Глуповато ухмыляясь, Мишель Жаксонье сидит в джакузи – празднует выпуск третьего альбома. Левой ручкой мальчика приобнимает, в правой фужер с шампанским держит, и холёным ноготком по ножке фужера поцокивает – цок, цок. Иногда взгляд Мишеля собирается в кучку, и в джакузи всплывают дурно пахнущие пузыри – тогда Жаксонье запрокидывает голову и визгливо хохочет.
Входит импресарио с рыжим портфелем.
– Майкл, – импресарио всегда зовёт его «Майкл» и только на публике «мэтр Жаксонье». – Майл, может, того… начнём уже следующий проект? И так уже три месяца в джакузи отмокаешь, всё третий альбом празднуешь. А работа стоит.
Мишель закатывает подведённые глазки и вздыхает. Мальчик радостно верещит от игривого шлепка.
– Я бы рад, – томно произносит певец. – Я бы рад, да видишь – некогда мне. В одной руке – мальчики, в другой – шампанское. Все обстоятельства против меня…
Проглатывает шампанское и самокритично добавляет:
– Вот бы мне трудолюбие Высоцкого, это да. Я бы горы свернул! Я бы… ух! А так – сам видишь… подай ещё шампанского. И включи эту штуку, ну, чтобы во-о-олны!
Импресарио поправляет запотевшие очки, достаёт из-за пазухи зеркальце и машет им, как путевой обходчик машинисту:
– Майкл, глянь-ка сюда. А? Боже, кто это там?! Мэтр Жаксонье? Не-е-ет. Какая-то корова, тупая и апатичная. Безмозглый желудок на ножках. Consommateur, pour tout potage*. Быстро же ты сдулся.
– Но-но!
Шампанское плещет на пол, следом летит фужер.
– С кем разговариваешь, лакей?! Забыва-а-аешься?! Я всё-таки Мишель Жаксонье! А ну-ка, живо проси про…
Импресарио идёт по коридору к выходу, прижимая к груди рыжий портфель и размышляя, что, в общем-то, остаться в анналах шоу-бизнеса «этим толстяком с жёлтым портфельчиком» на глянцевых фото рядом с «да это же сам Мишель Жаксонье!» – совсем неплохо для его неполных пятидесяти. Мой портфель, думает он, наверное, стал такой же знаменитой вещью, как сам мэтр.
Вещью…
Импресарио усмехается и вытаскивает из кармана потный бумажный ком.
А вот и контракт.
Ухмылка агента становится шире, когда он промокает скомканной бумаженцией лоб, швыряет её в урну и, конечно же, не попадает.
Издалека несётся визгливое:
– Шампанского, живо! Чего встал?!
«Я всё-таки Мишель Жаксонье!» Ты БЫЛ Мишель Жаксонье – революционер поп-музыки с горящими глазами и полным карманом хитов. Твои фанаты готовы были разорвать тебя на кусочки как французские клошары своего Великого Парфюмера – лишь бы возобладать частичкой Звезды. От твоих клипов взрывались ти-ви в барах и рвались динамики танцполов. После выхода твоего второго альбома эти вечные стервятники-импотенты дружно залебезили – «Величайший поп-альбом всех времён и народов!» – чтобы тут же злобно взклекотать – «Выше ему не прыгнуть!»
А ты выпустил третий – и добил притихшую шакалью ораву, назвав альбом – «DANGEROUS»!
Вот ЭТО было – король поп-музыки Мишель Жаксонье и его агент, толстяк с жёлтым портфельчиком, Рэй Монбэйн.
Агент выходит на воздух, расстёгивает клапан портфеля и, по-мальчишески гикнув, подкидывает свою увесистую поклажу. Ветерок жадно ловит очень важные документы и выкруживает ими контур гигантского сердечка.
Агент кивает ветерку – он отлично понимает намёк, но спешит это объяснить – выходит, правда, немного на китайско-притчевый манер:
– Всё верно! Потребитель говна, поднявшийся до его производства – достоин всяческого уважения – творец, бля. Производитель говна, опустившийся до его потребления – достоин жалости – бля, деградант – или даже жалости вдвойне – ибо ему никогда более не стать производителем. И лишь одно говно достойно – просто так. Воистину, круговорот говна в природе – великая вещь!
Ветерок, задумчиво пошуршивая опавшими контрактами и векселями, соглашается молча и сразу. Позабытый рыжий портфельчик похож на выброшенную на берег оторванную голову кашалота.
P.S.
Ещё одна псевдокитайская притча от Рэя Монбэйна:
Родившись полевым цветком в тёмном и сыром подвале, ты чахнешь, но нехотя тянешься ввысь. Ты появился из крохотного, невесть каким ветром занесённого, семени, и, видимо, частичка этого ветерка заставляет тебя ползти по склизлой неровной стене к той треугольной щели, и вот, в один из дней, ты достигаешь и проникаешь в неё. Напоённый светом и свободой, ты сразу вымахиваешь под водосток, оплетаешь угол дома и взбираешься на крышу. Потом лезть становится некуда, и ты становишься садовником. Потом гербаристом. Потом – скупщиком-коллекционером картин флористов-передвижников. Потом жухнешь и тихо ложишься навозом в землю того самого подвала, и на тебе начинает расти цветок. Чахлый полевой цветок.
*Consommateur, pour tout potage (фр.) - Всего лишь потребитель.