Помню, когда сестра была маленькой, мама сцеживала грудное молоко, чтобы накормить её из бутылочки. Несколько раз я видел, как она это делает. Бывало уже довольно поздно, привёрнутый светильник наполнял родительскую спальню жёлтыми снотворными сумерками. Мама ставила на тумбочку кружку, садилась рядом на табурет и, наклонившись вперёд, запускала руку в разрез широкой ночной рубашки, как будто это был мешок с продуктами. Рубашка была мешком, а мама была продуктами. Мама открывала мешок и засовывала руку в себя.
«Как это, быть для кого-то едой?» – размышлял я.
Преломить хлеба свои… Хрустнув корочкой, раздвинуть тёплый мякиш. Поднести угощение к алчущему рту, который прекрасно знает, что главное – не в ломтях. Что надо подождать, пока разлом не наполнится белой и сладкой жидкостью, поднимающейся из глубин твоего организма. Что нужно дождаться самых крупных капель, содержащих жиры (4 %), соли и микроэлементы, необходимые для здорового роста, и лишь потом наброситься на них, жадно сгребая губами, всасывая и слизывая…
Я не мог представить, что позволю делать со мной нечто подобное. Слава богу, я родился мальчиком. Слава богу, я был абсолютно герметичен.