Полумесяц Змея. Глава IV. Необычные пассажиры

 

«…The awful spirits of the deep
Hold their communion there;
And there are those for whom we weep,
The young, the bright, the fair…»
N.  Hawthorne («Ocean»)

Глава IV. Необычные пассажиры.

Не впервые леди Габриель довелось испытать на себе чудесную силу везения, которое,  согласно наблюдениям людей мудрых, особливо радует посещениями личностей жизнерадостных и упорствующих в жизненной борьбе. Нелёгкая миссия молодчины Джеффербингтона увенчалась поразительным успехом: буквально за пару дней до отплытия «Грэйт Истерна» кто-то из числа обеспеченных пассажиров сдал билеты и, в результате  супругам Эрдерхази досталась одна из восьмисот  кают первого класса на борту крупнейшего корабля текущего столетия.
Однако, удача, подобно капризной русалке,  чуть было не выскользнула из рук леди Габриель, оставив на память лишь солёные капли на щеках и обидный удар холодным хвостом но носу.
Утром 20  августа 1875 года всем, кто направлялся в порт из центра города,   пришлось серьёзно понервничать, буквально пробиваясь к цели, как африканские слоны в разгар жаркого лета, стремящиеся  к  стремительно пересыхающему  водному источнику. Причиной тому, что многие дороги  Лондона оказались оцеплены полицией и  силами королевской конной гвардии, явился прогремевший накануне ночью взрыв, не только нагло разбудивший королеву, но и  унесший попутно жизнь некого  высокопоставленного немецкого политика, прибывшего в столицу инкогнито, по слухам, со специальным поручением от самого Бисмарка.
Барон  Герберт фон Кляйн  вместе с немногочисленной охраной был подорван прямо в своём экипаже в оскорбительной близости от Букингемского дворца... Германский канцлер, сразу после инцидента,  поспешил обвинить в смерти своего  посла французских террористов, пытавшихся таким варварским способом «сорвать налаживание союзнических отношений немецкой державы с Англией».
 Впрочем, вне зависимости от того, чего именно добивались неустановленные злоумышленники, обвинения Бисмарка грозили только усугубить и без того глубокий  дипломатический кризис  между Францией и Германией.
В общем, как писал небезызвестный классик: «не всё спокойно в Датском королевстве»... Обстановка в мире накалялась, и, мало-помалу, наиболее популярным вопросом становился всё тот же  «быть или не быть?», но только по отношению к новой войне. И даже самые неизлечимые оптимисты  не могли не почуять тревожно витающий в воздухе пороховой запах неизбежного столкновения крупнейших наций...
Леди Габриель, хоть и отличалась не по-женски суровым здравомыслием, но всё же патриотично верила, что даже если весь остальной мир сгинет в небытие, Старая Добрая Англия  - будет стоять вечно. Не сказать, чтобы она особо интересовалась политикой (если та выходила за пределы конкретных  Британских колоний) и, тем более, не была любительницей тешить себя надеждой вникнуть в тайные намерения высокопоставленных государственных чиновников. А в тот момент, когда их кэб застрял на пол пути к заветному пароходу не за долго до его отплытия, миссис Эрдерхази, внешне оставаясь степеннее самого Папы Римского, готова была и вовсе предать анафеме  беспрестанные  интриги сильных мира сего. Не обладай  Ференц подробной историей обо всех жизненных перипетиях этой во всех отношениях неповторимой  женщины, вероятно, не мало бы подивился: где приличная девушка могла набраться таких полихромных выражений, вынуждающих даже непробиваемые лица гвардейцев становиться в тон их алой униформы.
Однако,  все треволнения оказались напрасны, и на пароход супруги всё же успели.
Даже мистер Эрдерхази, с самого начала относившийся к поездке и идее о смене корабля с демонстративным безразличием, как к  безобидной причуде его молодой жены, которым он, как любящий муж,  благосклонно потворствует,  не смог сдержать изумленного свиста, стоило величественным мачтам судна появиться в поле его зрения.
Говаривали, что и королева Виктория,  посетившая верфь «John Scott Russell & Company», где стараниями сотен людей обретал  жизнь этот поразительный плавучий гигант, дивилась корпусным плитам, которые бы «могли служить щитами богов». А лопасти гребного винта,  и тут прозаичный Ференц  также был склонен согласиться с монаршей особой, «напоминали кости чудовища»…

Действительно, перед путешественниками предстал настоящий  океанский дворец, имеющий высоту четырёхэтажного дома, в пять раз превосходивший размерами популярный океанский лайнер «Грэйт Британ». А пассажирское население этого передвижного  «города», состояло, ни много, ни мало, из четырёх тысяч человек, в то время как другие современные корабли вмещали раз в десять меньше...

***
Только  багаж их был доставлен  в каюту, и отзвучал торжественный гимн по случаю  отправления  судна в далёкое плавание, леди Габриель, взяв под руку супруга, дабы одиночеств снова не втянуло её в какую-нибудь передрягу, с кипучим энтузиазмом первооткрывателя отправилась исследовать корабль.
Чем больше они бродили по широким палубам, заходили в бесчисленные внутренние помещения, спускались и поднимались по многочисленным лестницам, тем больше Габриель убеждалась в истинности сравнения, что «Грэйт Истерн» был настоящим городом, искусно слепленным, как и дорогой её сердцу Лондон, из непримиримых  противоположностей.
Предельной роскоши каюты и салоны первого  класса в кормовой части -  располагались, как сады Творца над  владениями Люцифера, прямо над двигателями и угольными ямами, где более чем двести кочегаров работали беспрестанно, стремясь прокормить  прожорливую паровую машину.  Этот своеобразный близнец Ист-Энда имел продолжение и  в трюме средней части парохода, и на платформе, находящейся над котельным и машинным отделениями,  где хранились дополнительные запасы угля.
 Богатейшая прослойка пассажиров будто и вовсе не замечала такого неприглядного соседства, но для Габриель, всё ещё переживающей воспоминания о волнующей  ночи в доках, нагромождения труб и арматуры были как зловещий блеск  кинжала  негодяя, лишившего жизни несговорчивого беднягу.
Как не вглядывалась миссис Эрдерхази в плывущую вместе с ними толпу путешественников, никого похожего на  того восточного громилу она приметить так не смогла...
 Носовую часть корабля, до второй мачты включительно, занимали каюты, кубрики экипажа и служебные помещения.
На случай непредвиденных затруднений в работе гребных колёс, на судне имелось шесть железных мачт, названных по дням недели: «понедельник» -  в носовой части и  «суббота» —  соответственно, на корме.
Крутились гребные колёса,  двигая корабль навстречу  бушующим волнам, и казалось, что новый рукотворный повелитель океанов лишь раскатисто смеётся над исполинскими пенящимися  перекатами, выказывая свою неоспоримую власть над доселе непокорной стихией. Эта самоуверенность гиганта не родилась из ниоткуда  -  ей немало способствовал и расчёт инженеров, при конструировании своего монструозного детища подбиравших длину его корпуса по возможности равной длине океанской волны.
Остановившись в районе мачты «среды», миссис и мистер Эрдерхази молча провожали взглядами удаляющиеся берега благословенной Англии, пребывая каждый  в своих собственных мыслях. Будучи необычайно скрытными по характеру, ни один из них никогда не надоедал другому, выпытывая,  о чём тот думает в конкретный момент, если супруг не выказывал активного желания поделиться своими измышлениями.  И, во многом от того, обоюдное молчание не являлось для молодой четы чем-то неловким и напряжённым, а скорее, стало способом, призванным сохранить неприкосновенность личного внутреннего мира, зачастую страдающего в нелёгком деле построения брака.
Но, вряд ли хоть один из них мог вообразить, какие невероятные события ожидают их в ближайшем будущем!
Впрочем, как оказалось, события эти сами  решили не дожидаться, пока корабль причалит к заветным индийским берегам….
***
Постепенно, когда будоражащие  ощущения новизны притупились,  дни плавания влились в одну череду закатов и рассветов, промежутки между которыми проходили в ресторанах и курительных салонах, а когда душа принималась настоятельно требовать разнообразия – в читательских, гимнастических и концертных  залах.
На четвёртой неделе путешествия, когда, ввиду сильного шторма, Ференца свалил очередной приступ морской болезни, леди Габриель, поднявшись утром раньше обычного,  полулежала на палубной лавке, прикрывшись тёплым шерстяным пледом и любуясь на рассветные лучи, продирающиеся сквозь  утренний туман.
Подавляющее большинство пассажиров ещё нежились в постелях, и лишь хмурые моряки периодически возникали  из дымки, и, пройдя мимо странной дамы, которой вдруг приспичило вскочить ни свет, ни зоря и почитать на холоде, исчезали за мглистой завесой.
Раскрыв толстую тетрадь в добротном кожаном переплёте, леди Габриель просматривала свои тезисные записи, сделанные при чтении «Махабхараты».
Итак, принц Арджуна… чьё имя означает «светлый», описывался в прославленном эпосе как настоящий герой: равно искусный  в речах и во владении оружием, смелый, честный, находчивый… в общем, этакий древнеиндийский ;bermensch .(1)
Был он третьим из благородных братьев Пандавов, сыновей царицы Кунти и царя Панду. На состязании женихов, устроенном правителем одного из индийских царств, благодаря своей силе и доблести, Арджуна завоевал  для  старшего брата жену - красавицу-царевну Драупади, ставшую верной спутницей Пандавов во всех их  скитаниях. 
Из дикого леса, где братья жили в изгнании в преддверии решающей битвы с родными братьями, старший  из которых обманом отнял у героев справедливо положенное им  царство, со столицей в славном городе Индрапрастхе, пресветлый Арджуна в одиночку отправился  в Гималаи, обитель бессмертных богов: за оружием, «не знающим поражений, устрашающим людей, богов, духов и ракшасов»…
Пробежав глазами эти строки, леди Габриель призадумалась. Если в тех ящиках на пристани действительно было оружие, то вполне логично, что индус процитировал имя   Арджуны. Обычная метонимия. Для её маленького «расследования» это ничего не давало. Как бы то ни было, дотошная женщина решила до конца проштудировать свои заметки.   
 Выдержав испытание великого бога Индры, представшего перед ним в облике простого отшельника, и стойко переборов искушение: взамен приобретения «оружия богов» стать обладателем бессмертия, вечного счастья и несметных богатств,  герой продолжил путь, чтобы  предстать перед могущественным трёхглазым  Шивой…
И вот, однажды, в горном лесу Арджуна столкнулся с охотником, чей лик отливал золотом, а сопровождала его толпа женщин, сияющих неземной красотой. Поспорив со странным горцем из-за  вепря, которого тот поразил своей стрелой уже вслед за стрелой Арджуны, герой всячески пытался сразить наглеца, демонстрируя свою недюжинную  силу и доблесть, пока  не увидел, как во лбу невредимого горца сверкнул третий глаз.  Признав в нём великого Шиву, огнём своего всевидящего ока  испепеляющего тех, кто осмелится прогневить его, гордый принц склонил колени перед всесильным богом. Шива оказался доволен Арджуной, доказавшим, что  он лучший среди воинов, и нет ему равных в искусстве боя, и разрешил благородному страннику просить всего, чего тот пожелает.
Судя по всему, - с усмешкой рассудила Габриель, - чрезмерная скромность   не входила в число недостатков этого принца, так как он попросил,  ни много, ни мало, то самое оружие, каким, «управляя одной лишь мыслью, можно выжечь дотла земную поверхность и в жгучий пар обратить водные источники. Так, что  даже  возникающие  из этого пара облака, смертоносным дождём своим продолжат убивать всё живое на земле»…   Видимо, и сам грозный бог пребывал в крайне благосклонном расположении духа,  так как без колебаний отдал могучему Арджуне оружие, которым он истребляет всё живое на земле, когда завершается круг веков, лишь предупредив на последок:  не прибегать к дару без крайней нужды, так как, если при обращении с ним проявить  неосторожность, можно запросто сжечь весь мир.
Никак, сказался неблагоприятный для умственной деятельности разреженный воздух Гималаев вкупе с неумеренным употреблением ритуальной сомы, - решила миссис Эрдерхази, - раз мудрый Шива  так опрометчиво  передал человеку средство уничтожения «всего живого и бездвижного».
К чести этого «тигра среди мужей», в сражении с врагами - Кауравами, дар Шивы так и не был применён по назначению, и после громкой победы страшное оружие ко всеобщему облегчению было возвращено богам.
Умер достославный Арджуна  во время последнего странствия Пандавов в Гималаях, где и обрёл небесное блаженство, а внук его – Парикшит был коронован на царство.
Интересно?  Да. Познавательно? Без всякого сомнения. Помогло в разгадке тайны? Ни в коей мере…
Леди Габриель закрыла тетрадь, так и не обнаружив  в изложенных в ней легендах ничего, за что бы её незаурядный ум мог зацепиться, чтобы начать активную работу по распутыванию клубка, из нитей которого, может так статься,  свито её прошлое.
Она была всё ещё совершено одна на палубе, когда мимо прошёл седой джентльмен в синем бархатном сюртуке. Наблюдательной миссис Эрдерхази  сразу бросился в глаза его высокий воротник с острыми концами, достигавшими обвисших щёк, который был в моде лет, этак,  пятнадцать назад.  Ничего удивительного, по-доброму усмехнулась она мысленно, пожилые люди часто продолжают носить то, что было модно во времена их молодости.
Подойдя к перилам, мужчина неожиданно оглянулся на леди Габриель, так что она хорошо рассмотрела его интеллигентное, немного уставшее лицо, дружелюбно улыбнулся ей в седые усы, после чего, сохраняя  выражение полнейшей безмятежности, по-молодецки бойко перемахнул через высокий бортик  прямиком в бурлящие воды…

***
То, что с Габриель случилось нечто неладное, Ференц безошибочно почуял сразу, как только его разбудил настойчивый стук в дверь каюты. Матрос с немного  растерянным видом поинтересовался, с кем он путешествует, и, узнав, что с женой, вежливо уточнил, не пропадал ли, случаем, с корабля кто из его знакомых пожилых джентльменов.
Казалось бы, при чём тут может быть миссис Эрдерхази? Но, вероятно, непостижимая  сила супружества всё-таки накладывает на людей свой невидимый отпечаток, ибо наскоро одевшись, Ференц решительно шёл на возрастающий гул человеческих голосов, который, словно нить Ариадны, указывал  путь ко второй его половине.
Сдавалось, паника овладела всеми, кроме его невозмутимой жены, послужившей  непосредственной причиной переполоха.
Толпа людей из числа команды, во главе с капитаном «Грэйт Истерна», окружила леди Габриель,  которая  что-то воинственно  доказывала этому самому капитану.
Всеобщее возбуждение быстро сняло с князя былую сонливость, заставляя энергичнее распихивать матросов и немногочисленных, ввиду раннего часа, праздных зевак.
- Што здесь происходит?  - Требовательно обратился он к капитану, подтянутому темноволосом мужчине неопределённого возраста.  – Я – Ференц Эрдерхази, муж этой уважаемой  леди.
Капитан Рональд Голдсберри с выражением какого-то необъяснимого сочувствия крепко пожал ему руку, после чего пустился в пространные объяснения:
- Ваша супруга утверждает, что видела, как один из пассажиров выпрыгнул за борт. – От Ференца не укрылось, что он    говорит с таким откровенно оскорбительным снисхождением, будто цитирует  умалишённую.
Подобное  предположение само по себе было не мыслимо, так как более здравомыслящую женщину, чем Габриель,  трудно было сыскать. По крайней мере - так было на оставленном ими континенте…
- Это я и пытаюсь вам донести! – Решительно подтвердила леди.
- Уверяю вас, миссис Эрдерхази,  -  раздражённо бросил капитан Голдсберри,  - мы опросили пассажиров из кают  с первого  по третий  классы, и всех членов команды – ни одна душа с корабля не пропадала!
- Полагаете, что он искупался,  и догнал пароход вплавь? – Вспыхнула женщина. -  Или, быть может, что я - сумасшедшая?!
Ответный взгляд капитана как раз не отрицал таковую возможность. Наверное, потому он и сменил тему, продолжив тоном внимательного доктора:
- Позвольте поинтересоваться, а что вы делали на палубе в шесть  утра?
-  Мне стало душно в каюте, и я вышла подышать воздухом. Это запрещено?
- Вовсе нет.  И часто вы страдаете от нехватки воздуха в помещении?
- Что фы имеете в виду?! – Взъярился Ференц, которого неясность этой истории начинала утомлять.
- Если уважаемой миссис Эрдерхази стало душно, то, вполне возможно,  нехватка кислорода в мозгу могла спровоцировать описанное  видение. Думаю, стоит вызвать нашего судового врача, чтобы он осмотрел и…
Вполне логичные разъяснения капитана были прерваны появлением дородного рыжеволосого мужчины  лет шестидесяти, с обветренным красноватым лицом, одетого  в форму среднего командного  состава судна. 
- Что вам, Джеймс? – Со сдержанной, но всё же заметной неприязнью бросил сер Рональд.
 - Его ваша милость изволили видеть?   – Хриплым голосом спросил толстяк, протягивая миссис Эрдерхази потёртую фотокарточку, которую осторожно держал за краешек грубыми пальцами.
- Да! – Живо откликнулась допрашиваемая, признав в господине на снимке несомненное сходство с господином в старомодном бархатном сюртуке, - но откуда у вас его портрет?
Капитан Голдсберри на миг стал белее морской пены, после чего, однако же, довольно  быстро взял себя в руки.
- Тогда всё понятно.  – Отрезал мистер Рональд. - Он уже так  поступал, хотя и давно не повторял этой…хм… забавы. - И уже громче,  обращаясь к подчинённому, приказал:  - Успокойте пассажиров и команду, Джеймс.  Скажите, что пьяный матрос упал в воду, но благодаря вниманию и глубокому чувству гражданской ответственности миссис Эрдерхази, был спасён.
- Что значит – «всё понятно»?!  - Непримиримо встряла леди Габриель. - И «уже так поступал» и «повторил забаву»? Это что, такое новомодное хобби – прыгать за борт посреди океана?!
- Пройдёмте в рубку, господа,  - упавшим голосом обратился к ним капитан. - А вы,  Джеймс, проследите, чтобы команда ничего не узнала.  Ещё чего не хватало, взбунтуются, как в шестьдесят пятом…
- Боюсь, они уже догадались, сэр. – Безмятежно ответил ему рыжеволосый, пряча от чего-то явно дорогую его сердцу фотокарточку самоубийцы в карман форменного пиджака.
-  В таком случае, я жду, что вы не станете подкармливать их суеверие своими сказками. – Жёстко высказался капитан, буквально прожиная взглядом подчиненного.
- Сказками! Скажите тоже! – Усмехнулся тот, годящийся своему начальнику, по меньшей мере, в отцы. -  Да вы ещё пешком под стол ходили, когда  этот  корабль коснулось проклятие!
- Джеймс!!! – Цветовая палитра в зеленоватых глазах морского волка опасно  потемнела до оттенков бушующего ночью тайфуна.
- Есть, сэр.  - Благоразумно согласился объект гнева, покорно удаляясь прочь.
 - Отличный штурман, но невыносимый, как все шотландцы! – Пробормотал сэр Рональд, почтительно пропуская  Габриель и Ференца вперёд.
Усадив чету Эрдерхази на удобный диванчик в своих «святая святых», капитан глубоко вздохнул, будто набираясь смелости перед нелёгким признанием, и изрёк:
- Говоря, что он  имеет обыкновение прыгать за борт, я  выразился не совсем верно. Ибо этот джентльмен уже лет пятнадцать, вне всякого сомнения,  как мёртв.

***

Спутанные объяснения капитана, может, и удовлетворили его самого, но никак не саму нечаянную свидетельницу явления призрака.
Леди Габриель, как опытный следователь, коим бы она без сомнения стала, соверши женская эмансипация свой прорыв в девятнадцатом столетии, не поленилась целый день караулить штурмана Джеймса Маккалистера, дабы застать последнего врасплох в конце дневной вахты и учинить форменный  допрос с пристрастием.
Старик оказался приятным собеседником с манерами джентльмена, не смотря на своё явное пристрастие к крепкому вину, и с  удовольствием ответил на её вопросы, поведав, что ему посчастливилось лично знать «величайшего инженера планеты» Изамбарда Кингдома Брюнеля, знаменитого творца «Грэйт Истерна»…
Согласно рассказу Джеймса, изобретательный Брунель мечтал, чтобы его пароход стал «инженерным чудом мира и хрустальным дворцом моря» единовременно.  Вполне предсказуемо, что подобный амбициозный проект явился и самым дорогостоящим в истории английского  судостроения. Но риск того стоил. Пароход стал величайшей технической задачей в конструкторской карьере Брюнеля - ещё ни одной вещи он не проявлял столько времени, размышлений и труда. От успеха «Грэйт Истерна» зависела его репутация,  настолько конструктору хотелось оставить после себя  наследие, достойное его недюжинного таланта…
Пароход  стал первым большим кораблем в истории, сделанным полностью из металла. Для постройки корпуса судна потребовалось около тридцати тысяч металлических плит, каждая  -  весом около трёхсот килограммов. Двести бригад клепальщиков внутри корпуса крепили плиты к надстройке корабля, и  дети протискивались между стенами, чтобы подать рабочим раскаленные добела заклепки.
 - Мало кто помнит, - изрёк вдруг Джеймс, в порыве какого-то небывалого откровения, вызванного не то красотой  леди Габриель, не то поднесённым ею стаканом терпкого портвейна, - что «Грейт Истерн» до спуска на воду,  носил имя «Тиминтал»  (2)... Гораздо больше внимание газетчиков уделялось тому, что наш корабль,  самый большой в мире, прослыл  и самым несчастливым, из-за большого числа связанных с ним трагичных случаев.
- А именно? – Внимательно уточнила леди Габриель.
 - Все началось при его постройки, когда погибли несколько рабочих. Моряки – люди суеверные, а уж смерть при создании корабля – необычайно плохой знак для будущей команды!  К тому же, таинственным образом исчез один из клепальщиков, работавших при отделке корпуса…
Отпив портвейну, штурман продолжил, будто вместе с глотком напитка у него открылось второе дыхание:
 - На второе декабря 1857 года был назначен спуск на воду, при котором участвовали её величество королева Виктория с  супругом принцем Альбертом.  Процесс спуска начался, как предписывает традиция,   с того, что о форштевень корабля была разбита бутылка шампанского, и под возгласы многотысячной толпы мистер Брюнель дал сигнал привести в действие гидравлические домкраты. Сохраняя вертикальное положение, благодаря конструкции сдерживающего устройства из цепей и катушек, корабль начал медленно двигаться в сторону Темзы. Но, неожиданно возник перекос относительно направления движения из-за сложности в согласовании   работы крайних лебёдок: барабан одной из них стал быстро раскручиваться, сбив нескольких такелажников. В итоге, спуск на воду на расстояние одного метра закончился трагически для пятерых рабочих - цепи не выдержали нагрузку и порвались, от чего эти люди получили тяжёлейшие  увечья…
Мистер Маккалистер ненадолго замолк, будто разделяя позор, что вместо заслуженного триумфа постиг творца гигантского судна.
 - Седьмого сентября 1859-го года «Грейт Истерн» наконец был отправлен в испытательный рейс из Лондона в Холихед, на запад Англии. 9-го сентября на корабле взорвался котёл (как то описала «Таймс» — «в результате акта саботажа»), первая труба взлетела в воздух, словно какая всамделишная ракета, и шесть  человек погибло,  а девять - получили ранения. Узнав об этом 15-го сентября, бедный мистер Брюнель умер от разрыва сердца.
Уже через пол года его призрак  впервые увидели прыгающим в воду. Но за минувшие десять лет -  вы первая, кому «улыбнулся старик Брюнель»…
Поблагодарив старика за подробный рассказ, леди Габриель непринуждённым жестом поправила манжеты на рукавах платья,  и, выдавив что-то вроде язвительной улыбки, проронила:
- Знала, что нравлюсь мужчинам, но, раздери меня ракшасы, не думала, что настолько, чтобы они мне с того света приветы слали!
Однако, более всего, её заинтересовало одно единственное слово, упомянутое Джеймсом…
***
Вечером, сплетя за спиной руки, и так  расхаживая перед Ференцем, безуспешно пытающимся погрузиться в чтение активно обсуждаемого в обществе романа, женщина размышляла вслух:
 - Неужели вам не кажется странным, что Изамбард Брюнель назвал своё детище «Тиминталом»?  Опросите сотню англичан, и я сомневаюсь, что хоть один из них даст определение этому слову!
 - Мошет, он, как и фы, увлекался Индией?  - Парировал мистер Эрдерхази, -  Фы же – знаете, что означает этот тэрмин.
-  А ещё я знаю санскрит, и  цитирую по памяти Рамаяну с Ригведой. Нет,  здесь определённо что-то не так… Франц! Ну что вы впялились в эту книгу, как в святое откровение? Вы будете меня слушать, или нет?!
***
Морской ветер не проникал под жакет из верблюжей шерсти, а юбка из плотного набивного шёлка с восточным рисунком не пропускала холод к стройным  ножкам леди Габриель.
Не больше недели оставалось до прибытия в заветную Калькутту. Сгорая от нетерпения, миссис Эрдерхази снова поднялась с первыми лучами рассвета.
 Пребывая в раздумьях, она проводила взглядом проходящего  мимо неприметного матроса. После чего, сначала - возмущённо, потом - недоумённо фыркнула. Именно в этой последовательности.
Леди Габриель  сама была не голубых кровей, и от того  не испытывала брезгливой неприязни к рабочему классу, за исключением, конечно же, наиболее вопиющих случаев.
Разумеется, следовало  на всякий случай уточнить у Ференца, более сведущего в юриспруденции, но она была почти  уверена, что нет закона, запрещающего людям проходить сквозь стены. Если, конечно, они не ограждают помещения банков и границ иной неприкосновенной частной собственности.
Тем не менее, матрос, вплотную подошёл к обшивке срединной части кормы, и, не замедляя шага, прошёл через неё, будто и вовсе не  заметив.
Взвесив все «за» и «против», и припомнив всё, что узнала от словоохотливого шотландца, леди Габриель позволила себе  даже нахмуриться по такому случаю.
***
- Вам не повредит прогуляться, а мне  - нужна ваша помощь. –  Словно дополняя резкое немецкое произношение действием, Миссис Эрдерхази безапелляционно протянула мужу тяжёлый железный лом.
- Позволю себе предугадать: вы снова играли в карты, и теперь ищите защиты от раздосадованного должника? – Мужчина пока не торопился принимать сомнительный предмет.
- Отнюдь. Причина моего беспокойства - не расстроенный проигрышем джентльмен, а корабельный рабочий.
- Он вас как-нибудь оскорбил? – С недоверием уточнил Ференц.
Он уже успел привыкнуть, что один из несомненных плюсов брака с этой женщиной – то, что в подобных случаях заботливому мужу можно не беспокоиться: в конце концов,   змеи, откуда бы они не являлись, и какую природу бы не носили, позаботятся о восстановлении справедливости.
- Нет, но я видела одного рабочего… И, предугадывая вашу ответную реплику, вроде: «на корабле они временами встречаются», сразу добавлю, что он  прошёл сквозь стену.
- Прямо сквозь дерево и металл?
- Так точно, господин риттмайстер. Но, к счастью, не через внутренние панели конструкции,  а, как вы угадали, во внешние обшивки. Я достала лом, но без мужской силы, мне, слабой женщине, в этом предприятии не обойтись. Помните, я передавала вам рассказ штурмана о пропавшем клепальщике? Вдруг, мы найдём там его кости, замурованные при строительстве парохода?
-Всё это весьма занимательно, - согласился князь, увлечённо раскуривая сигару, - но вы же не собираетесь просить меня вскрыть обшивку, тем самым совершив диверсию против  этой жемчужину британского пассажирского судостроения?
- Именно это я и собираюсь сделать. – Отрезала леди Габриель. -  И, не делая кислой физиономии,  признайтесь в коем-то веке без иронии: в глубине души, вы счастливы, что женились на мне!
- В такие моменты -  особенно. - Как-то глухо подтвердил мистер Эрдерхази. – Однако,  даже не пытайтесь меня уговорить -  я не буду ломать этот изумительный корабль. Иначе, боюсь,  призрак старины Брюнеля не даст  мне покоя до самой Калькутты.
Леди Габриель, будто не слыша отказа, продолжая на одной ведомой ей  волне:
- Свадебное паломничество    с   той немецкой святошей,  должно быть, вышло бы куда более достойным вашего характера …
- Да, мне бы определённо не хватало погони за призраками, будучи вооружённым  украденным ломом. – Осклабился князь.
- Заимствованным. – Уточнила Габриель. -  И если вы не будете долго препираться, как последний кретин, никто не успеет его хватиться.
- Предпочту остаться в ваших прелестных глазках «последним кретином», чем первым правонарушителем и хулиганом  в глазах капитана. А он, между прочим, имеет полное право меня арестовать!
- Будьте спокойны, я сумею устроить ваше освобождение.
- Обнадёживает, но  мой ответ - нет.
Признав, что резкий напор не возымел ожидаемого действия, леди Габриель избрала другую стратегию и жалостливо воскликнула:
- Ну же, Ференц! Постоянный стук из недр корабля мешает мне спать! И если вы сомневаетесь во мне, то знайте, упрямец, что леди Глоссоп тоже его слышит!
- Леди Глоссоп – невыносимая старушенция в последней стадии маразма.
- Зато её племянник, в отличие от моего жестокосердечного супруга, весьма печётся о  самочувствии своей дражайшей родственницы и от того будет счастлив помочь мне улучшить   её сон. Знайте же, что сами вынуждаете меня обратиться за помощью к Теодору Глоссопу!
- Этому чернявому коротышке, беспринципному охотнику за наследством? – Насторожился мужчина.
Леди Габриель равнодушно пожала  затянутыми в атлас плечиками.
- Не мои же деньги он вожделеет.
- Да, но … судя по тому, как он пожирал вас за ужином своими мерзкими  влажными глазками     – вожделеет от кое-что другое! Габриелла, вы же сами говорили, что он похож на мерзкого гнома!
- Судя по европейским сагам,  гномы – чудесные    рудокопы, и уж, во всяком случае, не побоятся взять в руки лом. В прискорбном отличие от австрийских офицеров…
- Офицеры Его Величества императора Франца-Иосифа – ничего не бояться!  - С чувством оскорбленного патриотизма  воскликнул Ференц. – Так и быть, пойдёмте вызволять вашего мёртвого затворника…
***
К тому моменту, как целая секция внутренних перегородок корпуса «Грейт Истерн» пала под натиском грубой офицерской силы, подкреплённой порывом супружеской ревности, взбешенный капитан несчастного судна уже был тут как тут.
Однако, скандал не успел переродиться в океанскую бурю, ибо после того, как отлетела последняя панель, все собравшиеся окаменели от ужаса: внутри корабля они увидели не что иное, как человеческий скелет. В истлевших руках пропавшего клепальщика был молоток. Очевидно, несчастный не выпускал его до самого последнего вздоха, безуспешно пытаясь достучаться до замуровавших его людей. Всем тут же вспомнились жалобы многих пассажиров злополучного парохода, которых в течении десятилетий отвлекал от развлечений назойливый стук под палубой...
Однако, помимо рабочего инструмента, ещё один предмет составил компанию заживо замурованному в последних часах его  жизни. Под порывом ворвавшегося  в железный склеп  буйного морского ветра, лоскуты тряпья, что когда-то было одеждой несчастного, зашевелились вокруг останков, и миссис Эрдерхази заметила под ними тёмный продолговатый предмет.
Воспользовавшись тем, что шок ещё не отпустил присутствующих, леди Габриель метнулась к скелету, и с безупречной шулерской сноровкой умудрилась незаметно изъять из праха небольшую тубу из дублёной кожи,  которая тут же скрылась за полами её  бархатной накидки.
- По крайней мере, я и остальные пассажиры этого корабля смогут теперь спать спокойно! – Гордо выпрямившись, заявила женщина, покидая место жуткого открытия.
Стоило затихнуть шороху её юбок, капитан Голдсберри, упорно избегая смотреть на белые кости, с уверенностью, какой выдают прописные истины, произнёс:
 - Ставлю свою карьеру - если бы мы плыли через Мыс Доброй Надежды, первым, кто бы увидел легендарного Летучего Голландца, была бы ваша супруга!
- На что фы намекаете? – Настороженно уточнил Ференц, ещё не выпустив из рук злополучного лома.
- На то, что вы упорно не замечаете! – Вскипел мистер Рональд. -  Я не первый год  вожу этот корабль. И, до того, как леди Габриель взошла на борт, это было  современное и спокойное судно!
Князь Эрдерхази преспокойно затушил сигару о мокрый после дождя поручень, после чего смерил снисходительным взглядом капитана, готово лопнуть от злости:
- «Современное и спокойное судно» – с замурованным скелетом внутри?  Я бин  умудрился быть родом из Восточной Европы, герр Голдсберри, а там, как нигде, продолжают верить в призраков,  даже в наш просфещенный век.   И поверья эти, как бы мы не списывали их на грубые суеверия простонародья, на пустом месте не  фозникают. Фина моей жены лишь ф том,  что она не побоялась доказать: англичанам тоже следует фременами  расширять сфой кругозор. – Снисходительно похлопав растерявшегося мужчину по плечу и торжественно вручив ему орудие преступления, Ференц направился в каюту.
В конце концов, он тоже не был чужд простому человеческому любопытству и не отказался бы рассмотреть поближе трофей его супруги…
***
В потёртом жёстком чехле, в каких обычно хранят географические карты или чертежи, оказался скрученный в трубочку лист бумаги, настолько старой и ветхой, что, казалось, может обратиться в пыль даже от света современной электрической лампы.
В миллионный раз леди Габриель пробежала глазами непонятную вязь, пытаясь определить, если не смысл написанного, то хотя бы её происхождение.
Благодаря тому, что когда-то, ещё до болезни отца, сумела прослушать почти полный   курс лекций  по языкам Индостана, женщина взяла  на себя смелость предположить, что это насталик - разновидность скорописи, применявшейся в древности для передачи персидского языка. В укор  похитителей маленькой Габриель, вложить в её голову знание ещё  и этого наречия, они не посчитали нужным.
 - Великобритания обречена править миром,  - в шутку проронила женщина, когда они с Ференцем шли на ужин.  – Посудите сами, уже простые английские клепальщики хранят при себе не какой-нибудь многотиражный печатный мусор, а трудночитаемый  антикварный  документ!
 - Я восхищён вашей любовью к отчизне, - усмехнулся Ференц, отодвигая ей стул за их столиком в ресторанном зале, - но было бы опрометчиво исключать и вариант того, что ваш замурованный соотечественник не всегда был рядовым клепальщиком лондонской верфи, а, скажем, в своё время мог,  послужить матросом. И, вполне  может так статься, что плавал он …
-  В Индию!!! – Воскликнула леди Габриель.  Так громко, что одиноко сидящая недалеко от них миниатюрная блондинка вздрогнула, уронив свой прибор на блестящий паркет пола.
Озарение, подобно шаловливой  волне прибоя, накрыло сознание миссис Эрдерхази, и произошло это так внезапно, что она никак не могла решить  - смеяться над ситуацией или злиться от досады, что только сейчас заметила очевидное. Потому женщина избрала средний вариант и осталась при своём обычном выражении лица.
Однако, горящий взгляд было не скрыть за маской безразличия, и, вопреки воле,  Ференц внутренне содрогнулся, предчувствуя приближение урагана «Габриель».
- Ну… вообще-то я имел в виду, что он мог побывать в странах, где распространён персидский, но я уже  свыкся с вашим поразительным умением из любого суждения делать лишь вам угодные выводы.  И чаще всего – связанные со страной, куда мы в данный момент направляемся.
- Фарси распространён в Индии! – Леди Габриель, безжалостно смяла в кулачке жёстко накрахмаленную  салфетку, которую собиралась было разложить на коленях. И заговорила столь вдохновенно, что Ференц снова почувствовал себя студентом на занятии чудака-профессора, беззаветно влюблённого в свою, одному ему  понятную,  дисциплину. -  Это не  просто одно из средств общения – это целая эпоха в истории Индостана, напрямую связанная с правлением династии Великих Моголов!
- Несказанно счастлив за них.
- Специально для вас, поясняю: моголы - это правители монгольского происхождения, родом из мусульманских завоевателей.
- Это определёно многое проясняет.
 - Помните мою шкатулку? – Теперь салфетка в руках его жены -  без всякого сомнения,  напоминала тряпицу для стирания меловых записей с грифельной доски. В довершение сходства, леди Габриель схватила вилку и принялась размахивать ею перед уворачивающимся Ференцем, наподобие указки.
- Ммм… да. Хотя, не скажу, что воспоминание об этом рисунке  добавило мне аппетита.
-  Я всё ломала голову: почему Кали изображена на ней со слегка  удлинённым лицом, да ещё и повёрнутым в три четверти? Кроме того, богиня на моей миниатюре  выделяется своеобразным разрезом глаз, более  узким, чем это принято в традиционной иконографии Индостана. Знаете, что это означает?
- Я весь во внимании. – Последние надежды на спокойный ужин окончательно покинули мистера Эрдерхази.
- Это ни что иное, как влияние так называемого  «персидского стиля» в живописи, появившегося  в дворцовых  мастерских Насир-уд-дин Мухаммад Хумаюна, второго из императоров Великих Моголов, сына основателя династии - Бабура и отца самого Великого Акбара!
 - О.
 - Всё сходится – мне говорили, что шкатулка может быть около трёхсот лет…  Но многих, как и меня, смущало, что рисунок лишён традиционных особенностей композиционного построения живописного пространства, что обязателен  в могольских миниатюрах - вроде рамки из характерного растительного орнамента... Но, что если мыслить шире, отметая в сторону  каноны -  ведь мы же всё-таки говорим про искусство, верно?
- В самом деле?
Ференцу вполне можно было не отвечать – спрашивала она скорее себя, также как и никого кроме представших перед её внутренним взором  исторических персоналий -  не замечала. Если бы пароход в тот момент пошёл ко дну, леди Габриель осталась бы в стороне от всеобщей паники. Проще говоря  -  она бы вообще её не заметила. Мистер Эрдерхази даже слегка побаивался жену в такие моменты её «исследовательского озарения».
 -  Историю могольской миниатюры принято начинать с приезда в Индию двух художников сефевидских китабхане  (3) — Мир Саида Али Табризи и Абд ас-Самада из Шираза, приглашенных Хумаюном после его пребывания при дворе персидского шаха  Тахмаспа I. В Персию Хумаюн был вынужден бежать под натиском афганского правителя  Шер-хана после поражения от его войск у стен крепости Рохтас. Получив поддержку персидского правителя в обмен на область Кандагара, Хумаюн, если мне верна моя память, в 1545 году  отвоевал Кабул и уже через год пригласил к себе сефевидских мастеров.  Именно под влиянием этих персов индийские художники предприняли  «Дастан-и-Амир-Хамза» - первые большие серии картин в стиле, который сейчас именуется могольской школой.  Вот только, если я всё-таки права, и рисунок на крышке шкатулки был действительно создан в период правления одного из первых Великих Моголов,  почему неизвестный мастер изобразил именно  Кали?... Хотя, почему бы и нет?
- Действительно, такая премилая богиня.
- Вот и я думаю: не смотря на то, что могольская миниатюра зарождалась в лоне мусульманской   культуры, многие современные учёные отмечают её редкую для ислама открытость, готовность к любым художественным контактам — не даром эта живопись иллюстрировала как лирические композиции Бухары, так и эпические сказания классического индуизма. Конечно, хорошо бы ещё проконсультироваться с настоящим специалистом...
- Да, неплохо бы. – Согласился мистер Эрдерхази в ответ на свои собственные мысли.
По его мнению, которое он благоразумно предпочёл не озвучивать, эти речи его обычно рационально мыслящей жены уж больно отдавали пепельным привкусом средневековой схоластики. Не требовалось энциклопедических познаний в истории, чтобы представить, как  ревностные инквизиторы  поступали с несогласными, а леди Габриель пока что не прекратила своих манипуляций с острым предметом...
- … в том числе о содержании свитка…
- Угу.
Убедившись, что лекция, - благодарность  Иисусу! - подошла к концу, Ференц равнодушно оглядел опустевшую столовую и подвёл закономерный итог:
 - Великолепно. Но, остаётся как минимум три общих  вопроса.
- Говорите.  - Живо потребовала женщина.
- Первый – что полезного, в плане конкретных фактов о вашем прошлом, дают все эти безумно интересные и весьма смелые умозаключения? Второй – почему призрак клепальщика-контрабандиста привёл вас к своему таинственному сокровищу  и откуда, всё-таки, он сам его получил?  И третий -  хотя, конечно, пока рано об этом говорить,  -  какое непосредственное  отношение все эти персы, Акбары-Хумаюны и их прогрессивные художники -  имеют к вам?
На самом деле, вопросов было намного больше. Например, какую связь Габриель  имеет с предположительно плывущим с ними на одном судне  ящиками, опять же предположительно, содержащими в себе некое оружие? Имеет ли какое-нибудь  значение прежнее название «Грэйт Истерна» и за чем ей являлся  его мёртвый конструктор? За что и кем был лишён жизни на причале говоривший по хинди человек?...  Да и множество других.
Но, ответить на них пока что не представлялось возможным. Удовлетворённая тем, что хоть на дюйм сдвинулась в своих изысканиях с мёртвой точки, не ответив мужу ничего  определённого, леди Габриель согласно кивнула головкой и с неизменным аппетитом принялась за остывшие кушанья.
 
Cноски:
(1) Сверхчеловек (нем.)
(2) Тиминталы -  древнеиндийские мифические существа с акульими или дельфиньими головами и туловищем крокодила, состоявшие в свите индуистского бога океана - Варуны.
(3) Китабхане  (китабхана) – (происходжит от арабского «китаб» — книга и  «хане» — зал, помещение) — библиотека-мастерская в средневековых странах ислама.