Психдиспансер 99. глава 2

Тимур Таренович
Психдиспансер №99. Собрание мед. Персонала и попойка. Гвозди Андрея Родичева. «Толкование снов» психологом Антоном, избиение последнего. Явление Ивану Валентиновичу и его темное прошлое. Филин и Крысиный Человек. Виолетта и Вельзевул. Перемещение Олега и распад Ельцина. День Крысиного Человека. Начальник 2-го отдела Самодуров. Новый Теракт. Размножение Антона Дураничева и его ссора с Самодуровым.  Райские кущи. Утопленники. «Выбор цветов» - психологические тесты.

Психиатрический диспансер № 99 являл собой весьма уникальное заведение. Уникальность его заключалась прежде всего в том, что дорогу от Москвы до крыльца, знал только один человек, который и являлся главврачом, Дягтерев  Вениамин Степанович. Раз в полгода, он выезжал из родного диспансера в столицу, и если бы кто увидел его в этот момент - ни за что бы не узнал. Это был совсем не тот Вениамин Степанович. Куда девался профессорский вид и дорогой белый халат? Взгляд из надменно-насмешливого стал подобострастно-заискивающим, походка из уверенной и широкой стала тихой и семенящей. Из одежды – дурацкий болоньевый плащ, и шапочка-плевок, старые нечищеные ботинки. Тот, кто у себя в больнице мог по праву называться божеством, сейчас казался если не совсем опустившимся алкоголиком-бомжом,  то очень на него похожим. Выходил этот странный человек и долго шел пешком, пока не выходил из лесу на шоссе, ведущее в город. Там его уже ждала машина. Старая, разбитая «Скорая помощь», измазанная  зеленой краской в камуфляжные пятна. Садился он рядом с водителем, делал сухой, интеллигентной ручкой невнятный жест, и выпрямленный худощавый шофер рывком брал с места. Через каких-то три с половиной часа добирались они до Министерства Здравоохранения. Скромное перевоплотившееся божество заскакивало в один из кабинетов, и там между ним и чиновником происходил весьма интимный разговор. В красивом, обделанном красным деревом кабинете молодой равнодушный чиновник выслушивал заискивающую речь сморщенного просителя. Нехотя выписывал документ на снабжение провиантом и медикаментами, после чего Дягтерев, тихо и незаметно уходил, а чиновник тут же забывал о нем, и только тревожная мысль: «Надо бы послать туда комиссию» блуждала еще где-то,  а потом тоже растворялась в повседневных заботах.
     Вениамин Степанович заходил в другой кабинет, потом еще в один, и обо всем уже договорившись, устало ехал к себе в лес, туда, где опутанный шиповником, ежевикой, крапивой и колючей проволокой мрачно и молчаливо стоял он – «Психдиспансер №99». Покосившееся здание с облупленной желтой краской на фасаде.
     …Приехав, он собрал весь медперсонал, санитаров и с видом большого военачальника, планирующего грандиозную операцию начал говорить:
     - Господа! Коллеги! Должен сказать вам, что время неумолимо меняет правила и законы, как во всем мире вообще, так, в частности, и в нашем государстве, и уж тем более в нашем заведении. Я часто замечаю, с каким пренебрежением вы относитесь к своим подопечным, считая их чуть ли не умалишенными. А между тем, хотел напомнить вам одну давнюю историю, как в одном дурдоме, взбунтовавшиеся психи захватили весь обслуживающий персонал, переодели их в свои пижамы, а сами нарядившись врачами, принялись колоть им лекарства и кормить пилюлями! Каково, а? Правда, справедливости ради, нужно заметить, что спустя некоторое время, персоналу, людям довольно организованным, конечно, удалось договориться, сплотиться, и в свою очередь устроить бунт, свергнуть самозванцев, водворить их не место, и с новой силой колоть им аменазин и сульфацит… Но! Пережитый шок, ни мог не оставить следа в подсознании пострадавших врачей, и в одну прекрасную ночь, они опять, не доглядев за больными, оказались связанными, по рукам и ногам, и в их медицинские ягодицы беспощадно впивались острые жала шприцов с успокоительным. Ну, потом врачи вновь вырвались, а еще, через месяц ситуация вновь вышла из-под контроля, в общем, уже через короткий промежуток никто не знал, кто здесь врач, а кто больной, так все они были похожи и практически неотличимы друг от друга…
     Закончив эту длинную, странную и слегка пугающую речь, Дегтярев величаво оглядел своих работников, и многозначительно подняв вверх указательный палец, добавил:
     - Вы, наверное, думаете – к чему это я клоню? Что ж, отвечу. Дело в том, что разница между нами и ими – минимальная, а если быть точнее – ее, вообще нет. Все это настолько условно и надуманно, что, черт возьми, мурашки по коже бегут, когда начинаешь об этом всерьез задумываться!
     Мы, современное общество, объявили войну ненормальным, тем самым считая себя абсолютно нормальными. Но что может создать нормальный, если он привык смотреть на мир с традиционной точки зрения? Чтобы взглянуть на мир под другим углом, да еще настолько под другим, чтобы заметить перспективу, надо быть очень ненормальным!!! Следовательно, только ненормальные идут вперед! Нет, это не дебилы, пускающие слюни, а люди новой формации, развивающиеся, но сбившиеся с пути, и Мы!!! Работники этого Психдиспансера должны направить их на правильный путь!!! – Дягтерев подошел к сейфу, открыл его достал небольшую бутылку с мутной жидкостью, налил себе полстакана, крякнул, закусил яблоком…
- Эх, хороша отрава! – Приветливо взглянул на внимательно следящих за каждым его движением, людей в белых халатах.
    - Если кто желает, пожалуйста! – широкий жест хозяйской руки быстро разрядил обстановку, совещание из официоза, как это часто бывает, быстро перешло в корпоративную вечеринку, загремели бокалы, извлекались бутылки с цветными этикетками. Молодая медсестричка Наталья уже начала неприлично смеяться, и игриво закидывала ногу на ногу, санитар Володя замечал это и подбадривал ее шаловливыми замечаниями, кто-то включил музыку, что-то в стиле  Iron Be, работникам медперсонала было сытно, светло, тепло и очень хорошо… В конце концов, это были обычные простые люди, со всеми слабостями и свойственными людям чудачествами… Окружающий Психдиспансер №99 лес быстро темнел, ночь все больше и больше захватывала пространство, медленно расползаясь вокруг, оживала ночная Природа и только вокруг Диспансера, по-прежнему, была Больничная тишина, нарушаемая лишь звуками вечеринки, да стонами и храпом пациентов, пытающихся забыться в недолгом, больном сне…
     … Шел снег. Большими пушистыми комками, валил он сверху, засыпанный им вечерний город зажигал огни, и в каждом светлом окошке шла жизнь. Люди в теплых пальто, куртках, дубленках, с морозными счастливыми, серьезными, хмурыми лицами направлялись каждый по своему маршруту, их целеустремленность рождала целостность этого мира, его собранность, являлась доказательством того, что все взаимосвязано тонкими нитями. Андрей Родичев не вписывался в этот мир, как бы выпадал, словно несовпадающая деталь, и выпадал не куда-то конкретно, а в какую-то пугающую пустоту. Внутри, где-то таился страх, страх перед тем, что все вокруг не твое – чужое, не агрессивное, а брезгливо-равнодушное. Он торопился домой.
«А ведь хорошо, - подумал он – что у меня есть свой дом, своя квартира в этом городе. И пускай я здесь один и у меня не осталось друзей, мне есть куда пойти и закрыться. Ко мне никто не придет, и весь Мир оставит меня в покое, по крайней мере, на какое-то время. Я смогу отгородиться. Нужно спрятаться. Накопить сил. Я очень ослаб». Мысли Андрея были логичны. И душой и телом он очень устал и искал покоя.
- А каково тем, у кого нет дома, нет квартиры? Как быстро человек может все потерять – Андрей вспомнил одного своего знакомого. Его история Шаблон многих других. Пришел после армии. Вскоре похоронил отца, единственного оставшегося из родственников, потом женился, но детей завести не успел. Что-то не нравилось ему здесь. Начал выпивать, сначала по выходным, потом все чаще и чаще, потом уже каждый день, потерял работу, задолжал за квартиру, жена ушла, квартира превратилась в притон, и, однажды, в алкогольно-похмельном забытьи подписал он каким-то добрым, отзывчивым, умеющим уговаривать людям документ, благодаря которому оказался скоро в деревянном общежитии, из которого его потом выгнали злые соседи… Все кто его знал отвернулись от него, и Мир навалился со всем своим тяжелым презрением, как давящий каток, загнав человека все глубже и глубже, в емкость с отравленным спиртом.
Андрей вспомнил это и понял, что его ситуация еще не самая плохая. Он шел домой. Морозный воздух, и шуршащая «десятка» в кармане придавала уверенность. Он зашел в подъезд. Поднялся на лифте на свой этаж, открыл ключом дверь в темную пустую квартиру и шагнул. Слепящая боль, чуть не расколола ему голову. Боль в ступне, словно тысяча игл вонзились в нее. Еще не понимая, не осознавая случившегося, Андрей, шагнул другой ногой, ступил, и крик, который после первого шага застрял в горле, теперь вырвался наружу. Дикий, гортанный, чужой. В коридоре было темно. Андрей сделал третий шаг, надеясь добраться до выключателя и узнать в чем же дело. Такая же сильная боль пронзила его уже в третий раз. Собрав последние силы, он все же сумел перенести вес на другую ногу и, уже замычав от боли, включил свет. То, что он увидел, свело его с ума. Весь пол в коридоре оказался утыкан здоровыми гвоздями – остриями вверх. В ужасе посмотрев вниз, Андрей увидел свои окровавленные  ступни - он в буквальном смысле шагал по гвоздям. «Кто? За что? Как?» - это вопросы исчезли, едва появившись в сознании Андрея, не это, сейчас, главной проблемой, а в какую сторону идти – оставалось два шага по коридору, до поворота на кухню – но хватит ли сил? Тоскливо обернувшись, Андрей увидел, что обратный путь занимает, примерно, такое же расстояние. «Что же мне делать? Вперед идти, в неизвестность – хватит ли сил? Или обратно поворачивать – но хватит ли сил дойти до двери? Плюнув на все, Андрей пошел вперед – шагая прямо по гвоздям – фонтанчики крови орошали все вокруг, превозмогая нечеловеческую боль, Андрей дошел до поворота на кухню. С надеждой взглянув на кухню, он остолбенел – путь туда также был утыкан гвоздями. Отточенные стальные жала гвоздей хищно смотрели вверх, они словно издевались над ним. Андрей с хрустом шагнул вновь. Еще раз. Его ноги напоминали части тела героев фильма ужасов «Восставший из ада» - кровавый след медленно и тягуче тянулся за ним. БОЛЬ, НЕВОЗМОЖНОСТЬ принять правильное решение – рождало отчаяние. Побледнев, Андрей сделал последний шаг и рухнул лицом вперед, проткнув лицо о безжалостные гвозди…   
Он проснулся от ужасного крика за стеной:
     - Я не убивал брата!!! Не убивал!!!
     Андрей встряхнул головой – казалось, она и впрямь стала жертвой гвоздей. Он долго сидел на кровати, пока, наконец, сердобольный сосед не выслушал его сон, и не сказал глубокомысленно:
     - Довольно серьезное видение. Что ж, я знаком с «Толкованием снов» Фрейда и с трудами его последователя Карло Густава Юнга. Что ж, что ж, - сосед задумчиво потер желтыми от курения пальцами жидкую поросль на подбородке.
     - Комната символизирует собой ваш приют, куда вы стремитесь. Но дело в том, что ваша неуверенность в себе и неопределенность ваших планов на будущее, породило такое страшное метафорические воплощения, как утыканный гвоздями пол. Кроме того! – ненормальный поднял вверх указательный палец – Гвозди – это без сомнения образ фаллических символов – и вы боитесь подвергнуться сексуальным домогательствам. Вам кто-то угрожает? У меня, между прочим, неплохие отношения с Дегтяревым – могу помочь.
     -Нет, нет.- Андрей поднялся, и тоскливо глядя в окно, оперся ладонями о подоконник – Я все понял. Все понял.
      - Антон Владимирович – представился сосед – Психолог. Андрей хмуро и недоверчиво взглянул на него, через плечо.
     Потирая руками, шустрый мужичок с ногами забрался на кровать Андрея, и, путаясь пальцами в пододеяльнике, энергично заговорил.
     - Удивительно! Эти наши беседы в дурдоме! Как не стараются мощными препаратами эти гестаповцы в белых халатах уничтожить мою личность – ничего у них не выходит! Мой поток мощного сознания настолько силен, что затормозить его способна только моя СМЕРТЬ! Вы слушали, сколько смысла я вложил сейчас в это слово? Это, конечно же, неслучайно. Вас не удивляет, что Вы оказались здесь – в этом, воистину странном доме Скорби?
     Андрей молчал, мир трещал по швам, спокойствия не было и здесь, постоянное метание, невозможность побыть одному, постоянная слежка – это сводило с ума даже тех, кто с ума давно уже сошел.  Но от голоса соседа укрыться было уже нельзя.
    - Интересно, неужели, кто-то посмел и вот так вот решил Вашу судьбу? Но кто? Кто посмел вынести такой вердикт? Какой судья? А, если такой вдруг нашелся, с какой-такой радости, он возомнил, что имеет на это право? Э-э, молодой человек! -  Антон Владимирович торжествующе обнажил редкие грязные зубы. – В том и дело, что действовал он, наверняка, от лица государства. Подтверждая тем самым известные слова – кто сильнее тот и прав. Интересно – а почему это им можно, а нам нельзя? Может, и мы имеем на это право? Нам говорят нельзя идти против воли большинства! Но кто диктует этому большинству? Меньшинство! Кучка людишек! Возможно, даже извращенных довольно людишек! -  Антон   Владимирович стал срываться на крик. Андрей не выдержал. Он молча, со спокойным сосредоточенным лицом, что есть силы, ударил ногой неугомонного соседа в челюсть. Лязгнув зубами,   Антон   Владимирович  упал в проход между кроватями, и стал, извиваясь, противно выть. Поднялась паника. Сбежались врачи. Андрей вновь был подвергнут экзекуции – его мучали электротоком.
     Иван Валентинович трахал пухлую Машу-медсестричку – сексуальную «буренку». Трахал  молча, со знанием дела. Он слышал крики, слышал, что началась буча, но оторваться от сладострастного дела ни за что не хотел. Он вспоминал гимназию. Вспоминал самого себя. Сильного, величавого, интеллигентного мужчину. И вот теперь он здесь трахает малознакомую, возможно даже, венерически опасную женщину. Вздохнув, он шлепнул Машку по пышной попе, предлагая поменять позу. Маша шустро встала на четвереньки и расставила похотливо ноги. Иван Валентиновичу стало грустно – он ни как не мог смириться с тем, что теперь он неполноценный элемент общества – вся его сущность противилась этому. Он пытался понять, за что его так наказал Бог. Кто-то тронул его за плечо. Вздрогнув, и обернувшись Иван Валентинович удивленно замер – перед ним стоял щуплый человек с бородкой и добрыми, мудрыми, усталыми глазами – на голове у него было что-то вроде мотка колючей проволоки.
- Я занят… - Только и смог пробормотать   Иван Валентинович.
 - Я вижу, – незнакомец грустно усмехнулся.
 Иван Валентинович совсем растерялся. Он смущенно застегивал штаны, незнакомец деликатно ждал, а развратница-Машка шустро сквозанула за дверь.
- Давайте присядем, – вежливо предложил Иван Валентинович.
     Они находились в небольшом, темном подсобном помещении – вдоль стен были наколочены стенды, на которые кто-то свалил кучу всяких непонятных мешков, - стол (на котором, собственно застал странный гость Иван Валентиновича с Марией, а также табурет и сломанный стул. Незнакомец аккуратненько присел на краешек стула, а Иван Валентинович разместился на табурете.
      - Итак, я слушаю Вас - Иван Валентинович внимательно посмотрел в глаза гостю.
     Тот смущенно кашлянул, а потом заговорил, при этом взгляд его был направлен словно сквозь   Ивана Валентиновича.
     - Мир не стоит слезинки младенца – начал незнакомец. -  Представляешь? Целый Мир! Знал ли об этом несчастный Василий Королев ученик 3-го Б класса, случайно зашедший тогда в женскую гимназию? Наверное, нет! Шалун и двоечник, Василий играл в свою детскую игру – хотел поближе поглазеть на этих интересных девчонок. Находиться посторонним в гимназии было строжайше запрещено. Знал ли об этом Василий? Ну, конечно же, знал! Но тем интереснее было ему! Он прошел по длинному коридору, свернул в маленькое фойе, которое заканчивалось тупиком, и тут-то его и застиг  Иван Валентинович. Плотный мужчина, в костюме и галстуке схватил бедного мальчишку за шиворот, отвел к себе в кабинет и там, что есть силы отхлестал его по лицу железной метровой линейкой… Он вышвырнул бессознательного мальчишку на одном из пустырей, о его дальнейшей судьбе ему ничего не было известно, Иван Валентинович даже не знал – выжил ли мальчик. Совесть его не мучала, а правоохранительные органы тоже не докучали…
     Иван Валентинович рыдал, уткнувшись лицом в рукав пижамы, и склонившись нал столом. Всхлипывая, он спросил.
     - Мальчик выжил?
     - Да – кротко ответил пришедший – правда, он стал инвалидом, ты выбил ему глаз.
      Иван Валентинович задумался. Является ли визит этого гостя случайным? Судя по всему – нет. Он, словно напоминание о старых грехах появился здесь и, допрашивая самым бесцеремонным образом Иван Валентиновича, хочет провести его через катарсис. Иван Валентинович испытывал невыносимые душевные мучения, а еще ему очень хотелось пить. Горло сушила жажда. Человек с венцом величественно встал, поднял правую руку вверх, и глаза его торжественно засияли, над головой ясно обозначилось золотое мерцание нимба, казалось, он даже слегка воспарил над полом.
     - Слушай же меня, Заблудшая овца – Иван, сын Валентина. Все настолько переплетено в этом мире, что сам черт ногу сломит! Вы люди уже давно шагаете не в том направлении. Променяв духовность на техногенную цивилизацию, вы тихо гибните в глухом аппендиксе бытия. Весь Ваш мир состоит из протезов. Как инвалид, утеряв божественный дар регенерации – вместо того чтобы  просто силой мысли отрастить себе новый недостающий орган, вы используете компьютер, пренебрегая собственным мозгом, изобретаете «велосипеды» в виде телефонной и спутниковой связи, вместо дара телепатии…
     Голос становился все громче и громче, и вскоре, наверное, и впрямь  достиг бы децибелов иерихонской трубы, как сознание  Иван Валентиновича не выдержало и вырубилось словно, вышедший из строя трансформатор…
    
      Олег Стародубцев очнулся на широкой кровати, в ослепительно белой операционной. Он, как это часто случается в таких ситуациях, не чувствовал тела и потерял контроль над ощущениями. В помещении, вроде как кроме него никого не было. С трудом подняв руку, Олег провел ею по лицу – он обнаружил, что вся его голова плотно обмотана толстыми бинтами, оставлены только естественные отверстия: нос, уши, рот, глаза.
      «Вот те на! - удивился Олег. – Что это они интересно со мной сделали?»
     Вдруг он услышал шаги – кто-то приближался к палате. Олег быстро притворился спящим. В палату вошли двое – один, судя по бархатному, вкрадчивому баритону был Вениамин Степанович, а второго Олег не знал – это оказался нездешний гость, весь в штатском и с умным, слегка крысиным лицом.
     … Нам не надо устанавливать «жучков» - продолжал говорить Вениамин Степанович –  все уже давно установлено помимо нас, самим Создателем. Мы только улавливаем, и понимаем, каждый по-своему. Вот, вы говорите новые технологии… - Вениамин Степанович хитро посмотрел на собеседника.
     - А вот, скажите мне, будьте так любезны – возможно ли это – подслушать человека, через колонки телевизора или динамики радиоприемника? Представьте себе ситуацию – в каждом доме, в каждой семье есть предметы бытовой техники – домашние кинотеатры, компьютеры, телевизоры и т.д. и т. п... Через них идет сигнал – звуковой, иногда зрительный. Человек получает определенную информацию.  Но! Раз получилось создать сигнал в одном направлении, значит, мы можем создать и  обратный сигнал – для этого нужно лишь специальное оборудование, установим его и что? В определенном главном центре – вся информация о том, что твориться в каждом доме будет моментально передаваться в первородном, сыром виде, закодировав ее на специальные ключевые слова, без проблем, можно будет вести запись на жесткие диски гигантских компьютеров…
     На протяжении всего этого убедительного монолога главврача, «крысиный» в штатском молчал, делая каверзное лицо. А когда Дегтярев, наконец, замолчал, он спросил его.
     - И вы думаете, уважаемый Вениамин Степанович, что открыли Америку? Все то, а чем вы только что говорили, давно уже воплощено в жизнь. А чем, например, объясните такие штуки, тоже, наверное, замечали – говорите какую-нибудь фразу, мысль, слово и  тут же по радио или по телеэкрану говорят то же самое! И чем дальше, тем больше. Хорошо, конечно, что большинство на такие шутки наших операторов не реагирует, ну, махнут рукой и все, а глубоко задумываться не хотят, да, и то, наверное, ведь, если всерьез к этому относиться, то тут вообще, черт знает, до чего дойти можно…
     Слушая этот разговор, Олег, стараясь сильно не дышать, через давящие бинты вспоминал, что и сам часто замечал такое. На работе, или дома, радио включишь, к примеру, фоном, а сам общаешься с кем-нибудь, и вот в самом пылу спора или дискуссии, вдруг замечаешь, что нейтральный голос  точь-в-точь повторил твою фразу или слово! Олег тогда думал: «Мистика!» А оказывается вот оно что! А ведь предупреждал Олега об этом один его знакомый сослуживец-белорус. Вечно хмурый и нелюдимый, сидел он обычно в стороне ото всех и что-то шил. Про него говорили, что он не в себе, мол, повредился умом где-то на войне, вот и мелет всякую чушь. А он всегда замечал и обращал на такие мелочи внимание. Уже потом, когда совсем уже, поглядывая в его сторону, крутили пальцем у виска, перестал он заводить разговор на эту тему и распространяться по поводу наглости  спецслужб.
     Человек-крыса, покровительственно приобнял  Вениамина Степановича Дягтерева за плечо.
     - Конечно, сейчас на нас хотят повесить всех собак: и дома в Москве мы взорвали, и Басаева ликвидировать не хотели, и специально подсаживаем на иглу население страны, и зомбируем его дурацкими передачами по телевидению, и ведем слежку через мобильные телефоны… Много чего про нас говорят. Конечно, дыма без огня не бывает, может мы и в самом деле, в чем-то есть доля нашей вины, но ведь, если задуматься – без нас не обойтись. Как не обойтись без специальных препаратов в вашей клинике. Я позволю себе такое смелое сравнение. Человечество давно сошло с ума. И не надо говорить, что я обобщаю. Вы, как ученый прекрасно знаете о коллективном сознании каждого вида, и всего живого в целом. Так что, если можно так выразиться, круговая порука существует. И каждый человек несет ответственность за все деяния рода человеческого, поэтому и подвержены смертельным, неизлечимым, мучительным заболеваниям младенцы, поэтому, становятся инвалидами невинные, поэтому и существует вся эта несправедливость, в которой часто упрекают творца. Моя аналогия очень правдоподобна – и это видно невооруженным глазом. Человеческий род, потеряв правильный курс, повредился, сошел с ума, мечется вот уже несколько тысячелетий! И что? Разве это разумно – создать водородную бомбу и чуть не уничтожить во время Карибского кризиса планету? Величайшее изобретение человечества – это оружие уничтожения, или даже вернее будет сказано, оружие самоуничтожения! Разложить все  вокруг и сдохнуть – достойное поведение высшей РАСЫ! -  ФСБэшник расхохотался.
В этом смехе было столько обидного для Олега Стародубцева, что он не выдержал. Он вскочил с кушетки и набросился на Крысиного человека с оттопыренными ушами. Виски ломило от последствий ударов электротока, мышцы лица словно окаменели. В душе народился вопль: «Все ты врешь гнида! Я – нормальный! Все это неправда!»
Знаете, уважаемые читатели, как это обидно, когда физиономия неприятеля совсем рядом, а нанести тяжелое увечье ей никак нельзя? Многие, наверное, испытывали такое в жизни. Понимаешь, что способен, что можешь сделать это! Ан нет! Не выходит! Не получается, хоть ты тресни! Так вот и Олегом. Представьте только после тяжелой операции – я вам скажу по секрету – ему изменили лицо совершенно, весь в бинтах, психопатичный и невыдержанный, исхудавший от нервов, уколов и неважного питания, но дух не сломлен! Готов на крайность в таком вот истерическом припадке. Ведь, по правде говоря, человек этот с крысиным лицом, хоть и являлся подонком конченным, Олегу, в принципе, зла не желал, то есть и нападать на него смысла особого не было. Но, что вы хотите! Это же Психдиспансер! Ах, да, облегченно улыбнется читатель, что с них взять с дураков? И нечего вроде против сказать – действительно дураки, психи, эмоции при себе держать не умеют, сначала делают, потом думают, трусливые, и, как следствие – озлоблены. Все симптомы сумасшедшего, паранойя. А теперь оглянитесь и примерьте симптомы на окружающих., на нормальных с виду граждан. Что? Диагноз распространяется на многих? Некоторым даже кажется, что их окружают одни сумасшедшие. Лучше не думать об этом. Зачем? Правильно. Идешь, например, по улице, а навстречу легко одетый человек в ластах. Ну, псих. А, кого-то заинтересует, спросит, он шутя:
     - Эй, приятель, ты, зачем ласты напялил? Куда плыть собрался?
    И выяснится, что ласты человек одел по вполне объяснимым причинам – защищается он от электричества таким образом. Весь город электричеством пропитан насквозь. Так его много, что хочется придумать, как от него защититься! Резиновые ласты – хорошая защита. Помогают очень. Я не вру, этого человека по телевизору недавно показывали. Если, дружище, ты случайно читаешь эти строки, хочу сказать тебе:
    - Молодец! Тяжело вот так, одному противостоять безумному миру!
     Олег не сумел ударить крысиного человека. Его опять связали и опять подвергли самой суровой экзекуции…
     Крысиный человек склонился над ним, и, обдавая смрадным дыханием, зловеще сказал: «А, что? Этот индивидуум нам очень хорошо подойдет. Подготовьте его».
Как отчаянно не цеплялся Олег за сознание – он выскользнуло, и куда-то ушло.
     Молодая супруга Олега – сексапильная и очаровательная Виолетта пришла в церковь поставить свечку. За спасение пропавшего без вести раба Божьего Олега. В красивом сером платье, круглой черной шляпке с вуалью, с ярко накрашенными губами и огромными печальными голубыми глазами стояла она возле иконы святого Николая-угодника. Сказать по правде, Виолетта находилась в церкви второй раз в жизни – в первый раз  она приходила сюда на Крещение. Накануне, возвращаясь шумной компанией с дачи, они разбились на машине, двое – парень и девчонка погибли, а Виолетта чудом спаслась, как говорят в таких случаях – у нее ни одной царапины. Тогда церковь произвела на нее угнетающее воздействие – лики святых, иконы, мощная энергетика, которую излучали стены и своды, а еще богобоязненная публика, особенно маленькие сморщенные бабулька, такие странные и отталкивающие, что приходить еще раз Виолетте никак не хотелось.
В общем, непонятно даже, как она оказалась здесь в этот день. Был вторник. Службы в это время не было, народу тоже оказалось мало. Со стороны случайного наблюдателя могло подуматься, мол, ах, какая интересная особа! Да еще в шляпе, с такими красивыми, стройными ножками, ей ли ходит по церквям? Не рано ли она собралась вести такой образ жизни? Посвятить себя Богу? Неужели мирское бытие ей уже совсем неинтересно!
Виолетта  скромно потупившись, расположилась на скамеечке. В этот же ее «Моторола» выдала мелодичный рингтон, 
    - Алле, – нежно прошептала Виолетта в трубку.
    - Уходи отсюда, девочка. Скоро здесь будет жарко. Тот, кто это говорил, явно был простужен – кашель то и дело прерывал его хриплый, каркающий голос.
     - Кто это? – насторожилась Виолетта, расширив прекрасные глаза до невообразимых размеров.
     - Это Вельзевул. Слышала, наверное, о таком? Только не говори ни кому, что я тебя предупредил. Все-таки, я дьявол, и совершать добрые поступки мне не к лицу.
     Вельзевул отключился. Виолетта испытала странное чувство – как-будто  все происходит не с ней. Она сразу поверила странному голосу. Быстро поднявшись, Виолетта вышла из церкви и, испытывая чувство удивительного облегчения, весело пошла прочь…
     Олег наблюдал за ней откуда-то сверху. Он был легким, невесомым, и управлял собой силой мысли. Легко перемещался вверх-вниз, и мог даже проникать сквозь стены. Ему было очень хорошо, единственное немного смущало, что больше его никто не замечал, но иногда, согласитесь, у каждого возникает желание оказаться незамеченным.
     Олег видел свою любимую, красивую молодую жену, но, что-то подсказывало ему, что больше никогда он не сможет прикоснуться к ней. Это порождало в душе сильный протест. Его пытались заманить высшим блаженством, но никакое блаженство не сравниться с возможностью быть рядом с Виолеттой. Напрасно, белокурые ангелы кружили рядом с бессмертной душой Олега и играли ему на арфах райские мелодии, напрасно убеждали его лететь на небеса, где для него уже распахнулись ворота Рая. Рай Олега заключался в сердце любимой. С ненавистью отталкивал он божьих вестников от себя, первородный грех гордыни клокотал в нем. Гнев, отчаянье, и безнадежность. А потом слепая тьма.
Когда она рассеялась, то ангелов их назойливостью рядом не было. Тело Олега сжимала рубашка, и черный костюм-двойка. Лицо слегка онемело и, кажется, отекло. Язык с трудом ворочался во рту. Очень хотелось пить. В горле пересохло. Кто-то вел его под руку. Олег еле волочил ноги. Мышцы не слушали приказов, поступающих от уставшего мозга.
     - Пойдем, пойдемте, так, здесь аккуратно…
     Олег попытался, что-то сказать, но лишь пробурчал невнятно.
     - Спокойно, спокойно, Боренька, вот так, проходи.
     Олег не понимал, почему его называли Боренька. Ласковые руки принялись раздевать его.
     - Ну, разве можно так. Борис Николаевич? Мужской голос мягко, но укоризненно вторгался в сознание  Олега.
     - У вас же сердце! Ну, выпили немного в честь юбилея, ну, и хватит. – Семьдесят пять годков – это ж, не шутка. А вдруг удар? Давайте, спать-спать. Завтра мемуары еще писать.
Олег понял, что теперь он бывший Президент РФ Бори Николаевич Ельцин на пенсии. Жить осталось совсем чуть-чуть. Рай утерян навсегда, а его душой управляет кто-то властный, могущественный и ужасно несправедливый. Он уже никогда и никому не сможет ничего доказать.
     Олег лежал на широкой, богатой убранством постели, ощупывал непослушными пальцами опухшее от старости и пьянства лицо-маску, и плакал. То, что для другого являлось кошмаром, для него стало действительностью. Мысли путались и все более становились маразматичными. Родственники с печалью выслушивали весь его бред, и вроде мало обращали на это внимание. Ему сделали укол, потом еще один, и Олег, а теперь уже простой старый склеротичный экс-президент РФ Б.Н. Ельцин мирно спал в своей постели, дожидаясь тихой смерти, которая, судя по всему, уже находилась совсем рядом…
В это же время в подвале Психдиспансера №99 Крысиный человек и доктор Дягтерев рассматривали лицо, находившегося в бессознательном состоянии Олега Стародубцева, прикованного к постели.
     - Все, получилось. – Крысиный человек торжествующе посмотрел в глаза доктору. – Поздравляем Вас.
     - Ну, это и ваша заслуга – заскромничал  Вениамин Степанович.
     - Да, да, конечно – это наше общее дело, и мы все заслужили похвалы,  - Крысиный человек поправил галстук и даже подпрыгнул. Дегтяреву показалось, что он немного завис в воздухе.
     - Уникальное переселение душ прошло успешно. Теперь энергетическая сущность гражданина Стародубцева Олега Владимировича находится в дряхлой физической оболочке экс-президента Ельцина Б.Н.
     - Хм, интересно. А где же сам Борис Николаевич?
     - Его энергетическая сущность оказалась вытесненной и подверглась распаду.   
     Крысиный человек быстро заходил по сырому подвальному помещению от стены до стены.
     - Мы на пороге великих свершений! Теперь вы это понимаете?
     - А что с этим делать? - Вениамин Степанович показал на бездыханное тело Олега.
    - Да, делайте с ним, что хотите, хоть мыло для ваших психически больных. Скоро мы начнем. Крысиный человек стал часто–часто потирать руки.
     - Еще когда я был совсем молодым и единственное до чего смог додуматься – это подсыпать во все газированные аппараты на металлургическом заводе галлюциногенного вещества, я чувствовал что произойдет «что-то» однажды. И это «что-то» совершу Я. Хватит прикидываться разумными и творить безумства. Безумства творят безумные. Как говорят, назвался груздем, то и полезай. Ха–ха–ха.
Это был день Крысиного человека. Его самый Главный день. И Дегтярев тоже это понимал.

Начальник 2-го отделения милиции, того самого, чьи сотрудники сокрушали несчастного Ивана Валентиновича, был из тех, кого называли смышленый. Под говорящей фамилией Самодуров, он порой проворачивал довольно успешные финансовые  делишки. Его скромный мирок – дача, особняк, две трехкомнатные квартиры в центре, и два «Hammera» - его вполне удовлетворял. Как и многие чиновники его уровня, он чувствовал себя настоящим властителем, пусть и в небольшой (как ему казалось) сфере. «Крышуя» несколько подпольных борделей, пару цыганских кварталов с наркоторговцами, он старался выше не заглядывать, помня, что «жадность фраера сгубила». В последнее время, дела шли вроде на уровне. Показатели раскрываемых преступлений радовали  большое начальство, а значит, и причин для печали не было. До вечера сегодняшнего дня. То, что произошло вечером, потрясло сначала весь город, а затем паника распространилась и на весь мир.
В этот холодный майский день, как-будто специально пошел снег. Ветер колючими горстями швырял им в лицо прохожих, как бы поторапливая их, поскорее разойтись по домам. Вечером большинство из них расположилось перед экранами телевизоров. Как раз должна была начаться программа «Время». Вот уже пошла до боли знакомая заставка, как вдруг изображение перебили сильные  помехи. И вместо Екатерины Андреевой на экране возникли две фигуры. Одна фигура оказалась сильно избитым человеком - он стоял на коленях, одетый в черную рясу без воротника, со связанными сзади руками, он напоминал средневекового приговоренного к смерти. Второй человек скрывал лицо черной маской с прорезями для глаз. Картина вызывала ассоциацию с иракской армией народного освобождения, где заложники-американцы умоляли свое правительство прекратить оккупацию Ирака.
Ошеломленные граждане небольшого городка вплотную прилипли к экранам.
     Человек в маске заговорил:
     - Уважаемые граждане России! От лица свободных людей нашей Родины я вынужден сегодня оказаться перед вами, скрывая лицо. Кто я? Я – представитель уважающего себя народа. Пусть это звучит банально, но если погибну я – вместо меня здесь будет стоять другой. Кто стоит передо мной на коленях? Это продажный чиновник нашей городской мэрии. Вы привыкли его видеть важным и надменным, порой хитрым, с пугливо бегающими глазками. Что он делал? Ежедневно обкрадывал Вас. Заставляя при этом думать, что является вашим благодетелем. Наша организация арестовала и обвинила его в преступлениях против народа. Сначала он отрицал вину, но после применения особых методов допроса – во всем признался. Послушайте его.
Человек в маске с силой ударил несчастного  короткой палкой по шее.
     - Говори, ху…с.
     Чиновник поднял голову, и едва размыкая опухшие глаза, заговорил:
     - Я признаюсь, да, признаюсь во всем – в углу его пересохшего разбитого рта показалась кровь, и он захлебываясь закашлял.
     Террорист вновь ударил его.
    - Не останавливался, мразь! Говори обо всем, с самого начала.
Жестоко избитый, пожилой уже человек, со следами ужасных избиений и пыток, заговорил.
     - Я ежедневно обкрадывал Вас, пользуясь своим служебным положением. Из-за того, что в детстве меня изнасиловал отчим, я чувствовал дикий комплекс неполноценности,  поэтому жаждал власти и самоутверждения. Не знаю, как бы далеко я зашел, если б меня не остановили эти славные борцы за свободу. Я украл у Вас очень много денег. Я обещал, что стану служить народу, а вместо этого обворовывал каждого из Вас и лгал Вам. Я прошу для себя самого сурового наказания. Я раскаиваюсь в своих поступках, и прошу прощения у всего населения России и у Господа Бога.
     Избитый, смешно кривя губы, заплакал.
     Человек в маске, держал за плечо содрогающегося в рыданиях, провинившегося чиновника.
     - Наша организация - карающий меч свободолюбивого населения, не желающего быть рабами, таких вот «господ жизни». Мы будем демонстрировать Вам результаты нашего независимого расследования, как можно чаще, привлекая к суду всех без исключения служителей предательской власти. И приговор у нас будет для всех один – Смерть!!!
       С этими словами, Человек в маске взмахнул рукой, в которой блеснуло широкое остро-отточенное мачете. Резкое движение заставило охнуть невольных телезрителей  этого бесчинства. Обезглавленное тело, выталкивая из себя потоки крови, завалилось в бок, и глухо и безжизненно свалилось на пол.
     Человек в маске, отшвырнул в сторону голову.
     - Завтра вы увидите независимый и свободолюбивый суд против участкового капитана Широких, обвиняющего во взяточничестве  и использовании служебного положения в личных целях.  Всего Вам доброго, спокойных Вам сновидений…
Трещание телевизионных помех и молчание людей в каждом доме было ему ответом.
     То, что происходило, потом представить, я думаю, может каждый. Сотрудники всевозможных служб прочесывали каждый метр. Были приглашены спецы по связи из столицы, профессионалы-технари.
Начальник 2-го отдела Самодуров тоже сбился с ног, подгоняя в три шеи весь свой штат, работал, что говорится на износ. Но никаких результатов. Радовало одно, что никаких результатов не было не у кого.
Полковник Самодуров являлся на самом деле хроническим алкоголиком. Правда, пил он один, а пьяным его никто кроме детей и жены не видел. Да, и они не особо старались попадаться в такие минуты ему на глаза. Самодуров запирался в комнате, разбавляя водку каким-нибудь газированным напитком (была у него такая слабость), и напивался до умопомрачения, до полного отруба сознания. Мог пить по два, а во время отпуска – по три, четыре дня. Чудил порой. Стучал кулаком в стену, ставил на проигрывателе старые пластинки с песнями Вячеслава Добрынина, и, угорая, что-то невнятно бурчал и мычал себе под нос. Потом долго отходил, потел, валялся в ванной, отмокал.
Вот и в тот вечер, напившись, чтобы снять напряжение с нервной системы, он тупо лежал в эмалированной ванне, не набирая воды, а лишь впитывая влагу обезвоженным телом. Учащенное сердцебиение и повышенное давление порождали слуховые галлюцинации. Какой-то тонкий, въедливый голосок упорно звал его, причем по имени – отчеству.
     - Сергей Михайлович, вы слышите меня? Сергей Михайлович, ну, что же вы? Ну, Сергей Михайлович, отзовитесь.
Самодуров только тихо стонал в ответ, понимая, что не может быть никакого голоса, что это ему только кажется. Но голос не пропадал, он становился все явственней и отчетливей. Самодуров вдруг узнал его. Голос принадлежал одному чудику, которого однажды он собственноручно забил до смерти на допросе. Выбил ему «конструкцию» из позвоночника (у парня была травма) и тот щенок, видите ли, не выдержал и тихо отдал концы в больнице. Дело, как водится, замяли. Как же его звали того типа?
     - Антон Дураничев.- ответил писклявый голос.
      «Надо бы сходить в церковь», - тоскливо подумалось Самодурову.
     - Не поможет уже! – ободряюще-безнадежно заявил все тот же голос.
     Застонав, Сергей Михайлович медленно выбрался из ванной, и, набросив халат, пошел на кухню. Руки и ноги не слушались его. Он шатался.
     - Сергей Михайлович, что же вы так со мной так неаккуратно? Зачем нужно было бить меня этой хрустальной пепельницей в висок? Вы же видели, что я хрупкий, тощий и длинный? А то, что у нас с Вами фамилии схожи, тоже никакого морального права не дает Вам надо мной издеваться. У меня ведь и мама осталась, и сестренка маленькая. Я понимаю – Вы больной садист, Вам меня не жалко, так хоть бы чувства родных моих пожалели.
     - Заткнись! – прорычал Самодуров.
     - Да, уж теперь вы мне рот не заткнете, уважаемый Сергей Михайлович! Это теперь извините, не в вашей компетенции, и уж тем более не в вашей власти! Так что потерпеть придется.
     Сергей Михайлович начал выходить из себя. Все это очень не нравилось. Хорошо, если это галлюцинации. Это ничего, это ладно. Но вдруг – кто-то заметил его в таком состоянии, и сейчас хочет поглумиться и как следует, поизмываться надо мной?
Самодуров не спеша вытащил из ящика на антресолях самый большой нож лазерной заточки. Стиснув зубы, так, что они заскрипели, Самодуров пошел по квартире искать этого тощего поганого шутничка.
     «Наколю, сука, как пить дать, наколю!  Сука, и впрямь, пить хочется, что ж, это я вчера там повытворял, может и вправду завязывать пора – не зря может жена моя говорит?»
     - Выходи, Дураничев, не трону! – закричал Михалыч в пустую комнату. – Где ты?
     - Я здесь -  раздался писклявый голос рядом. Самодуров развернулся, и увидел перед собой странного типа – высокий, тощий, бледный, с белыми кудрявыми волосами и голубыми водянистыми глазами.
     Самодуров сделал резкий выпад, пытаясь насадить на заточенное лазером лезвие вредителя. Но Дураничев как-то чересчур ловко увернулся, и мерзко захихикал еще при этом. По этому смеху Самодуров понял, что Дураничев находится у нег уже за спиной.
     - Вот гадина! – пробормотал Самодуров, разворачиваясь, но Дураничева уже и след простыл.    
     Разъяренный похмельный начальник 2-го отдела милиции полковник Самодуров Сергей Михайлович (мама, ласково шлепая его в детстве, называла его Сергуней) метался по квартире желая, изрезать на куски этого гнусного преступника Антона Дураничева.
     - Где ты?! Где ты!? Ну, где же ты!
     Молчание, молчание. Молчание в ответ. Жесткое, презрительное, высокомерное молчание.
     - Ну, где же ты, Антон Дураничев?! – сорвался на крик Сергей Михайлович.
     - Я здесь, – ответил голос.  - И Антон Дураничев, открыто улыбаясь, вошел в коридор из маленькой комнаты.
     - Я здесь – ответил Антон Дураничев, вылезая из гардероба.
     - Здесь, здесь я! - Антон Дураничев добавился к двум другим Антонам из ванны.
     - И я здесь, – еще один Антон вылез из холодильника, а другой из под стола.
     - Мы здесь!!! Здесь мы! – двое Антонов вошли через дверь, а третий угрем скользнул в форточку прямо с улицы.
     - И я здесь!!! И я здесь!!! И я здесь!!!  - Антоны Дураничевы поперли из всех щелей.
Самодурову стало плохо. Он хотел позвонить «ноль-три», не мог уже командовать своим телом. А Антоны тем временем множились и множились, они тянули руки к нему, к его горлу. Еще один Антон вылез с экрана, взяв на себя ответственность, за акт возмездия, применяемый к чиновнику. Самодуров хотел сделать вид, что ничего этого не происходит, и просто лег на кровать. Он лежал и слышал, как Антоны подходят к его кровати и медленно окружают. Еще два Антона Дураничева вылезли из холодильника. Сергей Михайлович не мог вынести прикосновений к своему лицу этих липких, скользких, холодных антоновских пальцев. Он подскочил, слепо расталкивая Антонов, подбежал к бару, достал бутылку «Столичной», и залпом выпил половину, подождал, а потом выпил вторую половину…
     Качаясь, Самодуров прошел в ванную, уткнулся лбом в прохладу зеркала, висевшего над раковиной, и замер…
За зеркалом простиралась зеленая долина, деревянные домики, сельский народ - мужики, бабы, молодые румяные девицы в ярко красных сарафанах, и резвая ребятня.
     - Это и есть Рай… - прозвучало в голове у Самодурова. Ему очень захотелось туда, очень-очень. Желание, воля, и напряжение мысли сделали свое дело - Сергей Михайлович стал медленно просачиваться в зазеркалье, перетекать, как сгущенное молоко через край банки в блюдце.
Сначала сквозь зеркало ушли руки и плечи, затем туловище, а в заключение и ноги, с нацепленными на них  шлепанцами…
Одуревший от водки и перевоплощений, полковник Самодуров действительно оказался в Раю. Здесь было очень хорошо – светило солнце, тепло, ненавязчиво, шелестела листва деревьев, перекатывался, через камешки, журча ручеек, отражая солнечные блики, прыгала в ней лощеная, блестящая форель с красными плавниками. Зелень, спокойствие, и пение райских птиц (в основном, это, как ни странно, были соловьи и канарейки). Неописуемое блаженство нахлынуло десятибалльной штормовой волной на Сергея Михайловича. Такое наслаждение начиналось где-то в пятках и макушке головы у корней волос, и заканчивалось где-то в кончиках пальцев на руках. Последний раз такое удовольствие Сергей Михайлович испытывал, когда был десятилетним ребенком, когда приезжал к бабушке в ее маленький деревянный домик.
     Вот и сейчас, здешние райские места очень напоминали те, бабушкины – огород, заборчик, блеяние овец, крики пастуха, мычание коров из сарая.
Сергей Михайлович ошеломленно брел по траве, шлепанцы он где-то потерял, наверное, во время перемещения, и теперь чувствовал шелковистую поверхность зеленого поля. Все-таки Сергей Михайлович, несмотря на занимаемую должность, и все пережитое, продолжал оставаться человеком, поэтому его взгляд оказался прикован  к красивым, обнаженным девушкам, которые нежились под лучами летнего солнца. Единственное, что его смущало, это то, что девушки расположились на железных пружинистых кроватях с облупленной краской. Их прекрасные, сексуально-возбуждающие тела, плавно двигались, демонстрирую растерявшемуся Сергею Михайловичу, всю прелесть женского совершенства. Они соблазняли. Самодуров это понял, когда одна из стройных длинноногих девиц – похотливая брюнетка поманила его к себе взглядом удивительно синих глаз. Сергей Михайлович, не задумываясь, бросился к ней объятия. Если можно быть счастливым в Раю, то Сергей  Михайлович им был, нежно и страстно прижимая к себе пылающую любовным жаром пышногрудую брюнетку, Самодуров забыл обо всем на свете. Это было незабываемо. Внезапно подул сильный ветер, стало заметно прохладней и темнее, по ярко синему небу шла черная туча, пение птиц прекратилось, и кто-то громко завыл в райском небе.
… Самодуров испуганно посмотрел вверх, а когда опустил взгляд вниз, на девушку то окоченел от страха – под ним лежал наполовину разложившийся труп, зловонный и слизкий, напичканный червями и прочей трупной живностью… Кто-то схватил сильными руками сзади его голову, и, разорвав пальцами рот залез в голову. Самодуров не сопротивлялся.

… В тот день Борис Николаевич Ельцин лег спать на сытый желудок. В животе что-то бурлило, отвлекало заслуженного пенсионера ото сна. Кровать тоже перестала устраивать, из широкой и удобной стала вдруг давящей и удушливой. Становилось жарко. И сильно хотелось пить. В голове вдруг появились мысли, которых раньше вроде никогда не было. Какие-то чужие мысли. Глупые, нелепые. Вторгались чужими голосами в мозг. Медленно утопая в этой кровати, Борис Николаевич прошептал: «Пить» и провалился в сон.
Во сне он плыл на моторной лодке по широкой реке с еще двумя попутчиками. Их, ему казалось, он где-то видел раньше, один сильно был похож на Коржакова (Ельцин до сих пор испытывал к нему подспудное чувство вины), так же надувая щеки, в плаще, накинутом на плечи и резиновых сапогах, сидел он на корме у руля, напряженно вглядываясь куда-то вдаль. Второй был Чубайс. Оба попутчика не разговаривали, лица их казались словно выточенными из камня – такие же серые и неподвижные. Весенний лед уже почти растаял, небольшие сугробы снега медленно чернели и умирали. Лодка набирала ход, шла прямо по фарватеру. Борис Николаевич обнаружил, что на нем болоньевая куртка с капюшоном и шерстяная, обтягивающая шапочка. Внутри нарастала тревога. Средняя полоса России – леса, леса, сплошной стеной – живые, разговаривающие на своем языке, волшебные деревья, только-только пробудившиеся после зимней смерти… Холод, гриппозная погодка…
     «Как бы не заболеть…» - подумалось Борису Николаевичу. Железные борта морозили кожу, Борис Николаевич отдернул руку и подул, на окоченевшую ладонь.
     - Дубка, па-а-нимаешь, – протянул Борис. Коржаков зло взглянул на него и процедил.
     - Между нами сидишь – желание загадывай оно тебе пригодиться!
     И вдруг резко накренил лодку.
     - Ты что, сучий сын!!! – только и успел крикнуть экс-Президент.
     Лодка почерпнула воду правым бортом, рывком развернулась, и, накренившись, полетела вверх дном, выкинув всех пассажиров в воду…
Ударившись о ледяную поверхность воды, Ельцин сначала не мог вздохнуть, все-таки, старое немощное тело протестовало против таких водных процедур. Захлебываясь и отрыгиваясь, Борис Николаевич яростно боролся за жизнь. Повинуясь инстинкту самосохранения, он схватился за лодку, которая еще была на плаву, правда, вверх дном, похожая на дохлого кита. Краем глаза Борис заметил, что Чубайс и Коржаков тоже пытаются прицепиться к лодке. Ничего хорошего, конечно, из этого не вышло – лодка стремительно пошла на дно.
     - Вперед, туда, - крикнул Коржаков, показывая на небольшой остров, который маячил в пятистах метрах от них. Чубайс, суетливо загребая руками, поплыл туда.
     «Не доплыву» - подумал Борис Николаевич. – «Не доплыву».
     «Загадай желание», – еще раз в его голове прозвучал  чужой голос.
     - Жить – прошептал Борис Николаевич, утопая в холодной воде,  - жить…
Он, словно со стороны, увидел, как утонул сперва Коржаков, а затем и Чубайс. Махнув на все рукой, он устав, как-то резко вытянулся, и ушел вглубь, выпуская пузыри на поверхность.
- Нет, ни хрена  - два путча, прожил дефолт, блин должен я жить, понима–а-ешь…
Пролетевший мимо ангел, сделав крутое пике, подхватил Борис Николаевича за плечи вытянул его из воды, так они и летели ввысь – высшее существо, по природе своей не имеющее возможности грешить, нарушать заповеди, озаренное ярким сиянием – и обмякший, тяжелый от воды, со слетевшим с одной ноги резиновым сапогом – первый Президент Российской Федерации – Борис Николаевич Ельцин.
Когда Борис Николаевич открыл глаза, то понял, что он явно не в раю. Потому что, хотя в прошлом он и являлся воинствующим атеистом, знал, что в РАЮ должно быть – хорошо. В том же месте, где оказался он, было – ПЛОХО. И сыро. И темно. А еще воняло мочой и лекарствами, и странный рыжий небритый придурок стоял возле его кровати, прищурив один глаз, ехидно спрашивал.
     - Ну что, Бориска? Довела тебя американская разведка? Дотянулись, гады? Ни Крюков, ни Язов, ни Пуго, ни Руцкой, ни Хасбулатов не смогли, а эти сумели… Или это лондонская-гондонская разведка добралась? А все потому, батя, что ты Литвиенко замочил, и Березу хотел…
Борис Николаевич, попытался подняться, но понял, что не сможет – его руки пронзали пластиковые трубки капельниц, в чьих небольших флаконах журчала какая-то фиолетовая жидкость. А еще Ельцин понял, что сказать он тоже больше никогда ничего не сможет – языка у него не было. Вытаращив страшно глаза, смотрел бедолага на рыжего, а тот, горланя фашистский марш, маршировал взад-вперед по шестой палате, расстреливая время от времени из воображаемой оптической винтовки соседей Бориса Николаевича, и его самого, до самой смерти заключенного в молодое, искалеченное тело Олега Стародубцева, испытуемого №3834…
А в это время в третьем кабинете симпатичная психолог Ольга Васильевна вела прием пациентов Психдиспансера №99, оценивая их душевное состояние, и пытаясь пройти по самым тайным закоулкам их сознания.
     Первым в простой кабинет, к расположившейся за столом Ольге Васильевне – девушке, как уже отмечалось, очень женственной, со стройной фигурой, чьи прелести замечательно подчеркивал облегающий белый короткий халатик, с красивыми серо-зелеными глазами, изящными губками, и со слегка удивленным лицом, вошел Андрей Родичев. Он был явно не в себе. Хмурый, как песчаная буря в Канзасе, сел он напротив Ольги Васильевны, безвольно свесив руки между колен, и угрюмо уткнулся взглядом в пол.
     - Ну, что ж, - защебетала Ольга Васильевна, делая добрые маразматические глаза. – Давайте, мы с вами проведем небольшой тест. Вот карточки разных цветов, выберите из них по одному, предпочтительному для вас цвету по убывающей. Какой вам больше всего нравится, ну? - Ольга Васильевна пытливо заглянула в лицо Андрея.
     Андрей посмотрел на карточки, и сказал.
     - Я бы хотел, первым выбрать голубой квадратик. Но не потому, что я гомик, нет. Это мой любимый цвет. Это очень красивый цвет. Цвет чистого неба. А педерасты присвоили его себе. Им бы больше коричневый цвет подошел. Да. Значит, голубой – первый. А второй я выбираю зеленый. Зеленый цвет – цвет свободы, цвет зеленых листьев, летнего леса… Затем идет черный цвет. Цвет космоса, цвет первоздания, откуда мы все вышли, и куда мы все вернемся. Дальше, идет красный цвет – он очень гармонирует с черным, сразу вызывает ассоциации либо со Стендалем либо с Кинчевым… Есть в этом, что-то испанское такое, да…
     Андрей аккуратно раскладывал на гладкой поверхности стола цветные квадратики. Ну, потом пускай будет желтый цвет. Цвет ИЗМЕНЫ, цвет сумасшествий – очень актуальная для нас всех тема, если учесть где мы сейчас все находимся. После желтого разумно взять розовый – цвет радикальных оптимистов, и уже завершат нашу цветовую гамму коричневый и серый. Серый мне почему-то больше всего не нравиться. По-моему, это цвет посредственностей. Никчемных, ненужных личностей.
     - Ну, почему же – обиделась Ольга Васильевна. – Мне, например, серый цвет очень нравиться.
     Андрей усмехнулся, и посмотрел в зарешеченное окно. Ольга Васильевна, что-то пометила у себя в журнале.
    - Так, это ладно, теперь  - она смешала все разложенные квадратики в единую кучу. – Вам снова нужно сделать выбор.
     - А смысл, какой?  - Андрей удивленно поднял брови – я и во второй раз также выберу цвета. Вы знаете, я не привык менять предпочтений.
    - Нет, нет, теперь надо по другому раскладывать.
     - Не хочу я, по-другому! Я вам не шлюха какая-нибудь! Я мужчина! И слово вес имеет. Это у женщин сейчас такое предпочтение, а через пять минут, а то и того меньше, другое… Так это известно как  называется… Я к этому отношения иметь не хочу, да и не имел никогда. Поэтому, сколько бы раз вы мне цвета не предлагали выбирать – я все также их выберу, и баста. И можете больше не приставать ко мне с этими дурацкими тестами!!!
     - Ладно, ладно, успокойтесь! - Ольга Васильевна испуганно замахала руками, а потом вновь что-то пометила в журнальчике – Не буду больше… Можете идти.
Следующим испытуемым стал Сан Саныч. Основательно заколотый аменазином, он уже не так адекватно воспринимал окружающую реальность. Тем не менее, цвета выбрал сразу, и по просьбе Ольги Васильевны послушно перевыбирал по-разному еще.
Потом  Ольга Васильевна стала показывать ему мрачные в серых тонах картинки. На одной была изображена старинная улица Лондона, покачивающийся фонарь с тусклым светом, едва-едва пробившимся сквозь туманную моросящую мглу, и одинокий угрюмый человек в старинном камзоле. На другой картинке оказался болотистый участок леса, и пустая деревянная лодка, на следующей, и того хуже – кладбище с покосившимися крестами…
Расстроенные нервы Сан Саныча не выдержали, и он заплакал. Мертвый Толян стоял рядом с ним, и, поддерживая выпадающий глаз, утешающе похлопывал кореша по плечу. Сан Саныч капризно отмахивался от участия друга. Ольга Васильевна тоже пожалела пережившего особую форму делирии алкоголика и нажала на кнопку, вызывающую санитаров. Здоровенный Жора подгреб Саныча под руки и повел в палату.
Когда наступил вечер, Ольга Васильевна провела полный опрос диспансера и принесла отчеты Вениамину Евгеньевичу.  Тот, полистав их, кивком отпустил девушку, а сам прошел в тайную комнату, скрывающуюся за книжным шкафом его кабинета. Там за маленьким журнальным столиком сидел тот, кого мы знаем, как Крысиный человек. Безликий, с рыбьими глазами, в строгом дорогом костюме, он властно взял в руку пачку бумаг протянутых ему Дягтеревым.
     - Что ж, интересно, – Крысиный человек смешно наморщил нос. – Пожалуй, этот будет следующий. Эксперимент №2. Уже все готово – Крысиный человек, отчеркнул чью-то фамилию в списке. И Дегтярев наклонился, чтобы лучше разглядеть. В тусклом свете ночника они были похожи на двух заговорщиков.