Рассказ Умойся, сынок!

Инна Димитрова
Рассказ «Умойся, сынок!»

Помню в детстве, когда я был сердит, нервничал или раздражался, мама без криков и недовольства опускала широкие тёплые ладони на плечи мне и говорила:
- Умойся, сынок, студёной колодезной водицей да утрись вышитым полотенцем и всё как рукой снимет…

Много прошло с тех пор лет. Из деревни уж уехал поступать в институт. По квартирам и шаражкам скитался – не удалось с первого года поступить. И с работой не сразу заладилось. Сомнения и депрессия меня одолевать стали, а как вспомню маму с глубокими ясными серыми глазами, стоящую с ковшичком воды да полотенчиком вышитым, так от сердца и отляжет. Умоюсь обезличенной городской хлорированной водой – и то ладно, вроде как и легче стало.

Но я – настойчивый малый. Работая, я готовился к поступлению – что-то учил, что-то повторял. Год пролетел незаметно, а потом поступил. С каждым умыванием я вспоминал маму и оживал вновь и вновь. А потом закрутила учебная круговерть, подработки и девчонки. Пока не встретил Леру. С ней я понял, что такое жить по-настоящему, всем существом. Мы общались, учились, гуляли, мы говорили о многом, но каждый раз времени всё не хватало…
И это нетерпеливое настойчивое желание увидеть вновь и… не расставаться. Ни на день, ни на час, ни на миг. Так мы стали жить вместе. Деля неудобства и самые дерзкие мечты в жизни. Не знаю, есть ли слова, чтобы передать эти чувства и ощущения от присутствия другого человека, но жить без неё я не мыслил.

К чему-то человек готов, к чему-то постепенно может приготовиться. К тому, что случилось потом, я никак не мог быть готов. Лера попала в аварию, и те дни, что она была среди белых халатов, я провёл неотлучно от неё, как пёс. И хотя я знал, что она уходила, точно и безвозвратно, я всё ещё думал, что всё наладится, что она оживёт и окрепнет, что мы ещё будем смеяться и болтать…

А потом была тьма. И я не знал, куда себя деть. Я срывался и орал, крушил всё на своём пути. Меня упекли в ментовку, потом – в психушку, может, это меня и спасло от неотвратимого шага, я не знаю…
Но теперь я обречённо смотрю на падающие листья в садике психушки и не могу понять, куда всё делось… Была ведь тополиная жара в полёте пуха и короткие шорты, а теперь… Октябрь и я совсем один… Безумство сменилось обречённостью, тупой и неотлучной. А листья шуршат, будто пытаются что-то поведать, такие же сухо безжизненные, как и я.
Всё потеряло смысл. Как странно, что жизнь не исчезает так же внезапно, как и потеря смысла… Я смотрю на своё лицо в зеркале и ничего не вижу в глазах. Они пустые. Как и всё теперь… И лишь во сне ко мне приходит мама с ковшиком колодезной леденящей воды и белоснежным полотенцем с красной обережной вышивкой. А я смеюсь и умываюсь, и брызги летят во все стороны, и лицо опускается в хрустящую белоснежность…

Я проснулся. Встал. Мамы уже нет, но я помню всё. И я иду к умывальнику и обливаю лицо водицей.
Да, я помню, мама, спасибо! Да, всё как рукой снимет..!