вновь сменялась отчаяньем и безысходностью. И всё же это моё непреодолимое желание меня не покидало встать на собственные ноги. Даже и не знаю, возможно ли каким-то образом передать это состояние, страстного желания ощутить под своими ногами матушку-землю. До галлюцинаций меня мучили воспоминания о том, как я когда-то могла пройти, пробежать по траве, эти ощущения прикосновения росистой травы к подошвам моих босых ног…
Ведь идет второй год, а результаты всех усилий моих и врачей, лишь то, что я могу проползти несколько метров, из одного конца палаты к другому. Как я устала так жить, да и жизнью–то это назвать нельзя».



                Курс на преодоление


29-го января 1954 года. В десять часов утра из городской больницы пришла скорая помощь и увезли меня в городскую больницу. Четыре молодые женщины внесли меня на четвёртый этаж. Занесли в палату, положили на кровать, которая стояла возле окна. Палата была светлая, чистая, стены белые, как снег, простыни отдавали голубизной. Стояли здесь четыре койки, на которых лежали больные.
Как обычно, к новой больной посыпались вопросы: «Откуда?», «С чем?» Отвечала я скупо, немногословно. Присмотревшись к соседям, я поняла, что они все горожане, а я-то из деревенской глубинки. Поэтому я стеснялась своего деревенского говора, не городских манер.
В 11 часов утра в палате появились врачи, сразу подошли, к моей кровати.
Среди них были профессор Эдуард Исаевич, доцент Бэлла Львовна, врач Татьяна Ивановна и медсестра.
Эдуард Исаевич объяснил им, что я новая больная с тяжелым повреждением позвоночника, что нуждаюсь в полном уходе, и что меня необходимо тщательно обследовать. Нужны все анализы, снимки позвоночника. Когда прошла обследование, мне назначили хвойные ванны, массаж спины и ног по пятнадцать минут, лечебную физкультуру.
Через месяц после всех этих процедур, вдруг я почувствовала признаки чувствительности в левой ноге! Тогда профессор назначил мне дополнительную процедуру – «прогулку».
Медсестра с няней поднимали меня с кровати, держали за спину, а я, обхватив их руками за шеи, пыталась переступать ногами по полу. Всякий раз сделать хотя бы один шаг, одной ногой у меня не получалось. Мои ноги безжизненно, как плети, волочились вслед за телом по полу. Кончилось всё тем, что я взмолилась:
- Эдуард Исаевич, ради Бога, отмените эту процедуру! Потому что я и медработников уже надорвала, и сама измучилась, ноги-то не идут. Профессор мне ответил, что ни в коем случае отменять этого назначения не будет. Он сказал мне, что при этих «прогулках» смотреть нужно не вниз, а вперёд и «шагать» мысленно.
«Вот это и должно дать результат», – объяснил он. Таким образом «прогулки» пришлось упорно продолжать. Левая нога стала держать в коленке, но правая нога тащилась. Однажды неожиданно правая нога, приподнялась вверх, но потом упала. Медработники от неожиданности пошатнулись и чуть не уронили меня.
«Прогулки» и тренировки длились долго, но правое колено так и не « «замкнулось».
Однажды утром до обхода я решилась сама встать возле кровати и установить правую ногу, но колено моё тут же подвернулось, и я с грохотом упала. Первым на шум прибежал профессор. Он крикнул нянечкам:
- Поднимите больную, положите на кровать.
Меня положили. Когда все ушли, я заплакала. На обходе Еселеевич мне говорит:
- Зачем же ты так рискуешь? Без сотрудников не нужно вставать – вдруг опять перелом, тогда всё лечение пойдёт насмарку. И предложил мне поставить аппараты, чтобы с их помощью я ходила на костылях. Я очень обрадовалась:
- Неужели я в них смогу ходить, может быть так, что никто не заметит моего увечья? Может, даже и танцевать смогу? - размечталась я.
Врачи переглянулись между собой, и Белла Львовна ответила:
- Может быть, вот ведь Мересьев без обеих ног и ходит, и танцует, и летает.
Через несколько дней меня повезли в протезную мастерскую. Со мной поехала медсестра. Ехали на лошади по асфальтированной дорожке, лошадь бежала рысцой. Конец апреля, день был тёплым, на деревьях уже появились листочки.
Мы приехали в протезную мастерскую. Меня занесли в помещение, положили на кушетку. Меня окружили люди в белых халатах, стали задавать вопросы. Отвечала я с удовольствием, у меня было такое ощущение, что скоро, может быть, прямо сейчас я встану и пойду. А в это время во что-то одевали меня, не было видно. Потом меня резко подняли в вертикальное положение, быстро завели мои руки за шею. У меня зашумело в голове, всё закружилось вокруг, я закрыла глаза и закричала:
- Остановитесь, остановитесь! Но остановились они тогда, когда мы стояли у противоположенной стены. Я открыла глаза. Передо мной стояло зеркало, в котором я себя увидела, но не узнала. Моё тело было одето в какую-то чужую, тёмную корявую кожу. От слабости и испуга я потеряла сознание.
Очнулась я от резкого запаха нашатыря, который мне давали понюхать, седоватый пожилой мужчина в белом халате, тихо приговаривал:
- Успокойся, сейчас тебя отвезут в больницу.
Когда очнулась вновь на своей больничной койке, то дала волю слезам, да так, что успокоилась после укола. Соседка по палате, миловидная женщина, стала меня уговаривать, что бы я так не плакала. Объяснила, что протез, который на меня надевали, всего лишь примерочный вариант, что готовый будет совсем по-другому выглядеть под цвет тела.
- Я знаю, у меня уже есть протез, - говорила она мне с белозубой улыбкой. -Вот смотри, Машенька, - она быстрым движением вынула изо рта свои прекрасные зубы и положила их в свой красивый бокальчик наполненной водой, который держала на тумбочке. Вмиг лицо её изменилось, губы ввалились, она заговорила невнятно, как семидесятилетняя старуха. Затем она ловко вставила зубы назад и сказала:
- Я не могла заниматься моим любимым делом. Я работаю артисткой в кукольном театре. После её добрых увещеваний я немного успокоилась, и с этого времени мы с ней подружились. Мы долго лежали с ней в палате.
Прекрасный души человек была эта артистка. Это была А.И. Нилова. И я до сих пор благодарна ей за её доброту и поддержку ко мне. Она мне не мало  дала советов, которые потом мне в будущем очень пригодились. Она видела мои слёзы и страдания. После больницы мы с ней долго переписывались и дважды виделись. И мне её никогда не забыть! Это она стала очевидицей того, как боролся профессор Есеелеевич за моё здоровье. И это было несмотря на то, что в один из самых страшных моментов моей многострадальной жизни меня всю трясло, у меня окончательно пропал сон, не могла спать ни днём, ни ночью. В руках я не могла удержать ложку, поэтому суп мне давали в алюминиевой кружке, и я его пила.
Состояние моё ухудшалось с каждым днём. Казалось, что со мной трясётся вся кровать, а если закрывала глаза, то мне чудилось, что она вместе со мной переворачивается, и я лечу куда-то. Мне было страшно. И однажды профессор мне заявил.
- Вот что, больная, если ты сама себя не возьмёшь в руки, то мы тебе помочь уже ничем не сможем. Мы использовали уже всё, что могли: Сейчас применяем мышьяк в малых дозах. Это опасное лекарство. Теперь всё будет зависеть только от тебя. Прекрати плакать, старайся больше спать – иначе у тебя не останется никаких перспектив, и ты останешься на всю свою жизнь в таком состоянии. Ты молода, и жизнь твоя впереди. Какой она будет, это зависит только от тебя.
Профессора поддержала доцент Белла Львовна:
- Так Савина, чтоб ты не плакала, не думала ни о чём плохом, давай займёмся работой. Тебе принесут нитки, иголки и будешь, что-то вязать и вышивать. И действительно, мне принесли разноцветные нитки-мулине, я взялась расшивать сотрудникам наволочки. Потом мне дали шестигранную рамочку, с помощью этой рамочки я связала многим красивые, большие салфетки. Многим моё рукоделие нравилось, я дарила всем эти вещички на память. Всё это мне помогло. Меня перестало трясти, я стала спать ночами, меньше глотать снотворные, и в конце концов не заметила, как подошло время второй примерки, в протезно-ортопедической мастерской. И когда она состоялась, то я увидела, что эти настоящие аппараты для ног сделаны действительно под цвет тела, и корсет удобный. Всё это одели на меня и пристегнули ремешками. Осторожно подняли меня, подставили подмышки костыли, и потихоньку я стала переставлять ноги. На второй день на обходе врачи надели на меня аппараты, посмотрели, как я в них передвигаюсь. Врач говорит:
- Вот, теперь это безопасно, старайся, как можно больше ходить. Вчера мы получили ответ из Москвы, из нейрохирургии, куда мы обращались на счёт твоей травмы, по поводу твоей операции. Вот, что ответил нейрохирург Здралюк: «Если встала больная на костыли и аппараты без операции, это очень хорошо. Нет смысла тревожить застарелую травму, никакая ей операция не требуется. Советую, курортное лечение два раза в год. Для таких спинальных больных, у нас в Союзе два курорта - г. Саки и Сергиевские Мин. воды в Самарской области».
- Ну, что, Савина, выписываем тебя домой, завтра отправляем самолётом до районной Понамарёвской больницы. А через полгода дадим тебя вызов на повторное лечение к нам в больницу.
- Эдуард Исаевич, я очень вам благодарна, спасибо вам. Как я рада, что вы меня поставили на ноги, хотя и с великим трудом, но иду сама. А как рада, что еду домой, я же дома не была год и три месяца.
В самолёте, как и впредь меня укачало. Встретили меня на районной больничной машине и сразу завезли в больницу. Вскоре приехали за мной брат и мой парень Дмитрий, который отслужил в армии, и работал на этой машине водителем. Дома встретили меня хорошо, мама накрыла стол, пригласила родных и соседей. Я сидела в семейном кругу и почувствовала свои родные стены. Когда ушли все гости, мы уединились с Дмитрием, разговору было много. Он стал рассказывать:
-Когда пришел из армии, то сразу позвонил в городскую больницу, спросил сотрудников, когда выпишут Савину? Мне ответили, как получит протезную обувь, то сразу выпишут. Я подумал, что тебе ампутировали ноги.
- Нет, Митя, ноги у меня целы, но сделали мне корсет и аппараты, в которых я буду учиться ходить.
Я не знаю, какой хотел меня увидеть Дмитрий, но я приехала вот в таком наряде. Как только рассказала я о себе, тут же заметила, как погас тот горящий уголёк в его глазах, и мужественное лицо стало грустным. Я опустила глаза и ни слова не произнесла. Он понял моё молчание. Прижал меня к своей широкой груди, и я всхлипнула. Он проговорил:
- Марийка не надо, мне тоже не легко! Я понимаю, но мы всё переживём. Извини меня, но в душе своей я обвиняю твою мать. Если бы она тогда не была против, мы бы в то время поженились и этого, возможно, не случилось бы.
- Митя, милый, я только сейчас это осознала. Если я бы знала, что это роковая судьба так жестоко меня накажет, я бы в то время не послушалась маму и вышла бы за тебя замуж. Дима схватил меня, приподнял и ставит на ноги, говорит:
- Да ты не бойся, я удержу! Я почувствовала его мужскую силу, я ведь в этих аппаратах, не подъёмная. А в груди у меня от волнения сжалось сердце, проплыла в голове мысль, что вот таким бы и был мой муж, крепким и сильным. Я закричала:
- Дима, посади меня, я же не могу самостоятельно стоять! Упаду, ты меня уронишь! Посадил и понял, что я даже не могу в этих аппаратах стоять.
Вот и утро. Распрощались. Он ушел. В душе моей остался осадок, толи я устала от больничных стен, болячек и страданий, толи эти аппараты останутся со мной на долгие годы. Дмитрий часто ко мне приходил. Рассказывал, что приходят к его родителям то родные, то соседи и всё говорят:
- Пусть, Митька-то ваш, забывает Марию, а то загубит себя. У неё ноги-то говорят, как плети. А ходит она, в каких–то кандалах.
- Марийка, пусть, что хотят, говорят, я всё равно буду тебя ждать.
Мне было неприятно это слышать, но я мужалась и замечала посторонних людей, которые приходили к нам из-за любопытства, посмотреть, как я хожу. Некоторые вроде бы смотрели с жалостью, Но я не хотела, что бы меня жалели, для меня это наоборот - больно! Постоянно мучила мысль, чем же мне в этой жизни заняться? Никто не мог знать о моём состоянии и о мучительных мыслях, которые жили в глубине моей души. А когда я оставалась в одиночестве, прорывались непрошеные слёзы, от которых становилось на душе не легче. Но, несмотря на эти мрачные дни, я стараюсь вспоминать только хорошее, вдруг, Бог даст, встану и пойду!


                Хождение по мукам.


По утрам постоянно просила маму: «Подайте мне аппараты». Мама помогала мне их надевать, она была очень грустной, взгляд её очень печальный и никакой улыбки, а до моего несчастья она была весёлой. В очередной раз, когда помогала мне надевать эти аппараты, я спросила:
- Мама, почему ты не весёлая?
- Дочка, чему веселится-то? Если бы ты встала и пошла!
- Мама, ну я же хожу!
- Милое моё дитё, ну разве это хождение в этих кандалах? Это мука, а без них ты ни шагу!
Да я и сама понимала, к тому же  в этих аппаратах ходить стеснялась. Установила себе маршрут, только по двору, да в огород. Дальше выходить не хотела, чтобы люди не видели меня беспомощным инвалидом. Так шло время, шли годы, и уходила молодость.
Как-то зашли за мной подруги, собравшись на природу, в ближайший лес. Я отнекивалась, но они уговорили:
- Мы с тобой пойдём потихоньку.
И я пошла. Девчата шли и пели песни. Они были такие весёлые. В колхозе, был какой-то праздник, и дали колхозникам выходной. На ровной полянке расстелили лёгкое одеяло, помогли мне на него приземлится.
В лесу тишина, кругом зелено, вокруг цветут цветы, в глазах серебрит каждый цветочек от яркого луча солнца. Рядом где-то напевает жаворонок, а соловей поёт и заливается.
Господи, промелькнуло в голове, до чего прекрасна природа, как хорошо! Подруги уходили в глубь леса, подносили мне цветы.
Я из них плела веночки, а в душе наплывала тёмная туча, но вида не подавала, кому нужны моё горе и слёзы?!
Из леса я еле дошла, так как аппаратом натёрла ноги до крови. Мама обработала мои ранки,  намазала стрептоцидной мазью и говорит:
- Мария, разве это ходьба? Это хождение по мукам! Что же ты себя так мучаешь.
Дома я частенько оставалась одна, грустила и плакала, вспоминала о своей молодости.
Однажды приснился мне сон. Как будто сидим мы с Дмитрием, а я смотрю в окно  и вижу, вроде бы, идёт моя врач, Антонец Л.А. и я говорю:
- Митя, посмотри, какая походка! Я ей завидовала.
- И твоей походке завидовали, - сказал он.
- Ну, я теперь, никогда не дождусь,– ответила я ему, и слышу в ответ, говорит Дима:
- Дождёмся. Не ослышалась ли я? Переспросила:
- И ты дождёшься? Дима покачал головой, дал понять, что нет. Я взъерошила своей рукой его волнистые волосы и тут же проснулась. Разгадываю сон: Значит, он не дождётся, а я дождусь, только тогда, наверное, когда он женится. Но этот сон из головы не выходил. А Дмитрию не решилась рассказать про это.
Вскоре я получила из Оренбурга открытку-вызов на повторное лечение к профессору Еселеевичу. Находилась у них четыре месяца, окончила курс лечения. Эдуард Исаевич на обходе советует мне:
- А теперь два раза в год лечитесь на курортах в г. Саки и в Серноводске, Куйбышевской области. Мы связались с Облособесом, где тебе пообещали дать путёвку, туда мы отправили справку на получение путёвки. А ещё мы советуем выйти замуж.
Я смотрю на них и говорю:
- Вы что смеётесь?
Мне стало так обидно! А профессор говорит:
- Нет, вполне серьёзно, но на эту тему с тобой поговорит вот Белла Львовна. А сейчас мы тебя готовим к выписке. Курортную карточку заполнили, к вечеру принесут путёвку. Путёвка спинальная на 52 дня. А завтра самолётом отправим домой. Через две недели поедите в Серноводск.
На курорт из дома провожали родные и соседи, пожелали, чтобы приехала на своих ногах, и все оставались с надеждой: «Это же курорт?!». Отправили поездом до Серноводска, там встретила скорая помощь, а когда подъезжали к корпусу я заволновалась, и подкатил ком к горлу, не хватает воздуха. Подумала: «Сейчас всё будут смотреть, как я иду». Когда взошла на террасу, то сразу бросилось мне в глаза, кто в коляске сидит, кто с костылями – значит – не я одна, а нас таких больных много. Меня сразу направили на приём к врачу. Принимала меня заслуженный врач РСФСР Ясинская Ольга Вячеславовна. Она была здесь заведующей спинального корпуса. В военное время в этом отделение лечила раненых солдат.
Расспросила, как я себя чувствую, сколько времени болею. Назначила сдать анализы, сделать рентгеновские снимки позвоночника, а потом уже лечение. Ежедневный обход врача и главврача С.А. Ардженишвили. Постоянно проверяли чувствительность, замеряли сантиметром, где чувствует, где нет. За время лечения ежедневно делали ручной массаж спины и ног по 15 минут. Затем ванны, грязь, чередовались через день. Потом - душ , массаж 20 дней по 15 минут, потом электрофорез и уколы. А физкультура и гимнастика ежедневно до окончания путёвки. Ещё ежедневная прогулка по маршруту на территории курорта, так почти весь день в движении. Каждый день строго требовали, чтобы не пропускала лечение. Всё это входило в лечебную процедуру.
На обходе ежедневно заставляли поднимать руки и ноги, чтобы убедиться какой результат принесло лечение.
Левая нога стала лучше подниматься, а правая ни с места…
Закончилась путёвка с небольшим улучшением и поехала домой. Дома ждали, что приеду на своих ногах. Только в душе таилась надежда, не забывались те слова, которые сказал профессор и врач Ясинская, что это не сразу, а постепенно будет проходить. И назначила на повторное курортное лечение. Нужно иметь терпение и работать над собой, ходить и ходить!
По прибытии домой занялась рукоделием, чтобы про всё забыть. Расшивала полотенчики, наволочки простыни, в то время это было модно, расшивала на заказ. А в душе не могла ничем заглушить свою больную рану, она всё больше и больше тревожила моё молчание. А время идёт, а я всё не могу рассказать свой сон Дмитрию, и продолжала так же ходить в аппаратах, а грустные встречи продолжаются. И наконец решила рассказать…
- А почему ты плачешь? Это же сон?, - уговаривал меня Дмитрий. Я сквозь слёзы ему в ответ:
- Тебе нужно сделать резкий шаг.
- Какой? Что ты предлагаешь?
- Дима, женись, - проговорила я.
- Что ты заладила: женись, женись. Ну, женюсь, тебе что, от этого легче будет?
Я разревелась, и резко закричала:
- Да! Да! Я устала так жить! В чужой шкуре! Что тебе говорят и твоим родителям это правда! Что я в кандалах, как я устала!!!
Дмитрий отошёл в сторону и закурил. Долго он молча стоял. А я сидела, и всё плакала, потом успокоилась, позвала:
- Митя, подойди ко мне – ты не обижайся на меня, ведь ты устанешь меня ждать, а это расставание неизбежное. Мои сны сбываются, может быть, я ходить буду. Ещё я прошу, даже умоляю, из моих подруг никого не бери. Лучше возьми из молодых девчат. Вот эти две девчонки хорошие. Можешь взять мою родственницу Олю или Нину Селину.
Дмитрий промолчал, ничего мне не ответил. После этого разговор не шёл, посидели не много и расстались молча и холодно. Через некоторое время вижу второй сон. Вроде бы от моего дома идём с Дмитрием бугристой дорожкой, спустились вниз, прошли родничок и поднялись к верху, там стоит дом Селиной Нины. Зашли в этот дом, никого нет. Вышли из дома, и в этот миг Дима зашёл к ним в сарай, из сарая выгнал тёлочку и погнал её к себе. А я стаю и смотрю ему в след, вспомнила, что я больна и кричу:
- Митя! Митя! А я то как?!
Он оглянулся и махнул рукой. И так погнал, щёлкал длинным кнутом, что отзывалось эхо! Тут же я и проснулась. Рано утром пришла подруга ко мне, Дмитрию она двоюродная сестра и рассказывает:
- Ой, всю ночь не спали. На запое были, Митя женился, молодушку родители не отдавали, ей и восемнадцати нет. А она заявила:
- Он мне нравится, замуж я только за него пойду! Я переспросила:
-А кого же вы так, усватали? Настасья ответила:
- Нину Селину.
На второй день у меня сидела двоюродная сестра Надя. Мама открыла дверь и встревожено говорит:
- Ой, Митька-то прямо сюда идёт! Вон смотрите в окно. Ну, зачем же!?
А он уже зашёл в переднюю. Надя и мама вышли в прихожую. Дмитрий был под градусом, на высоком тоне говорил:
- Ну, что довольна?! Что ещё прикажешь? А?! Разговор шёл на резких тонах. Я не могла ему мягко ответить, он и сам был в расстроенных чувствах. Сердце в этот момент сжалось, заныло, резко стучало в груди, но я держалась и не проронила ни слезинки. Мама открыла дверь:
- Митька, уходи ради Бога, ты теперь женат, увидят, что зашёл, будут неприятности. А Дима ответил маме:
- Не гоните, не гоните, сам уйду и больше вас не потревожу.
После я замкнулась в своих четырёх стенах. В этом маленьком посёлке все здоровые люди, у всех у них жизнь идёт, как у берега река по течению течёт. А я, среди них, одна инвалид, да, со мной одни мои мечты. Куда мне деться, чтобы никто меня не видел и я никого!
Обратилась в районный собес, направить меня, куда-то учиться. Ответили, что можно, но нужно иметь хотя бы восьмилетнее образование. А за моими плечами всего 4 класса. Война не дала учиться дальше. Пришлось обратиться в восьмилетнюю школу за шесть километров к директору школы, к Столповскому Петру Денисовичу. Я объяснила своё положение, что зимой не могу ходить в аппаратах. Посоветовал снять в селе Романовке квартиру, выделить учителей, на дом будут ходить, мне преподавать. И так закончила я восьмилетнюю школу.
Направил меня райсобес в г. Курган учится на закройщицу и швею.Там, в Куртомышевском районе, была школа для инвалидов «Кройка и шитьё». Учится три года. Экзамен я сдала хорошо, а когда проходила медицинскую комиссию, здесь большая преграда была, с которой я столкнулась, оказалось я инвалид первой группы, но инвалид инвалиду разница. На комиссию заходили по два человека. Некоторые выходили с радостью, другие в слезах.
Подошла, моя очередь заходить в кабинет комиссии. Пригласили нас вдвоём, меня и девушку инвалида с детства. Её первую опросили, а потом ей предложили: «Пройдитесь без костылей». Девушка поставила костыли и потихоньку прошлась. У неё был аппарат на одной ноге. Её зачислили на учёбу. Потом задавали вопросы мне, на которые я хорошо ответила.
- Ну, теперь без костылей пройдись, – сказала врач.
- Я не могу без костылей, – ответила я. Тогда подошла ко мне врач:
- Ну, давайте я подержу костыли, а вы хотя бы постойте немного без костылей.
- Я же не могу стоять без костылей.
Тогда подошёл к ней хирург, хотел убрать у меня костыли, а я падаю. Они меня ели удержали. Потом смотрят с удивлением друг на друга и говорят:
- Как же так? Стоять не может, даже в аппаратах, а ходить ходит. Ну, кто-то из посторонних, которые тут же сидели, сказал:
- За счёт натренированных рук.
Потом нейрохирург говорит:
- Ну, девушка, значит, поедешь домой, мы не можем тебя принять, здесь не только учиться надо, а ещё практика тяжёлая. Шить сможешь, а гладить не сможешь. У нас здесь верхняя одежда шьётся, нужно прогладить швы двенадцатикилограммовыми утюгами, которые нагреваются на раскалённой плите, а ты стоять не сможешь! Или сожжёшься, или упадёшь и перелом! Я заплакала и говорю:
- Пожалуйста, оставьте меня здесь. Я всё могу преодолеть!
- Нет, девушка, не умоляйте, я неумолим, отвечать за вас не буду!
Я стояла вся в слезах. Потом они заговорили между собой, тут же обратился ко мне, говорит:
- Вот, что девушка, мы можем тебе помочь, если ты согласна, поехать в Новосибирск. Там условья лучше и лёгкий пошив. Вы у нас пробыли двенадцать дней, поняли, что жильё без удобств. Школа отдельно, где проходить практику, тоже отдельно. Хотя всё в нашем дворе, но зимой вам передвигаться будет трудно. А вот в Новосибирске, всё в одном здание. Я помогу вас сейчас туда отправить, вот с этими документами, что прошла комиссию и сдала экзамены. Ну, как?
Я ответила:
- Поеду. Посадили на поезд и дали телеграмму, чтобы меня там встретили.
Встретили меня там, в ночное время. Устроили переночевать в красном уголке. Утром подняли меня рано.
В 9 часов утра я была на приёме у директора интерната для инвалидов.
 Посмотрев все мои документы, говорит:
- Почему так поздно вас прислали ко мне? У меня все места забронированы. Я только могу оставить ваши документы. На следующий год можете приехать без всего и никаких экзаменов. Вы уже будете зачислены. Пойдёт так? - спросил директор.
- А можете вы меня и сейчас оставить? – спросила я.
- О, нет. Я же не могу посадить вас на табурет. Оставляйте документы и поезжайте домой, а на следующий год приедете.
Мне нечего больше сказать и попросила:
- Пожалуйста, помогите отправить меня поездом до станции, Абдулино, а документы я вам оставлю.
Посадили на поезд, дали телеграмму, чтобы встретили меня в г. Абдулино. В вагоне сидела молча, только слышен стук колёс, который так быстро мчался. А я думала о том, как я устала, как мама права хождение по мукам».
В комнате нас было семь девчат. Они инвалиды, но ходячие. А я… Без аппаратов прикована к постели и со мной горшки…Они носили мне обеды, со столовой и говорили: «Будем убирать без тебя в комнате».
Но прав был и нейрохирург, даже в том, как бы я стала ходить, в этих ботиночках зимой по снегу. Ведь нет чувствительности в ногах, могла бы обморозить ноги! Только душа моя, летит вперёд, а крылья – то подбиты… Скорее к маме!!!
 В Абдулино встретили железнодорожный медпункт. Тут же посадили на автобус, завезли в Пономарёвскую больницу. Позвонили в колхоз, и за мной пришла машина.
Ехать ещё 40 километров.
Вот они, мои родные поля, где мне с детство всё знакомо. Как море переливается пшеница, по которой ходят самоходные, комбайны. Во все идёт уборка хлебов. Замелькали дома, в селе Дубовке, резко остановилась машина возле моего дома. Мама встретила меня и очень была
рада моему приезду, Я тоже была рада, Только в самом заветном уголке души тревожно билась мысль: - «Я снова среди здоровых людей, одна инвалид, в этом селе. Решила написать письмо, А.И. Ниловой «артистке».
Описала свою поездку. Она поняла. Прислала книгу, «Шитья и кройки»
-Мария, надеюсь, разберёшься в этих чертежах? Написала в письме. По этой книге я научилась шить. Быстро освоила работу по шитью, шила на заказ, не только своим сельским, но и из других сёл заказывали. Прекрасно шила, платья, костюмчики, и т. д. Какой–то интерес появился к жизни. Полезной стала и я, для людей.
Ежедневно приходили в наш дом, новые клиенты, я чувствовала себя в кругу их кругозор, становилось всё шире разных житейских событий. Но каждый день старалась отвлечься от сумрачных мыслей. Доказывала сома себе, что трудности все позади. Преодолеть себя на новую жизнь и жить по- новому. В глубине души соглашалась, да так надо! Теперь есть занятье, и увлеклась этой работой. Понимала, что осталась в стороне от своих всех сверстников, но… жить, как-то, нужно! Да и настрадалась с этой поездкой, о которой до сих пор забыть не могу. Если бы хоть одна нога меня держала, а то… куда с моей беспомощностью?
Потом пришлось переехать в большое село Романовку, там постоянно была загружена работой. В этом селе не было швейных мастерских.
Мне приходилось многим передать своё мастерство, другим людям. Объясняла, как шить и как кроить, они хорошо освоили. Не только для себя они шили, но и для других. И, так я стала в этом селе уважаемым человеком. Здесь я уже была не в одиночестве. То и дело ко мне приходили люди, не только по работе, но и просто посидеть, о чем - то посоветоваться, рассказать свою душевную боль. Мне не раз доводилось слушать чужую беду, я им сочувствовала, и принимала, как за свою. И всякий раз, когда трудно выложить свою на болевшую душу, я, как могла, старалась поддержать морально, чтобы не пасть духом.
В 1959 году в июле месяце мне вновь дали путёвку на курорт в Серноводск Куйбышевской области. Врач О.В. Ясинская, встретила меня хорошо. Она всегда была заинтересована своими пациентами. Я к ней уже в пятый раз приехала. Посмотрела она, как я хожу, какие движения приобрела дома, Врач решила убрать с левой ноги аппарат и один костыль, в место костыля дола палочку, а вместо аппарата на левую ногу одела валенок. Неприятно, но преодолевала эти неудобств.
Ежегодно мне давали путёвки на курортное лечение. Давали в г. Саки, но я туда не ездила. Мне нравилось в Серноводске. Там врач была опытная, Ольга Вячеславовна Ясинская. О ней там все говорили, что эта врач, вовремя - войны многих фронтовиков тяжёлобольных, подняла на ноги. А так же и я в неё верила. Она ежедневно на обходе спрашивала, принимаю ли я лечение, и хожу ли по маршруту? По которому она мне приписала. Я отвечала «Да». Она за каждого душой болела, морально старалась облегчить душевную боль и страдания, каждому больному. В неделю раз в нашем спинальном корпусе ставили, концерты, из местных сотрудников и каждое воскресенье вывозили больных, лежащих и ходящих, на природу в берёзовую рощу, целый день. Там отдыхали с гармошкой и с песнями. И как будто жила в этих краях давно – давно, всю жизнь. И казалось, что эти пути мне так знакомы, каждый камень, каждый кустик, каждое дерево и каждый домик, как будто вторая моя Родина здесь. Все мы здесь равноправны, понимаем друг друга. Вспоминая здесь прошлое и настоящее, и другого будущего не могу уже представить. Как только начинается весна, так хочется вылететь из четырёх стен и попасть в своё «стадо». Как это важно быть среди этих людей, которые обречены этой болезнью на одиночество, здесь и чувствуешь себя иначе. Когда оказалась я впервые в этом тесном кругу, я поняла, то раз в год здесь мы встречаемся на малое время, а остальное, живя в четырёх стенах, отрезаны от окружающего мира. Я бесконечно говорю: спасибо профессору Еселеевичу. Как он мне помог выйти в этот мир, где я очень много почерпнула для своей инвалидной жизни. Иначе я так бы и осталась сидеть в этой глубинке.
Путёвки мне ежегодно выдавали в летнее время. И вот снова я приехала в санаторий. Ясинская посмотрела на моё преодоление и говорит: «Молодец!» Левая нога в колено держит хорошо, и правая нога в колене стало замыкать. Теперь можно и с правой ноги снять аппараты. И на обе ноги надели валенки, для устойчивости, так как стопы, так и остались без действия. И так стала ходить зимой и летом в валенках, костыль и палочка.
С каждым годом становилось улучшение. Ходить стала устойчивее, быстрее и свободнее. Да я занималась упорно, хотя иногда и падала, но поднималась и шла. Я чувствовала, что хорошо натренированы руки. За счет рук я и ходила. А если бы я, как некоторые лежат, пустила себя на авось. Так и я бы осталась лежать на всю жизнь. Знаю, нелегко, но я боролась с этим недугом, всегда считалась ходячей. Я многих больных знаю, у которых порез, как и у меня, движение в ногах такие же.
 Но всю жизнь сидят в коляске. Надеются, что само собой пройдёт, встанут и пойдут. Нет, в сидячем положении мышцы совсем слабеют. Даже здоровый человек посидит без движения год, и он не сможет потом встать, как положено. Однажды со мной сидела девушка в коляске и вдруг приподнялась, ухватившись за край балкона, встала и стоит. Говорю ей, «Вика, ты же хорошо стоишь, тебя ноги держат. Надо ходить!» а она ответила: «С костылями? Ни за что! Позориться, корячится на костылях? Лучше в коляске красиво посидеть, чем на этих
палках двигаться…» Так вот и ответила. А я подумала о том, что молодая, а уже спина-то сутулится, мышцы слабеют, и в коляски-то со временем быстро с сутулишься.
 В моей палате находилась девушка постарше меня, Зоя Лебедева, с г. Волгограда. Предлагает: « Маша, давай встанем на очередь, на автомашины» « Запорожец ». Неплохую идею подсказала. Приехала домой и сразу подала заявление в областной собес. Быстро пришёл ответ на получение машины. Какая радость, так быстро!
Где – же брать деньги? Хотя и за 50 процентов, но денег – то нет. Но на этом не остановилась, решила попросить в долг. Пошла к соседям к знакомым, они откликнулись. Собрали положенную сумму.
Потом обратилась к председателю колхоза, к П. А. Налётову, он выделил шофёра, чтобы пригнали мне машину с г. Оренбурга Написала доверенность шафёру, П. Шундрину. Он уехал. Целый день ждала с нетерпением. 11 июня 1962 году шофёр пригнал к вечеру мне машину «Запорожец». Сразу бросилась в глаза эта красавица, такой красивый цвет «Мурава» Затем председатель колхоза П. А. Налётов выделил другого шафёра, П. Ф. Андреева, который научил водить машину, сдать вождение на права водителя. Шофёр Андреев удивился, что быстро научилась водить машину. Наверно потому, что раньше водила трактор. Вскоре сдала экзамен и получила права водителя автомобиля.
С этого времени, как птичка вылетела из клетки! Везде стала ездить. Появились, какие – то ежедневные дела. То в район, то за шесть километров в бухгалтерию. Машину водить научилась хорошо. Но однажды случилось, Ч. П. Ехала с Пономарёвки. Внезапно, так быстро запеленало всё небо, тёмная чёрная надвинулась туча, кругом тьма. И тут пошёл проливной дождик, льёт, как с ведра и машина моя пошла юзом и не заметила как врезалась в столб, мотор завизжал… Включила заднюю скорость, но… машина ни с места! Пыталась несколько раз, бесполезно. Выключила зажигание, мотор заглох. А гроза беспрерывно освещала, гром без устали гремел! Сидела в машине и вздрагивала. Кругом никого не видно, в степи я одна, Вдруг грузовая машина остановилась. Подошёл шофёр, молодой парень.
 -«Ну что, встретилась со столбом? Сдай машину взад!». Я сквозь слёзы говорю ему: «Она ни с места ». Тогда он посмотрел и говорит:
- «Вот это ничего себе, фара ушла во внутрь, а крыло упёрлось в баллон. Его нужно освободить.
 -А чего ты сидишь? Выходи и посмотри». Я ответила: « Не могу, я инвалид, да и в валенках, а кругом лужа «Тогда шафёр пошёл к своей машине, смотрю, несёт инструменты. Разогнул крыло, освободил баллон, и говорит:
«Заводи машину и сдай назад, я ещё посмотрю, что там». Я завела машину и отъехала от столба на дорогу. Он посмотрел и говорит: «Ну, вроде бы, можно ехать». После этого я долго ни куда не ездила, пока не исправила свою машину «Запорожец». Как-то подъехала на заправку. Там была очень. Машины грузовые большие, а я на своём «Запорожце» стою в хвосте. Смотрю, подошёл этот же парень, который мне помог в ту грозу.
-Привет, девушка!
Я ответила: «Здравствуйте».
-Подъезжайте, мы вам заправим без очереди, а то обратно моросит дождик, столбы то выйдут на дорогу, и заулыбался. Я подъехала, открыла дверку своего «Запорожца». Он увидел, что я в валенках и закричал: «Да куда вы? Сидите, здесь грязь, я сам вам заправлю, откройте капот». Я открыла, он заправил, подошёл и говорит: «Теперь отъезжайте в сторону, мне нужно с вами поговорит».
 Отъехала и остановилась. Он подошёл и говорит: «А теперь давайте познакомимся. Я Вадим Буланов, командированный, Ленинградский. Здесь у вас убираем хлеб. К этому времени я подъеду и мы встретимся». «Хорошо, подъезжай»- ответила я. А потом подумала, зачем пообещала встретиться? И зачем он мне нужен? Да и я ему? Правда, собой приятный, в разговоре, находчив и вежлив. Встретились. Долго сидели в моём «Запорожце». Он много рассказывал о себе, семье, учёбе, работе и о Ленинграде. С ним не соскучишься.
Встречались несколько раз, но. Как-то приехала в с. Романовку, подъехала к правлению колхоза, вышла из машины. Идут мне навстречу две женщины. Я их мало знала, но меня они знали.
Вот мы и встретили вас, нам нужно поговорить с тобой. Подумала: О чём?
-Говорите, я слушаю.
 -У меня живёт один парень на квартире, он тобой интересуется. Мы с нём ехали в г. Абдулино в церковь. Он всю дорогу у нас спрашивал: - Знаете ли вы эту девушку, которая ездит на «Запорожце» она мне очень нравится. Знаю, что она инвалид, но меня это пугает. Я одно хочу знать, сможет ли она родить? Если сможет, то я на ней женюсь. Парень он хороший. Зовут Вадим. Он из Ленинграда. Он нас просил с тобой поговорить.
 Мне стало смешно:
«Слушайте, я что у вас на исповеди? Я вам не могу ничего сказать, я сама-то себя не знаю.
 Знаю то, что я инвалид. Извините, но ему передайте, пусть он больше ко мне никого не подсылает». После я в Романовку долго не ездила. Зачем этот разговор? Если б я была здорова, а то… Как- то поздно вечером в 10 часов машина остановилась возле моего дома, постучали в дверь. Мама открыла: «А Мария дома?» мама говорит: «Это к тебе». Я вышла.
-Добрый вечер, - сказал Вадим.
-Заходите. Зашёл.
-Почему не ездишь в Романовку? Я тебя всё время ждал и вот решил сам к тебе приехал.
-Вадим, не нужно приезжать и не надо нам встречаться. А то привыкнем друг к другу.
-Вот хорошо- сказал.
 -Нет, Вадим, нам с тобой не по пути и не нужно нам дружить.
-Мария, если ты сумела зажечь, то сумей и погасить? - Слушай, Вадим, вот я и гашу! Я тебе не пара. Оставь меня, прошу, не езди ко мне…
Это было в 1963 году. Мне в это время было тридцать два года. Но выглядела намного моложе. Машина? Это мои крылья, постоянно на свежем воздухе и на людях. Интерес появился к жизни. Вот и ещё запомнилась поездка. Ехала в Пономарёвку в район. По пути заехала вправление колхоза в бухгалтерию, думаю, попутчика до райцентра возьму, всё веселее ехать. Вдруг подходит незнакомый молодой человек, попросился до Пономарёвке. По дороге разговорились, он стал расспрашивать, чем я занимаюсь. А чем я могла
заняться, кроме рукоделия. Так и ответил «А если я вас устрою в редакцию к нам? - Спрашивает.
-Да вы что?! Куда мне с моим положением, ноги- то у меня бесчувственные. Скоро зима, по дороге всякое бывает, мало ли что случиться, могу и обморозиться, - возражаю ему.
-Да и писать не знаю о чём.
-Писать можете на любую тему. Материалы будете пересылать по почте и не надо никуда ездить. Я ваши заметки редактировать буду. Для вас это станет полезным занятием, и не придётся скучать в четырёх стенах, до сих пор я благодарна ему, что открыл глаза на жизнь,по-своему научил общаться с миром. Более 30 лет сотрудничала с районной газетой. Сначала писала в «Красный октябрь». Потом в « Дёмские зори». Сейчас пишу в Оренбургскую газету « Патриоты Оренбуржья». До глубины души я всем благодарна за внимание ко мне. Я ведь только этим и живу. Говорят, что зло помнить грех.
Но не могу забыть врача А.В. Хвалову. Которая, когда то одним росчёрком пера приговорила меня к смерти. Только до сих пор я жива, а вот инвалидом на всю жизнь осталась. Из – за не опытного врача, много лет страдаю, Ложишься спать и просыпаешься, а сердце кровью обливается, что с тобой инвалидность. Отвлекалась, тогда когда приходили клиенты, кому платье шить, кому, что связать. Да и многие приходят по разным вопросам. Однажды зашла
 Нина, жена Дмитрия. Я сидела за привычной работой, Нина села с другого конца стола и горько зарыдала. Я спросила: « Нина, что случилось?»
 Она ответила:
-Теперь не только своим детям закажу, Но и чужим, чтобы никогда не выходили замуж за чужого жениха. Он тебя любит!!! Постоянно упрекает:
-« Ты живёшь за чёт чужого не счастья». Только и ждёт, когда ты будешь ходить.
-Нина, если я пойду, то сразу от сюда уеду, не бойся меня, да и зачем мне это. У вас уже трое детей…
Как-то, я подъехала на машине к близким родным, откуда - то взялся Дмитрий, подошёл к машине, был. Не много выпившем и говорит:
-Ну, что ты тут стоишь, на моей дороге? Ты всю душу выгрызла мне!!!
После этого я решила уехать из своего родного села, сменила место жительство…

 
 
 Любовь и море слёз.
 
 Что за кошмар, Всю ночь не могла заснуть. Толи дождик стучал в окно толи душевная тревога. Встала рано, посмотрела в окно, серое небо, деревья мокрые от дождя. « Нет в
 такую погоду, никуда не поеду». И опять легла. Через несколько минут застучали в дверь.
-О, кто там? Заходите, там открыто.
Зашли две молодые женщины, сотрудники больницы, попросили меня поехать в районный центр за медикаментами. Я не могла им отказать. Ответила: « Сейчас оденусь и выйду». Попила чай, оделась, вышла. Дождика уже не было, но было ещё грязно. За это время женщины от дождя протёрли мой «Запорожец». «Завела машину, и поехали. В Пономарёвке получили медикаменты, Походили по магазинам и домой.
 По дороге женщины попросили заехать в село Воздвиженовку. Говорят, что там хороший магазин, Возможно, что – то там купим. Заехали в это село, подвезла их к магазину, женщины зашли в магазин, я не пошла, переживала за погоду.
Такие осенние тёмные тучки, того и гляди пойдёт дождь, а я в валенках…
Действительно магазин отстроен хорошо. Сижу рассматриваю, а из – за его угла вышли три молодых мужчин, двое заходят в магазин, третий вернулся и идёт ко мне.
-Привет. Я с опущенными глазами ответила: «Здравствуйте».
-А почему так, даже и руки не хочешь дать? ---Да я вас не знаю. Тогда он говорит:
-Вот это да, вот это любовь?! Я подняла глаза.
-О, Лёша! Я тебя не узнала! Сколько лет, сколько зим прошло?! Мы же расстались совсем в юности.
- Как живёшь? Я всё время расспрашивал, узнавал о тебе, где ты, что с тобой? А, как - то прочитал в газете твою статью и тут понял, ты живёшь дома. Вот и женщины мои вернулись, мы с ним закончили разговор. Говорю ему: « Ну, ладно, нам ехать нужно. И мы поехали. Вдруг он крикнул:
-Ты жди меня, я приеду! Мои пассажирки заинтересовались:
-Это откуда такой красавчик?
-Да здешний он, Воздвиженский, ответила я им. Мы знаем друг друга с детских лет. Эта поездка оказалась поворотным пунктом в моей жизни.
Друг детства, из Ваздвиженки, стал частым гостём в моём доме. Полгода наше общение было дружеским. И вдруг, он делает мне предложение выйти за него замуж. Я просто опешила от неожиданности.
-Ты, что, очнись, не видишь я же инвалид? К самостоятельной жизни не способна – да же воды из колодца не могу принести, а ты – замуж!
- «Я всё вижу, ответил он, но не замечаю твоих недостатков. Я люблю тебя с детства. А водой – то я тебя залью. Всё буду делать. Ну, поверь, давно я хотел тебе сказать об этом, но не смел, а сейчас вот сижу в твоём доме, перед иконой клянусь! Люблю тебя и никогда не обижу».
 Мне стало страшно. Это же большой грех, клясться подумала тогда я. «Уж в своём –ли он уме»?! Вокруг столько девчат – молодых, здоровых, он такой красивый парень. За чем я - то ему нужна? А он приезжал, и всё спрашивал:
-Ну, что, пойдёшь за меня? Согласна? Я жду, когда ты скажешь « Да»!
-«Мне надо подумать» ответила я. И он уезжал без ответа.
Много за это время я подумала. Особенно не покидала меня мысль, о том, что маме уже семьдесят. Вся больная. Ведь досталось ей в жизни со мной. Жизнь её идёт под уклон. А когда уйдёт из жизни, мне без неё будет трудно.
 И всё же я решилась поговорить на эту тему с мамой. Но мама о моём замужестве и слышать не хотела. Приехал в гости брат из г. Самары. Я попыталась поговорить с ним. Он вообще, промолчал. Тут зашёл родственник, они с братом выпили за встречу. Сидели за столом, разговаривали. Вдруг возле нашего дома протарахтел и заглох у калитки мотоцикл. Брат взглянул в окно и говорит: - « Ты смотри, как пожарный на красном мотоцикле» « Зять приехал». Сам взглянул на меня, а гость уже вошёл в дом. Я уступила ему место за столом и ушла в зал. Сижу и думаю: " Что ему ответить?» Брат молчит. А мать вообще, против этого.
И думают ли они, как я смогу остаться в этой жизни, один на один со своей беспомощностью? Открылась дверь за шёл мой друг, спрашивает: «Ну, ты надумала?»
 -Не знаю, что тебе сказать, мать говорит: - Люди –то, что скажут, осудят!!!
Так, лучше уезжай. Он уехал. А на душе так больно, и эту боль, кроме меня, никому не превозмочь. Как - то зашла ко мне медсестра В. В. Скузоватова, говорит:
-Маша, давно слышу новость о тебе и хочу сказать. Не слушай ты людей, что они скажут. Они все живут со своими семьями. А ты одна со своим недугом. Мама твоя слабеет, Подумай о себе. Может быть, сложится жизнь и будешь не одна.
-Спасибо тебе Валя, за совет, мне и действительно не с кем посоветоваться, сижу в одиночестве только одни со мной мои мысли. Алексей долго не был, но потом приехал. Мне стало жаль его потерять. Дала согласия. Да и поверила в его клятву.
В 1966 году 11 июля расписались. Стала носить его фамилию. Жизнь пошла во взаимопонимании. Жили у меня. Его родители меня полюбили, ездили к нам часто, Отзывались: - Хоть сноха у нас инвалид, зато она у нас рукодельница и как хозяйка дома чистоплотная.
Муж работал механизатором, я шила по просьбе клиентов. Часто приглашали нас в гости, то к родным то к знакомым, то день рождение то свадьбы. Муж был гармонистом. Веселил компанию. Мне тоже было приятно, быть среди людей. За компанию и я пела песенки. Жизнь повеселела. В- 1967 году 11 сентября у нас родилась дочка. Красавица вся в папу. Дочка для нас была игрушкой, растили и радовались. Не заметили, как уже 7 лет ей. Пошла в школу в 1 класс. Стала школьница.
Училась, отлично. Прибавились ещё заботы. Вместе делали с ней уроки, а папа приходил с работы, ей читал детские книги. Всё было хорошо. Вдруг заболела мама, отправили в больницу, но в больнице не спасли…
 В 1973 году 29 сентября её похоронили. Как трудно и мучительно пережить, когда из жизни уходит самый близкий человек, который дал тебе прекрасную жизнь.
Дочка очень любила с вою бабушку, она постоянно с ней находилась и вдруг её потеряла…
Через 2 года муж мой загулял, частенько стал заглядывать в рюмку. В доме стали скандалы, которых я уже не терпела. Просила его: - Оставь нас с дочкой в покое. Приехали его родители, уговаривают:
« С худом худо, а без худо ещё хуже». Сказала свекровь эту поговорку и говорит дальше:
-Куда ты одна?! И указывает на мою инвалидность.
–А Лёшка ведь опора в семье.
-Мама, я уже твёрдо решила, чем его выходки терпеть, лучше одна буду воспитывать дочь. Свекровь промолчала…
В 1975 году семья распалась. После выяснилось причина, откуда приходил пьяным. Одна женщина пригласила моего мужа ей помочь, в похоронах умершего мужа. Помог, за это она
угощала его спиртным медовым напитком и водкой. И так прикипел к этим спиртным напиткам. Ушёл к ней, навсегда.
Дочка любила папу и затосковала о нём. Однажды зашли ко мне две женщины, мои знакомые, говорят:
-Ты знаешь, откуда мы привели твою дочь? Я в недоумении говорю:
-Да она всегда играет с соседками девочками во дворе.
-Нет, мы её привели с кладбища. Третий день, слышим там детский крик, и вот решила зайти на кладбище. А там заросль. Никого не видно, а ребёнок рыдает, приговаривает:
«Бабушка, ты от нас ушла, и папа ушёл, а нам стало плохо».
-Когда подошли поближе, увидели, что девочка сидит склонясь над могилой, плачет. Мы её подняли, прочли табличку, поняли, что там твоя мать. А это твоя дочь. После этого, меня сильно потрясло.Я подала заявление в райисполком, чтоб выделили мне в райцентре со всеми удобствами квартиру. На моё заявление тут же приехала комиссия. Заведующий Районным собесом И.А. Гордеев и Инкирёва Т.Т.депутат Райисполкома, РСФСР. Стали мне объяснять, что квартир в районе нет. Советуем: -Отдай ребёнка в детдом, а тебя устроим в дом инвалида.
Я расплакалась. Сквозь слёзы, спрашиваю:
-Это вы приехали с таким визитом ко мне? Я и сама знаю, куда определиться. Я прошу, дайте мне квартиру с удобствами! А там сама воспитаю, без посторонней помощи.
-Ну, тебе же трудно будет - сказал Гордеев.
-А разве мне легко будет оторвать дитя от сердца? Я день и ночь в слезах буду. Но Гордеев настаивает:
-Вы будете не далеко от города. Ты будешь в доме инвалидов, а дочь в г. Оренбурге и вам её будут привозить на свидание, там она и закончит школу. Я разрыдалась и говорю:
-Ну, отдавайте вы своих детей?! Как спокойны будете?
 И я с ними резко поспорила. Они уехали, но я на этом не остановилась, писала и писала. Просила и просила. И откликнулись. Пономаревский райисполком выделили мне двухкомнатную квартиру. После этих пережиток получила инфаркт. Переболела. Переехала в Пономарёвку. Квартира рядом со школой и магазин рядом. На втором этаже, солнечная сторона, вода в квартире. Здесь уже дочка пошла в третий класс. Училась хорошо, за продуктами ходила. И здесь появились клиенты, которым шила на заказ. Поставили телефон, стала чаще писать в редакцию, в газету «Красный Октябрь» на тему морали и критики.
 Читателям нравились мои статьи. Звонили по телефону и одобряли, как пишу.
Несколько раз приезжал Алексей и его родители нас навещать. Но узнаёт, об этом сожительница и решила, увезти Алексея, подальше от нас в г. Уфу, купила там дом. А дочь мая росла, становилась взрослой. Ежегодно мы с ней ездили на курорт, в летнее время. Дочь пошла уже в девятый класс и как обычно, я её провожаю в окно, смотрю в след.
-«Настоящая девушка, вот и выросла» с гордостью подумала я. Вдруг застучали в дверь. Подошла открыла, передо мной стоит муж, спросил:
-Можно войти?
 Я ответила «Заходи». Зашёл и остановился у двери. Глаза его смотрели тускло. Заметно, что изрядно был выпивши. Повесил костюм, прошёл в зал и сел в кресло. Я села на диван.
Алексей заговорил:
- Извини, я еду с г. Уфы к родителям, давно не был, надо их наведать, но и мимо вас не мог проехать.
-А где дочка? Я ответила: «В школе».
-Мария может быть, я бы и не заехал, но не могу, все эти года тоскую по вас. Я всё осознал, Я подло поступил. Прости! Поверь мне, я так хочу вернуться к вам, в семью, я там чужак!
И задрожала его лицо, схватил себе за голову и простонал: « Как я ошибся, не прощу себе». В прихожей скрипнула дверь. Приподнял голову, на глазах у него блеснули слёзы.
-О, дочка пришла, здравствуй! Люда сверкнула своими чёрными обиженными глазами и скупо произнесла:
-«Здравствуйте».
-Как учишься? - спросил отец её. Дочь ответила: «Нормально».
-Как повзрослела, тебя и не узнать. А я вот заехал с вами повидаться, поговорить.
- Мог бы и не заезжать, злобно ответила дочь отцу. «Поговорить о чём?» спрашивает она.
-Да я же скучаю по вас. Сказал отец.
-Это, с каких пор заскучали? Раньше нужно было бы скучать, а ты лёгкую жизнь искал, пил, веселился, нас оставил беспомощных, а теперь заехал узнать: «живые ли мы тут?!». Ты мой отец, мне стыдно за тебя! И наступило молчание. Дочь встала со стула, на глазах у неё появились слёзы, в этом слышалось оскорбление и обида, ушла в спальню она.
-Машенька, я от дочери этого не ожидал. Я там чужак и здесь отчуждён. Проговорил Алексей.
-Лёша не обижайся, ты сам нас ещё тогда, сделал чужими, А вот сейчас горькую правду, ты не терпишь. Алексей понял, что его здесь не приветили. И приподнялся, оделся и ушёл. Я зашла в спальню,
-Дочка, Люда, почему ты плачешь?
 -Потому, что я ему нагрубила, а он же мне отец?! А иначе я, не могла с ним говорить. Мама, он нам не нужен, всё переболело! И больше я не могу смотреть на его пьяную физиономию…
 После этого долго думала я, что детская душа не смогла простить отцу за предательства. Да, и я в своих мыслях, возвращаюсь в прошлое к тебе, мой милый муж, сопоставляю, каким я знала в то время тебя. И анализирую твои последние поступки. Оказывается, я ошиблась в тебе в то время, принимала тебя за другого и полюбила тебя. – За что же? Я смотрела на тебя как на эталон красоты, ты был внешне привлекательным, ровным. Умел на людях сохранять спокойствие в любых обстоятельствах, был внимательный. На лице всегда отражалась любезная улыбка, был молод и красив. От одного взгляда на тебя у меня замирало сердце. Но ты был трусом, а я этого не знала. Но жизнь мудрее нас, она нам обеим устроила испытание: Тебе на человеческую зрелость, а мне, - на прочность.
После твоего ухода от нас, жизнь всё расставила на свои места, выявив в каждом из нас истинную суть.
-Нет, ты не сломался душой, а расчётливо захотел избавиться от трудностей. И решил, что самый верный путь для тебя, - это оставить бесполезную жену с маленьким ребёнком на произвол судьбы. Как верно сказано: - от трусости до предательства один шаг. В скоре ты женился. Она на десять лет старше тебя, за то на здоровой и богатой!!!
В погоне за собственным счастьем повёл себе так. Словно нас и не существовало в твоей жизни. Но ты не учёл, закона Божьего.
 « А без Бога не до порога». Это пословица справедлива. Ты хотел стать счастливым человеком, но ты им не стал. Спустя много лет, ты приехал ко мне, сказать об этом. Хорошо хоть хватило у тебя на это мужества, рассказать мне о своём не счастье, что глубоко в жизни ошибся. « Я там чужак, ты меня прости, я хочу вернуться в свою семью. Ты меня простишь? А?…
-Лёша, очень жаль, что ты до сих пор не понял, что предательство начинается с самого себя. А что касается меня, то я давно всё простила, возложила бремя на Бога. А ты же сам знаешь свой поступок, и в этом причина твоих душевных страданий.
Я часто мысленно возвращаюсь и к тем дням, когда ты покинул нас.
 Это был самый трудный период в моей жизни, когда моральные силы оставили меня, а душевные страдания пересиливали физический недуг.
Дни были темнее тучи. Наступал критический момент, на чашу весов были поставлены, «жизнь и смерть» – « добровольный уход из жизни». Но я встала на сторону жизни. Сколько пришлось приложить сил, чтобы взять свою судьбу в собственные руки. И без тебя, Лёша, я решила преодолеть все свои невзгоды и воспитать ребёнка.
Проходил день за днём, преодолевала не посильный труд к самостоятельности и одержала победу! Добилась полностью самообслуживания без посторонней помощи, и воспитала дочь. Чего мне это стоило?! Знает один Бог. Да я.
Ты струсил, боялся трудностей, а я нет. Достойно повела себя перед этим испытанием.
А, где ты был? Где ходил? Там и ищи пристанище. А нас больше не тревожь. Прощай! И прости.
 Жизнь, это длинная дорога, не всегда она ровная, то подъём с лишком высок, то крутой с пуск…
Перед моим мужем Алексеем, предлагал мне своей руки, Шехлов Юрий. С ним мы были знакомы по санаторию, Но я выбрала Попова Алексея. «Друга детства»…
Прошло много лет, в очередной раз я приехала в санаторий, с дочкой. Ей здесь было 13 лет. Шехлов узнаёт, что я в Серноводске он был уже женат на моей знакомой, по курорту,
Малаховой Ирине. И они решили меня навестить. Вызвали меня из корпуса. Я вышла на веранду. Юрий смотрит в открытое окно машины.
Говорит:
- Здравствуйте Мария Поликарповна. Проходите, вот на эту лавочку садитесь. Указал, которая стояла, под деревьями пушистыми листвой. Я ответила:
- После дождя сыро, а я же в валенках.
-Тогда садитесь в коляску и спускайтесь к нам. Когда я спустилась с крылечка и подъехала к машине, Юрий открыл двёрку, предложил подъезжай по ближе, протянул руку и слегка потянул меня к себе. Говорит: - «Давайте хоть со встречи поцелуемся, я же 8 лет тебя уговаривал за меня выйти замуж, а Ирине один раз написал, и она сразу ко мне приехала. А ты, струсила, хотела с небо звёздочку достать. Мария извини за резкость, Но я за тебя рад, что у тебя, вон какая хорошенькая дочка растёт». Указал на мою дочку,
Вот уже, 41 год, как живут в месте Юрий с Ириной, Шехловы. Живут они хорошо, до сих пор пишут мне письма.
В жизни мне выпала трудная судьба. Но оказывается, человек сильнее своей судьбы. Я лишенная движений ног, но не покинута зрением. Когда случилось со мной несчастье, тут же замкнулось моя жизнь. Только сердце билось во мне, оно тянулось к жизни, верила победить недуг. Не отрицаю, за это время испытала немалые, болезненные муки, страдание, измены, горечи предательства и в жизни разочарования.
Продолжались бессонные и тягостные раздумья, но не опускала руки, понимала, что с одной стороны, так и осталась моя беда, а с другой стороны я счастлива. Я всё и вся отдавала себя ради дочери, чтобы воспитать, так, как каждый должен воспитать своего ребёнка. В этом счастье и радость души.
Когда она закончила десять классов, встал вопрос, куда дальше учится? Ей хотелось поступить в педагогический институт, но… 5 лет. А куда я? Без её помощи? Тогда соседи и говорят: «Два года мы за тобой поухаживаем, а дочь пусть едет учиться». И так в повседневной моей жизни основную помощь мне оказывали соседи. Приносили продукты и прочее, по дому потихоньку управлялась сама. Но и тут не посчастливилось, упала… Перелом правой ноги. Доползла до телефона, вызвала скорую помощь. Забрали в больницу. Соседи приходили навещать. Дочь с учёбы срывать не стали. Только сердце сжималось в комок, опять больничные стены, «Ну, что же это такое, одни приключения со мной? Только зарубцуются бытовые и душевные раны, как снова слёзы и тоскливые мечты. Жизнь-то дана одна для всех и всё для человека. Одно солнце, ясный месяц, звёзды мерцают. Смотришь в ночное время из окна, как прекрасно царит в этом мире жизнь». Но в раздумье заставляю себя не раскисать. Есть для чего жить, для дочери, я и живу дать ей образование, поставить на ноги. Это мой долг и нужно избавиться от чёрных дум. И пусть вес страх исчезнет!
О, Господи, помоги! Когда усилились январские морозы, в палате стало холодно. Соседи забеспокоились о моем здоровье:
-Мария мы хотим забрать тебя домой, в больнице ты простудишься.
Привезли меня домой и говорят:
-Будем ходить за тобой по очереди.
Днём находились со мной, а на ночь закрывали меня на замок. Мне никогда не забыть таких
добрых людей. Это Е.В. Дюбина и Р.М. Безрядина. Как-то поздно вечером зазвонил телефон. Взяла трубочку: «алло? Я слушаю». Послышался не знакомый голос:
-Тётя Маша, здравствуйте! Это Галя. Я учусь вместе с вашей дочерью. Я приехала за продуктами, и ваша дочь просила немного передать ей денег.Сейчас я не могу к вам прийти, уже поздно, а завтра утром зайду.
-Галя, пожалуйста, зайти, я буду ждать.
Душа разболелась: «Как преодолеть, приготовить ей передачу?» Идти не могу, нога не подъёмная в гипсе, а как хочется ей испечь печенье. И рискнула. Рядом с моим диваном стояла табуретка, на которой стоял телефон, и рядом стояла другая табуретка, на которой я кушала. И так стул за стулом и вперёд, пересаживалась то на одну, то на другую и так
 добралась до газовой плиты. Там всё рядом и напекла печенье. Всю ночь хлопотала, собрала посылочку и туда же положила деньги. Не сплю, жду звонок, но, зазвонил телефон. Взяла трубочку: «Да я слушаю».
-Тётя маша, это я Галя, извините, не могу заехать. Уезжаю с попутной машиной. И бросила трубочку…
А я всё держу, а там пик, пик, пик. Горько и обидно, всю ночь старалась! Брызнули слёзы, и я запричитала:
Так хочу поехать к дочке,
И печенье испекла.
Но сижу как птичка в клетке
Не взлететь мне без крыла.
И тянусь взглянуть в окошко,
Посмотреть на мир земной.
Так хочу я встать немножко,
А слезы катятся рекой!
 
Через три месяца нога срослась, и снова потихоньку стала ходить на костылях. До глубины души, я благодарна соседям. Как они мне в трудный момент помогли. Полностью взяли меня под свою опеку, спасибо им. Дочь закончила учёбу в г. Оренбурге, и вернулась домой в с. Пономарёвку. Поступила работать воспитателем в дошкольную группу. Работала хорошо. Часто мелькала в районной газете за хорошую работу. Благодарности были от родителей. Я была рада, с гордостью читала эти строки.
Однажды дочь зашла ко мне в дом со своим парнем. Он заговорил со мной:
- Я прошу руки у вашей дочери, мы любим, друг друга, и хотим пожениться. Как вы, на это, не против?
И дочь продолжала, «Да мам, мы любим, друг друга…» Я им ответила:
-Если вы любите, то в любви нет преград. Но, хорошо подумайте и взвесьте, жизнь прожить - не поле перейти. В один голос мне ответили:
- Мы хорошо подумали.
Отгремела весёлая свадьба, было многолюдно, кричали:
- Горько! Горько! Счастья вам!
Жили со мной. Все завидовали этой паре. Зять работал в больнице водителем, на скорой помощи. Людмила работала воспитателем в дошкольном детском – садике. Жили дружно, купили машину, гараж, новую мебель. В 1988 году родился внук! Не было границ этой радости, я на седьмом небе от счастья! Ну, разве я думала дожить до этого? Когда меня приговорили к смерти?! Нет! Какая радость, вот они мои кровные отростки, полный семейный очаг.
Какая я была счастливая, приятно было видеть, как дружно они между собой жили. Такая была любовь! Друг без друга не могли быть. И вдруг, как будто между ними пробежала чёрная кошка, не стали терпеть друг друга…
Распалась семья. Открылась в моей душе старая рана и так болит до сих пор.
Вот так и течёт жизнь. То радость, то снова горе и слёзы!
 Не сложилась семейная жизнь. А как плакал внук, ему было в это время три годика. Он уже понимал и всё кричал: - « Я люблю маму! и люблю папу! Я хочу, чтобы они были в месте!». Дочь не смогла пережить это расставание и решила уехать в город Оренбург, к той хозяйке, у которой жила и училась. Нелегко ей было потерять семью, работу и крышу над головой. Но она очень благодарит сваю хозяйку. Алевтину Ивановну Черникову, которая. Приняла ее, вмести с ребёнком. Я осталась в одиночестве и снова нависла надо мной тёмная туча и не видно просвета. Потеряла сон. Дочь часто звонила, что устроилась в детсадике, воспитателем и ребёнок со мной, в этом же садике. Началась перестройка! И заморозили зарплату…
Не давали по три месяца, а как жить? И ей пришлось привести внука ко мне. Здесь мы с
 внуком закончили 4 класса с похвальными листами на одни пятёрки. Дочь купила квартиру и забрала ребёнка. А мне сказала:
 -Мам, продай квартиру и приезжай в город Оренбург, будем в месте. Так я и решила уехать с насиженного места.
Душа потянулась поближе к дочери и внуку. Мне без них жизни нет.
Продола квартиру. Дочь купила квартиру рядом, недалеко от неё, и я переехала. Славу Богу! Мне сейчас очень хорошо, квартира со всеми удобствами, особенно я рада горячей водой, что для спинального больного необходимо! Две комнаты. Обе просторные мне здесь свободно. Солнечная сторона, в летнее время сижу на балконе, смотрю на мир. Я снова обрела покой, что рядом с дочерью и внуком.



 Житейские истории



  У каждого своя история. У здорового человека повседневные житейские дела. Ау спинального больного более, однообразнее. У них постоянно тёмная полоса! Они часто находятся в одиночестве, в эти минуты отчаяния полный мрак и пустота, разочарование к жизни. В этот момент трудно переломить не весёлый путь жизни. Но каждый по-своему, мыслит, как преодолеть тёмную полосу?
 Как обычно со многими молодыми спинальными больными, мне приходилось беседовать. По своему опыту, я и советовала, чем заняться и быть полезным, не только для себя, но и для людей. Многие больные, да и здоровые, уединяться в своих стенах. Это плохо. Есть народная пословица « На людях и смерть красна»
 Как только стали работать руки, я постоянно стала в кругу людей. Занялась шитьём, вязаньём, кому платье, другому костюм, шила всем на заказ. Многим расшивала, всякие вещи. Это было в прошлом в моде. И каждый из нас старался заняться рукоделием, когда мама
 моя ушла из жизни и с мужем была разведена.
В это время я жила в сельской местности. Шила день и ночь, на людей. Но и эти же клиенты приходили и говорили, в чем мне помочь? Да, во всём, не только огород посадить, прополоть и вскопать. Мне ежедневно требовалась вода с колодца, которую принести я сома не могла. Для меня это проблема была, самая трудная. Да разве мало, что требуется для человека? Но я по характеру оптимист. Делала для людей всё что могла, не жалела сил и времени, делала вдвое больше, чем положено. Лишь - бы не отвернулись люди от меня.
Я понимала их труд нелёгкий, но и мой труд не из лёгких. Каждому клиенту, нужно подогнать изделие, чтобы было красиво. За мой труд и общительность меня все уважали. И мне было приятно. Я очень благодарна этим людям.
 Правда, были некоторые завистливые люди, имели какую то ненависть. А почему? Не знаю, старалась делать для всех, всё хорошее и доброе. Но мало было таких людей, сказать из 100 один. Ненависть была тогда когда я что-то куплю, или еду на лечение в санаторий. Им не понять, что я сижу годами в 4-х стенах. Что работала до 3–х часов ночи. Ложилась в кровать, а ноги укладывала на возвышенность, так как отекали и были не подъёмные. Только сердце щемит: «хоть бы к утру опали». А когда приходили мои знакомые, я старалась держаться в настроение, быть весёлой и улыбающейся, чтобы не портить людям настроение, да и зачем раскисать, показать себя тяжелобольной?
Кому нужны мои боли и слёзы? Когда в повседневной жизни у каждого своё, только горе горю разница. Оно у здорового человека приходящее и уходящее. А вот у спинального больного это по жизни.
-Рано утром зазвонил телефон. Взяла трубочку: «Ало!». Послышался голос с другого конца провода:
-С Праздничком тебя! Я спрашиваю:
-С каким? А разве ты забыла? Сегодня третье декабря, день инвалидов!
Я не знаю, для кого как, а для меня это напоминание- инвалидность. Какое может быть здесь счастливое пожелание или радость? Когда каждый понимает, хоть праздник, хоть и день простой, разницы для инвалида нет и радости нет!
 Для меня счастливые дни были тогда, когда мне дадут путёвку в санаторий. Здесь душа моя рада, Чтобы скорее вылететь из четырёх стен и вдохнуть, свежим воздухом.. Ведь целый год одно зрелище – окно. И только один раз в год вольёшься в простор, где тебя обогреет солнце. Тут же, почувствуешь, вокруг тебя веет, тёплый летний ветерок. И вспомнишь, когда - то, бегала босоногой, по такому же простору, и по этой прекрасной природе. А, когда путёвка уже на руках, я счастлива. Но, сердце в тревоге. Проблема в дорожной поездке, которая в то время для меня была трудной. Сколько происходило ситуации в дороге, это целые истории. Ездила я всегда одна, не кому было меня возить. Я была молода, и старалась скорее вылечиться и шла на риск. А в душе одно да поможет Бог. С п. Дубовки, всегда отправляли на колхозной машине, до железнодорожной станции. А, там я подходила к дежурной по вокзалу и просила. Пожалуйста, помогите, посадите на поезд до станции Кротовка. Там пересадка, а дальше до ст. Серных – вод, « Серноводск».
Безотказно везде помогали посадить в вагон.
Но однажды, в нашем вагоне произошло, Ч. П. Вызволи милицию, поймать вора, кого- то обокрал…
В этот момент была остановка. Я спросила проводницу:
-Когда будет станция Кротовка?
-А это и есть, Кротовка – ответила, она.
 -О, тогда, пожалуйста, помогите мне сойти с вагона.
-она попросила мужчин из пассажиров, и меня сняли с поезда.
Иду в аппаратах и с костылями. Стоят девушка с парнем, спрашиваю:
-Скажите, пожалуйста, где здесь вокзал? Они ответили:
-А здесь нет вокзала. А вам куда?
-На курорт, в Серноводск.
 Парень говорит: «Да вам нужно бы сойти в Кротовке, она будет на следующей остановке».
Я в слезы. Они меня подхватили и снова к этому поезду, а поезд уже на отходе.
Поднесли совсем к другому вагону. Я только успела ухватиться за перила вагонной лесенки, костыли успели забросить в тамбур, ноги повисли, я не могу их поднять.
Они в аппаратах тяжёлые и без действия, а поезд потихоньку начал отходить. Девушка с парнем бегут и ничего не могут сделать. Проводница держит кран и кричит:
-«Помогите! Помогите!» А сердце моё замирало, вдруг ноги попадут по колёса. На крик проводницы выбегают из вагона мужчины, берут меня за руки, а руки замерли.
-Они кричат: «Уберите руки, не держитесь!»
Я закрыла глаза, и опустила руки. Представила: они меня уронят, и затянет меня под вагон! Но они были сильными, приподняли меня в тамбур.
А эта молодая парочка бежала рядом с этим вагоном, и видимо переживали за меня. Я долго не могла в себя войти, так и стояла в тамбуре до ст. Кротовки. Там мне проводница помогла сойти с вагона и пройти эти две линии, а до вокзала я дошла одна. Как бы хотелось увидеть сейчас того парня и девушку, может быть также вспоминают эту историю.
 Прошло много лет и снова подобна этому история. Только в это время я уже ходила с одним аппаратом, а на другой ноге валенок с калошей. Погода стояла холодная, поздняя осень. Отправляли нас с курортного лечения, меня и ещё одну женщину молодую, ходячую. На скорой помощи нас подвезли к поезду серных вод, посадили в вагон. Поезд тронулся.
Меня как обычно в поезде укачивает. Женщина предложила сесть по ходу поезда, будет легче. Дала мне таблетку аэрон, чтобы не тошнило. С нами сидели два молодых парня. Предложили поиграть в карты. Моя напарница не отказалась, играла с ними.
Я смотрела на них, как они играли с азартом. А душа моя переживала об одном: скоро пересадка в этой Кротовке. Им ехать до г. Самары. Я засобиралась идти на выход, женщина попросила этих молодых парней помочь мне. Поезд остановился и так быстро, они мне помогли сойти с вагона. Здесь обычно встречала курортный агент, я её хорошо знала. Звали её Валя. Она подошла к вагону, взяла мой маленький чемоданчик. Я распрощалась с пассажирами. И они вновь забежали в вагон. А один из них, молодой красивый парень, остался, а поезд уже отходил. Я ему говорю:
- «А вы что же стоите? Поезд отходит!». А он мне в ответ:
«Да я не тороплюсь. У меня здесь дядя живёт, я зайду к нему…» И мы пошли с Валентиной и этот парень с нами. Помог перенести меня через три линии. Зашли в вокзал. Валентина спросила:
- «До какой станции брать билет? И на каком поезде едешь?» Я ей ответила:
-«На Челябинский поезд. А сходить мне на, ст. Абдулино». Агент ушла за билетом, вернулась и говорит:
-Пойдём быстрее, твой поезд подходит, а нам вёдь нужно три линии пройти, так как поезд на четвёртом пути стоит.
Вышли с вокзала, было уже темно. Ветер с дождём со снегом тормозил ход моим непослушным ногам. Парень посмотрел на мои мучения, поднял меня на руки и перенёс через эти линии. Поезд уже стоит. Помогли сесть в вагон. Агент вышла из вагона.
Парень стоит возле меня. Говорю ему:
-Поезд набирает скорость, бегите! Но он так и не ушёл, присел со мной рядом.
Я насторожилась, спрашиваю его: «А вы куда едите?: Ответил: «Еду туда, куда и вы».
- А откуда вы едите?
-Как откуда, с курорта.
-А в каком корпусе вы были?
-В четвёртом.
-Да вы что? Я же в этом корпусе была пятьдесят два дня. Вас там не было, да и зачем вы туда? Там одни спинальные больные.
 -Правильно, я и привёз туда вчера спинального больного, молодого парня, Савичева Ивана. Положили его в пятую палату. А ночевал я на квартире. А сейчас вот еду с вами, а почему и сам не знаю, сердце так подсказывает помочь вам, да и приятно с вами ехать, да так, чтоб туда не доехать и назад бы не вернуться, ехать и ехать, и улыбнулся. А я рассмеялась:
- Вы, может быть, бандит? У меня красть нечего! Он вытащил из кармана документы и даёт мне:
- Проверь.
Там было написано: начальник такого-то цеха. Рассказывал, про больного Савичёва Ивана,
что он хороший был человек, по работе.
Здесь я немного успокоилась, и что действительно к нам по соседству положили этого больного Савичева. Но задумалась.
«Ну, а зачем он- то ко мне прицепился»? Проводница подметала в тамбуре. Я спросила её: «Во сколько мы будем в Абдулино?». А она удивилась и говорит» «Да зачем мы туда? Мы вообще едим в тупик до ст. Сургут и обратно. Вам надо было садиться на Челябинский, а он вот идёт следом. Вот сейчас будет остановка, всего четыре минуты будет он стоять. Поторопитесь успеть сесть на него». Я просто была в шоке:
- Ну, как же так? Ведь меня посадила курортный агент и сказала, что этот Челябинский? Проводница мне в ответ: «Видимо, изрядно выпила ваш агент и перепутала поезда…». Сошли мы с поезда.
 Тёмная непроглядная ночь, сильный ветер с мокрым снегом залипал мне лицо, ничего не видно, куда ноги мои переступают. А сердце замирало: вдруг не успеем, и уйдут поезда, тот и другой, и останемся на этих путях. Этот парень со мной шёл, видит, что я иду медленно, и говорит мне: «Иди на тот огонёк», а сам побежал с моим чемоданом. Я иду вроде бы и тороплюсь, а не с места.
Увидела его тогда, когда огонёк осветил его у паровоза. И он, что-то говорил с мужчиной, который осматривал внизу вагон, может быть, проверял колёса, не знаю.
Тут же бегут мне на встречу, подхватили меня на руки и бегом к поезду. Мужчина говорит: «Давай её в любой вагон занесём». Занесли в ближний вагон, и только успели посадить, тут же тронулся поезд.
Парень ушёл искать чемодан, который забросил, в какой-то вагон, а я толи от страха, толи от усталости, замкнулась и долго сидела молча. Потом пришёл парень, принёс чемодан и сел со мной рядом, говорит:
- Ну вот, чтобы ты делала без меня и моей помощи? Я ответила: «Не знаю».
- Разве можно ездить без сопровождающего? А? Нельзя!
- Вот и станция Абдулино. Сошла с вагона, обратно переходить эти три пути. Он говорит:
- Вы постойте, пока отнесу ваши вещи, поставлю возле вокзала, потом приду за вами. Через линии перенёс и меня. Потом зашли с ним в вокзал, посидели немного, и он пошёл в буфет, покушать.
Я не захотела, чтобы он ехал ко мне домой, позвала дежурную по вокзалу, попросила её:
- Пожалуйста, закажите скорую помощь. Мне плохо, пусть меня заберут в медпункт.
-А у вас есть вещи с собой? Спросила дежурная.
Я ей показала чемодан, тут подходит парень, спрашивает:
- Вы куда? Я ответила:
- Мне что-то плохо, сейчас меня заберут в больницу. Я заметила, как его улыбающееся лицо изменилось. Он сказал мне:
- Я понял вас, что вы обошлись со мной, с какой-то осторожностью. Но одно скажу:
- Не считайте всех подряд плохими, есть среди них и хорошие люди. Я спросила:
- Николай, извините меня, а вы то теперь как?
- За меня не беспокойтесь, я на любом поезде уеду до Куйбышева. Резко повернулся он от меня и пошёл к выходу.
 Пришла скорая помощь, и меня забрали в железнодорожный медпункт. Там переночевала до утра, а утром отправили до дому.
Иногда вспоминаю, почему он ушёл с обиженным видом? Я же его не просила об этой дорожной помощи. Но, однако, благодарна ему, что помог в этой истории. В этой же истории, неоднократно приходилось брать с собой дочку в санаторий. После лечения из санатория нас, отправляли к железнодорожному вокзалу, г. Самары. При вокзале находился медпункт для больных, сидим в комнате медпункта, подошла медсестра и говорит:
- Готовьтесь, поезд подходит, сейчас попросим носильщиков, но им нужно заплатить 10 рублей и 35 рублей за билет.
Я дала денег и она ушла. Вскоре вернулась, даёт мне билеты, привела двух мужчин с носилками. Положили меня на носилки и к поезду. Несли через туннель, несли так быстро по этим порожкам. Душа замирала, как бы не потерять одиннадцатилетнюю дочку из вида в этом многолюдном народе, то выбежит из толпы людей, то снова её не видно, взрослые то  и дело её обгоняли.
Принесли к поезду, а проводница не берёт, говорит:
- Вагон переполнен туристами, и весь поезд заполнен пассажирами, унесите назад. Мужчины ей в ответ:
- Нам заплатили только донести до поезда. Положили меня против этого вагона и ушли. Через меня прыгают, кто с вагона, кто в вагон, я не успевала закрывать глаза. Дочка смотрит на меня, что я плачу, но не может понять, что случилось?
Поезд стоял долго, а я всё лежала в окружении людей, которые смотрели на это зрелище. Потом начали кричать на эту проводницу:
- Какая жестокость! Бесчеловечность! Это же человек?! Беспомощный! Нельзя быть равнодушной к такому несчастью! После всего этого проводница разрешила занести в вагон. Занесли совершенно незнакомые люди. Вот такие были в то время неоднократные мои поездки в поездах. Позже я стала просить в райисполкоме транспорт, чтобы возили в санаторий своим ходом на машине. На мою просьбу обратили внимание, безотказно выделяли скорую помощь, а иногда с райисполкома легковую машину.
В то время я получила сразу три путёвки: одна была с райсобеса, вторая - с областного управления профсоюзов, третья - с работы. Все эти три путёвки я использовать не решилась - совесть не позволила. А могла бы. Но я решила поделиться этими путёвками со своими односельчанами со спинальными больными. Которая в г. Саки я отдала её В.А. Быкову. Позвонила я в райсобес, и там перевели её на него. Раньше он работал в райкоме. После несчастного случая остался спинальным больным. Занялся поэзией. Когда приехал с г. Саки с курорта занялся работой, предпринимателем в торговле вместе с женой на базаре. Как я понимаю нелегко с травмой позвоночника целый день сидеть в машине, особенно в холодное время без движения, инвалид первой группы идёт на всё, для выживания.
Вторую путёвку я отдала В.Н. Иноземцеву. До травмы он работал председателем колхоза. После травмы он не разу не был на курортном лечении. Эти две путёвки были в Серноводск. Нас вместе отправили на скорой помощи. Он был в это время, совершенно лежачим больным и всю дорогу ехал лёжа на носилках. Были мы с ним в одном спинальном корпусе. Прошёл полностью курс лечения, научили его там сидеть и как пользоваться креслом-коляской, и потом на коляске рычажке. У него тяжелейшая была травма. А после хирургического вмешательства ещё более парализация. Не имеет чувствительности до грудного отдела.
После этого мне давали по две путёвки в санаторий, Серноводск. И я делилась с Виктором, давала одну путёвку ему и вместе нас возили на курортное лечение. А, потом …Перестройка! Один ответ - нет финансов.
Но мне всё же, колхоз выделял средства. А когда переехала в город, пришлось обратиться в управление социальной защиты населения, к начальнику Н. С. Пивоваровой и В. А. Савинкову. Они мне не отказали. А раньше оказывали мне помощь с областного профсоюза Ю Д.Ковалёв. За их заботу, всем спасибо. Но, не могу забыть доброту ко мне и председателя колхоза П.А. Налётова. Он мне во всём помогал. Он проработал на этой работе около тридцати лет. Потом стал работать председателем этого же колхоза. В.П. Астаев так же помогал, выделял средства на путёвку. Он работал двадцать лет председателем. Отзывчиво ко мне относилась главный бухгалтер колхоза Т.С. Захарова и с сочувствием ко мне отнеслись руководители райисполкома, - М.Н. Зилист, зам. П. И. Засекан, Подымова В.В и Щетинин В. Д. Нелегко это было испытать, когда я просила выделить квартиру, и они мне помогли. Я до сих пор ежедневно молю Бога, всем, желаю доброго здоровья. Что я в благоустроенной квартире смогла жить. Как и здоровые люди. А если вдруг что-то я приболею, то тут же оказывали мне помощь участковый врач А.А. Воропаев. Давно уже живу в городе, и здесь с пониманием, хорошо отзываются врачи - зав. поликлиникой. Дунина. Л. Г. и участковый врач Карезина А. Г. с доброй душой и умелыми руками, лечит пациентов зубной врач Дроздов Э.В. спасибо всем.. И постоянно вспоминаю отзывчивых людей ко мне, которые очень много сделали добра мне. Это сотрудники редакции Пономарёвскаго района - редактор Л.Е. Федаровская, М. Костин, В.Е.Михин, и журналист Л.Д.Матвеева. Я и до сих пор сотрудничаю с ними, у них печатаюсь в газете. А так же печатаюсь в городе Оренбурге, в редакции газеты «Патриоты Оренбуржья». Я очень благодарна редактору Л.А.Шорохову, и журналистам Т.В.Щюкиной, С.М.Еськовой, Н.И. Рахимовой. Я часто обращаюсь к ним за советом и они отвечают с доброй душой. В этом я счастлива, что живу среди хороших людей, – люди это моя жизнь. Я не могу уединяться, я всегда тянулась к обществу. Некоторые закомплексованны в своих стенах, такому человеку трудно в жизни, да не только инвалиду даже и здоровому. Они всегда в одиночестве. Некоторые инвалиды живут в такой семье, где есть кому ухаживать и его дальнейшая жизнь не касается, живёт пока и ладно и о будущем не думает. А это будущее незаметно, как оно подойдёт. Другие смотрят на жизнь по-другому, стараются преодолеть все трудности самостоятельно. И что-то сделать полезное, не только себе, но и для людей.



 Боль не чувствую а, душа стонет



 Трудно жить тогда, когда нет чувствительности в тебе, Каждый день, час и
 минуту оберегаешь себя, как бы на что-то не сесть, и что-то не попало тебе в обувь. Но бывает, что и не убережёшься. Однажды пришла соседка и говорит:
- Пойдём в кино, сегодня привезли индийский фильм. Мне хотелось, но ей я ответила:
- Неплохо бы, посмотреть, но как только фильм кончится, все быстрее домой, а я …
- Да я тебя не оставлю, вместе придём.
Пришла с фильма, раздеваюсь. С правой ноги сняла аппарат, а с левой ноги сняла валенок, и носок, о, мокрый! Почему? И тут же посмотрела в валенок, а там шпулька без нитки… прямо в пятке установилась колёсиками. По мне прошёл мороз, и вспомнила, когда-то в молодости бегала босой и вдруг попадёт камешек под пятку, острая боль! А тут проходила целый день и ничего не почувствовала. Этими колёсиками протёрла до крови и мяса. А получилось так, мама работала в детсадике заведующей. Садик был закрыт на ремонт, и на время приносили детей к нам домой. Детей приводили утром рано, я ещё находилось в постели. После моего шитья, шпульки находились на столе, видимо дети взяли и поиграли, и нечаянно попало в валенок.
Таких случаев, в моей жизни было немало. Подходил праздник Рождество. Как обычно клиенты нагружали шитьём. Сидела шила до поздней ночи. Ноги отекали, застывали. В этот раз решила погреть ноги, сильно уж холодные. Пощупала голландку – горячая, чтобы было не опасно, носочки не сняла и ноги устроила к голландке, и всю ночь пролежала на спине, не пошевелилась, лишь бы ноги прогреть. Утром рано ко мне пришли на примерку, я быстро оделась, и, надев валенки, вышла. Сделала примерку платья. Вторая пришла забрать готовое, третья только что принесла, ей скроила костюмчик и так целый день с народом. Вечером мама мне говорит:
- Почему от тебя следы? Где ты так промочила валенки? Я ответила « Не знаю». Поужинали, мама легла спать, а я снова работать. Вдруг стало знобить, подумала: наверное, грипп. Время поздно надо ложиться спать. Скинула обувь, а носки мокрые, и в голове промелькнуло: вот это да, где же я так промокла. И тут же проверила в валенке, ничего!
Что-то так холодно, надо ещё погреть ноги, а голландка сегодня чуть тёплая, надо снять носочки, снимаю, а они прилеплены к стопам, не могу понять, что случилось? Пощупала рукой, пятки мясо! Кожа отошла…
Оказалось я ещё в ту ночь, об эту голландку спекла как картофель…
И полопались пятки. Разбудила маму, она посмотрела и ахнула! Поднесла мне настольное зеркало, увидела, у стоп подошвы стали мясистые и почерневшие как уголь. На утро отвезли в больницу. Мама часто приезжала и привозила свежие листья алоэ, прикладывали к этим ожогам.
Очень хорошо очищал ожоговые раны, и только тогда началось заживление от здорового края тела, ниточкой окольцовывалось новое тело. Ежедневно смотрела в зеркало, видно было, как медленно шло ниточка за ниточкой. Через шесть месяцев затянулись эти большие раны. На обогревших ногах проходила почти сутки и не почувствовала боли и не чувствовала, пока всё зажило.
Невозможно человеку привыкнуть к тому, что вчера он был здоров и вдруг, сегодня полный
инвалид и приводит его в полное отчаяние. После травмы позвоночника не может понять, что его ноги не имеют никаких ощущений, да и не только ноги? Но и по пояс.
 Когда врач щупает рукой или укалывает иглой и спрашивает:
- Чувствуешь? Один ответ: «Нет». Спинальной больной живёт много лет но не чувствует половину своего тела и ни какой боли! Но, а душа? Бедная день и ночь стонет!!!
Правая нога слабо держала, часто подвёртывалась в колене, и я часто падала и на этот раз правая нога попала под меня. Когда сняла валенок, увидела опухоль у щиколотки стопы. Привезли в больницу за сорок километров в хирургию и сразу на снимок. Снимок показал перелом. Наложили гипс. Хирург говорит:
- Ну, а теперь можете ехать домой. Я удивилась и говорю:
- Как домой? Нет, я не поеду, положите меня в больницу.
- У нас нет мест, сказал доктор.
- Найдёте, а если не найдёте, то на пол положите, но я не поеду. Меня еле сюда довезли. Я вся продрогла, а погода зимняя. Хирург посмотрел на мою настойчивость и нашли место. В час ночи со мной совсем стало плохо. Я вызвала медсестру, пожаловалась. Что меня всю трясёт и по ноге идёт из-под гипса красная полоса. Она дала градусник измерить температуру - 39, 7. Говорю:
- Вызывайте хирурга.
 Медсестра говорит:
- Потерпите до утра, до обхода, дам таблетку, и уснёте.
- Нет, милочка, я натерпелась за своё молчание, пока сгноили. Прошу, вызывайте. Терпеть больше не буду.
- Нам не положено ему домой звонить. Я закричала на неё.
- А умирать, положено?. Медсестра ушла, а через несколько минут пришёл доктор-хирург Е.А.Маслеников. Обратился ко мне:
- Что случилось?
- Мне плохо, всю ломает, температура. Прошу снимите гипс.
- Гипс снимать нельзя, сейчас дадим от температуры и обезболивающее, и всё пройдёт, а, где болит?. Я закричала резко:
- Зачем спрашивать, где болит?! Я по пояс не чувствую никакой боли, только душа плачет и стонет! Для вас гипс снять нельзя, а умирать можно? Посмотрел на меня, что я вся в слезах и сказал медсестре:
- Принесите инструменты, и стал разрезать гипс. И тут же стало ему ясно, - Быстрее шприц, здесь мешочек!. Медик принесла.
 Доктор воткнул иглу, и набрал полную пробирку гноя. И тут крикнул сестре:
- Быстрее несите хирургический набор, будем разрезать на ноге, где обнаружили гной. Медсестра принесла. Евгений Афонасьевич, начал разрезать ногу, а я смотрю, доктор говорит мне:
- Отвернитесь.
- Да вы уже разрезали, мне же не больно, я просто смотрю. Тогда Маслеников крикнул:
- Зато душа плачет и стонет. Ещё раз крикнул
- Отвернитесь! И я отвернулась. Слышу:
- Быстрее латок, гипертонический раствор, тампоны и бинты. Как после выяснилось, очистили от гноя ранку. И положили ногу в этот
открытый гипсовый лангет, и так лежала до весны. Ранка зажила, но перелом ноги не срастался.
Заходит ко мне в палату медсестра В.Ф. Алтухова. Говорит:
- Маша, слушай, тебя хочет навестить один человек.
- Кто? Ну, кто?
- Фёдор.
- Вера Фёдоровна, закройте мои ноги, тогда пусть заходит. Алтухова, накрыла меня простыней, поставила стул возле моей кровати. Заходит средних лет мужчина. Какой я ему показалась, не знаю. Но окинула его взглядом. И он уже не тот белокурый парень. Если бы где-то встретились, не узнали бы друг друга. Вот как меняет нашу молодость, старость. В это время я была замужем, воспитала дочь. И у него была отличная семья. Он рассказал о себе, и спросил о моей жизни. Федя в это время тоже лежал в больнице, узнав, что я нахожусь здесь, решил навестить. Хотя и волновалась, но было приятно и я довольна, тем, что не забыто людьми. Я и ни на кого не в обиде. Обидела меня моя жестокая судьба, обошлась со мной так сурово. И оставила как птичку без крыла, которая не летает. А я так и не могу ходить. Увы, увы! Врачи решили отправить в областную больницу на ул. Аксакова, в хирургическое отделение.
Здесь меня принял другой хирург П.Н. Кабанов. Я у него пролежала всё лето до глубокой осени. Чувствовала себя хорошо. Но когда выписывалась, то доктор сказал с шуткой:
- Ну, комнатная мимоза, теперь осторожней ходи мозоль ещё на ноге совсем слабенький, постепенно окрепнет.
 Много в этой жизни я испытала переломов ног и ожогов, и всё преодолевала. Но, а в этот раз я была на курорте. Часто заходила в магазин, который был рядом с нашим корпусом. Увидела красивые туфельки, так захотелось купить, а в голове промелькнула мысль: аппараты давно скинула и уже давно хожу в валенках возможно и в туфельках смогу ходить? Купила эти туфельки, хорошие, мягкие, с бантиком, а на бантике вышивка. Ещё купила носочки, с зелёной каёмочкой.
Пришла в палату, девчат не было, они были на прогулке. Сняла свою обувь надела носочки и туфельки…
Стопы повисли и болтаются. Что  же делать? Взяла бинт из сумки, забинтовала бинтами подтянула за щиколотку ноги, чтобы стопы держались. Убедилась, что стопы стали твёрдыми и держатся. Надела носочки и стопы засунула в эти красивые туфельки. Беру костыли, встала. Переступила. Ура! Решила идти на улицу. Пусть посмотрят, что я могу ходить и в туфельках. Рядом с корпусом главная аллея, там стояла лавочка, я села. Идёт фотограф. Попросила меня сфотографировать на лавочке и ещё в рост, держась за дерево. После решила посидеть на лавочке, подышать свежим воздухом.
Чувствую, что в корпус, уже идти не могу. Попросила прохожих: «Позовите нянь с 6-го корпуса». Няни пришли с коляской, посадили меня, и в палату. Быстро сняли с меня красивую обувь и разбинтовали ноги…
Они все потемнели и отдавали синеватым цветом.
 Позвали медсестру, она посмотрела и говорит: «Тут и удивляться не надо, перетянула всё бинтами и не поступает кровообращение». Скорее стала растирать, потом всё прошло. А здесь я ещё была, совсем молоденькой, и хотелось одеться, как и здоровым людям.



46 лет на курортном лечении



На этом курортном лечении находилась 46 лет. Это время целая история моей жизни. Первый раз приехала я в этот санаторий в «Сергиевские минеральные воды» в Самарскую область, пос. Серноводск, в1955 году. Обычно, ездила в летний сезон. В то время я ещё была тяжёлая больная, ходила в аппаратах. Тогда был деревянный спинальный №6 корпус. Заведующей в этом отделение была О. В. Ясинская, главврачом курорта С.А. Арджеванишвили и зам. И. П. Репина. Что осталось в моей памяти в то прошлое время?
 Тот красивый парк, который был рядом с нашим корпусом. Он и сейчас перед моими глазами. Был разбит парк по аллеям, там стояли лавочки, друг от друга рядом, на которых сидели курортные больные. Отдыхали в тени от летнего жаркого солнечного луча. Очень много было красивых фонтанов. Главные дорожки были асфальтированы, а по краям этих дорог посажены цветы, которые ежедневно поливались сотрудниками курорта. Очень красивый дом культуры был старого строя. В этом же дворе стоял памятник Ленину в ухоженном виде, в кругу клумб, утопая в цветах. Вокруг В. И. Ленина стояли лавочки там цветы зелёные деревья. Туда постоянно ходили отдыхающие, посидеть на этих лавочках, на свежем воздухе.
 Это незабываемая красота тех бархатных цветов. Тогда были одноэтажные 12 корпусов. Приезжали отдыхающие по курсовкам. Многолюдно было в санатории. Но с годами лечебные учреждения выходили из строя. Началась перестройка. В 1965 году построили новую грязелечебницу на 40 кушеток. Был построен новый № 2-ой корпус на 250 коек в парковом отделении. А в степном ещё построены два корпуса № 3 и № 4 на 500 мест с клубом и столовой, с новой грязелечебницей на 40 ванн с двумя бассейнами, кожными и гинекологическими отделениями. В это время зав. спинального корпуса О.В.Ясинская ушла из жизни…
Заведующей спинальным корпусом стала работать М.А.Веклова. Вскоре построили для спинальных больных новый №1 корпус, подведённый под одной крышей с водолечебницей. Корпус был очень хороший, со всеми удобствами, для спинальных больных, с просторными комнатами и лоджиями.
А в 1983 году было начато строительство нового комплексного спинального корпуса на 240 коек. В 1994-м году завершено строительство большого общественного блока, с водолечебницами и грязелечебными лечебно-диагностическими кабинетами.
В этом № 10–м комплексном корпусе благоустроенные кабинеты, три просторные столовые, прекрасный зимний сад, богатая, с читальным залом библиотека, кино-концертный, большой зал, хороший, магазин, всё, что нужно для спинальных больных. Здесь всё, на месте, не выходя из помещения, каждый больной пройдёт обследование и получит полностью необходимое лечение. Не только, что он спинальной больной. Но и сопутствующие свои болезни подлечит. В этом 10-ом корпусе все необходимые удобства, для тяжёлых больных. В каждой палате световая сигнализация над койкой. Палаты - 4-х местные, есть и 2-х . Уход за больными отличный. Здесь няни и весь медперсонал, как я их называю, святые люди. Тут успешно лечат заболевания нервной системы, опорно- двигательного аппарата, гинекологические болезни, бесплодие, простатиты, сахарный диабет. Уникальный спинальный комплекс единственный в России для лечения заболеваний спинального мозга и больных с последствиями травм. В этом санатории можно пройти обследование: ультразвуковое, рентгенологическое лечение, сероводородные ванны, хвойные, жемчужные, подводный массаж, орошения сульфидной водой дёсен, зёва. Грязевое лечение, лазеро- терапия, иглоукалывание, ручной массаж, вибрационный, вакуумный, подводный. Ультразвуковая терапия. Стоматологическая помощь, зубопротезирование с напылением.
Это строительство десятого комплексного корпуса возглавлял уже новый главврач В.А. Кархалёв. Здесь с ним работает другой персонал - зам. главного врача - Е.К. Боталова, заведующий 10–го корпуса Н.А. - Абломонов. Лечащим врачом в этом спинальном корпусе много лет проработавший, Ю.И.Одоренко. И М.А.Веклова. Эти добрейшие люди, которые с душой относятся к инвалидам.
Это слово – инвалид для здоровых людей ничего не значит. Но за ним стоит чья-то изломанная судьба. Один инвалид с детства, другой стал им из-за несчастного случая, третий получил после войны в Афганистане и в Чечне. Много мне приходилось видеть солдат- инвалидов в санатории. До глубины души было больно смотреть на молодых парней с изуродованными лицами, без рук, без ног, многие из них недвижимые. Некоторые травмируются на производстве, другие - в быту. Особенно молодёжь. Что их ожидает в будущем? Инвалидная коляска, в которой они смогут передвигаться в своих четырёх стенах. Эти люди обездолены человеческой судьбой. Но какая бы не была судьба нужно найти мужества жить.
Жить, и надеется на выздоровление. К услугам больных в десятом спинальном корпусе - врачи и весь медперсонал. Все они очень отзывчивые. С большим опытом работы, помогают больным поверить в себя. Здесь есть всёвозможные приспособления для восстановления здоровья, тут учат сидеть, ходить. Подготавливают морально к инвалидной жизни, ведут задушевные беседы с больными. В них раскрываются неподдельная любовь и внимание врачей к инвалидам. Они советуют инвалидам общаться друг с другом, делиться опытом выживания. Ведь только инвалид может понять его боль как свою. И хорошо понимают таких больных сотрудники этого корпуса.
Особенно тяжёлый труд у нянь. Есть больные, у которых не работают ни ноги, ни руки. В 7 часов утра нужно каждого умыть, покормить, одеть, с кровати пересадить на коляску и отвезти на лечебную процедуру. Затем всё проделать в обратном порядке. У каждого больного есть просьба, и капризы. Выполняются безотказно, с улыбкой и весёлым взглядом. В 23 часа нужно уложить спать, а к трём часам ночи тяжелых больных нужно повернуть в другое положение. За 46 лет моей поездки в этот санаторий я со многими встречалась, делилась своим недугом и нелёгкой судьбой. А также и со мной делились больные, со своими невзгодами. У каждого жизнь протекает по-разному. Они не только травмированы физически, но и душой. Они оторваны от общего мира, от той прошлой жизни. Для них остались четыре стены и экран - окно. Им всё пришлось перенести: Горе и отчаяние. Жизнь прошлую всю перечеркнуло и перекрыло. Назад? Пути нет! Нужно перестраиваться жить по другому. А как?
Трудно ответить на этот вопрос. Здоровые люди никогда этого не поймут, такого больного человека. Сидит он в четырёх стенах, да пусть и сидит. Но, а если по несчастью кто-то попадёт в общество инвалидов, то ему и помогут, по опыту инвалиды, как выжить в этой жизни.