Женофобия глава 4

Александр Самоваров
Глава четвертая

Офис  приближается как беда


Селянов искал  возможность пристроить Наташу хоть куда-то. Когда он ей сказал, что ей имеет смысл начать работать и самоутвердится в этой жизни, она  вроде бы легко согласилась, но в глазах ее появилось явное  разочарование. Поколение двадцатилетних выросло на редкость  ленивое. Селянов по работе сталкивался иногда с этими изнывающими от  тоски по праздной жизни девушками, и они ему очень не нравились.

Девушки эти считали, что они настолько хороши сами по себе, настолько они обрадовали этот свет своим появлением, что работать им ну ни как не нужно.  Были, правда, другие девушки, желавшие любой ценой сделать карьеру, получать много денег. Они то же были почему-то  неприятными. Но и те, которые хотели всю жизнь бездельничать, и трудоголички совершенно одинаково при этом смотрели на мужчин. Мужик должен был расплачиваться в их представлении за то, что они разрешали ему пользоваться своим телом.

Иногда, правда, девки влюблялись. И это вносило коррективы в их поведение. Они становились обычными влюбленными женщинами и готовы были сами платить, так или иначе за свое счастье, но любовь  длится не долго, и молодые женщины снова возвращались к привычному  взгляду, -  мужики должны платить за все.

Итак, Наташа была разочарована, поскольку полагала, что ее  молодое тело достаточный аргумент для того, чтобы не работать. Но Селянову так не казалось. Меньше всего ему хотелось быть папиком, который платит за услуги деньгами и вниманием.

Но вот найти работу сразу не получалось, хотя молодые женщины требовались везде. Вся Москва состояла из офисов, а офисы были забиты девушками и женщинами, чего они делали в этих офисах, было для Селянова загадкой, но ведь их нанимали для чего-то и платили деньги, стало  быть, женщины были нужны.

И тут Селянов вспомнил о своем однокурснике, с которым встретился недавно, о Максиме Велигорском, тот дал ему свою визитку. Селянов с трудом ее нашел, набрал номер, и ему тут же ответила  дрессированная секретарша,  тембр ее голоса звучал так же, как он звучит у автоматов, с  механически неизменными интонациями. Секретарша спросила, как представить Селянов, тот подумал секунду и сказал: «Скажите, что однокурсник». И его почти сразу соединили. Как ни странно Велигорский ему был очень рад и согласился встретиться прямо сейчас. Когда Селянов объяснил ему прямо, зачем хочет приехать, то Макс  хмыкнул, и ответил, что «все в наших силах».

Был жаркий полдень. Селянов выпил на дорогу бутылку с минеральной водой, и отправился в путь.

Когда он вышел из дома, то увидел, что навстречу ему движется, именно движется, как  в океане яхта, а  не просто идет, красивая девушка.  Походка у нее была чеканная, изнутри вся она дрожала нервами, лицо у нее было надменное. А на лице вопрос: Господи, вот я уже давно здесь на этом свете! А где же он? Где мужик, который принесет мне счастье, которого я заслуживаю?

Селянову стало смешно.  Девушка   бросила в его сторону  высокомерный, но оценивающий взгляд. Чем более одинока молодая женщина, тем более она надменна внешне. Она просто не в силах понять, почему нет счастья? И если ей сказать, что причина исключительно в ней самой, то это вызовет просто бешенство. Селянов давно уже  многое понимал по лицам незнакомых женщин, и в самом деле отличить женщину, получающую удовлетворение в постели от фригидной не так уж и сложно.

Вот в метро рядом с Селяновым сидела некрасивая и невзрачная дама колхозного типа. Она читала женский журнал. Селянов посмотрел на страницу и прочитал короткий текст о том, что всякая дама может развить в себе харизму. Для этого стоит только по несколько раз в день сжимать и разжимать мышцы промежности. Все это было написано на полном серьезе.

Селянов улыбнулся, но тут же заметил, что дама, сидевшая рядом с ним, как-то странно напряжена. И Селянов чуть не захохотал, он понял, что она уже следует совету, и наращивает себе харизму тем, что сжимает мышцы промежности. Ну, харизмы у нее едва ли  прибавится, а вот кончить он вполне сможет в результате этих манипуляций.

Офис Максима Велигорского находился  на Шаболовской, в новом офисном центре. Это было здание все из темного стекла. Контора Велигорского  находилась на первом этаже и занимала комнат пять-семь. Что было совсем не мало.

Внутри пахло специальными ароматизаторами, девушки улыбались не фальшиво и устало, а так, словно ждали тебя всю жизнь. Это говорило о высоком классе тех, кто работал с персоналом.

Войдя в кабинет Максима, Селянов остолбенел. Прямо над большим черным креслом висел огромный портрет Путина. Заметив его удивление,  Велигорский засмеялся и сказал, что повесил портрет для  работников налоговой службы и для ментов, которые тоже бывает, к нему захаживают. По его словам, взятки берут, но все-таки в меньших размерах.

Почти сразу же за Селяновым зашла секретарша и принесла  водку на подносе и  всякие закуски, Сеялянов пить оказался, сославшись на жару, а Велигорский выпил. Лицо его тут же  стало красным как у всякого регулярно пьющего человека, сосуды отреагировали мгновенно.  Несмотря на всю свою холеность Максим  с его грузностью и легкой одышкой не выглядел здоровым человеком.

Селянов пил чай.

Максим оказался деликатным человеком. Он ничего не выспрашивал о Наташе, но были какие-то довольно вымученные реплики со стороны Селянова. Максим насторожился. Он так и не понял, кем приходится Селянову Наташа. И попросил все-таки сказать более определенно. Он объяснил это тем, что офис находится полностью под его контролем. Селянов знал, что  некоторые фирмы практикуют тотальную прослушку.

- И не только прослушка, - усмехнулся Максим.

Он включил компьютер, и на экране появилась комната, в которой мужчина прерывающимся голосом признавался в любви женщине. Селянов сначала не понял, к чему эта сцена из сериала. Все была настолько неестественно, выспорено.

Но через мгновение он понял, что это никакой не фильм, а запись реального разговора. И при всей неприглядности ситуации, он уже не мог оторваться о картины. Женщина была не так  и молода, лет тридцати трех, мужчина был лысым и тучным. Он держал даму за  руку и смотрел жалобно ей в глаза, говорил так, как говорят именно в фильмах и сериалах, что жить без нее не может. Дама была ошеломлена, но ей явно не хотелось, чтобы все это заканчивалось.

Потом  мужчина робко поцеловал женщине руку, потом опустился перед ней на колени и обнял ее ноги, и тут она неожиданно опустилась к нему, и внезапно стала покрывать поцелуями все его лицо. При этом она всхлипывала и говорила, что никогда за всю ее жизнь никто ей не говорил таких слов.

Селянов подумал, что если женщина в таком состоянии, то она уж точно не устоит. Не известно, что будет  потом, но сейчас она отдастся мужчине. Они поднялись, она была выше мужчины и как-то сверху стала целовать его лысину, гладить его толстые щеки.

- А ведь трогает, а? – спросил  Велигорский. -  Я сколько не отсмотрел всей это хрени, даже групповуху одну засняли, но это признание в любви - самая замечательная сцена.

-  Зачем тебе это? У тебя что, тут особая зона, в которой хранятся документы особой секретности?

- Да нет тут никакой секретности. У меня первый начальник охраны был из спецслужб, он по природе своей уже жить не мог без того, чтобы все до мелочей не знать о своих подопечных. Я сначала и не знал, что он везде поставил прослушку.

 Раз поспорили с ним о чем-то, а он говорит, что у него есть доказательства, и несет кассету с разговорами. Ну, доказательства-то были слабенькие, мужики-то были пьяные уже. И это, кстати, из разговора всегда понятно, если слушаешь  со стороны, кто пижонит, а кто искренне тебя ненавидит.

- И тех, кто тебя ненавидит, ты увольняешь?

- Не сразу, если работник ценный и заменить его некем, то терплю какое-то время, но из подсознания это уже не выбросишь. И ты разговариваешь с человеком, а видишь эту таящуюся к тебе ненависть, и это очень неприятно. С такими людьми рано или поздно расстаешься. А есть просто болтуны и болтушки. Короче, я здесь  царь и бог, в этих стенах в моих силах многое. Как ты скажешь, так я буду относиться к твоей девушке, нужно ее защищать, значит, будет у нее защита.

Велигорский явно наслаждался своим всемогуществом. В нем жили все родовые признаки новых русских, этой очень странной породы людей. Они были вроде все из нашего общего прошлого, но на самом деле они являли собой уже совсем другой класс существ. Наглые беспредельно, не считающиеся ни с кем и ни с чем, уверенные, что все  должны служить им.

Но вместе с тем, они были чрезвычайно трусливыми. Система не для того их создавала, чтобы они жили сами по себе. Наступал момент, и к ним приходили: бандиты или менты, чиновники или еще кто из тех, кто могли перекрыть им кислород. И они сдавались без боя, они вытаскивали из сейфов  пачки денег, ярость и ненависть душили их, но физический страх был сильнее.

У Селянова был знакомый, который со своими приятелями в 90-е годы специализировался по возвращению долгов. Ведь эта публика деньги брать умела и хотела, но долги отдавать они просто физически не могли, не понимали, как это кому-то и что-то отдавать. И вот этот знакомый, знавший суть новых русских, когда Селянов сказал ему, что не хорошо применять насилие по отношению к людям, вдруг, воскликнул: « Если ты б знал, до какой степени приятно набить чухольник новому русскому, если бы  знал, какие это твари».

И вот сейчас Селянов испытывал двойственные чувства. С одной стороны Максим нес в себе все родовые черты своего класса, но с другой,  он пока никак не выказывал своего превосходства богатого человека. Селянов знал, что все это до поры до времени, но пока-то все было нормально.

И они решили, что Наташа выйдет на работу с завтрашнего дня.


Трагедия богатого мужчины

Селянов чувствовал, что Велигорский не хочет, чтобы он уходил. Максим выпил, и ему хотелось общения. Речь зашла о  трех женитьбах  Максима. Он  потребовал, чтобы Селянов вспомнил его первую жену, она училась на филфаке, и вроде бы даже Максим знакомил ее с Селяновым.  Но тот вспомнить не смог.

- Ну, как же, она  такая невысокая, со строгим лицом. – Максим взялся мимикой изображать строгость на своем лице, но у него не очень получилось. Лицо его было вполне расслаблено алкоголем и выглядело блаженным. - Но  она-то ладно, главным человеком для меня на три года совместной жизни стала теща. Школьный завуч. Здоровенная баба, но подтянутая такая, в  глазах жуткая суровость и очень много кругом розового хорошего качества сала. Это сало весело у нее на щеках, на подбородке, из этого сала состояли ее груди и ляжки. Я, старик, каюсь. Один раз увидел тещу голую. Не специально. Заболел чего-то на работе, пришел. Лежу себе  на диване в комнате жены. И тут входит  теща. А мне с ней лишний раз общаться все ровно, что нашатырь нюхать. Я притаился. А этот отличник педагогического труда куда-то спешила. И стала поспешно переодеваться, стащила с себя
кофту, я хотел было кашлянуть. Мне было странно, что она меня до сих пор не увидела. Потом я понял, что дверь была приоткрыта, но не настолько, чтобы я бросился в глаза. А тут она сняла с себя и блузку  как-то сразу вместе с бюстгальтером, и эти ее булыжники вывалились так тяжело и неохотно. Потом она стащила колготки с трусами. Каюсь, но оторваться от этого зрелища я уже не мог.  И тут теща чего-то заволновалась, это она себя в зеркало увидела. А она ну очень себя любила. Но я никогда не думал, что эта любовь настоящий нарциссизм,  то есть она и физически себя любила. И вот стала выхаживать на своих крепких коротких ножках перед зеркалом, и так повернется и эдак, но все больше своей огромной задницей, вот уж где было много бело-розового сала.

И, вдруг, она  как-то раскорячилась, присела и стала  мастурбировать. Всего ожидал, но такого!

- Теща, не человек что ли? – Вступился за даму Селянов.

- Так она же жену мою, как та мне рассказывала, поймала за этим еще в первом  классе и застращала так, что та и осталась фригидной на всю жизнь. Ну, ты можешь мне объяснить, где здесь логика? С точки зрения этого педагога, она имеет право играть со своей пиписькой, а ее дочь нет, потому что это неприлично.

- А, может быть, теща случайно мастурбировала, ну случилось раз в жизни.

- Как же случайно, - усмехнулся Максим,- она присела, почему? Да она видно так привыкла в ванной или в туалете, короче на лицо был явный тренинг, все закончилось, как в спринте за минуту-две. Охнула пару раз, вытерла салфеткой между ног, оделась в свежее белье и красивое платье и пошла на педсовет. И тут я испытал блаженство. Но не от эротики, разумеется, хотя как-то царапнуло немного. А оттого, что  теща такая же грешница, а вся ее правильность это для  других. У них же в рабах не только я жил, но и мой тесть. Высокий такой, представительный мужчина, очень неглупый. Деньги у него всегда  водились и эти две макаки, его жена и дочь, деньгами этими пользовались, а  ему ни-ни. Ни костюма нормального, ни поехать куда-нибудь.

Я когда первый раз  его увидел, а он такой солидный, голос бархатный и грохочущий, просто стал завидовать ему, до чего красив человек. И делал он все со вкусом, если курил то с наслаждением, если выпивал водки, то превращал это просто в театр, обставлял все это шикарной закуской, которую всегда сам готовил.  Я у него, кстати, научился. Берешь простые продукты, ну там сыр, натираешь на терке, добавляешь немного чеснока, сверху буквально каплю подсолнечного масла и роскошная закуска готова. А, сколько всяких вещей чудесных можно из обычной свеклы приготовить? Замечательный продукт. Тесть брал свеклу, резал ее крупно и заливал уксусом, насыпал сахарного песка, через два дня была готова прекрасная закуска.

И вот такого человека эта парочка мучила. Он был воистину мученик. Понимаешь, он их любил: жену  и дочь. И ничего для него в этом мире кроме них не существовало. А они  этим пользовались совершенно безжалостно. Причем доставали они его только по отдельности. Понимали, суки, что если вместе возьмутся, то он может и не выдержать. То жена ему концерт устраивает, то дочь. Ну и меня они взяли в переделку по этой же схеме. У них только одна промашка вышла, я  то от них не так сильно зависел.

Вот собираемся в театр. У жены прекрасное платье, у какой-то там  замечательной портнихи сшито, она просит меня застегнуть крючки сзади. Крючок рвется, ну минутное дело его  пришить. Так нет. Тут же жена начинает кричать, плакать,  плачь ее переходит в вой, вой в истерику. Вокруг ее мамаша прыгает, смотрит на меня диким взглядом. Тут же тесть мой прибегает, он мне пытается украдкой улыбаться, ибо все понимает, но губы у него дрожат, дочку жалко.

Казалось бы, потерпи, если тебе так хочется устроить мне скандал, сделай это после спектакля. Но у них, брат, все было продуманно и отлажено. Если просто так орать, то  память об этом быстро сотрется, а вот когда так, когда я «испортил» поездку в театр, когда спектакль самого, понимаешь, Марка Захарова не посмотрели, о, это запомнится надолго. Всю жизнь меня можно эти попрекать.

Через год я понял, что мне нужно бежать, но эта парочка была очень талантливой. Как только они видели, что я на пределе, то тут же становились ласковыми, уступчивыми и милыми. И  раны мои быстро затягивались, я вспоминал обо всех этих истериках с удивлением, словно во сне все это было. Но через какое-то время все начиналось опять. Они целенаправленно подавляли мою волю, превращали в тряпку. Потом я долго не понимал, зачем им это было нужно, сейчас понимаю, других каких-то отношений с мужчинами, у этой пары баб быть просто не могло. Или полная власть с их стороны, или ничего.

И вот однажды я восстал. Произошло это совершенно случайно. Защитил я кандидатскую диссертацию, меня  поздравили, но как-то холодно.  Они решили видно, что я могу зазнаться, и началась опять война нервов. Знаешь, вроде все ничего, вроде и жена и теща вежливы со мной, но все так сквозь зубы, словно я взял у них миллион и не отдаю, или изменил жене, и они знают об это, но пока не говорят. И такое отношение ко мне продолжается не день или два, а две недели. Я озверел. И вот сижу как-то за своим столом, и тут заходит теща и говорит мне что-то, а потом у нее задрожали крылья ее жирненького розового носика и она с непередаваемым презрением говорит мне, что в комнате, кажется, пахнет моими носками.

Я вообще-то очень чистоплотный человек, возможно у меня даже бзик такой, и эти ее слова для меня были словно удар в лицо. У меня все потемнело перед глазами, я встал, навис над этой коротконогой бабой и заорал, что это пахнет трусами ее дочери. Наверное, эта была не лучшая моя выдумка. Но как же я гордился собой в тот момент!

Напротив нашего дома была пивная, ну помнишь, были такие стандартные городские пивные, где на полу опилки, стойки деревянные, все мокрые,  пропитанные кислым. И я там напился первый раз в жизни. Поил мужиков на свои деньги, и всем рассказывал о своем подвиге.   И сколько же сочувствия и понимания я встретил со стороны собутыльников, сколько же историй я наслушался. А потом пьяный я пришел домой и видел, что они боятся меня, шарахаются от меня. Этот  день для меня значил больше, чем Аустерлиц для  Наполеона.

С женой я развелся, помню как перед самым судом, теща и жена подослали ко мне тестя. Мы с ним встретились в закусочной «Севан», помнишь, была такая? Он купил дорогой коньяк, разливали мы его под столом, закусывали  шашлычками по-карски, и тесть в конце заплакал и сказал, что завидует мне, и поступок мой одобряет.

Потом он умер года через три. И остались эти две ведьмы в нищете. Хоть запоздало, но возмездие их нашло.

Селянов молча выслушал эту исповедь. Он думал про себя о том, что с ним женщины никогда так не обращались.  То, что всякая женщина начинает бороться за подчинение себе мужчины практически сразу после знакомства с ним, это факт. Но как далеко она заходит, зависит все-таки от самого мужчины.

Распрощались они тепло. Максим был растроган собственными воспоминаниями, и эта растроганность перешла на отношение к Селянову, он даже обнял его на прощание.


Молодая женщина задумалась

Наташа не  всегда была честной сама с собой. Она привыкла всегда и во всех ситуациях оправдывать себя, но она искала смысл в поступках других людей, и пока его не находила, не успокаивалась. Сейчас она не понимала, почему Селянов гонит ее на работу. Деньги у них были, она была ему хорошей подругой. И Наташа решила, что он хочет избавиться от нее, расстаться с ней в ближайшей перспективе. И это ее очень не радовало.

Хотя все ее задачи минимум вроде были решены успешно. Не то чтобы Наташа с самого начала решила использовать Селянова в своих целях, но когда она его только увидела, почувствовала его взгляд на своей груди и ногах, то сразу поняла, что этот мужчина может  стать ее мужчиной. И от этого ей может быть  польза. Тогда она еще не знала, какая именно польза.

У Наташи не бывало так, чтобы в голове была только какая-то одна идея. Вот мужик и его надо использовать. Нет. Она видела, что у  него красивые глаза, что он деликатен с ней. Она даже представляла его себе выдающимися журналистом, ибо слово журналист для нее было еще  наполнено романтикой. Она сравнивала его со своим отцом. И думала, что хорошо бы, чтобы у нее был такой отец, как Селянов. Одновременно она думала, что он не так стар, что еще вполне ничего.

Но она приехала в Москву затем, чтобы устроиться в этом городе прочно, навсегда. И при всей своей интеллектуальной разбросанности, все ее умственные способности были направлены именно на решение этой задачи. И когда все так стремительно стало развиваться, когда она попала в милицию, то она на самом деле не так сильно и испугалась. Она позвонила Селянову и уже знала, что использует их встречу настолько, насколько это возможно.

И вот их встреча состоялась. Наташа видела, что мужчина хочет избавиться от нее, отправить домой. Ей нужно было переспать с ним, и она легко сделала это, и не ожидала, что физическая близость принесет ей столько наслаждения. Она, как всякая современная девушка слышала разговоры о сексе с ранних лет,  само слово «секс» она услышала уже  в детском саду.  И девственности она не лишилась до сих пор только потому, что не с кем было.

Она, конечно, ждала «его». И он должен  быть прекрасен, но это ожидание ни как не было связанно с окружающей действительностью, где были совершенно ясные и понятные задачи, которые нужно было решать. К тому же  ее мать была помешена на сексе и любви. Она приводила разных мужчин в дом, иногда мать напивалась вместе с ними, становилась разнузданной и противной.

Какое-то время слово «секс» у Наташи ассоциировалось с пьяным  дядей Витей, с которым мать прожила целых полгода. Этот дядя Витя был волосатым, кривоногим и носатым. Но мать его за что-то  очень ценила. Иногда дядя Витя забывал о существовании Наташи и ходил пьяным и голым  по дому, или он нарочно это делал. Никакой особой неприязни к нему у девушки не возникало,  к этому времени она уже посмотрела не один порнографический фильм, и, в общем-то, миролюбивый дядя Витя ее не пугал. Но вот то, что ее мать и он делали, было для нее сексом. А была еще и любовь. И секс – это было просто, а любовь – это мечта, это то, отчего все существо Наташи трепетало.

Но с Селяновым сразу возникло нечто новое в ощущениях девушки. Вот он привел ее в дом, она видела ее во второй раз жизни, но этот взрослый  мужчин не был для нее чужим. Она не могла этого объяснить себе, но ни к кому она не чувствовала такого  влечения. Это было странно, но он был для Наташи почти родным человеком. Она отдалась ему с веселым любопытством. И  это оказалось необычно хорошо. Другой человек вошел в нее, стал на время ее частью. И даже на какие-то мгновения возникло ощущение блаженства. Потом была еще близость, и еще. И эти мгновения блаженства были все более частыми, а потом просто наступило блаженство от самого начала действа до его конца. И, наконец, кульминация.

Наташа вспомнила, как мать как-то сказала, усмехнувшись, что если  дочь в нее, то у нее проблем в постели с мужиками не будет. Мать  всегда много говорила о мужиках, и, как правило, говорила мягко, тепло.

Почти с самого начала  знакомства с Селяновым  Наташа стала как-то внутренне подлаживаться под него. И когда он сказал, что не верит, что у нее никого не было, она испугалась и подыграла ему, наврала про летчика, с который якобы у нее был анальный секс. Почему она это сказала, она не могла понять сама. Летчик такой был, он действительно к ней лез, но получил по рукам. Но  потом она прокляла свою глупость, ее поразила  болезненная реакция мужчины. Все  было вроде игры, но когда она это сказала, он же застонал и готов был ударить ее и выгнать из квартиры. И Наташа пообещала себе тогда, что никогда не будет с мужчинами так поступать, даже если что-то с кем-то у нее будет, нужно отрицать все до конца.

А отношение к Селянову у нее стремительно менялось. Ей было интересно с ним, и как-то радостно. Она  знала, что это не тот волшебный  «Он», что ее любовь впереди. Однако она была уверенна, что их отношения надолго, и слова Селянова о том, что она должна идти работать, ее неприятно поразили.

Итак, он отказывается от нее? Она и раньше чувствовала, что мужчина временами тяготиться ее обществом. Он отмахивался от нее, как отпихивают котенка, с которым играют-играют, а  потом котенок надоедает, и его бесцеремонно отпихивают в сторону.

Ну, пусть будет так! Наташа уже твердо верила в свою судьбу.  Она от природы была вовсе не труслива и склонна  в какой-то степени к авантюрам.  И если ей предоставляется возможность самой зарабатывать на жизнь, то в этом нет ничего плохого.

И вот настал вечер, Селянов был чрезвычайно задумчив, и в его поведении было даже что-то торжественное. Наташа уже знала его слабые стороны,  чувствовала, когда душевно он бывал слаб. Это было даже похоже на  трусость. Мужчина, словно  маленький ребенок, начинал паниковать, хотя никаких причин для этого вроде бы не было. Наташа в такие моменты относилась к Селянову ласково, внимательно. И он ей был благодарен.

А сейчас он внутренне всполошился, но время от времени как-то гордо поднимал голову, оглядывался вокруг, как орел. Наташа приняла это на свой счет, она решила, что он так радуется тому, что ей завтра уже идти на работу.

Ему выпал шанс


Да, ему, наконец-то, выпал шанс, но он не сказал об этом девушке.

Селянов вышел от Максима, и  у него зазвонил  мобильник. Номер был незнакомым. Он даже не сразу вспомнил звонившего. Это был Значков,  матерый пиращик, с которым они работали как-то вместе. Тот предложил поговорить. Селянов попросил перенести переговоры на середину недели.  Но Значков спросил, где он находится? Селянов назвал метро: «Стой там, я через десять минут к тебе подъеду» - сказал пиарщик.

Ишь как его пробрало, значит, нужен ему зачем-то Селянов. Это было уже любопытно. Люди, подобные Значкову, становятся такими ласковыми, если им что-то очень нужно от тебя.
И тот подъехал не через десять минут, а через пять.

Его спортивная машина с открытым верхом выглядела весьма пижонисто, и сам поглядывал вокруг с высокомерным прищуром. Но Селянову обрадовался. Сразу заговорил, что есть работа. Селянов был при деньгах и не очень хотел опять напрягаться, и эта его ленивость и почти и равнодушие Значков принял за отказ и быстро заговорил:

- Что за жизнь такая, все стонут, что хотят денег, а найти нормального человека на нормальное место почти невозможно. Даже девку-секретаршу наищешься.

- Ну я – то не стонал, - сказал Селянов, - живу вот, как могу с Божьей помощью.

- Короче, Серега, - положил ему руку на колено Значков, нужно сделать сайт, связанный с психологией и всякими психотехниками, сайт должен быть центровым  в своей нише, через год должен перейти на самоокупаемость.

- Такого не бывает, чтобы  сайт перешел на самоокупаемость через год, - покачал головой Селянов. - Сам же знаешь, как дела обстоят с интернетовскими проектами, это длинные деньги.

- Мда, - прошипел Значков.- Он был мужчина порывистый и вокруг и около ходить не любил. – Короче, один олигарх разорился на вложения  в  высокие технологии, в том числе и дал несколько миллионов баксов на интернетовские сайты. Я тебе предлагаю создать  мощный портал. Поработать год. Бюджет двести тысяч баксов. Мне безразлично, как ты их будешь тратить, хочешь все себе возьми, хочешь, поделись с кем, главное, чтобы ресурс был интересным.

 До Селянова доходило с трудом, он стал подчитывать в уме. Нужно помещение, аренда в Москве дорогая, нужны все эти сетевые администраторы,  нужны те, кто будет продвигать сайт в паутине Инета.

- Ну чего ты считаешь, - разозлился Значков, - ну самое малое тебе лично пять тысяч баксов в месяц. На остальные найди себе рабов и живи  кум королю целый год.

И только тут до Селянова дошло, что это более  чем хорошие деньги для него, да и дело интересное.

- А как все это будет выглядеть, динамика какая? – поинтересовался он.

- Динамика простая, - хмыкнул Значков, - все идет черным налом, вот тебе десять тысяч  для начала, пиши расписку. Через сколько сайт будет висеть в Инете?

- Через месяц точно будет.

- Ну вот, а набить его чем-то сумеешь, это же не совсем твоя тематика, весь этот буддизм, йога и психология?
-
- Через месяц и набьем.

- Ну и по рукам? За деньгами каждый месяц ко мне. Год спокойной жизни тебе обещаю. Такой шанс, старик, выпадает редко журналисту, согласись? Сам себе хозяин, опять же творчество бесцензурное, лепи что хочешь.

Селянов написал  расписку, взял пачку баксов, Значков пожал ему руку и умчал на своем гоночном автомобиле. Сам-то он, гад, на всем этом не меньше миллиона заработает. Но это был не тот случай, когда Селянову хотелось заглядывать в чужой карман.

Первым делом он зашел в ресторан. Ресторан был сделан почему-то под библиотеку, так все чудненько, интеллигентно, не только газетки всякие, но книги можно было взять. Селянов заказал себе за семьсот рублей какого-то кролика по-австралийски, взял с полки томик Чехова, открыл  посредине и прочитал: «Молодая баба, хохлушка, накрыла на стол и подала ветчину, потом борщ».

Ну вот, прошло сто лет и все то же самое, и хохлушки работают официантками, и  люди едят ветчину и борщ. И Селянову захотелось борща. Он скосил голову, хотел позвать официантку, но тут увидел рыжеволосую  даму и замер: неужели она?

 Он уже было улыбнулся виноватой улыбкой бывшего любовника, и сделал движение навстречу, но дама посмотрела на него в  упор, и он понял, что  ошибся. Селянов снова опустил глаза в книгу и прочитал у Чехова: « Ариадна старалась влюбиться, делала вид, что любит, но я человек нервный, чуткий, когда меня любят, то я это чувствую даже на расстоянии, без уверений и клятв, тут же веяло на меня холодом, и когда она говорила мне о любви, то мне казалось, что я чувствую пение металлического соловья».

Вот  и Селянов был нервным и чутким и всегда чувствовал, когда его любят. В него очень редко влюблялись с первого взгляда, дамам нужно было привыкнуть к нему.  У него не было ничего от того стереотипного пожирателя сердец, который требуется женщинам.  И им нужно было время, чтобы понять, что в нем есть нечто «роковое», без чего сердце женщины никогда не загорится.

Когда ему было восемнадцать лет, он по необходимости целую неделю провел вместе со своею двоюродной сестрой. Было лето, они жили у тетки на даче, иногда выезжали по делам в Москву. Дачный участок весь зарос яблонями, крыжовником и смородиной, за которыми давно уже никто не ухаживал. Но на грядках росли замечательные огурцы и помидоры.

И они с сестрой рвали эти нежные, с чудесным пресным запахом огурчики, эти мясистые  помидоры и делали салат, добавляя в него лук, немного чеснока, всякие травы и заливали все это подсолнечным маслом и  уксусом. А еще валялись на одеялах в саду под яблонями. Но иногда они ходили в магазин, или ездили в Москву.

Сестре было девятнадцать, вся она жила ожиданием любви и была переполнена нежностью ко всему окружающему. К Селянову она относилась так, как сестры относятся к братьям, с которыми выросли, т.е. ласково и безразлично. И вот  настроение ее стало меняться на глазах, у нее появился интерес к брату. Все стало понятно, когда, как бы, между прочим, она сказала: « А ты красивый, на тебя обращают внимание женщины».

То есть, они походили вместе, поездили, и сестра увидела, что на ее брата смотрят самые разные женщины, от девчонок тринадцатилетних до зрелых женщин,  механически выделявших  красивого мальчика. И вслед за ними и она попристальнее всмотрелась в него и без труда уже поняла, что дам привлекало в  ее брате.

С  Ларисой была примерно такая же история.


Лариса или история любви


Это было время самого дикого капитализма в России, год 1993. Тогда появилось масса всяких проходимцев, которые создавали самые невероятные фирмы и предлагали самые невероятные проекты. 

Селянов работал тогда в газете, и ему позвонили, пригласили принять участие в экранизации «Декларации прав человека». Селянов услышав об этом, очень удивился, ибо не понимал, как можно экранизировать Декларацию. Но девушка, которая с ним разговаривала, обладала поразительно эротичным голосом. И одинокий Селянов поехал только для того, чтобы увидеть эту девушку.

Экранизацией занимался некий Акулов. Несмотря на свою жуткую фамилию, он был очень милый, как все удачливые мошенники.  Он арендовал помещение бывшего детского сада, в его «офисе» была какая-то странная мебель, огромные красные кресла и диваны. Он объяснил, что снимать Декларацию дали согласие очень известные режиссеры со всего мира, в том числе и Сокуров. Тут что-то  прояснилось.

Сокуров в самом деле мог снять и Декларацию и телефонный справочник. Селянов стал понимать гениальный план. В самом деле, в Декларации говорилось о всяких замечательных вещах, и это «сочинение» на вольную тему давало возможность проявить незаурядным режиссерам свою фантазию.

Интересно то, что  кроме Акулова, ласкового мужичка с вкрадчивыми манерами,  в его команде были одни молодые девушки и женщины. Мозгом всего коллектива была  журналистка Ирина. У нее была кукольная внешность, синие большие глаза, маленький яркий рот, она была похожа на Мальвину. И была такая же строгая и правильная.

Селянов слушал, как ему рассказывали о телемарафоне длинною в сутки, который был запланирован  к показу на одном телеканале, тогда была мода на такие марафоны, а сам выбирал глазами ту, которая с ним разговаривала по телефону. Ему казалось, что он легко вычислит свою собеседницу, но ни в одной из женщин он ее не чувствовал. Тогда он напрямую спросил Ирину, с  кем он разговаривал по телефону. Выяснилось, что девушку звали  Лариса, но в офисе ее не было.

Впрочем, Селянов сожалел не долго. Все внимание его захватила Ирина, она была очень любезна с ним, а  когда провожала, даже материнским движением поправила на нем шарф.  Но тут раскрылась дверь и на пороге  в вихре московской метели появилась рыжеволосая девушка с чудесной улыбкой. Это и оказалась Лариса. Но она уже была не очень интересна Селянову. Он решил сосредоточиться на Ирине.

Но сталкиваться по делам ему пришлось в основном с Ларисой. По знаку она была рыба, нежная девушка с белой кожей и бледными большим ртом. Она удивляла Селянова своей деликатностью. Он спросил ее – почему она не стала с ним разговаривать тогда, когда их познакомила Ирина? Лариса сказала, что она увидела, что Селянов не хочет разговаривать, хотя ей было интересно пообщаться с журналистом.

А потом грянул скандал. Акулов не собрал и десятой части денег для показа телемарафона, и это выяснилось тогда, когда марафон уже начался. По плану все должно было развиваться так: марафон начинался, и в прямом эфире должны были звонить спонсоры и перечислять деньги на этот самый проект. И вот пяток спонсоров позвонили и все. Акулов же заявил их несколько десятков. Он просто не верил, что хозяин канала прервет этой действо, и думал, что все будет продолжаться, и он получит рекламу по полной программе. Но хозяин прервал. В итоге реклама газеты, где работал Селянов, и где он уже дал рекламною статью об этом марафоне, не была упомянута. И Селянова вызвали на ковер.

Разбираться  Акулов прислал  Ларису. Они вместе стояли на «ковре» перед главным редактором. И девушка раз десять повторила, что Селянов не виноват. Когда они вышли, то она сказала тихо: «Ой, мне так стыдно перед вами, так стыдно»

Потом они пошли в кафе. Девушка попросила заказать ей «Амаретто», был такой приторно сладкий и очень популярный в то время итальянский ликер.

Потом они встретились еще раз. Лариса оказалась умной, наблюдательной и очень тактичной. Но она быстро поняла, что Селянову можно «поплакать в жилетку», женщины это всегда понимали быстро и пользовались этим. Ничто так не нравится даме, как откровенно или почти откровенно рассказывать о себе мужчине.

А мужчина вожделеет даму, он хочет близости. И он терпит все эти подробности ее личной жизни, все эти рассказы о том, как ей было тяжело и трудно.

И здесь было сначала то же самое,   за витриной очень благополучной девушки  оказалась несчастная любовь, и полная потерянность ориентиров. Девушка окончила ВГИК, экономическое отделение. Она влюбилась в красавца с актерского факультета, а тот жил с молодой женой известного актера.  Лариса была при нем не ясно, в каком качестве. Он позволял ей любить себя. И временами ей было очень плохо. Один раз, когда этот молодой человек иронизировал, пошучивал над ней, девушку охватил такой гнев, что она взяла со стола бутылку и кинула ее под ноги своему  любимому.

Селянов сразу понял, что для нее это был поступок. И такую девушку нужно было постараться  довести до такого поступка. Потом они ехали с друзьями на двух машинах из  Питера, и Лариса, поругавшись со своим другом в очередной раз, не села в одну с ним машину, и на скользкой дороге машина с ее другом перевернулась, и все в ней погибли. Лариса показала фотографии и своего красавца, и своей лучшей подруги, которая села в ту машину.

Лариса была еще очень молодой, ей было всего 22 года, но ей казалось, что она уже видела все и все пережила, что только может пережить молодая женщина и любовь, и унижение, и гибель этой любви.

 В ней  действительно было что-то больное, надорванное. Один раз она с вызовом сказала, что уже все перепробовала в сексе, кроме любви с животными.

Селянова это очень заинтересовало. Он не считал еще эту женщину своей, а потому ему было любопытно выпытывать, что же такое она испытала. Девушка смутилась немного, но к этому времени они встречались уже раз три-четыре, они привыкла немного к Селянову, к  тому же он ей изрядно накатил ликеру. И она рассказа о том, как у нее был секс с двумя мужчинами. С сорокалетним режиссером и его другом.

По ходу рассказа Селянов понял, что она просто влюбилась в этого режиссера, и дальнейшее повествование  женщины подтвердило его догадку. Развратный режиссер пригласил Ларису еще раз, но попросил привести с собой подругу. Та привела, но когда началось групповое совокупление, не смогла вынести то, что ее любимый режиссер выбрал не ее, а подругу. И она убежала.

Селянов быстро понял, что имеет дело с очень одинокой женщиной, внутренне надломленной. Все эти разговоры 90-х годов о сексуальной свободе и все что последовало за разговорами в реальной жизни, на самом деле, более выгодны было мужчинам, чем женщинам.

Мужчина, получая возможность  сексуальной разрядки, весел и доволен. Это то, что ему надо. Женщина, прежде всего, хочет душевной привязанности. Голый разврат для  большинства женщина разрушителен.

Теперь нужно было решить вопрос о том, где же состоится его близость с  Ларисой? Один знакомый Селянова, который никогда не был женат и жил один в квартире, сказал ему, что в свой дом женщину следует приглашать только тогда, когда хочешь на ней жениться.

«Понимаешь, старик, - говорил он, - они же безумеют, когда попадают в квартиру одинокого мужчины. Как же так, мужик живет один, у него квартира, и он не прибран к рукам».

А надо сказать, что в  СССР да и в Россиянии, мужчин, которые  в одиночку проживают себе в отдельной квартире, было не так уж и много. И  этот опытный мужчина продолжал: « Они же тут же влюбляются в тебя, и они в этом не виноваты, они начинают борьбу, чтобы стать хозяйкой этой квартиры.  Они может быть и сами этому не рады. Короче, если хочешь понять, как женщина относится к тебе на самом деле, то никогда не приводи ее к себе, пока не захочешь на ней жениться».

Селянов  только смеялся, когда это слушал, но как-то он привел к себе случайную женщину, и как же трудно было потом от нее отвязаться! У него ушло на это несколько месяцев!

Близость c Ларисой произошла у нее в квартире.  Держа марку очень «развратной», она смело разделась вся и легла. Но вела она себя, как девственница: сжалась, чуть дрожала, закрыла локтем  лицо. Селянов был с ней бережен. Вот когда выражение «половой акт» очень точно передает смысл. Для Селянов это был акт физической близости с очередной женщиной и ничего более.

Потом нужно было  срочно уходить во избежание встречи с матерью Ларисы. На улице была теплая осень. Они пришли в парк и сели на лавочку. Кругом желтели клены. Селянов пил пиво из горлышка, и тут женщина заговорила.

Селянов к этому времени знал, что как бы мужчина и женщина не примерялись к  друг другу в обычной жизни, именно половой акт все расставляет по своим местам. Здесь две чувственности сливаются в одно целое, точнее делается попытка создать это «одно», и чувство слияния  или  возникает, или оно не появляется.

И вот  Лариса заговорила: « Почему, почему, - сказала она, -  ты не сделал этого раньше!»

Селянов уже привык, что женщина, особенно если она не получила разрядки, очень возбуждена после близости еще какое-то время. Да если и получает разрядку, то все равно находится часто в состоянии некого неравновесия. И в эти моменты некоторые женщины могут  впасть почти в отчаяние, плакать или петь и беспричинно смеяться.

Глаза Ларисы смотрели на него с нежностью и благодарностью. Он погладил ее по рыжей голове, сказал ей, что она «рыжик». Лариса припала головой к его груди и затаилась. А он сидел с бутылкой пива в руке и ожидал, когда же этот акт признательности закончится.

Все последующие встречи женщина находилась в состоянии тревоги и непонимания происходящего. Селянов не был героем ее романа. Более того, она называла его «антигероем».  То есть, такого мужчину, как он, она никогда не представляла в своих мечтах. Она сошлась с ним только от одиночества, только потому, что с ним было интересно, но сейчас уже все существо ее тянулось к нему.

Вот что такое физическая близость, если тело женщины принимает мужчину.

Селянов  было не так легко с этой молодой женщиной, она напрягала его своей тревожностью, почти истеричным ожиданием чего-то плохого. Это был невроз, который она заработала до него, но иметь дело с ним пришлось Селянову.

В это время он перешел в другую газету, его сразу же послали в длительную командировку. Лариса провожала его на вокзале. Он был против этого, но женщина настояла. В ее глазах было отчаяние, она чувствовала, что он хочет отвязаться от нее.

И вот грязный и зябкий вокзал, на полу лужи от осенней измороси, в помещение тяжко от ожидания и перегара этих самых «ожидающих», а рядом с ним, схватив его руку и судорожно сжав ее, молодая бледная женщина. Она все время что-то хотела сказать, но сдерживалась. А он очень хотел уехать, и ему даже было все равно куда ехать, лишь не видеть полные тревоги глаза.

Наконец, она решилась и сказала прерывающимся голосом, что если женщина любит мужчину, то она хочет от него ребенка, так вот она хочет ребенка от Селянова. Он промолчал, лишь сжал ее руку.

Наконец все закончилось, Селянов оказался в поезде и старался не смотреть на стройную фигуру и пышную «шапку» из рыжих волос. Поезд двинулся, фигура стала уплывать, и скоро стало хорошо.

С Селяновым ехали два соседа, один из них,  наполненный колоссальной энергией, начинающий бизнесмен из Красноярска. Он блестел  золотыми  коронками и золотыми перстнями, потом расстегнул ворот рубахи и оттуда выпала золотая цепочка с палец толщиной.

- Мы, россияне, всех сделаем - говорил он.

- Ну, какие нахрен россияне, злился Силянов, ты чего не русский что ли? У тебя папа и мама кем были? Русскими или россиянами?

 Сибиряку, однако,  очень нравилось это новое в его языке слово «россияне». И когда он вытащил из  огромной сумки коньяк, все претензии к нему Селянов снял.

Они пили коньяк, спорили о новой России. Селянов поносил Ельцина, сибиряк  настороженно молчал, но потом, после пятой рюмки, присоединился. А  у Селянова мелькнула мысль о том, что эта рыжеволосая молодая женщина навсегда ушла из его жизни.

… Но вот он вернулся в темную и мрачную Москву в  конце ноября, кругом была грязь и темень, а потом холод и гнусные мысли, и невозможность хоть один день провести трезвым без водки или пива.

И он, конечно, вспомнил о рыжеволосой девочке. Стоило ее позвать, и она придет куда угодно, и раздвинет ноги, и отдастся хоть в подъезде, хоть в парке, и он на эти минуты, пока будет в ее горячей влажности, перестанет испытывать тоску от одиночества.

И она пришла, но он не смог так сразу остановится от пьянства. Они пошли зачем-то на Новый Арбат, там тоже был разгром и чернота, было много ларьков. В одном из них продавали водку «Абсолют», ни какой это был не «Абсолют», а водка из Польши, но приятно было думать, что хоть что-то есть качественное в твоей жизни, пусть в таком бедламе, но пьешь лучшую в мире водку.

И Селянов выпил изрядно. Проснулся он от того, услышал шум проезжающей машины, поднял голову и увидел многолюдную улицу, перевел взгляд  и встретился со взглядом умных глаз Ларисы. Он лежал на лавочке, а голова его лежала на коленях у женщины.

Выяснилось, что он стал  выпадать в сон, она как-то его доволокла до этой лавки и два часа сидела и ждала, пока он проснется. Селянов спросил, а что она делала бы, если бы он  проспал всю ночь? Она пожала плечами и сказала, что сидела бы всю ночь.

И вот после этих слов и начался их  роман по-настоящему. Селянову не очень хорошо было с ней, но без нее совсем плохо. Она иногда робко говорила ему о любви. Они как-то пережили зиму, а весной  Лариса расцвела.

Селянов был ее лекарством от невроза и скорби. Она избавилось и от того и от другого. Она из девушки, в которой еще много было от подростка, превратилась в женщину, умную, а где-то и мудрую. Селянов давал ей силы, для этого всего-то с ней надо было быть бережным, и она этой силой щедро делилась потом с ним.

И этому ничего не мешало. Вдруг, выяснилось, что Лариса еврейка. Она познакомила его со своей мамой, после чего сомнений  уже не было. А Селянов был антисемитом тогда.

Селянов иногда вел свою антисемитскую пропаганду и Ларисой, она грустнела, но была спокойна.   Селянов заметил, что еврейки по своим реакциям мало отличают от русских женщин, куда меньше, чем армянки или кубинки, с которыми Селянов тоже имел дело.

Хотя в чем-то отличались. Женщина любой нации стремится оберечь мужчину, которого любит, от всех напастей. И она ставит невидимый заслон, который и в самом деле мужчину оберегает. У евреек этот заслон очень мощный, почти стена. Но и мужчиной в ответ еврейка не собирается делиться. Он должен принадлежать только ей.

А  вот  сексуальности особой у  Ларисы не было. У нее было молодое тело, красивые маленькие грудки с малиновыми сосками, плоский живот и сильные тренированные ноги. Но она не очень возбуждала Селянова. И он думал, как мало по-настоящему сексуальных женщин в этом мире, и мечтал найти такую, и думал, что тогда все проблемы его будут решены.

И  все это тянулось почти два года, Ларисе пора было замуж. Встречи по инициативе Селянова становились все реже.  Она рассказывала ему о том, что познакомилась с мальчиком Колей, что мальчик этот служил на флоте, а недавно развелся с женой потому, что та его достала. И еще много чего говорила. Селянов быстро понял, что Коля делится с ней сокровенным, а она принадлежала Селянову и все рассказывала ему.

- Ты выйдешь за Колю замуж, - уверенно сказал Селянов.

- Но я же его не люблю, - сказала Лариса.

- Но он же хороший человек, он молодой и ты его обязательно полюбишь.

Между тем  Лариса делала карьеру, с высот своей журналисткой деятельности Селянов очень иронично относился к ее занятию рекламными делами. Но у нее денег становилось все больше, а  у него все меньше. И она щедро делилась своими деньгами, когда он оказывался на мели. 

Лариса пока боялась оторваться от него,  ибо он вылечил ее и спас, как она полагала. Она привыкла  к близости с ним, и боялась, что ни с  кем ей не будет так хорошо. Обычное женские страхи, которые  и спасают большинство союзов на земле.

 Он ее постепенно отдалял от себя, и в какой-то момент она поняла, что и сама уже стоит крепко на ногах.

Как-то они встретились зимой. Селянов приехал на встречу раньше срока. Падал крупный снег, но было тепло. Люди, как всегда в такую погоду, были сонными, а город красивым. И вот появилась Лариса. На ней был песцовая шуба, и она очень хорошо смотрелась на ее стройной фигуре. А в руках у нее был огромный  букет роз, красиво упакованный.

Селянов вяло поинтересовался, откуда шуба? Выяснилось, что на проценты, которые ей работодатель выплатил к концу года. А цветы она несла человеку, который устроил ее в рекламу на телевидение. Ну, уж более крутой карьеры в то время и представить себе трудно. В рекламе на телевидение тогда крутились большие деньги, с которых платили крошечные налоги. Все себе рассовывали по карманам.

Селянов  заметил и другое.

- Чего-то ты заневестилась, или Коля сделал предложение?

- Ой, а что такое «заневестилась»?

Селянов задумался.

 А в этой время Пугачева за кого-то выходила замуж, и у нее был вид именно такой: заневестилась.

- Ты Пугачеву видела по телевизору? Обрати внимание, - сказал он, - она как раз заневестилась.

Его слова услышал мужчина, который шел за ними, и он громко заржал.

Не то чтобы Селянова очень взволновал карьерный рост его подруги, но он решил проверить насколько он еще в силе. И  схватив ее  за кисть, он сказал, что хочет близости с ней прямо здесь.


- Ты же знаешь, я всегда готова, - ответила тихо женщина.

Они зашли за какие-то гаражи, а что делать с шубой? Но женщина, если она действительно хочет, то легко преодолевает такие препятствия. Когда все случилось и закончилось, на Селянова, вдруг, напала тоска. Зачем все это?

Лариса почувствовала его настроение. Провела рукой по его щеке, сказала, что любит все «низкое» и все было просто замечательно.

Последний раз они встретились  весной. Лариса уже жила с Колей, они снимали квартиру. О чем был разговор, Селянову трудно было вспомнить, но он хорошо запомнил одно. Женщина была очень нежна с ним. Она опять гладила его  по небритой щеке и сказала, что он спивается. А когда дело подошло к  расставанию, она  положила руку на его колено и стала гладить, говорила, что тоскует по  нему ночами. Селянов предложил поехать к нему.

- Но я  же буду мучиться потом, - сказала она, - но тут же с готовностью поднялась со скамейки.

Видно было, что память тела не давала ей покоя. И тут Селянов согласился, что действительно уже не зачем все это. Женщина опустила голову.

Они еще разговаривали иногда по телефону. Но однажды он набрал ее телефон, а ему ответил чужой голос. Он поинтересовался -  а где  Лариса? Девушка ответила, что она секретарь и сейчас соединит с  Ларисой Михайловной.

Больше Селянов не звонил.

Он помог женщине за эти два года преодолеть тяжелый период в жизни, когда она  чувствовала себя просто растоптанной, и она помогла ему пережить эти черные годы.

А то, что она не пропадет, он прекрасно знал. Однажды после ночи любви, чтобы развлечься, он предложил ей сыграть в морской бой.  Лариса сказала, что играть ей не интересно потому, что она всегда выигрывает. Селянов в свое время был мастер играть в морской бой и там,  у незнакомого противника, просто так не выиграешь. Но он был разгромлен  очень быстро. Потом его десять раз оставили в дураках, потом как ребенка обыграли в  нарды.

Оказалось, что у  Ларисы отец был профессиональный игрок. Она его никогда  не видела и знала это со слов мамы. Лариса рассказала матери, что почему-то выигрывает во все игры у других детей. Мать рассмеялась и поведала, кем был ее папа. Вот и в жизни женщина начала выигрывать одну партию за другой.

Каменный гость

Так случилось, что во время дружбы с  Ларисой Селянов написал роман. Во времена советской власти самым сладким для  умного молодого человека было стать  ученым или писателем, но писателем лучше. Отношение к напечатанному слову в стране Советов было поразительным. Иной человек писал статейку. Ее публиковали в журнале «Пчеловод» или «Коневодство» и человек был счастлив, он просыпался утром и думал, что что-то есть  замечательное и вспоминал: «Ах, да, меня опубликовали в прессе». А что уже говорить о писателях. Это и звучало, как музыка – писа-а-а- тель!

Селянов пописывал, как многие, но одиночество и нереализованность привели к тому, что у него хватило сил дописать книгу до конца. Это трудно. Это как марафонский бег, все время кажется, что не хватит дыхания и проще сойти с дистанции. Но он написал политический боевик. Его взялись печатать.

И вот тут Селянов понял, что  счастливое время для писателей прошло. Издатель изгалялся, как только мог. Сначала придумали обложку, на которой была изображена совершенно  голая девка с  пулеметом. Аргументировали тем, что читатель клюет на эротику. И девка была  с сумасшедшими глазами и  катастрофически волосатая между ног. Селянов  взбесился и с трудом отстоял свое право на нормальную обложку. Тогда ему стали присылать редакторскую правку, в которой целые главы были просто перечеркнуты крест на крест.

Селянов опять стал протестовать, но ему сказали, что в качестве редактора наняли  матерую даму из журнала «Дружба народов». И он пошел к ней разбираться. По дороге выпил пива, потом еще выпил пива. Пришел. За столом сидела женщина в строгом сером костюме, которая ему показалась старой ведьмой. Он представился.

Она усмехнулась, одна бровь как-то удивленно и высокомерно у нее стала подниматься, на губах змеилась улыбка. И дама высокомерно ледяным тоном сказала, что  сейчас у нее рабочий день закончился. И захлопнула дверь перед носом Селянова.

А как было уже сказано, за последние полгода дружбы с  Ларисой ничего так Селянов не хотел, как романа с  действительно сексуальной женщиной. Он представлял себе ее всякой, и нежной развратной блондинкой, и темпераментной брюнеткой. Ему и в голову не могло придти, что женщина-редактор, выставившая его за дверь, и есть та сама секси, о которой он так мечтал.

На следующую встречу со змеей-редактором он пришел уже трезвым и даже свежевыбритым. Она  окинула его тревожным и опять же высокомерным взглядом и сказала, что к автору у нее претензий нет, что она правит текст, а остальное ее не волнует.

Зато Селянова все это волновало. Он стал кричать, что она ничего не понимает в литературе и просто уродует его тексты. Она прищурилась и попросила привести хоть один пример, где она не права. Селянов вытащил  листы с ее правкой и сунул ей под нос.

- А это что такое?

- Ха,-  сказала женщина, -  ваш герой обнимает женщину за бедра, - хоть как это выглядит? Вы можете это изобразить?


- Встаньте, -  сказал Селянов, - и я изображу.

Она немедленно встала, щеки ее пылали, глаза метали молнии. Селянову было некуда отступать. Ему было страшно преодолеть эти пятнадцать сантиметров, которые являются личным пространством человека, но он почти прижал даму к себе и  положил ей руки на бедра. И это было, как ожег. Упругий зад заволновался под его руками, женщина как-то сникла и на секунду замерла, потом медленно разорвала эти «объятия», села за свой стол и дунула на челку.

И  только тут до Селянова дошло, что она милая и еще молодая, ну едва ли больше двадцати семи лет. В вырезе платья аппетитно выглядывали ее смуглые груди, между ними болтался золотой крестик.

Селянов  замямлил о том, что он погорячился, наверное, что не следовало бы ему вот так хамски врываться…

 Он и сам не понимал, почему это говорит. В его поведении, как раз никакого хамства не было. Его просто провоцировали.

Женщина не отвечала, в ее глазах вспыхнули  тигриные огоньки, и потом другими эти глаза Селянов не видел. Он принял эти огоньки, за знак гнева, он, неведомо, почему  уже боялся эту женщину, и потому двинулся к дверям.

-  Куда же вы, - раздался  вкрадчивый низкий голос, от которого  эротические струны в душе Селянова сразу же завибрировали. – И глаза женщины смотрели на него  в упор, но ласково и как-то тревожно.

- Да перекусить бы… хорошо… не обедал…- сказал почему-то Селянов.

- Ох, как это кстати, - тут же пружинисто поднялась женщина, - я пойду с вами. Меня зовут Валентина.

И она протянула ему узкую ладонь. Он осторожно пожал протянутую прохладную ладонь, на указательном пальце был перстень с черным  камнем. До этого Селянов ни у одной женщины не видел перстня с камнем такого цвета. А вечером он уже оказался в ее постели. Объяснить логично, как все это произошло, Селянов не мог. Но с того самого момента, когда в глазах женщины запрыгали тигриные огоньки, он уже как бы и не имел своей воли.

И не сказать, что ему с дамой было хорошо, напротив, с ней было очень тяжело психологически. Она много молчала, что не характерно для женщин, которым мужчина интересен. Она вообще была медлительно-ленивя, но за этим таилась  сексуальная нега.

В тоже время за обед она расплатилась сама, причем совсем не кокетничала, она хотела так сделать и сделала.

Селянов взялся  рассказывать о том, как писал книгу, но ей явно было это не интересно, и книга его ей была неинтересна. Пытался выведывать какие-то сплетни о писателях, которые печатались в журнале, где она работала, но она пожимала плечами, ей это было тоже не интересно. Это была первая женщина в жизни  Селянов, которой вообще ничего не было особенно интересно.

Он собрался распрощаться, но она остановила его и попросила проводить ее в магазин. Там она взяла странный набор: бутылку португальского портвейна, две банки сардин, черный хлеб.

Потом предложила Селянову посмотреть, как она живет. Селянов согласился, он не верил в то, что будет близость, это было вне всякой логики, и, главное, он не видел к себе сколько-нибудь серьезного интереса со стороны женщины. Но Валентина волновала его. И не сказать, что она была очень красива. Не  высокого роста, не худая и не полная. В ее лице и фигуре не было ничего такого, чтобы бросалось в глаза. Обычная. Но никогда еще Селянову  так не хотелось раздеть женщину, как сейчас, когда он шел рядом с Валентиной. Она чуть касалась его, словно случайно  своим плечом. Он косился ей в  вырез платья,  мечтал увидеть какого цвета и размера у нее соски,  невольно смотрел на ее обтянутый живот, под серым костюмом. Желание нарастало в  нем, а она казалась безразличной.

И вот они в ее квартире. Маленькая однокомнатная квартира, в которой было тесно от вещей, вещи эти были не в очень большом порядке, но в этом пространстве жил дух женщины, ее запахи, ее духи, и от этого духа кружилась голова.

Валентина пригласила его за маленький журнальный столик, постелила салфетки, поставила портвейн, Селянов открыл банки с сардинами. Они выпили. Он в первый раз встретил приличную женщину, которая добровольно пила портвейн, пусть и дорогой и не плохой по качеству.

Бутылка была выпита, в висках бешено колотилось.

Женщина  бросила на него внимательный взгляд и со словами, что устала, легла на диван. Селянов поднялся на ватных ногах и подошел и сел к ней. На большее сил не было. Он чувствовал себя мальчиком, это было странно, но это было так.

Валентина взяла его руку, стала играть его пальцами, и он чуть успокоился, потом она  привстала и погладила его по голове, и стала пригибать его голову к себе. Он поцеловал ее, увидел  глаза тигрицы, которая чуть мурлыкала.

А потом началась вроде бы обычная игра мужчины и женщины, когда он раздевал ее, вытащил, наконец, ее груди. Они были обычные, даже чуть отвисшие. Он стащил с нее все, и она вся была обычная, но он опьянел от ее глаз. Ее глаза были уже почти сумасшедшие, с огромными расширенными зрачками. Для нее  секс был не просто секс, и это Селянов понял, для нее собственно и началась жизнь, после того как мужчина вошел в ее тело. Во все остальное время она просто пережидала.

Она была фантастически талантлива в  телесной любви. Ее руки касались именно той его точки, к которой он хотел, чтобы она прикоснулась. Когда он был в ней, она двигалась так, как нужно было ему. Она могла закинуть руки на подушку вверх,  полностью расслабиться и двигаться волнами, с закрытыми глазами и улыбаясь.  От этого дух захватывало.

Она могла использовать какую-то часть своего тела  для игры с ним. Это могли быть губы, и она начинала целовать его везде, ее язык проникал в его уши,  играл с его языком. Она нежно и влажно целовала его в самые чувствительные места шеи,  потом ее язык и губы впивались в его соски, и Селянов начинал просто извиваться от тех сексуальных волн, которые шли к его мозгу.

Потом она опускалась ниже, и ареной для ее господства становился его живот. Она его целовала и легонько царапала ногтями.

Дальше она переходила к ногам, она целовал там, где женщины обычно не целуют: ягодицы, бедра… Это умиляло, это предельно расслабляло.

Но она могла и не использовать язык и губы. Она начинала движение по его телу своими грудями, своими  тяжелыми сосками и это было потрясающе здорово. Селянов потом просил некоторых своих подруг повторить, но ни одна не могла. И женщинам было больно и не удобно, и Селянову было не очень, когда барышня начинала на нем старательно пыхтеть и совать свои сиськи везде.

У Валентины был талант.

За ночь у них произошло пять соитий. Проснувшись утром, Селянов чувствовал блаженство. Его мозг был совершенно свободен от всего. Все то, что давило на него, все куда-то испарилось. Он был поглощен этой женщиной, как  буддистский монах бывает поглощенным во время медитации.

Собственно этим и отличается женский мир от мужского. Для женщины секс  не имеет смысла сам по себе. Секс – это одна из самых существенных составляющих любви, а любовь для женщины это и есть смысл всего.

Женщины знали это во все времена. Если любовь убрать из жизни, то женщина тут же превратится в  существо, способное родить, убирать, выполнять приказы и т.д., если есть любовь в человеческом мире, то женщина в нем господствует.

Не случайно, что первые учения тантриков в Индии и даосизм в Китае  часто сводят к деятельности женщин-мыслителей. И в самом деле, какому мужчине придет в голову продлять половой акт, как делают это тантрики или даосы?

 Зачем мужчине заниматься сексом часами? Если он воин, купец, целитель, у него есть масса всего интересного. Две минуты на женщину, чтобы сбросить путы телесного напряжения и можно идти дальше, а тут практики, которые помогают продлять сексуальный акт бесконечно. Тантрики и даосы с помощью телесной любви лечат тело и душу, с помощью слияния мужчины и женщины они пытаются ощутить гармонию мира, а значит узнать Бога.

  Валентина и человеком оказалась интересным. Она была умная и наблюдательная. Утром за чаем, она спросила Селянова – бросали ли его женщины?

Он задумался. Сказал, что, конечно, бросали – жена ушла. Но Валентина продолжала допытываться. Она потребовала, чтобы Селянов вспомнил всех своих женщин, и стала загибать пальцы на его руках, перечисляя: «Марина, Наташа, Саша, Даша… Ну вспоминай всех. Кто из них ушел от тебя и от кого ушел ты?»

Селянов перечить этой женщине не умел и стал прилежно вспоминать.

- Ты знаешь, - вдруг, сказал он с изумлением, - от меня никто не уходил… Я уходил первым. Хотя была история… Одна девушка мне изменила…

- И потом она все равно хотела с тобой встречаться, – улыбаясь, сказала Валентина.

- Да, - растерянно вспомнил Селянов, - а ты откуда знаешь?

- А с женой так и не было контактов?

- Звонила как-то мать, сказала, что Лена хотела бы вернуться, что до нее дошел слух… так ерунда какая-то…

- Нет, солнышко, это не ерунда… Но ты хотел бы, чтобы она вернулась?

- Нет, - неожиданно твердо сказал Селянов, - после чужих мужиков, никогда

- Подумаешь…- насмешливо протянула Валентина. – Так ты знаешь, почему бабы от тебя не уходили? Ты чувственный, с тобой очень хорошо в постели…  Такая чувственная волна накрывает, как шелковым одеялом… Все время хочется это повторить. И еще… бабы тебе говорили, что с тобой спокойно

- Говорили -  продолжал удивляться Селянов.

- Ты нежный любовник, ты ласковый, женщины не боятся тебя, они расслабляются рядом с тобой, потому им и спокойно.

- Но я никогда не был роковым любовником, на которого вешаются…

- Это из-за внешности, роковой мужчина должен быть с впалыми щеками…

- Шутишь?

- Ни капли. Это стандарт. Умирать и сохнуть женщина будет только по мужику с впалыми щеками, а ты упитанный. Хотя по тебе тоже  умирали бабы, но уже после постели. Я же  в тебе сразу угадала чувственность…  Точнее не я, а  она…- Валентина легонько похлопала себя между ног, - А на месте твоей жены я бы тебя вернула…

- Не вернула бы…Я сказал все, значит  все… А как бы ты вернула?

- Да есть один секрет, - прищурилась хитро Валентина.

Они уже были одеты, выходили из квартиры,  в руках Валентины был ключ, вдруг, она охнула, что-то забыла что-то, и скрылась в квартире…

Ее не было довольно долго. Селянов вошел в квартиру, было тихо, Валентины не было видно. Он позвал ее.

И она вышла… Совершенно голая из ванной комнаты, только прикрывая рукой между ног и улыбаясь…

Он ничего не понимал, он смотрел на нее… Но хотя  в нем, казалось,  совершенно была за ночь вытравлена всякая чувственность… Он, вдруг, почувствовал желание… И за эти секунды пока женщина, улыбаясь, но опустив ресницы шла к дивану, маленький костер чувственности перерос у него в пламя… И когда она легла, бесстыдно раздвинув ноги, он был уже готов на все, чтобы только войти в нее…

Потом, когда все закончилась, она гладила его затылок и смеясь говорила:

- Вот так бы я тебя и вернула, если бы была твоей женой.

Она была горазда на такие вот неожиданные сексуальные штучки…

По гороскопу Валентина была скорпион, она была резкой и грубой, никогда не считала нужным выбирать выражения, всегда считала себя правой. Такой тип поведения был невыносим для Селянова. После первого же ее хамства, он хлопнул дверью и ушел. Она позвонила первая, говорила нервно, но извинилась. Потом опять был скандал из-за ее хамства, и он снова ушел, уверенный, что никогда  уже не вернется.

Вот тогда-то он и вспомнил великого Льва Толстого, который сказал Горькому, а  Горький донес до человечества в своих воспоминаниях: «Не та баба страшна, которая держит за х…, а та которая за душу».

Телу Селянова мучительно не хватало Валентины, но душа его была спокойна. Но, тем не менее, однажды вечером вернувшись домой, он увидел сидящую прямо на ступеньках у его дверей Валентину. Первое о чем он ее спросил – откуда она узнала адрес? Она, усмехнувшись, сказала, что выпытала у него у пьяного: «А что еще выпытала?» «Да все, что мне нужно». «А сколько у меня было женщин, тоже выпытала?» «Женщин у тебя до меня было семнадцать» - назвала совершенно точную цифру Валентина.

Потом он ее впустил, не впустить было нельзя, потом они молча пили пиво, которого у Селянова было бутылок десять. И  как бы, между прочим, без всякого раскаяния на лица Валентина сказала, что больше никогда не будет оскорблять его. И самое потрясающее, она выполнила свое обещание.

А потом была любовь… Селянов чувствовал себя так, словно после года разлуки вернулся в свой собственный дом. Он целовал женщину от макушки до пальцев ног, он сгребал ее в охапку, словно ее могли отнять…

А она ему сказала: «Я тебя люблю».

В порыве страсти  он захотел искусать ее грудь и спросил – можно ли? Девять женщин из десяти разрешили бы кусать хотя бы до первой боли, но Валентина, вдруг, села на кровати, она тяжело дышала, уводила свои глаза… потом вымолвила: «Я замужем».

Это было так, словно бомба разорвалась. Не то чтобы Селянов ревновал, но муж то откуда мог взяться у такой свободной женщины?

Ко всему выяснилось, что муж у нее кавказский человек. Поэт.

- Он, наверное,  храбрый мужчина-воин и ты боишься его? - Спросил Селянов.

В средине 90-х годов кавказцев еще плохо знали в России, жили прошлыми легендами.

- Он слабый, - сказала Валентина. – То, что кавказцы сильнее русских – это миф. Я же в свое время закончила истфак, занималась у  известного академика, этнолога Пегова. И он говорил, что нет  более объективного показателя силы или слабости народа, нежели реальное положение вещей. Сильные народы создают могучие державы, слабые народы, чтобы они  о себе не думали, покоряются этим державам. Кавказ за тысячу лет ни разу не был центром мировой силы, он все время кому-то подчинялся, то персам, то византийцам, то римлянам, то туркам, то монголам, то русским. Мой муж боится боли, русский мальчик десяти лет более терпелив, чем он, он боится ходить по улицам, он весь внутренне и внешне ощетинивается, когда выходит и так грозно смотрит по сторонам, это от страха. Я не уважаю его, но мне его жалко.

- Ну не знаю…- задумался Селянов, - про чеченцев нельзя сказать, что они слабые, воюют ведь…

- Это не надолго, - уверяю тебя, как специалист по Кавказу, - сказала Валентина, - они вспыхнут и погаснут…

- С Шамилем в XIX  веке они лет семьдесят погаснуть не могли.

- Уверяю тебя, - устало сказала женщина, - кавказцы русским не конкуренты.

- А зачем ты за него замуж вышла?

- Ну вышла зачем-то… Я же к нему прихожу два раза в неделю… Вот такой гостевой брак, но синяки на мне оставлять не нужно… Хотя… Ты очень хочешь?  Ну,  кусай…

Она подставила ему свою беззащитную грудь…  Селянову уже ничего не хотелось.

…С  Валентиной хорошо было гулять по осенним улицам Москвы. Она думала о своем, и Селянов думал о своем, и никто никому не мешал. Но и не было одиночества. Они ходили по Старому Арбату, сидели в Александровском саду. Гуляли по Тверской, которая уже стала невыносимой из-за высокой энергетики людей, которые ходили по ее асфальту. Они гуляли в парках, сидели в скверах.

Им очень нравилось ходить на книжные развалы. Однажды Валентина увидела, что продают книгу Лимонова «Это я, Эдичка» и умилилась, нежно сказала: «Эдичку продают».

И это был не случайный интерес. Ей нравились всякие «неправильности», она интересовалась пристально гомосексуалистами и лесбиянками, она подсовывала Селянову статейки о групповом сексе, пьяная она говорила, что хотела бы, чтобы с ней в постели было двое мужиков.

До поры до времени Селянов  не обращал на это внимание. Но однажды он пришел к Валентине, как всегда в восемь часов вечера и застал у нее мужчину.  Это был красивый молодой человек лет двадцати пяти, Валентина чуть смущенно представила их друг другу, на столе стоял ром, крепкие ликеры. Валентина была взвинчена, она тут же налила в стакан рома и поднесла торжественно Селянову, как опоздавшему. И выпила сама со словами: «За нашу дружбу».

Молодой человек смущенно усмехнулся и как-то тепло посмотрел на Селянова. Тот же еще ничего не понимал. Но  ему стадо жарко. Он вспомнил, как за неделю до этого  Валентина сказала: «Найди второго мужика, мне хочется. Найди сам, чтобы тебе это было не в тягость». Он отшутился. Это был не первый раз, когда она говорила на эту тему.

Стало быть, ей надело ждать, и она нашла сама. Селянову стало  гнусно, он и подумать не мог, что в таких обстоятельствах может испытывать такую подавленность. Он выпил залпом еще  рома и вышел вон. Его не догоняли.

Он еле добрался до дома. Ром был хороший, но слишком крепкий.

Утром он проснулся от телефонного звонка: «Здравствуй, милый!» - прозвучал голос Валентины. Это был голос женщины, с которой Селянов прожил почти  год, он улыбнулся даже сквозь похмельную головную боль, он был рад ей, и тут  удар! Он все вспомнил и с омерзением бросил трубку.

Больше она ему не звонила, она   своим  чутьем все угадала. У нее не было шансов.

А Селянов понял, почему так ни разу не сказал ей: «Я тебя люблю». Женщина хотела слышать от него эти слова, она их почти выбивала из него. Но у него в самые пронзительные моменты слова эти застревали в горле.

После Валентины у него было много женщин. С годами их почему-то становилось все больше и больше, то ли общество стало таким  раскрепощенным, то ли дело было в нем.

Он уже не боялся женщин, а когда их не боишься, и когда тебе не с кем спать, то ты практически любой можешь сказать, что хочешь с ней  дружбы и нежности, и почти любая задумается, а потом некоторые и согласятся. Больше всего Селянова удивляло, как легко соглашались замужние дамы. Они часто сопротивлялись куда меньше, чем их незамужние подруги. И в этом была логика. Им могли больше и не предложить.

Но вот женщины, которой можно было сказать: «я люблю тебя», среди всех этих подруг не было. И не раз он вспоминал свою жену: «Какая же ты сволочь, Лена, что ушла от меня!» Не было ни одного женщины, которой можно было сказать: «Я тебя люблю!»

Какая-то мощная энергетика есть в этих словах, она заряжает человека, делает его сильнее и счастливее. Но штука в том, что просто так эти слова, как мантру, не скажешь.

… Валентина же вышла замуж за какого-то английского издателя и уехала в Лондон. И через пять лет, она позвонила Селянову. И это был очень странный звонок.

Он уже продал свою квартиру, чтобы на вырученные деньги плюс деньги за пиаровскую деятельность купить себе новую квартиру. И без всякого сожаления проводил последнюю ночь в этой старой квартире, где на каждом  миллиметре «висели» флюиды его тоски и одиночества.

И тут звонок. Он сразу узнал этот чуть хриплый, чувственный голос.  Валентина, и с ходу стала рассказывать о себе, как у нее все хорошо, как уже  в Лондоне, она  во второй раз вышла замуж уже за русского бизнесмена.

- Ну, уж и за русского, - усомнился Селянов, - наверняка опять какая-то экзотика.

- Ты прав, - засмеялась Валентина, он узбек, но российский бизнесмен, занимается золотом.

- Золотом у нас занимаются ингуши, - устало возразил Селянов.

Повисла пауза.

- Мне было с тобой очень хорошо, - внезапно сказала Валентина.- Я хочу, чтобы ты знал, что мне было очень хорошо. Мне ни с кем так не было хорошо. И там сам был виноват, ты  провоцировал меня тем, что очень возбуждал… Все время хотелось большего…

Ох, уж эти женщины. Когда они проникновенно говорят: «Мне ни с кем так не было хорошо, как с тобой» - они как будто тебе орден торжественно вручают.

Но голос Валентины задрожал, она сказала, что помнит его руки, вкус его губ и вкус его спермы.

Она пьяная? Нет. Словно бы ни прошло   пяти лет. Селянов всегда прекрасно чувствовал, когда его подруга выпивала даже стакан вина, она менялась.

Он молчал. Она говорила.

Она говорила  пронзительные вещи о том, что за всю жизнь любила и любит только его, что помнит каждую родинку на его теле, и сходу назвала все его большие родинки, что помнит его запах, и ее голова всегда кружилась от этого запаха.

По мере всех этих слов напряжение нарастало, Селянов чувствовал, как дрожит и вибрирует ее голос, он понимал, что она сжата сейчас как пружина, что все свою женскую страстность она вкладывает в эти слова.

- Я хочу тебя! – Взорвалось  в Лондоне. - Я готова молиться на тебя.  Я хочу лечь под тебя, я ничего не прошу, не отнимай у меня  этот шанс!

Селянов испытывал почти ужас, но бросить трубку не мог. Точно понимая, что он больше не выдержит, женщина перешла почти на шепот и сказала, что завтра прилетит в Москву и приедет сразу к нему, это будет примерно в пять часов дня.

Когда Селянов положил трубку, то руки у него почему-то тряслись. По его телу волнами текло возбуждение. За эти минуты он тоже вспомнил всю ее, самую свою сексуальную подругу.

Зачем она все это ему говорила? Очередной ее каприз? Каприз богатой женщины, которая одурела от скуки со своим узбеком-золотопромышленником?

Не в силах разгадывать эти шарады Селянов выпил пару таблеток сильного снотворного, которое на счастье у него было, и провалился в сон.

Визита Валентины на следующий день он ждать не стал. Вручил ключи и всю квартиру с ее нищенской мебелью новому хозяину и откланялся.

Продолжение http://www.proza.ru/2010/06/01/1021