Снег заполнял мир плотной стеной, отделяя меня от всего, что было до этого и скрывая всё то, что возможно со мной будет. Сейчас ничего этого не существует. Только плотный снег, окружающий, обволакивающий, дающий неведомое чувство защищённости и бесконечной, опьяняющей свободы. Абсолютно белый — он заполнял тьму. Чем-то это картина напоминала мне храм. Бесконечно пустую церковь в ночи, когда всё кажется нереальным, когда теряется понимание добра и зла, когда свет и тьма теряют отчётливость и перемешиваются в первозданном хаосе. Сумеречный храм, не имеющий истории — но моя история начинается именно здесь, и если ей суждено начаться, то лучшего места я придумать не смогу. До этого были огни — я помню их. До этого было ожидание — и я отчётливо помню даже и его. Но теперь это всё кажется неважным. Меня окружает снег и больше ничего важного в мире не существует.
Идеальное начало. Я не забуду прошлого — просто будущее для меня становится настолько же материальным, как и прошлое. Если ты выбираешь свою историю — то не нужно нести с собой старые обиды и страхи. Если ты выбираешь будущее — то приходится менять прошлое. А проще всего менять то, чего нет. Прошлого нет. Будущего нет. Есть только снег и скрывающиеся в сумерках огни улетающих самолётов. Это аэропорт. Похоже, что последние самолёты уже взяли курс куда-то и больше рейсов сегодня не будет. Для кого-то это было бы знаком, по которому они прочитали бы своё будущее. Но не для меня. Моё будущее я выбираю самостоятельно. Из снега возникает фигура в капюшоне. Она проходит мимо, не оборачиваясь. Меня никто не ждёт здесь. Если ты выбираешь свою судьбу — глупо ожидать, что кому-то это понравится. Но мне даже это уже абсолютно всё равно. Передо мной останавливается такси и я называю адрес. Снег продолжается за окном машины. Но уже поздно. Я здесь. Моя история начинается именно здесь.
Город мелькает, проносясь мимо. Кто-то приезжает сюда покорять, кто-то приезжает, чтобы покоряться — и я понимаю и тех и других. Но в этот раз мне хочется найти здесь себя. Никто не знает — как это, но мне хотелось бы это выяснить. Все хотят войны и когда-то в моих привычках было — отвечать на все вызовы и вступать в любую драку или соревнование — не задумываясь. Я не задумываюсь и сейчас — сейчас я просто прохожу мимо. Километры и цифры на счётчике проскальзывают мимо меня настолько привычно, что становится грусно. Когда-то меня это волновало. Когда-то это что-то значило. Регистрация, документы, вечер в компании бокала пива и друзей — что может быть естественнее? Или пойти — и найти то, что было забыто здесь в прошлый раз. У меня есть этот выбор? Нет. И допивая пиво — я иду в сумерки, освещённые чуть красным светом фонарей. Этот город знает, что я здесь. И мне хотелось бы надеяться, что ему не всё равно. Мне всегда хотелось на это надеяться... Хотя.. Хотя теперь мне это — абсолютно безразлично. Снег уже не идёт - и я просто ныряю в сумерки, как рыба погружается в спасительную глубину.
- Мне больно смотреть на тебя, ты слишком красивая. Так не бывает.
- Так бывает. Просто прими это. Нам ещё слишком много предстоит сделать вместе.
Я смотрю на существо, сидящее напротив меня. Совершенство кожи и совершенство движений мгновенно завораживают меня, я понимаю, что так не бывает, я мечтаю о том, чтобы смотреть на это вечно. Она ловит мой взгляд и смеётся. Её смех, как колокольчики небес — звонкие, негромкие, совершенные. Совершенные, как и всё в ней.
- Если ты хочешь научиться готовить, то сначала тебе нужно научиться точить ножи - говорит она.
- Зачем?
- Чтобы отрезать всё лишнее, конечно же.
Утонуть в её словах и улыбке было бы слишком просто - и поэтому я оглядываю огромную кухню. Я смотрю на её плавные движения, когда она готовит что-то, вкуса чего я, конечно же, не почувствую. Но этот вкус, несомненно, будет совершенным.
Мы сидим на берегу прохладного, но совершенно чистого и изумительно зелёного моря. Я достаю сэндвичи и аккуратно раскладываю их на скатерти, которая расстелена на песке. Она смотрит на это и улыбается мне — без тени веселья, но очень трогательно, так, что мне хочется плакать и отдать ей всё, что есть у меня — тут же и сразу же. Без остатка.
- Сколько тебе лет? - спрашиваю я её.
- Три, может быть два года... - отвечает она. - Иногда нам столько лет, сколько нам осталось ещё улыбаться этому морю — поясняет она очень серьезным голосом.
Молча кивнув, я смотрю на это море и не могу принять то, что она говорит. Для меня это немыслимо и жутко. Меня это пугает.
- Мы должны одевать одежду бога, когда он спит.. Если мы действительно любим своего бога... - она мягко касается моей руки и я вижу, как она счастлива.
- Тогда попробуй доплыть до того острова, который будет нашим Эдемом — шучу я, но по её глазам я вижу, что это совсем не смешно.
- Такой остров есть — говорит она. Там есть место, куда я уеду, когда мне станет слишком больно... - В её глазах я не вижу этой боли, но я вижу, какой матовой стала её кожа. Совершенство в ней — всё более отчаянное, всё более кричащее — заставляет меня опустить глаза, чтобы она не видела, как я беззвучно плачу.
Она показывает моё рабочее место и объясняет всё, что мне нужно будет делать — но я вижу, что ей это так же скучно, как и мне. Она берёт меня за руку и ведёт на набережную — мы долго смотрим на небо и на остров посередине реки.
- Тот остров находится на Бали - и это один из маленьких островков, которые навечно обречены оставаться совершенными. Так же, как и я.
- Тебе не страшно? - спрашиваю я совершенно искренне, но в тот же момент понимаю всю нелепость своего вопроса.
- Страшно сейчас только тебе - отвечает она и тихо смеётся. Сейчас-то я точно знаю - её глаза никогда не были такими же тёмными и бездонными, как в тот день.
Она берёт мою руку и сжимает её, когда я лежу, уже под начинающим действие наркозом. Она говорит: «Всё будет прекрасно, тебе это понравится» - и следующее, что я ощущаю, приходя в себя — это её руку, лежащую на моей. Она улыбается:
- Теперь ты самая старшая из всех нас, сестрёнка.
- Сколько мне? - спрашиваю я. Мой язык двигается с трудом — то ли от наркоза, то ли от страха. Страха, которого я к своему удивлению уже почти не чувствую.
- Пять лет или что-то около того - она смешно пожимает плечами - и я вижу в её глазах то же завороженное выражение, которое она, не сомневаюсь, видела и в моих глазах.
Она обнимает и целует меня, потому что не хочет, чтобы я видела её восхищение и её боль.
- Я принесла тебе сока и йогурта. - она отворачивается, чтобы я не заметила, как изменяется её кожа, какие бледные у неё щёки и как с каждым днём прекраснее становятся её яркие глаза.
- А ты поздравишь меня с первым днём рождения? - невинно спрашиваю я — и в эту секунду её улыбка заставляет моё сердце почти остановиться. Почти.
- Ты делаешь успехи — её голос мелодично звучит — всегда где-то рядом, но немного отстранённо.
- Я стараюсь — отвечаю я и улыбаюсь так же, как улыбается она. Учиться — это невероятное удовольствие — если учитель настолько мне приятен.
- Расскажи мне, зачем всё это? - я обвожу рукой, в которой держу нож, всё окружающее, полки на кухне, столы, дома за стенами этой кухни и всё, что мы не можем увидеть, но то, что окружает нас.
- Просто отбрось всё лишнее, тогда то, что станется и будет твоим ответом — её глаза смеются, но я не чувствую, что ей весело.
- А что осталось для тебя?
- У меня осталась любовь ко всему этому — она пародирует мой жест, обводя вокруг себя рукой. - Ты поймёшь это, когда станешь моложе. - и я, как и всегда, не могу сердиться на неё, потому что она снова улыбается.
Я влетаю в коридор, как разъярённая птица, хлопая дверью и крича на замешкавшегося санитара. Я вижу её в конце коридора — она стоит спиной ко мне и смотрит в окно, где нет ничего, кроме бесконечных сумерек.
- Мне никто не сказал, прости, мне никто не сказал! - я обнимаю её, но она отстраняется.
- Я же тоже тебе не позвонила, так что всё правильно — я вижу её лицо в профиль и её кожа, некогда очень смуглая, теперь напоминает мне мрамор.
- Я убью их всех, я заставлю их ответить, как они могли не прийти, как они могли, они же бросили тебя! - моё лицо горит от волнения и от того гнева, который овладевает мной всё сильнее. Я не знаю, за кого я боюсь сейчас больше. Вернее — я знаю. И она тоже знает это.
- Не переживай... - ей не нужно смотреть на меня, чтобы я догадалась о невесёлой улыбке, которая сейчас обращена к окну. - Я не хочу никого видеть, но я до глубины души тронута тем, что ты пришла...
Она начинает кашлять и не может остановиться. Я чуть обнимаю её и жду, когда кашель пройдёт. Наконец её тело перестаёт вздрагивать.
- Завтра я уезжаю — говорит она.
- Тогда мне нужно передать тебе подарок к твоему дню рождения — мой голос чуть дрожит, но я улыбаюсь, когда потягиваю ей баночку аспирина.
- Там не аспирин? - её вопрос - это даже не вопрос, а утверждение - и я просто киваю ей, отворачиваясь, я смотрю вдаль, на холмы, которых сейчас не видно.
- Мы встретимся, там, на острове? - спрашиваю я. Не потому что я не знаю, а просто потому, что я должна спросить.
- Конечно, я буду ждать тебя там - отвечает она. Не потому, что она это знает, а потому, что она должна так ответить.
Мы улыбаемся друг другу и первый раз за этот день — мне удаётся сдержать слёзы, а она смотрит на меня с той смесью восхищения и страха, к которой я уже начинаю привыкать.
- Кажется, ты начинаешь понимать меня — её голос очень тихий, но в нём нет печали, в нём нет страха. Она прячет баночку аспирина в карман — и я знаю, что она ею не воспользуется. Мы сильные, мы гораздо сильнее, чем может показаться, на первый взгляд. И мы знаем, что то, что остаётся, если отбросить всё лишнее — это любовь.
Я прихожу в аэропорт в тот момент, когда её посадка заканчивается. Мне всё равно, что подумают на работе, там, где я сейчас должна была бы быть. Когда-то я хотела разобраться в себе, но потеряла даже желание знать - кто я. Всё это стало не важно. Я провожала глазами самолёт, который по странной прихоти погоды взлетал в одиночестве кружащихся снежинок. Меня окружала тишина, но я знала, что в этой тишине есть место и для меня. И для той, кто дала мне понять то, что останется, когда не будет больше ничего лишнего.
Вместо послесловия.
Я вернулась домой и примерила то, что она оставила на моей кровати. Прощальный подарок. Мы должны надевать одежду бога, когда он спит — если мы любим своего бога. И это же мы должны делать, когда наш бог покидает нас. Я улыбаюсь своему отражению. Быть изящной - иногда это гораздо проще, чем кажется. Иногда это становится естественным.
Я люблю тебя. Возможно, что ты не услышишь этих моих слов, но ты ведь всегда это знала.
И... Я желаю тебе хорошего дня рождения.