Лёнька - партизан

Юрий Першин 2
     На дворе стоял морозный декабрьский вечер уходящего 1942 года, и за окнами нашего небольшого деревенского дома была непроницаемая тьма. Моя бабушка ушла сторожить колхозную ферму, оставив нас с дедом вдвоём. И чтобы не жечь зазря керосин мы с ним сразу же после ужина легли спать. Но, не успели ещё даже слегка задремать на кровати, как вдруг за печкой застрекотал сверчок: сперва  тихо, а  потом  всё громче и громче. А затем к нему присоединились ещё несколько его сородичей и устроили такой концерт, что стало даже совсем невозможно  находиться  здесь  в  комнате. У  моего  дедушки  не выдержали нервы и он, соскочив с кровати, в ярости стал стучать ухватом по русской печи. Сверчки затихли и он, кляня всё на свете, в том числе и этих надоедливых насекомых, подошёл к кровати и обратно лёг на неё. Только мы с ним начали засыпать, как сверчки обратно застрекотали так, что их стало слышно даже под ватным одеялом, которое я спешно натянул себе на голову. Дед обратно соскочил с кровати и не найдя ухвата, который он вгорячах куда-то засунул, схватил ружьё, висевшее над кроватью и прицелился в боковую стенку этой печи. 
                - Бей  фашистов  дед! – закричал  я  ему,  высунувшись  из - под    одеяла,- а то они не дадут нам с тобой сегодня заснуть.
    Но только я успел произнести последнее слово, как раздался сильный грохот - это мой дедушка выстрелил прямо в русскую  печь, за которой находились так надоевшие нам насекомые. Проветрив избу от порохового дыма, он закрыл дверь, и довольный лёг ко мне на кровать. В комнате стало тихо - сверчки больше не стрекотали и мы с дедом вскоре уснули.
    Утром вернулась с работы бабушка и, отругав, как следует деда за разбитые при выстреле горшки, принялась белить извёсткой всю чёрную от копоти печь. Управившись с этой работой, она только начала мыть полы, как дверь открылась и в избу вошла вся заиндевевшая от мороза моя мама. Она разделась и сразу же стала помогать бабушке в приборке дома. После того как в комнате был наведён полный порядок - мы все сели пить чай, который был настоян на душице и забелён молоком. К нему бабушка подала на стол очень вкусные творожные ватрушки. Ну а я больше всего нажимал на городской хлеб, который принесла  с собой моя мама, макая его в мёд  и запивая  душистым чаем.  В  отличие от нашего деревенского хлеба, который всегда пекла в  русской печи бабушка, это хлеб был без отрубей и мне тогда казался очень вкусным.
    Шёл второй год войны, и я всё это врем жил здесь в деревне, после того как меня привела сюда из города мама. Мой отец воевал с фашистами на фронте с самого начала войны, и жить у себя дома без его поддержки было нашей семье очень трудно.
    Мама кроме  всего  прочего принесла  мне ещё заячью шубку в подарок,  которую она  сшила  там у себя  в  городе  из  шкурок,  купленных  у  нашего деревенского соседа - охотника Каргина.  Я  сразу померил  её,  и  остался, очень доволен этой обновкой. 
                - Вот теперь-то вдоволь покатаюсь на своих лыжах с горки! - обрадовался я этой обновке и даже не захотел её снимать, до того она была лёгкая и тёплая. 
    Но, а самой главной новостью, которую сообщила мне мама, являлось то, что там, в городе, у нас в бараке рядом с нами поселились новые соседи, которые из-за начавшейся войны были эвакуированы сюда из украинского города Кривой Рог.      
    Мне страшно захотелось познакомиться с ними, и я стал со слезами на глазах проситься у мамы вернуться домой, но она сказала мне, чтобы я подождал до лета. Но вот в город я  возвратился только спустя два года, когда мне нужно было готовиться в школу. И то после того как в свой очередной визит к нам в деревню, моя мама  к  своему  великому ужасу  услышала  от  меня мой  говор исключительно на вятском диалекте.               
                - Да как же он в школу на другой год пойдёт, и кто же его там поймёт,- загоревала она и сказала моему деду о том, что заберёт меня от них сейчас же к себе домой.
    Как он с бабушкой потом не упрашивал мою маму оставить меня ещё на год в деревне, но ничего у них из этого не получилось, и я летом 1944 года оказался в городе, у себя дома, и тотчас же познакомился со своими новыми соседями.   
    Хозяина соседней квартиры звали дядей Степаном, он  после эвакуации работал здесь, на шахте имени «К.Е. Ворошилова», запальщиком, а его супруга тётя Галя была домохозяйкой и она занималась воспитанием своих детей: сына  Леонида и дочери Александры.               
    Несмотря на то, что Лёнька был старше своей сестры почти на три года, верховодила во всех делах она, и он никогда ей не перечил, зная о том, что Шура может в случае конфронтации пустить  в  ход  свои  острые  ноготки. Мы  её  потом  за  храбрость прозвали  - наша атаманша. 
    Лёнька же был очень тихий болезненный мальчик, он никогда ни с кем на улице не связывался, но очень любил рисовать. И потом уже когда он учился в старших классах нашей средней школы, то его картины даже несколько раз подряд выставлялись на художественной выставке в городском Доме пионеров.      
    При разговоре Лёнька часто употреблял украинское слово «нехай», что,   по - русскому обозначало пускай или пущай. И вот из-за приверженности к этому словечку он получил от наших  ребят обидную  для его мальчишеского самолюбия кличку  «Хайкин». Но обычно со всеми Лёнькиными обидчиками расправлялась его сестра Шура, и при ней никто из нас не смел, обзывать этим прозвищем её старшего брата.   
    Но вот, однажды, зимой мы с ребятами решили поиграть в войну и наш вожак - Валька Бессонов по прозвищу «беззубый» стал делить нас на красных партизан и карателей - фашистов. Вальку прозвали так, потому что у него, несколько лет тому назад выпали все молочные зубы, а вот новые до сих пор почему-то так  и не выросли. И это произошло, скорее всего, из-за недостатка кальция в его организме, и поэтому он всегда ковырял извёстку на стене  своего барака и  с жадностью  жевал  её. Но  Валька  был  всё же довольно сильным мальчишкой, и мог побороть каждого из нас даже одной рукой. И поэтому мы его всегда слушались за исключением, конечно, моей соседки Шуры, которая не признавала его авторитета, и если требовалось,  всегда могла сдать ему в ответ сдачи.
    Но в самый разгар нашей делёжки к нам подошёл  Лёнька и попросился у Вальки, чтобы его тоже взяли поиграть в войну, но лишь только на стороне красных партизан. Но наш строгий вожак сразу же сказал ему, что он будет участвовать в этой игре - на стороне фашистов.
                - Не хочу играть за них - категорически воспротивился этому  назначению  Ленька,- я  буду  воевать только за красных партизан.
    Рядом с ним стояла его сестра Шура, готовая в  любой  момент  вцепиться Вальку, и поэтому он немного подумав, сказал  Леньке:
                - А если тебя возьмут в плен немцы, и начнут пытать, то ты ведь тогда выдашь им всех нас, и из-за тебя мы тогда можем погибнуть.
    Но Лёнька люто ненавидел фашистов, ведь ему маленькому мальчику   пришлось тогда на себе испытать  весь этот  ужас бомбёжек фашистскими  самолетами его родного города. Их эшелон в самый последний момент вырвался из Кривого Рога, почти уже занятого немецкими войсками. А всё  из-за того, что его отец -  дядя Степан, работая старшим мастером на металлургическом заводе, до самого последнего момента, не считаясь с   опасностью, плавил там металл, который как воздух был нужен тогда нашей стране.   
                - Я вам всем докажу, что смогу вытерпеть любые пытки! - крикнул  Лёнька и подбежал к стальному  рельсу, конец которого торчал из - под снега. Он прикоснулся к замёрзшему металлу своим языком, который сразу же намертво прилип к его поверхности. Кричать Лёнька уже не мог и только махал руками, как машет своими подбитыми крыльями раненая птица, пытаясь подняться снова в небо. 
    Валька Бессонов видя такое дело, сразу же убежал с этого места к себе домой. А вслед за ним испугавшись, ретировались и все его друзья. Возле Лёньки остались только я и его сестра Шура. Мы пробовали оторвать его язык с замёрзшего рельса, но у нас ничего не получалось. Лёнька сильно мычал и отбивался изо всех  сил  от  нас  своими   руками и  ногами. Тогда  я  побежал к дому  и позвал сюда на помощь мою маму и тётю Галю. Вскоре об этом происшествии  узнали все женщины нашего барака. Они быстро прибежали к этому месту и толпой сгрудились вокруг Леньки. 
    Моя мама, которая была старшей по дому, сказала женщинам, чтобы они скорей принесли сюда ломы, кайла и лопаты для  выдалбливания этого злополучного рельса из застывшей земли. Кто-то из них даже предложил развести костёр, чтобы отогреть землю, но не стали этого делать, боясь причинить вред Лёньке. На его счастье конец рельса был не очень-то глубоко врыт в землю и поэтому женщины довольно быстро вытащили его оттуда. Тогда они осторожно подняли этот злосчастный рельс вверх вместе с трепыхающимся на нём Лёнькой и, придерживая его своими руками, пошли осторожно к бараку. Женщины медленно поднялись на второй этаж и занесли пострадавшего в его квартиру. Там они подставили под концы рельса табуретки и опустили Леньку на колени. Так он стоял до тех пор, пока при  комнатной температуре не отогрелся этот металл, и  Лёнькин язык сам не отлип от него.    
    Тётя  Галя  потом с большим трудом достала у кого - то  гусиное  сало и ежедневно им смазывала сыну его распухший язык. Долго ещё Лёнька не мог разговаривать, а когда он всё же полностью выздоровел, то за ним навсегда укрепилось прозвище: «Лёнька партизан».
    После  окончания  средней  школы он  поступил в строительный институт и стал там учиться. К нам на каникулы летом приезжал далеко уже не тот Лёнька, которого мы знали когда-то в детстве. Он за последние годы учёбы в институте сильно преобразился и стал рослым, очень красивым молодым человеком с модной на голове прической, которая называлась в те времена «канадкой». 
    По окончанию высшего учебного заведения Леонид получил направление   на строительство Западно - Сибирского металлургического комбината. Там он первое время трудился мастером, а затем прорабом. Многие  девушки заглядывались на него, но он выбрал только одну единственную из них. Её звали Люба, и она работала вместе с ним в одном и том же строительном управлении - бухгалтером. Через три года он с молодой женой и маленькой дочерью уехал в город Пятигорск, где они и стали постоянно проживать. Как я потом узнал от его матери - тёти Гали, он сначала работал там начальником строительного управления, а потом его повысили в должности, и он стал работать управляющим треста.
    И  вот в  конце восьмидесятых  годов  прошлого века мне  посчастливилось  отдыхать  в  санатории  «Пикет»  в  городе Кисловодске. Я  там часто бывал на  экскурсиях,  которые   местное  туристическое  бюро  регулярно  проводило по знаменитым  Лермонтовским  местам. Я  всегда  любил  творчество этого великого русского  поэта, и  мне было дорого всё то, что было связано с его именем.
    Я там побывал у подножья горы Машук на месте дуэли М. Ю. Лермонтова с его хорошо знакомым-офицером Н.С. Мартыновым. Там на месте гибели поэта была установлена  металлическая ограда, обвитая тяжёлой чугунной корабельной цепью. Повидал я в городе Железноводске и  небольшой белый домик, в котором опальный поэт провёл последнюю в своей жизни ночь перед этим  поединком.
     Заходил я и в знаменитый «Провал», который был замечательно описан М.Ю. Лермонтовым в его знаменитом романе «Герой нашего времени». В городе Кисловодске с группой экскурсантов мы долго смотрели с дороги на скалу, где на самом верху её, на небольшой площадке, состоялась дуэль его литературного героя Печорина с офицером Грушницким. Мы побывали также с группой экскурсантов возле небольшого двухэтажного деревянного дома, утопающего в цветах и виноградной лозе, где Печорин встречался со своей возлюбленной, которую звали Вера. Посетил  я  на этом курорте,  ещё много  других таких же подобных  мест,  связанных  с памятью этого выдающегося русского поэта.         
    Но быстро пролетело это замечательное время и я, взяв билеты у себя в санатории, в кассе, на пассажирский самолёт, приехал на автобусе в г. Минеральные Воды, где находился аэровокзал, для того чтобы оттуда улететь к себе домой. Там я сел в зале на скамью и стал ждать, когда объявят посадку на мой рейс. И вдруг там мимо меня  стала очень быстро двигаться  неизвестно откуда взявшаяся толпа пассажиров. Среди этих стремительно идущих людей я неожиданно для себя увидел высокого представительного мужчину с небольшим «дипломатом» в правой руке, удивительно похожего на моего бывшего соседа по бараку, которого звали  Леонидом. Пока я с изумлением разглядывал его, он быстро прошёл мимо меня и моментально  исчез из вида.
    Я до сих пор глубоко сожалею о том, что не бросил тогда свой чемодан и не побежал разыскивать этого человека. Но такова видно была моя судьба, не позволившая мне хотя бы минутку побыть вместе с другом моего детства - «Лёнькой - партизаном».
                *****************
                Автор: Юрий Першин