- А ну, давай его, хватай под микитки. Сейчас мокнем!
- Дальше, дальше заноси, тут он за дно килем цеплять будет.
- Смотри, смотри, Хохма куда усвистал!
- Стой, Хохма! Приказа брать море не было.
- Да он на охоту за русалками поплыл.
Последний день июля выдался безветренным и довольно теплым. Солнце скрывалось за облаками, но иногда находило маленькую прогалинку и тогда становилось по-настоящему жарко. Море лениво плескалась вдоль заиленной местами полоски берега.
Десяток мужчин купались в прохладной воде Рижского залива. Чуть вдалеке по берегу виднелась перевернутая лодка. Там же на уровне лодки метрах в ста пятидесяти от берега, где начинался лес, стоял добротный дом.
- Янис! Поди сюда! – высунулась из люка голова капитана. – Где он черт его раздери?
- Да тут я, - неожиданно вовсе не из моря, а из-за соседнего танка появился молодой, скуластый латыш, прозванный однополчанами Мельница. Может быть, за то, что для танкиста он был высоковат, хотя для прибалта его рост никак не был выше среднего.
- Янис, тебе спецзадание. Одна нога тут, другая там. Сгоняй до хибары, разживись у земляков тарой пустой по-быстрому. Нужно три пустые бутылки.
- Зачем, капитан? – искренне удивился Янис, прикидывая, что до дома будет метров триста четыреста.
- Приказ комбрига, ядрена плешь. Принесешь – узнаешь зачем, - миролюбиво рявкнул капитан.
- Михалыч, - обратился капитан к самому старшему из танкистов, только что подошедшему к воде и собиравшемуся раздеться, - Пока не разулся, слетай с Янисом за тарой.
- Да клешней тебя за ребра! Только из-под машины вылез, тросик натягивал, а то задняя уже совсем не втыкалась, едрена канифоль. Ополоснуться бы хоть, капитан.
- Потом, потом ополоснешься. Давай, заводи машину. Смотрите там, только хозяев не пугайте.
- Бутыли чтоб с пробками были, - уже вдогонку им крикнул капитан.
Т-34-ка на месте дав резкий разворот почти на сто восемьдесят, рванула в направлении хутора, так что Янис, оставшийся на башне нелепо взмахнул руками и чуть не кувыркнулся с танка.
- Ишь, Мельница – крыльями машет, - добродушно прокомментировал кто-то из танкистов, под дружный хохот остальных.
8-ая гвардейская механизированная бригада авангард 3-его гвардейского корпуса накануне ворвалась в небольшой городок Тукумс и разгромила ничего не подозревавших фашистов. За день они сделали марш-бросок от Елгавы, и тем обеспечили эффект внезапности.
Основные силы во главе с командиром бригады полковником Кремером остались в Тукумсе. А три танка под командованием капитана Смотрова были отправлены дальше к побережью, которое по прямой было всего в двенадцати километрах от городка. Ходом пройдя этот десяток с небольшим километров, три машины уперлись в залив, так и не встретив никого на своем пути.
Последняя неделя выдалась жаркой для всех войск 1-ого Прибалтийского. После приезда Василевского в штаб фронта, который был недоволен тем, что Прибалтийцы отставали в скорости наступления от 1-ого Белорусского, атаковавшего противника южнее, они сильно взвинтили темп.
Видимо, вскользь брошенная Василевским фраза, что они своей медлительностью оправдывают название При-бал-тий-ского, сильно зацепила командующего фронтом генерала Баграмяна, и с южным темпераментом он бросил войска вперед. За неделю авангард фронта продвинулся на четыреста километров. Когда танкисты Смотрова увидели долгожданный берег моря, то были рады воде не меньше, чем матросы Колумба, увидевшие на горизонте землю.
Капитан, связавшись по рации с комбригом, доложил, что они вышли к морю, и, получив отеческое поздравление от Кремера, дал разрешение танкистам на отдых. Но тут же вновь был вызван комбригом на связь:
- Вот что, капитан, - сквозь хрипы в наушниках, пробивался голос полковника. – Приказ командующего фронтом. Немедленно набрать три бутылки с морской водой из залива. Отправь бутылки с одной машиной ко мне в штаб. Идти полным ходом. Понял, капитан? И смотри, не расплескай.
- Понял, товарищ полковник. Ребята только, вот, устали больно. Одно дело бой, а другое воду возить.
- Ничего, не переломятся. А завтра за это у вас будет день курортного отдыха на море, пока пехота не подойдет.
После доклада командующему фронтом Баграмяну о выходе передового отряда к Рижскому заливу, в голове полковника Кремера постоянно вертелась фраза: “Ксанф, поди и выпей море”.
- Палковник, пака не привезешь вады марской, в ставке не паверят, что мы к мору вышли. Дастав мне три бутылки вады из Балтики.
Хмурый пожилой латыш молча встретил Яниса и Михалыча в сенях. Когда по-латышски Янис объяснил хозяину зачем пожаловали, тот, не проронив ни звука, пошел в кладовую.
- Он не за берданкой пошел? – приглушенным голосом спросил Михалыч у Яниса. – А то отольет нам сейчас два по девять, едрить тя в корень, и не видать нам ридной хаты, как Гитлеру Кремля.
Михалыч приотворил дверь, ведущую из сеней в дом, чтобы поглядеть, что там делает хозяин. Тот возился за отгороженной занавеской кладовой. Слышалось бульканье и звяканье. Наконец, хозяин появился, неся им три пустых бутыли. В нос танкистам ударил до боли родной и всегда желанный запах спирта. Михалыч даже ойкнул:
- Зачем же, едрен батон, опорожнять было утруждаться. Тут уж мы как-нибудь сами бы сподобились.
Янис что-то говорил хозяину по-латышски. А тот все упорно молчал и молчал. Михалыч опрокинул бутылку – пара капель упала на ладонь. Он провел ладонью по губам.
- Ладно, Ян, пошли купаться – море стынет, - разочарованно проговорил Михалыч.
Когда они отошли от дома метров на пять, то услышали негромкий окрик:
- Лацис!
Обернулись. На пороге стоял старик-латыш. В руках у него была еще одна бутылка, на этот раз полная. Михалыч вернулся и взял ценный дар:
- Спасибо, отец.
Уже залезая в танк, спросил у Яниса:
- А что он нам крикнул-то.
- Это он тебя по имени назвал – Мишей, точнее медведем.
- Ишь ты, - отозвался Михалыч, нежно укладывая в инструментальный ящик заветную бутылку. Там среди тряпок и ветоши она была в наиболее безопасном месте.
Первые тяжелые капли дождя упали Михалычу на сапог через открытый люк, когда он лихо подруливал к двум другим 34-кам.
- Братва, воздух! – заорал Хохма. – По машинам!
Выработавшийся за годы войны рефлекс, заставил сидевших и лежавших на берегу танкистов вскочить и задрать голову к небу. Хохма захохотал:
- Чего, дождевую атаку проспали! Прячься, а то сейчас накроет, - с этими словами, Хохма, подхватив свои сапоги и гимнастерку, запрыгнул, на подъехавший танк и скрылся в башне.
Хохма, вихрастый круглолицый молодой парень родом из Кубани, год назад, окончив танковое, попал в 8-ую гвардейскую заместителем командира танка. Хохмой его прозвали за веселый нрав, неизменную улыбку в пол лица и любовь к разнообразным байкам, которые он любил травить на привалах. Да, и фамилия у него была подходящая - Хомичев.
Тяжелые капли одиночным выстрелами забарабанил по броне, гулко отдаваясь внутри танков. Вскоре ливень пошел стеной, превратившись внутри машин в сплошной гул. Летний дождь, выплеснувшись за три минуты, прекратился также неожиданно, как и начался.
- Янис, бутыли раздобыл? – раздался в наушниках у Яна голос капитана Смотрова.
- Так точно, товарищ капитан, три штуки.
- Отлично, младший лейтенант, - похвалил Смотров, и после небольшой паузы продолжил, - Хорошо начали – вашему экипажу и заканчивать. Наберите в бутылки воды из моря и отвезите в бригаду полковнику Кремеру. И чтоб без задержек. Два часа даю туда-сюда обернуться. Да не слишком шумите, кто его знает, куда остатки фрицев из Тукумса шарахнулись.
- Сержант Хомичев, получи у Михалыча тару и наполни ее вместе с Ахмедом водой, - переложил Янис на плечи Хохмы приказ капитана.
- Эй, Ходжа, пошли джинов в бутылки закупоривать.
Стрелок-радист в экипаже был узбек с очень длинным и сложно произносимым именем. Поэтому в полку его официально звали Ахмедом, но Хохма называл его Ходжой в честь Насреддина. Ахмед был спокойным и нерасторопным, чем вызывал на себя большинство шуток неугомонного Хохмы.
- Идем, идем, сын султанского гарема и бродяги, а то все джинини разбегутся, останутся одни злобные ифриты.
Наполнив бутылки водой, они вернулись к танку.
- Михалыч, сховай их так чтобы не разбились.
- Куда же я их тебе тут сховаю. Это тебе не мягкий вагон до Москвы, япона вошь. Тут одно железо бряцает. Вот и везите их на руках, как младенцев.
- Да, я ж знаю, Михалыч, что у тебя ящичек заветный есть.
- Ящичек есть, да не про вашу честь. Ну ладно, калупать вашу мать, давай уж эту огненную воду.
* * *
И понеслись по опаленным долгой войной дорогам бутыли к своей заветной цели – в ставку ГКО. У Яниса бутыли принял сам Кремер. Хмыкнкл:
- Чего ж, товарищ младший лейтенант, они у вас без этикеток? Вдруг, паленая водичка. Сознавайся, из какой лужи набирал? Что-то мутноватая водица.
- Никак нет, товарищ полковник. Лично в заливе набирал. А что мутная, так перед этим ливень прошел – вот и взмутил воду.
Вызвал Кремер своего лейтенанта:
- Серегин, бери мою эмку вместе с Федором и срочно к штабному самолету. Он там сейчас под Елгавой на небольшом аэродроме вот этих бутылей дожидается. Авиация предупреждена – будут ждать.
- Есть, товарищ полковник. А в бутылях-то что? Латышский самогон в качестве презента?
- Погоди-ка, - не ответил на вопрос лейтенанта Кремер, а, вынув из планшетки тетрадку, вырвал из нее листок клетчатой бумаги, аккуратно разорвал на три части и размашисто написал что-то на каждом клочке.
- Прицепишь вот по дороге к бутылям. Этикетки.
Небрежно козырнув, лейтенант Серегин сгреб в охапку бутыли и отправился разыскивать Федора, шофера Кремера, на ходу читая написанные полковником этикетки. “Вода из Рижского залива, близ города Тукумса. 31.07.1944” и подпись Кремера.
Федор как раз вылезал из эмки, видимо, только что подъехав к зданию горсовета, где расположился штаб бригады.
- Федя, на ловца и зверь бежит. Где тебя черти носят? – скорее для проформы поддел Серегин шофера.
Федор, вздрогнув от неожиданного окрика, что-то поспешно сунул под заднее сидение и зачем-то стал оправдываться.
- Да я тута недолече был. Во время нашего штурма тутова у одной вдовицы, квартировавшийся фриц так быстро драпал, что дверь с петель вынес. Я и поправлял ей маленько, чтоб не сквозило.
- Ну, насмешил, Федя. Знаем мы, чего ты вдовам вправляешь. Сквознячок, говоришь? Давай, заводи колымагу. Поедем, проветримся.
- Лейтенант, мне давно карбюратор перебрать надо, а то на холостых чихает и глохнет.
- А на женатых что, кашляет? Карбюратор твой болезный. Приказ комбрига не обсуждается. Да, возьми у меня, наконец, эту святую воду, будь она неладна. Пристрой, чтоб не разбилась. Поехали.
* * *
И понеслась ценная бандероль такой вот военно-полевой почтой дальше.
Возле избушки на краю летного поля, расположив на пустой бочке из-под керосина видавшие виды шахматы, сидели, подперев головы и устремив взгляды на доску, майор Чепчерук и капитан Шелухин. Из окна избушки высунулась голова старшины Васина, приставленного к скудному хозяйству аэродрома, с которого еще совсем недавно поднимались в небо немецкие мессеры и юнкерсы:
- Майор, Москва на проводе.
- Чего разорался? Какая к едреной фене Москва? А мы вот так коника, ам!
- Правда, майор, Вас Москва вызывает.
- Ты свои шутки для салаг прибереги. А серьезным людям не мешай вражескую армию громить не только в воздухе, но и на доске клетчатой. Шах!
- Ей Богу. Товарищ майор, разрешите обратиться, Вас к телефону.
- Тьфу, зараза, так чего ж ты молчишь, как партизан в гестапо. Тащи аппарат.
- Дак, провод не дотягивается. Вы бы уж лучше подошли, поторопились. А то там и правда Москва дожидается.
Через минуту майор Чепчерук вернулся к шахматной доске:
- Ну, что, капитан, здесь у тебя шансов не больше чем у Наполеона под Бородино. Так что табачок с тебя. Давай-ка лучше по новой. Тут интерес козырный. Проигравший летит в Москву с ценной бандеролью. Усек?
- А выигравший?
- А выигравший тем временем на сеновале вдыхает аромат истосковавшейся по мужской ласке хозяйки с ближайшего хутора.
- Здесь тебе, Василь, не твоя ридная Украина, - сокрушался сибиряк Шелухин. – Латышки, они такие тощие и холодные. Ни взглядом не за что зацепиться, ни рукой ухватиться.
- А виноград-то зелен, так что ли. Эх, ты не смог победить в ближнем бою ту бестию с челочкой, а теперь на всех латышских красоток гонишь. Они, латышки, понимаешь, такие, как мессеры – их лобовой атакой не пробьешь. Тут маневр нужен: уходишь резко влево и вниз, будто на разворот пошел, а сам – петлю, и ты уже сзади к нему, то есть, к ней под брюхо пристроился.
Когда прямо к избушке, стоявшей на опушке, выскочила с неприметной лесной дороги эмка, капитан Шелухин прохаживался, довольно потягиваясь, а майор Чепчерук сидел, напряженно склонившись над доской, и, обхватив голову двумя руками, бормотал себе под нос:
- Так ты в ферзи по правому флангу прорываешься, а если я так хожу, то ладья летит. Вот черт – цугцванг получается.
- Еще и с цейтнотом вместе, - хохотнул довольный близкой победой Шелухин, - вон она, посылочка, явилась, не запылилась.
- Слышь, Федор, мы никак по ошибке к Гансам зарулили. Речь-то улавливаешь какая? Давай по ним всю обойму, пока они хэндэ хох не закричали, - вылезая из машины, пошутил Серегин.
Раздосадованный поражением Чепчерук, решил осадить обнаглевшего штабного.
- Лейтенант, приведите себя в порядок в ближайшем лесочке, а потом доложите по форме, кто и зачем прибыл на стратегический объект.
- Ладно, майор, я от полковника Кремера…, - начал Серегин.
- Ты что, лейтенант, не понял?! – рявкнул Чепчерук. – Здесь особо охраняемый объект. Сейчас сдам тебя под арест.
- Слушаюсь, товарищ майор, - поняв серьезность капитана, сменил тон Серегин, - Лейтенант Серегин из штаба 8-ой гвардейской механизированной бригады прибыл по приказанию полковника Кремера. Разрешите доложить?
- Ремень поправь и докладывай, - с ленцой ответил ему Чепчерук.
- Доставил три бутыли с водой из Рижского залива для срочной переброски в Москву в ставку Главнокомандующего.
В этот момент старшина опять высунулся в окно:
- Товарищ майор, вас опять к аппарату.
Выходя из избушки и на ходу одевая летный шлем, Чепчерук бросил лейтенанту:
- Ну, где ваша вода?
- Повезло тебе, Леха, - обратился он к Шелухину, - будет у тебя сегодня еще один шанс провести атаку на челочку. Не забудь - с брюха заходи. А чего вода-то такая мутная, что твоя горилка?
- Чертей из моря гнали, веревкой воду мутили, - отшутился Серегин.
Но Чепчерук уже не слушал его, а бодро шагал к Мишане (так он называл свой МиГ 3 ).
Когда забрался на крыло, то обнаружил в кабине механика Сидорчука. Неестественно запрокинув голову, тот выводил рулады носоглоткой.
- Сидорчук! Воздух! – гаркнул у спящего механика над ухом майор.
Тот встрепенулся и осоловело стал осматриваться по сторонам.
- Ну шо, ридна хата, жинка да горилка с салом снились.
- Ага, товарищ майор. Я тут у вас полозья фонаря поправлял, а то сами жаловались, что заедает и закемарил малеха.
- Ну, давай, освобождай помещение. Да осторожней с крыла прыгай, там в траве ценный груз. Увидал? Ну, подавай их мне сюда.
- Вы чего, на вечеринку никак собрались, товарищ майор? С таким-то грузом? – подавая Чепчеруку бутыли, говорил Сидорчук. И запоздало вспомнил, что забыл под сиденьем самолета свою заветную бутылку, которую он выменял у старого Дайниса на банку тушенки. Старик Дайнис жил на окраине Елгавы и делал свой маленький бизнес на самогонке, как с немцами, так и с недавно пришедшими советскими солдатами.
- Давай, Сидорчук, заводи. Некогда мне с тобой лясы точить.
- А когда назад-то, товарищ майор, - забеспокоился Сидорчук о своей бутылке.
- Глазом моргнуть не успеешь. Я мухой, туда и сразу обратно. Не соскучишься.
* * *
В ставке ГКО шло заседание, когда в зал, тихонько постучавшись, вошел адъютант, неся на подносе три бутыли.
- У нас ужэ эсть графин с вадой. Или Вы нам пакрепчэ принэсли? – обратился к вошедшему Сталин.
- Товарищ Сталин, разрешите объяснить, - встал со своего места Василевский.
- А что тут абъяснять, таварищ Василевский, самагон – он и в Африке самагон, - держа в руках одну из бутылей, усмехнулся в усы Сталин.- Да тут и этикетка имеется: “Вада из Рижского залива, близ города Тукумса. 31.07.1944” и подпись неразборчивая, да еще и смазанная.
Адъютант при этих словах едва заметно покраснел, потому что подпись смазал он, когда за минуту до этого наклеивал на бутыли бумажки, переданные ему вместе с ценным грузом.
- Товарищ Сталин, выйдя к Рижскому заливу, силами 1-ого Прибалтийского фронта, наши войска полностью отрезали немецкую группу армии Север от группы армии Центр, тем самым закрыв частям Фриснера пути отступления по суше.
- Эта очен харашо, таварищи, - сказал Сталин. – Пачему только вада такая мутная? Навэрно, эта фашисты намутили. Видитэ, таварищи, какие сэрьезные чистки нам еще предстоят павсеместно.
* * *
В тот же вечер в трех различных уголках Латвии: на берегу Рижского залива, на небольшом аэродроме близь Елгавы и в центре Тукумса, три советских воина: механик-водитель танка Т-34 Михалыч, авиационный механик Сидорчук и шофер полковника Кремера практически одновременно достали: один из танка Т-34, другой из вернувшегося на маленький аэродром самолета МиГ-3, третий - из Эмки свои заветные бутыли, чтобы провести приятный вечер, попивая самогон латышского производства.
Троекратно разнеслось по небольшой Прибалтийской республике крепкое русское словцо, когда вместо приятного обжигающего вкуса первача, все трое ощутили в горле противный солоноватый вкус Балтийского моря.
А три бутылки первоклассного самогона долго еще стояли в ставке ГКО, отлично закамуфлированные этикетками с надписью: “Вода из Рижского залива, близ города Тукумса. 31.07.1944”. Дальнейшая их судьба осталась неизвестной.
P.S. За отличные боевые действия, героизм, мужество и отвагу многие воины бригады были награждены орденами, а командиру бригады полковнику С. Д. Кремеру присвоено звание Героя Советского Союза