Жизнь курсантов не без юмора. Сон и явь

Степаныч Казахский
Вчера в магазинчике, широкоплечий мужик в рубахе защитного цвета, с высоко подстриженным и тугим затылком, покупающий снедь впереди меня и светловолосая молоденькая продавщица, вдруг так дохнУли знакомыми запахами и «образами из прошлого», что придя домой, тут же и засел писать этот рассказ, навеянный реальными и забавными эпизодами из моей жизни.
                ***************************
   .....Подходило время отбоя у лётного отряда в авиационном городке, расположенном  в нескольких километрах от станции Глобино и одноименного поселка, а я - с грустью смотрел во двор, нашего очень компактного «П-образного» городка.
«П-образного» потому, что он и впрямь был похож, на эту букву из русского алфавита: справа - столовка, слева - казармы, а «я и штаб - поперек», в качестве перекладины. 
Вот и сижу грустя, за столом у окна, так как только недавно приступил к обязанностям  помощника дежурного.

Почему-то нахлынули вдруг армейские будни, ещё совсем недавно занимавшие  основную часть, моей жизни.
Я ведь и побыл то всего, в гражданской жизни, месяца три и то неполных: съездил к брату в Восточный Казахстан, побывал у родителей, да познакомился с девчонкой из соседнего дома, которая была «конопатым голенастым и угловатым подростком», до моего ухода в армию.
Была «угловата да конопата», а стала «ладна да округла».

Мдаа.

Так о чем это я ?
Вот – говорю и все мои приключения-то, на вновь обретённой гражданке.
А вспомнил армейские годы, наверно потому, что они сгладили мне тогда переход из военной системы, в не-то полувоенную, не-то в полугражданскую.
Почему-то пришел не спросясь, на ум, старшина роты – бывалый фронтовик.
Он гонял нас как сидоровых коз, хоть мы давно уже не хрустели новенькой формой и не по книжкам знали, что такое соленый пот и валящая с ног усталость, от марш-броска. 
Мы - обвыкли и обтерлись на службе, хорошо «изучив» туалетную комнату и зная точное количество кафельных плиток вокруг умывальника. Не раз и не два мокли и мерзли, сатанея от продуваемых балтийскими ветрами караулов. Несли вахту круглосуточной связи с округом, а силами взвода саперов разминировали и уничтожали боеприпасы оставшиеся от войны, в Латвии. Грелись у костров на зимних учениях с выездом на несколько недель из полка. Восстанавливали телефонные линии после урагана и обеспечивали связь на марш-бросках. Мы привыкли к нашему полигону – полосе препятствий возле  части, которую обозвали «Сопка наша сопка ваша»,  и ночные стрельбы уже не пугали своей новизной и неизвестностью.

Правда, если честно, иногда ещё потели, вдруг услышав ночные незнакомые звуки и шорохи на посту, в лесу, или шарахались от заметавшейся вдруг тени на сугробе, перед тобой, в неверном свете качающегося фонаря.
Да, мы стали конечно умелыми солдатами, но при всем при этом были ещё совсем мальчишками, и цепкий взгляд боевого старшины наводил трепет на любого из нас.

Он прошел всю войну, был ранен и не раз, но на нём всё заживало как на собаке - как он сам говорил. Видно таким вот сильным, был и его род, а может быть, просто щадила Судьба.
Мы всегда видели подвижную коренастую и собранную фигуру подтянутой, фейс гладко выбритым и в меру спрыснутым Шипром, ноги кавалериста в начищенных до зеркального блеска, хромовых, сдвинутых вниз гармошкой сапогах.
Жёсткая полоска ярко-рыжих усов, прикрывала небольшой шрам на верхней губе. Рыжих, от природы, и ярких в центре верхней губы - от махры, которой он чадил без устали при любой удобной минутке.
Правда, видели мы его не очень часто, разве что на общих построениях да и то не всегда.
Мы также редко слышали голос старшины, звучащим на повышенных тонах.
Как и повышенный голос нашего комроты - великана двухметрового роста и отчаянного матерщинника, хоть и добрейшей к солдатам души, человека.
И, хоть мы и замирали продлевая секунды неги в постели после сигнала трубы за окном, но уже «чертиками из табакерки» вскакивали, одеваясь как ошпаренные, после режущего сонное ухо, хоть и негромкого но раскатистого «Рррота, паадъёмм !» - когда старшина, вдруг, лично подавал команду.

К слову сказать - этот самый боевой старшина, «страдал» странной слабостью – любил чеснок в любом виде и количестве.
Разве что, не пил с чаем.
А может и пил?!
Поэтому, обычно, его выражения негромко сказанные «глаза в глаза, были наполнены не только исключительным смыслом, но и  мощной волной смеси запахов, как мы подозревали, убивающих  муху на лету. Вот эта то «добротная смесь звуков и запахов, вкупе с колоритной фигурой»  врезавшись в память на многие годы и вызвала нынешние ассоциации...


А в тот вечер - на дежурстве в штабе "Лётного отряда", у меня - разомлевшего после замечательного украинского наваристого борща с кусочками мяса, было вполне лирическое настроение, унесшее в воспоминаниях не так уж и далеко - в мой бывший полк под Ригой.
Видно добрая снедь начала снотворно-благотворно воздействовать так-как вскоре, по молодости лет и крепости нервов ушел в крепкий и здоровый сон.


Правда сон имел почему-то, опять "армейскую окраску": ...Я - стою перед старшиной роты по стойке смирно, и слушаю «его особое мнение».
Сегодня оно, было о моей шинели – теперь, кроме всего прочего ещё и здОрово подрезанной по длине, и узнаЮ кое-что новое, и о себе естественно.

Высказывая солдату своё мнение, старшина всегда стоял практически вплотную к загипнотизированному до состояния соляного столба оппоненту, и профессионально применяя замечательные обороты русской речи в широком диапазоне, в том числе и из фольклора - но без рукоприкладства - качественно воздействовал словесно, аж до мозга костей.

В моей душе почему-то росло предчувствие, что возмущение командования издевательством над казенным обмундированием выданном мне уж сегодня точно перейдет все мыслимые границы. Поэтому прикидывал: что же мне светит?
Наряд вне очереди, полковая или гарнизонной губа за мою «полушинель»?  - в прямом смысле слова конечно.

Но тут последовал вопрос, который давно интересовал и меня тоже:
- А скажите-ка мне тащ младшы сержан, хто эта?! – тыкая узловатым пальцем  в один из портретов «с густыми бровями» в длинном ряду на стенах «Ленкомнаты» - сказал кто-то голосом старшины.

И я снова не могу сказать, кто это – мучительно пытаясь вспомнить как тогда, на треклятой весенней проверке перед подполковником из округа, строго  вопрошавшим:
- Скажите-ка мне,.... как вас там?
- Ээээ…   листал он страничку за страничкой.
- Ээээ – продолжал полковник заглядывая в журнал с закладкой против фамилий.

- Так кто это? – вздохнул уставший от наших ответов полковник, тыча пальцем в стенку «с портретами»

- Ну вот, опять – двадцать пять! – тихо кипит во мне. Перевожу взгляд на портрет, а оттуда смотрит хитро прищурившись… Ёлы-палы! Старшина-аа..
Оторопев, поворачиваю голову в поисках «оригинала» и чувствую его лицо надвигающееся на меня, как Титаник на айсберг.

- Щас он мне опять, вы-ыдаст однако! – мелькнула мысль.

Только почему то мягкие и волнистые волосы щекочут вдруг, щёку и ухо?!
Одновременно лицо обдает сильная «волна» знакомого запаха…
- Чего волна ? - спросите вы.
- Ну  не цунами же. Чеснока запах, ясен перец.

Только вместо мощного "Шипра", ноздри улавливают лёгкие приятные духи и, запах пудры!?
- Ни хрена себе! – мелькнуло в башке.
Оторопело чувствую неторопливые поцелуи, но,...  мягких и нежных девичьих губ.
- Не дай Всевышний - увидит кто-нибудь! – снова мелькает молнией, мысль.

...Резкий стук в окно и голос снаружи "Дежурный, на выход!" - мгновенно стряхивают остатки сна.

Ошалело моргаю глазами в полутьме комнаты, и вижу, как отпрянуло девичье лицо,
а тонкая фигурка мгновенно и бесшумно испарилась за дверью….
Спросонья - ещё не врубаясь "где сон, где явь" - выскакиваю на улицу.
А там меня, уже ждёт порция «пикелей с мотовилочками», в виде мозговливаний от "Заместителя командира отряда по лётной подготовке", невесть каким ветром занесённого сюда, в такой поздний час.

Киваю головой запоминая, и тороплюсь вернуться в комнату, чтобы зафиксировать влитое - так сказать. Как робот плетусь мимо коммутатора и слышу сдавленный смешок, из-за приоткрытой двери. Скосив взгляд на ходу, сумел таки разглядеть
две женские фигурки.
Одна - постарше и поплотнее будет, – а у другой - девичья талия перетянутая пояском и завитки светлых волнистых волос на затылке шее и щеках. Лиц - не разобрать, так как вид сзади-сбоку.
- Мать и дочь, а может сёстры - автоматически отмечаю для себя.
И тут, ноздри уловили идущую из-за этой двери особенную смесь запахов - с таким знакомым и почти родным «духом»...


Вместо эпилога:
Было горячее время самостоятельных полетов, и... у меня уже была невеста.
Ночную гостью я больше не встречал - ни в отряде, ни в поселке - может быть
ещё и потому, что лица её толком рассмотреть тогда, в темноте, не удалось.
Ну и не искать же мне её по запаху?
Ведь пришлось бы полпосёлка в гарем брать, однако:)
 
Утром, на коммутаторе дежурила совершенно другая женщина, и спрашивать не зная
о ком я постеснялся. Да и зачем?:)

П.С.
Да и вдруг это не дочь, а мамаша приходила?
Вот бы я "губу-то, судорожно застегивал, на верхнюю пуговку"...