ПОВЕСТЬ.
"Нигде в мире нет такого единства и сплоченности
перед лицом смерти, как на подводной лодке,
где все или погибают, или побеждают"
Магомед Гаджиев.
Глава 1.
Что-то снилось. Стволы деревьев в незнакомом лесу, какие-то люди, бегущие в никуда. Женщина с расплывчатым лицом что-то говорила и время от времени потряхивала темною рукой мое плечо. В уши царапался то ли скрип, то ли звон.
- Сережа, да проснись же ты, наконец! Кто-то в дверь звонит!
До моего сознания доходит, что надо вставать – тревога, наверное! И за дверью стоит рассыльный матрос. Ч-черт, не вовремя! (А когда оно было вовремя?)
Картины сна немедленно исчезли, открываю глаза и сажусь, свесив ноги с кровати. Голова как звонкий сосуд, наполненный болью. Вчера с ребятами хорошо отметили возвращение с ракетных стрельб. Надеялись на пару суток отдыха и…. вот тебе!
- Время сколько?
Александра сладко зевнула: -
- Четыре часа утра!
Над дверью противно проскрипел звонок.
- Да иди же открывай, к тебе, наверное!
Чертыхаясь и глотая горькую слюну, поплелся открывать. Ноги, словно ванные.
На пороге запыхавшийся матрос Зенкин.
- Товарищ мичман, боевая тревога! Всем явиться на корабль – выход в море!
Я хмуро киваю, матрос козырнул и побежал вниз, по лестнице.
Александра уже встала и торопливо укладывала в мою дорожную сумку необходимые в таких случаях причиндалы – электробритву, умывальные принадлежности, сигареты, записные книжки….
А я, тем временем, подставляю голову под холодную струю воды на кухне и ощущаю, как медленно отступает боль в голове и рассеивается в глазах вязкий туман. Зубы решаю почистить потом, на корабле. Оделся быстро, без лишней суеты. Привычка к частым тревогам приучила держать все вещи под рукой.
- Надолго теперь? – Александра стояла, скрестив на груди руки и зябко поеживаясь.
- Кто бы мне самому на это ответил, - подумал я.
- Не знаю, не должно быть, - говорю вслух, надевая шинель.
Наскоро обнимаю жену, и она, стоя на площадке, слушает, как по лестнице стучат, удаляясь, мои торопливые шаги.
Серое, неприветливое небо низко висит над поселком подводников. С моря дует влажный, холодный бриз. То тут, то там в сумеречном свете фонарей виднеются одиночные фигурки бегущих людей.
- Судя по всему, тревога объявлена двум, или трем кораблям. Наверное, какие-нибудь стрельбы, или обеспечение сил ПЛО, - подумалось мне. А что, - поправляя на ходу шапку, продолжаю размышлять, - учебные боеприпасы загружены, продукты питания тоже. Но почему такая спешка? Проверка боеготовности? Ну, да не все ли равно…. Лишь бы не война! Вон, американские субмарины так и шныряют вдоль нейтральных вод! Черт бы их побрал совсем…. Спал бы сейчас, да спал спокойненько!
Снег по дороге к бухте был плотным, утоптанным, дорога шла чуть под уклон, и поэтому бежалось легко. Впереди колыхалось черное пятно бегущих строем моряков какой-то лодки. Может даже моей!
Дорога плавно обогнула небольшую каменистую сопку, и взору предстал узкий залив с извилистой причальной линией. Черные, тяжелые сигары атомоходов неподвижно стояли, прижавшись обрезиненными бортами к пирсам.
Мне нравятся эти места, хотя многие сослуживцы проклинают и это заполярье, и бескрайнюю тундру, летом богатую не только грибами и морошкой, но и полчищами злющих комаров.
Зимой же это бескрайняя, заснеженная пустыня с жесткой щетиной редкого кустарника. Но мне по сердцу и пустынность, и дикость этих мест, наша бухта, каменистые берега с вкрапленными в них створными знаками. А еще редкие корявые стволы карликовых березок. Нравятся гулкие, стальные причалы со стоящими у них подводными лодками.
А вот и наша красавица! Причал номер три! Мощный, черный корпус гигантской субмарины зловеще стоит, поблескивая инеем, осевшим на нее за ночь.
Мне припомнился мой первый день службы на атомоходе. С первого взгляда было трудно предположить, что такая махина способна развивать под водой скорость автомобиля и так легко, одним движением кисти руки быть управляемой.
Да не осудят меня за излишнюю сентиментальность, но я влюблен в нашу «красотку-подводную лодку»! – как поется в известной подводникам песенке. Влюблен, как в женщину! Хотя, по сути, эта женщина настоящий монстр в десятки тысяч лошадиных сил и с вооружением, способным одним ударом стереть с лица земли несколько стран. Ну, да Бог с ними, со странами. (Что только люди не придумают для уничтожения себе подобных!) Ужас!
Мои башмаки прогрохотали по причалу, и я, впрыгнув на сходни, козырнул военно-морскому флагу на корме, и ступил на широкую палубу. Здесь можно пробежать совершенно бесшумно. Толстая резина, покрывающая корпус подводного флибустьера, надежно приглушает топот полутора сотен пар ног экипажа. Но все это детали…. Ныряю в дверь надстройки, и по узкому стальному трапу поднимаюсь на мостик. Здесь начинается мое заведение, рабочее место, так сказать. Рулевая колонка, приборы гиро и магнитного компасов, сигнальный прожектор. Но если бы только это…. У главного боцмана корабля в заведовании, практически, весь корабль!
Быстро оглядываю мостик. Все на своих местах! Последние члены экипажа исчезают в круглой пасти рубочного люка. Спускаюсь последним. Боевую рубку пролетел, не касаясь ногами перекладин трапа. В предбаннике центрального поста тепло и чисто, как может быть в дому у заботливой хозяйки.
В центральном мигание многочисленных лампочек на приборах и тихий, убаюкивающий гул работающей электроники. Сажусь в удобное кресло у своего «Шпата» - главного пульта рулевого управления, и вопросительно смотрю на вахтенного офицера. Сегодня дежурит командир БЧ-3, капитан-лейтенант Шувалов. Поймав мой взгляд, Шувалов лишь плечами пожал – (кто знает, что за тревога?)
Через открытую дверь штурманской рубки доносятся приглушенные голоса штурманов. Слева, за широким пультом ракетных пусковых установок восседает командир БЧ-2, капитан 1 ранга Вишняков. Он сосредоточенно щелкает клавиатурой ЭВМ, проверяет параметры установки. По сути, это наиглавнейший пульт на корабле. На него и для него, в основном, и работает весь экипаж.
У меня за спиной пульт управления главного механика, пост радиометристов и рубка акустиков. В центре огромного зала ЦП большое кресло и рабочий стол командира корабля. Под ногами, на нижней палубе, расположились радисты, шифровальщики и прочие элитные службы подлодки.
- Товарищи офицеры! – скомандовал Шувалов.
Все быстро встали в приветствии.
- Сидите, сидите…. – Командир корабля, контр-адмирал Сабуров появился в ЦП.
Наш КЭП самый молодой контр-адмирал на Северном флоте. Красивый, стройный, темноволосый мужчина тридцати пяти лет!
Войдя в центральный пост, и быстро оглядев посты, коротко бросил: -
- Боевая тревога! Корабль к бою, походу, погружению изготовить!
Во все отсеки лодки, во все ее уголки обрушился долгий, басовитый рев сигнала тревоги.
Не знаю, как у других, а у меня при этом по телу пробегают мурашки.
Наклонившись к микрофону переговорного устройства, командир БЧ-3 четко, с расстановкой продублировал приказ КЭПа. Защелкали динамики. Из отсеков корабля коротко отвечали:
- Есть корабль к бою, походу, погружению изготовить!
По той сосредоточенности, с которой командир прислушивался к докладам, по необычной, напряженной атмосфере, царящей вокруг, я понял, что выход в море предстоит не рядовой. Интересно, что бы это все значило?
Вижу, как люди в ЦП непонимающе оглядываются друг на друга, на командира. Обычно, любому выходу в море предшествует тщательная подготовка, и времени для приготовления дается предостаточно. Наши сомнения разрешил спокойный и решительный голос контр-адмирала: -
- Товарищи офицеры! Получен приказ штаба флота. Идет на загрузку специзделий!
КЭП на минуту замолчал, потер лоб и, вздохнув, бросил: -
- Автономное плавание!
- Ух, ты! – это восклицание вырвалось у меня как-то непроизвольно. Все, кто был в ЦП, в первые минуты опешили и вопросительно посмотрели на командира.
Адмирал вздохнул, снова потер лоб: -
- А Атлантическом океане на одной из наших лодок вышла из строя турбина. Наша задача – смерить эту лодку. Уходим на сто суток! Командирам боевых частей тщательно осмотреть материальную часть. Докладывать о малейших неисправностях! Обнаруженные неполадки будем устранять во время загрузки изделий.
- Вот тебе – раз! – подумал я, - обычно готовишься заранее, планируешь свои служебные и семейные дела, отправляешь семью на «большую землю». Что им здесь целых три месяца делать? А теперь что?
Примерно о том же подумал каждый из присутствующих.
Ну, да ладно! Куревом запасемся при загрузке. В городке семьям сообщат и без нас. Вот ведь службишка – будь она неладна! Приучаешь себя ко всяким неожиданностям, и каждый раз они тебя захватывают врасплох! Хорошо еще, что матчасть у меня сейчас в норме, и профилактический ремонт только недавно провели. Все крутится, все работает…. Проблем возникнуть не должно!
Включаю свой «шпат», проверяю перекладку рулей. Все отлично! Теперь наверх, на палубу….
Над базой небо заметно изменилось. Оно стало сплошь затянутым тяжелыми, серыми тучами, усилившийся ветер сечет лицо колючими снежинками. Вообщем, все признаки надвигающегося шторма. Тщательно проверяю свое хозяйство на верхней палубе. То тут, то там вскрикивают сиренами подводные лодки. Это готовится к походу группа нашего сопровождения. Первый, самый трудный рубеж американской противолодочной обороны будем проходить под прикрытием наших соседей по стоянке. Потом они вернутся на базу, а мы надежно укрытые бездонной тьмой океанских глубин, двинемся дальше, через просторы Атлантики!
Спускаюсь в лодку, докладываю штурману – моему непосредственному начальнику, о готовности боевого поста. По громкоговорящей связи слышу, как из отсеков поочередно поступают доклады о готовности.
-По местам стоять, со швартовых сниматься!
- Ну, вот и тронулись, - с грустью подумалось мне, ну и Бог с ним! Ну, и будь, что будет!
Переключаю управление рулем на мостик и снова поднимаюсь наверх.
Швартовые команды уже выстроились на своих местах. Занимаю пост у рулевого манипулятора, оглядываюсь на сигнальный мостик. Рулевой-сигнальщик матрос Киселев уже на месте. Молодой еще. Первый год на флоте, но сигнальщик неплохой. Расчехлил прожектор и теперь протирает ветошью стекло.
- Как настроение? – спрашиваю, - прожектор работает?
- Так точно, товарищ мичман, работает! – и для наглядности щелкнул тумблером. За металлическими жалюзи ярко вспыхнул и погас свет.
- Ну, смотри там внимательно! Хорошенько запомни позывные и не забывай, что ты должен первым заметить любую цель. Не дай Бог, командир заметит раньше тебя. Тогда и тебе, и мне «втык» будет!
- Ясно, товарищ мичман!
- Ну как, - спрашиваю, - не боишься в автономку? Все-таки, в первый раз!
- Не то, что бы боюсь, товарищ мичман, только вот здесь, - он приложил руку к груди, - холодок какой-то.
- Ничего, - говорю, - привыкнешь! Главное, делай свое дело, и бояться будет некогда. Не ты первый, не ты последний.
Наш разговор прервал появившийся на мостике командир со старпомом. КЭП поднес к губам мегафон: -
- Отдать носовые!
Провожающая лодку команда на причале сбросила с кнехтов толстые, капроновые канаты.
- Отдать кормовые! Боцман, право руля! Центральный, правая малый вперед!
Лодка медленно, словно нехотя отошла от причала. Стоящий наготове буксир прижался к носу лодки, за его кормой вспенился, закипел бурун.
Бухта довольно узкая, и без помощи буксира субмарине не развернуться. Нос лодки медленно двинулся вправо.
Командир оглядел берега и снова поднес к губам мегафон: -
- На буксире, стоп! Спасибо за работу, возвращайтесь на место!
Коротко тявкнув сиреной, трудяга-буксир отвалил от борта.
- Боцман, курс на выход! Держаться створов!
Начинается моя работа. В море штормит, а здесь, в бухте, спокойно, и лодка легко слушается руля.
- Обе машины самый малый вперед!
За кормой забурлила вода и, скользя по маслянистой темной воде, корабль двинулся к выходу в открытое море!
Глава 2.
Уже сутки за окном купе мелькала сплошная стена леса. Еловые массивы сменились светлыми березовыми, затем гордо высились прямые, как струна, корабельные сосны.
Скорый поезд «Мурманск-Москва» проезжал Карелию.
Александра отложила книгу и, подперев ладонью голову, с тоской наблюдала за улетающими назад столбами, деревьями, будками путевых обходчиков. Рядом тихо посапывал трехлетний Юрка. Видно, сладко ему спалось под мерный перестук колес.
Путь лежал домой, в Орск, к родителям, и в свою забронированную комнату в семейном общежитии.
Но невеселые, унылые мысли не покидали молодую женщину.
- Зачем ей эти поездки туда-сюда? К чему это заполярье и, вообще, замужество? Сережка постоянно в отлучках – то в море, то на учебных сборах! А ты сиди и бесконечно его ожидай. Потом встречай, готовь обеды и ужины…. Ох, уж эта кухня – терпеть не могу! – думала Шура, сдерживая постоянную зевоту. – Теперь вот снова ушел в море на три с лишним месяца! Тоска! И как ему самому не надоело…. Дернул его черт на этот контракт! Мало ему показалось четыре года срочной службы, так в мичманах захотелось походить. Ну и что с того, что зарплата хорошая! Разве в деньгах счастье? А друг его, этот…. Володька Кочан
только и знает, что об автономках, да о бабах своих рассуждать. И что они все нашли в этих лодках? Гробы плавучие….
Александра досадливо дернула верхней губой, и достала из-под сиденья дорожную сумку. Пора бы и перекусить! Выложила на стол колбасу, сыр, баночку красной икры и небольшой складной ножик.
Проснулся попутчик на верхней полке. Он сел на поезд ночью и соседями по купе познакомиться не успел. Свесил вниз голову и спросил: -
- Не подскажете, который час, девушка?
Александра взглянула на часы: -
- Двенадцать ноль-ноль!
- Спасибо, - ответил мужчина, которому можно было дать приблизительно тридцать пять лет. От силы – сорок! Ровная, короткая стрижка и уверенный голос выдавали в нем военного.
Александра невольно прикинула: не ниже майора будет!... Открыла нож, взяла баночку икры.
- Разрешите помочь? – мужчина легко соскочил с полки и присел рядом.
Шура протянула попутчику нож и улыбнулась: -
- Пожалуйста, вы очень любезны!
- Вот, держите, - мужчина протянул Александре аккуратно вскрытую банку.
- Спасибо, - смутилась она, - простите, а вы кто по званию будете?
- О, да вы проницательны, как разведчик! Разгадали во мне военного. Молодец! А по званию я капитан. Ракетчик. Кстати, что же мы так? Давайте познакомимся, - капитан встал, галантно поклонился, протянул руку: -
- Валера!
- Александра, - ответив на рукопожатие, сказала она, - очень приятно!
- Мне тоже, - еще раз поклонившись, ответил Валерий, - давайте вместе пообедаем! У меня тут тоже кое-какие припасы имеются. А это, - он кивнул на спящего малыша, ваш сын?
- Да, - развела она руками, - приходится вот возить с собой! С кем его оставишь?
- Понимаю, - кивнул капитан, и достал из-под стола кожаный, объемистый портфель. Можно поинтересоваться, Саша, куда едем, откуда?
Валерий поставил на стол коробку с вялеными креветками, красивую, импортную банку ветчины и большой кусок вкусно пахнущей красной рыбы: -
- Это семга, - пояснил военный, - так куда вы едете?
- Домой, к родителям! Из Гремихи, - добавила Александра, и махнула рукой в хвост поезда.
- Ясно, - весело сказал Валерий, тонкими ломтиками нарезая ветчину, - муж моряк?
- Да, мичманом на подводной лодке. Постоянно по морям, по волнам. Вот и сейчас на три месяца ушел…. – Александра вздохнула и внимательно посмотрела на капитана.
- Я тоже недалеко от вас служу. На Кильдине. Знаете такой остров?
- Да, муж на карте показывал. Они там, как-то, на рейде стояли. Залив «Могильный» называется!
- Вот видите, - доставая из портфеля бутылку коньяка, сказал капитан, - мы, вроде бы, соседи с вами.
- Может без этого? – Александра кивнула на бутылку.
- О, такого вы еще не пробовали, - покачал головой Валерий, - настоящий французский! Больше десяти лет выдержки. Да вы не волнуйтесь, мы за знакомство и за удачную дорогу понемножку…. Да и для аппетита полезно! – капитан снова пошарил в портфеле и достал два красивых, пластмассовых стаканчика. Налил светлую, янтарную жидкость: -
- Ну, за знакомство!
Коньяк, действительно, оказался превосходным! Александра почувствовала, как жгучая волна вкусной, ароматной жидкости пронизала ее сверху до низу.
- Даже закусывать не хочется, - засмеялась она.
- А я что вам говорил! – поднял указательный палец капитан, - плохого не держим! Но закусывать все равно надо. Вот, пожалуйста, - Валерий подал спутнице тонкий ломтик семги, - ешьте, не стесняйтесь! Это меня жена так упаковала.
- А вы едете….
- В командировку, Саша. Мне часто приходится уезжать из дома. Служба! – Валерий улыбнулся, - вы же сами знаете, что это такое. По крайней мере, должны знать, как жена моряка….
- Да-да, конечно, - закивала Шура, почувствовав невесть откуда взявшуюся досаду:-
- И вы считаете, что это нормальная семейная жизнь?
Капитан слегка пожал плечами, отправляя в рот кусок колбасы: -
- А как же иначе? Мы же военные люди! И если я, допустим, всю жизнь служу, так мне что, прикажете не жениться вовсе? – Валерий засмеялся, - ну что, еще по глоточку?
Александра молча кивнула и задумчиво посмотрела в окно. Проснулся малыш. Сел, потер кулачками глаза: -
- Мама, пить хочу!
Александра взяла со стола стакан остывшего чая: -
- Проснулся? Ну вот, и хорошо! На, чайку попей. Кушать хочешь?
Юрик покрутил головой: -
- Не хочу!
- О, какие мы большие и красивые! – Валерий протянул руку и погладил малыша по голове: -
- Меня зовут Дядя Валера, а тебя как?
Малыш, широко открыв глаза, молча смотрел на незнакомого дядю.
Александра усмехнулась: -
- Ну, скажи дяде, как тебя зовут?
- Юла, - тихо проговорил мальчик и снова потер кулачками глаза.
- Вот и познакомились, - со смехом сказал капитан и, достав из портфеля большой золотистый апельсин, протянул ребенку.
Мальчик, не сводя глаз с Валерия, взял гостинец обеими руками и приложил его к своим губам.
- Что надо сказать дяде? – спросила Шура и благодарно взглянула на капитана.
- Пасибо, - тихо, почти шепотом ответил Юрик.
- Давай, я тебе почищу, - протянула руку Шура.
Мальчик радостно улыбнулся и дал матери апельсин.
- У нас в Гремихе тоже круглый год цитрусовые продают, - сказала Шура, очищая плод, - что ни говори, а какие-то витамины людям нужны.
Валерий встал: -
- Пойду в тамбур, покурю! – Он ласково потрепал малыша по голове и вышел.
Александра отделила от апельсина несколько долек и протянула сыну. Мальчик вкусно зачмокал, а Шура снова, подперев голову ладонью, стала смотреть на улетающие в прошлое леса. Она подумала о капитане и с удивлением заметила, что ей нравится этот веселый красавец-мужчина. Даже больше, чем нравится….
Она невольно представила себя с ним. Представила, как он поднимает ее на руки и куда-то далеко-далеко уносит. Встряхнуло головой: -
- Фу, наваждение какое-то, - неожиданно для себя проговорила она вслух, и улыбнулась сыну тихо и загадочно.
Глава 3.
Полярная, беззвездная ночь закручивала над заливом снежные вихри. Огромное, высокое тело баллистической ракеты висело над лодкой на стальных тросах и матово-зловеще поблескивало в лучах базовых прожекторов.
Погрузка заканчивалась. Стрела гидравлического крана опускала в шахту последнюю ракету.
По расписанию во время погрузочных работ мое место на мостике у включенного рулевого управления. За три часа погрузки холод давал о себе знать. Меховая куртка и толстый водолазный свитер под ней все меньше сохраняли тепло тела. Но это не мешало течению мыслей. А подумать всегда есть о чем. Например, о собственной жене. Странная она! В первую очередь ее странность заключается в безрассудочной холодности. Женщина, без каких либо эмоций. То есть, вообще! Даже в постели. Может думать в самый трогательный момент о чем-то постороннем, или задумчиво водить пальцем по стене. Ссоры в семье штука неприятная. Ссоры с Александрой невыносимая!
Мои мысли прервал прибежавший на мостик матрос Рязанов: -
- Товарищ мичман, большие горизонтальные рули не перекладываются. Мы там проверили на всякий случай – не работает!
- В десятом смотрели насосы?
- Так точно, насосы в норме. Но рули из центрального не перекладываются.
- Так-так, - говорю, - иди, подними Нефедова, он разберется!
- Товарищ мичман, так меня Нефедов и послал к вам.
- Бегом вниз, пусть он оденется и заменит меня.
Матрос козырнул, и его маленькая, щуплая фигурка скрылась в жерле рубочного люка.
- Этого еще не хватало, - с досадой подумалось мне, - теперь, пока все проверишь, сколько времени уйдет!
Поиск неисправности, к счастью, занял не больше двадцати минут – оказался неисправным прибор обратной связи. Вскрыть коробку, зачистить контакт и проверить работу прибора – вот и вся работа! За такой успех решил себя вознаградить. Сходил в кают-компанию и напился кофе с галетами.
Погрузка наверху закончилась. Тело последней ракеты почти скрылось в черной бездне шахты. Пройдет еще два-три часа, пока ракетчики проверят все свои системы. Свободного времени у меня еще предостаточно. Так вот, Александра….
Ссориться нам приходилось частенько. И чаще неизвестно, из-за чего. Ну, взбредет ей в голову вдруг надуться и замолчать. Ни с того, ни с чего! И бесполезно выпытывать у нее причину. Хоть пытай ее, не скажет! И сидишь, как дурак, ломаешь голову: « В чем же я провинился?»
Иной раз до утра не давал спать ни себе, ни ей, пытаясь докопаться до истины. Все впустую!
Кто-то спросит: - А зачем тогда женился?
Отвечу, - а я не знаю! Четыре года отслужил на срочной, приехал домой, и нас сразу же познакомили. Отцы наши работали в одном учреждении. Вот и свели нас….
И ведь не было такого в первые дни нашего знакомства. Холодность была! Но была и надежда, что со временем потеплеет, повзрослеет, что ли…. Ан, нет!
Сейчас, наверное, домой, в Орск едет. С Юриком. Хороший, симпатичный мальчишка. И не капризный, как мать.
На мостик поднялся командир. Щелчок переговорного устройства: -
- По местам стоять, со швартовых сниматься!
Ну, вот и все, поехали! Впереди моя седьмая автономка. Даст Бог, обойдется без особых приключений. Интересно, как там моя Шура сейчас? Если в дороге, то, что делает? Может, спят с Юриком, а может, сидит и молча смотрит в окно. И, может быть, в данную минуту одновременно со мной думает? Она обо мне, а я о ней….
Но, скорее всего, едва села в поезд, как меня из сердца вон! Из памяти тоже! Обидно!
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
23 сентября. Баренцево море. Кольский залив.
Сегодня во время загрузки «годки» сильно побили молодого матроса из трюмной команды, Федорова. Тот или не выполнил какого-то их требования, то ли нагрубил кому….
Ходил разбираться. В четырехместной матросской каюте сидело пятеро моряков, служивших на флоте по последнему году. На мои вопросы, что, да как? – один из них, Крупнин, усмехнулся: -
- Так этот салажонок к вам жаловаться прибегал?
- Да нет, - говорю, - мне другие молодые рассказали. Не пора ли, мужики, кончать этот беспредел?
- Товарищ мичман, мы ближе всех к молодым, и нам здесь видно, что к чему…. Вы же прекрасно понимаете, что дисциплина, в основном, держится на годках!
- Вы нам не мешайте, - вставил другой, а то мы опустим руки, они совсем разболтаются! Даже вас начнут посылать куда подальше….
- Так нельзя же, - говорю, - вот так жестоко, по бандитски! Подай он на вас рапорт командиру – и все…. трибуналом пахнет!
- Не в первый раз, товарищ мичман! Жаловаться никто не посмеет! А показать что к чему, некоторым, которые не понимают слов, очень даже нужно! Да вы не беспокойтесь, все будет хорошо, и дисциплину на корабле мы вам гарантируем. Только рук нам не обрубайте!
А я вспомнил свою молодость. Как пришел первый раз на лодку девятнадцатилетним пацаном. И, ох, как доставалось поначалу от годков! И били, и заставляли зубной щеткой толчки драить. Всякое было…. Пока сам не стал годком, и проделывать с молодыми то же самое. Конечно, годковщина – дело поганое, незаконное, но, видимо, изжить его удастся еще не скоро. Пусть старая, но, пока еще, флотская традиция, переходящая из поколения в поколение.
Снегопад уже прекратился, но чувствовалось, что ветер усиливается. Остался позади погрузочный причал, получено «добро» на выход из залива, и лодка быстро шла вдоль диких, пустынных берегов. Верхушки волн все гуще покрывали белоснежные гребешки. Началась килевая качка. Нос субмарины то высоко поднимается, то опускается по самую палубу в кипящую воду.
- Обе самый полный вперед! Боцман, держать курс Ноль градусов!
За кормой лодки вскипела вода, и корабль резко увеличил скорость. Нос корабля почти полностью зарывается в воду, белоснежные усы волн отходят от форштевня чуть в стороны и красиво обрамляют весь корпус. За кормой обозначился светлый кильватерный след. Картина, я вам доложу, изумительной красоты, когда атомоход полным ходом идет в надводном положении.
Их переговоров КЭПа со штурманом я понял, что до точки погружения идти ровно три часа. Вглядываюсь в небо над головой, вслушиваюсь в гул ветра в надстройке. Невольно начинаю глубоко и часто дышать. Скоро ничего этого не станет. Ни неба, ни ветра, ни чаек, как всегда сопровождающих корабль. Весь мир изменится.
Замкнутое пространство, неоновое освещение и неумолчный гуд приборов. Полторы сотни человек составят маленькое автономное государство со своими законами, укладом, традициями, с полной оторванностью от остального мира. Единственная наша привилегия – радиоэфир. На сеансах связи радисты принимают и передают сообщения. О последних событиях в мире экипаж узнает своевременно.
Объявили боевую готовность номер «два», и меня на руле сменил матрос Рязанов. Через час обед. Жаль, что обедать придется в надводном положении. Чем дальше мы отходим от залива, тем ощутимее становится качка. Спускаюсь вниз, иду в свою каюту. Широко расставив ноги и держась за переборки. Сосет под ложечкой, и слегка кружится голова. Каждый моряк переносит морскую болезнь по-своему. Одних просто мутит, у других болит голова, третьи ничего не могут есть и постоянно блюют, четвертые, наоборот, испытывают приступы бешеного голода, и готовы поглощать все подряд в огромных количествах. К последним отношусь я сам и считаю, что мне в этом плане повезло. Тем более, я в детстве отличался отменным аппетитом. А в условиях автономки подводники чем-чем, а в еде не обижены.
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
Тот же день. 15 часов. Баренцево море.
С этого момента начинается отсчет времени автономки. Надеяться нам отныне не на кого. Продуктов у нас достаточно. Кислород вырабатываем сами, пресную воду тоже. На борту имеется кинопроектор. Фильмами запаслись….
И вот долгожданная команда: -
- Срочное погружение!
Меня эта команда застала на послеобеденном отдыхе. Я лежал, не раздеваясь в каюте, и думал о предстоящем походе. Об Александре и маленьком сыне.
В центральном у пульта уже сидит старшина первой статьи Проворников Володя. Сейчас он вертикальщик. Сажусь рядом, в соседнее кресло, включаю пульт, проверяю перекладку рулей. Проворников сидит, почему-то, хмурый – чем-то расстроен. Потом надо будет расспросить, в чем дело. На всякий случай все же спрашиваю, все ли в порядке? Он подумал, что я интересуюсь материальной частью, ответил утвердительно. Значит, его мучает что-то другое. Мы сидим, почти касаясь друг друга плечами.
Наверху послышался приглушенный удар. Это захлопнулся верхний рубочный люк! В ЦП вошли КЭП и старпом: -
- Заполнить среднюю группу!
Слышно, как вода с шумом врывается в балластные цистерны.
- Боцман, погружаться на глубину 100 метров!
Лодка с дифферентом на нос пошла вниз. Стрелка глубиномера поползла вправо, отсчитывая метры.
- Глубина 100 метров!
Щелкнул динамик: -
- Осмотреться в отсеках!
- Боцман, погружаться на глубину 300 метров!
Перекладываю рули на погружение. Субмарина клюнула носом и пошла на заданную глубину. Кисти моих рук легко касаются рукояток манипуляторов. Легкое движение больших пальцев, и лодка накренилась на нос еще больше.
- Глубина 300 метров!
Командир стоит в центре ЦП и внимательно вглядывается в многочисленные приборы.
- Механик, обе средний вперед!
Я почувствовал, как моя спина слегка вжалась в спинку кресла. Атомоход помчался через черную океанскую глубь.
В момент погружения я всегда ощущаю нечто таинственно-волнительное. В любом случае, это меняет не только настроение, но и весь уклад жизни. Наверное, то же происходит и с космонавтами при выходе ракеты на орбиту.
- Самый полный вперед!
Моя спина еще сильнее вдавилась в кресло. Подлодка со скоростью скорого поезда устремилась в таинственный мир Атлантики.
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
22 сентября. Норвежское море. 23 часа.
Уже несколько часов идем на рабочей глубине. КЭП поздравил экипаж с началом выполнения боевой задачи. Где-то в глубинах нас ожидают такие же парни, как и мы. Точно в заданном районе мы незримо встретимся и поход для той лодки можно считать законченным. Счастливчики!
Мы же продолжим боевое патрулирование с севера до тропических широт и обратно. Впереди главное испытание – преодоление первой линии противолодочной обороны. Акустики хорошо слышат две сопровождающие нас лодки и постоянно докладывают КЭПу о контакте. Пока все идет как запланировано!
Внезапно заболел матрос Рязанов, мой подчиненный. Положили в лазарет. Я ходил к корабельному врачу, капитану Николаеву. Оказывается, у Рязанова нервный срыв. Ведь это его первое погружение. Сильно переволновался и получил что-то вроде шока. Доктор говорит, что ничего тут страшного нет. Сутки отлежится и в строй, на вахту! Пока же придется распределить время на оставшуюся рулевую команду. Ну, это не страшно! Говорил с Проворниковым по поводу его настроения. Оказывается, перед выходом в море он получил неприятное известие. Его девушка вышла замуж. Не дождалась моряка. Как мог, успокоил его, говорю: -
- Плюнь! Недостойна она тебя! Подумай, кто ты, и кто она…. И, вообще, будь мужчиной! Вернешься домой, все девчонки твоими будут!
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
Граница Северного и Норвежского морей. 18.00.
По кораблю объявлен режим тишины. Приближаемся к линии ПЛО. Скорость хода снизили до минимальной.
«Мы по отсекам
В мягких сланцах.
И тишина, и чуток сон!
Мы – тень «Летучего Голландца»,
Мы – затаенный вздох времен»….
Глубину погружения, наоборот, увеличили до максимальной. Небо над этим районом систематически бороздят противолодочные самолеты стран НАТО. Они, заразы, контролируют глубины при помощи акустических буев, которые сбрасывают в море. Постоянно патрулируют противолодочные же корабли. Прорваться через такие заграждения задачка не из легких.
Рязанов оклемался быстро и сегодня заступил на вахту. Сидит за вертикальным рулем. Но бледность с его лица еще не сошла. Малейший перепад давления в отсеках воспринимает настороженно, с внутренним напряжением. Я сижу рядом, гляжу на него и бодро улыбаюсь: -
- Да ты расслабься, Костя! Подумай, если весь экипаж будет вот так бледнеть и трястись, то далеко мы не уйдем.
- Не знаю, товарищ мичман, но мучает меня, то ли предчувствие чего-то хренового, то ли еще что….
- Ну, это у тебя синдром глубины, иногда, по первому разу, бывает так.
Матрос поинтересовался, а был ли у меня самого синдром этот?
И я вспомнил, как десять лет назад впервые вышел в море. Был не то, что бы страх, а чувство схожее с тем, которое испытываешь на качелях, когда они с высоты устремляются вниз. Захолонет сердце, и будто холодом всего обдаст.
- Был, - говорю, - синдром, нов обморок не падал. А ты прямо как красная девица!..
Матрос только покраснел и крепче вцепился в манипулятор.
- Ну, ты что в него вцепился? Поставь на автопилот и расслабься…. Вот так, молодец!
Лодка медленно, словно крадучась, шла на большой глубине. Где-то позади, по сторонам шло наше сопровождение. В динамике, за моей спиной звенькали эхом акустические посылки. Акустики вслушивались в глубины. Мир звуков океана настолько богат, что неискушенному уху разобраться в нем почти невозможно. Здесь и косяки проплывающих рыб, и переклички китов, и клеканье касаток. Кроме того, спешащие по своим делам торговые корабли, рыболовные траулеры, шумы винтов которых опытный акустик никогда не спутает с противолодочным кораблем, или подводной лодкой.
- Центральный! – громкий голос акустика, мичмана Родионова взорвал тишину отсека, акустический буй слева девяносто, дистанция - десять кабельтовых!
Дежуривший в ЦП старпом по переговорному устройству тут же доложил о контакте командиру. Через минуту КЭП был уже на месте: -
- Боевая тревога! Право руля! Обе турбины самый полный вперед!
Ну, все, мы на крючке! Нас засекла аппаратура буя, теперь о контакте с нами узнает противолодочная авиация. Будут задействованы военно-морские силы США в этом районе. Сообщение об обнаружении русской субмарины немедленно уйдет в Пентагон…. Ну, ничего, авось прорвемся! Хотя, надеяться на «авось» - последнее дело.
Лодка резко увеличила скорость, я получаю команду погружаться на максимальную глубину и отжимаю манипулятор от себя. Главное сейчас, уйти от буя как можно дальше. А затем мы, по идее, должны затаиться и грамотно сманеврировать. Все должно получиться. КЭП мужик головастый, и опыта ему не занимать. «Адмиралов» за здорово живешь, не присваивают! Беспрерывно поступают доклады акустиков. Расстояние от буя увеличивается. Но контакт еще достаточно сильный. И, вдруг, новая неприятность. Сигнал буя приняла американская подлодка. Это уже совсем плохо! Звуки акустического импульса чужого корабля хорошо слышны в ЦП: -
- Пью-ю-ю-у-у, пью-ю-ю-у-у….
Из разговоров в ЦП понимаю, что контакт мощный, и «сели нам на хвост» капитально!
В отсеке повисло тревожное молчание. И, вдруг: -
- Боевая тревога! Первый и второй торпедные аппараты к выстрелу приготовить!
Напряжение передалось на весь корабль, и мне подумалось, что все правильно, и излишняя предосторожность не помешает. Никто ведь не знает, что там, у них на уме. Если надумают атаковать, мы должны немедленно среагировать. На полном ходу делаем полную циркуляцию, затем противолодочный зигзаг. Обе сопровождающее нас лодки выполняют свою задачу, стараясь отвлечь противника на себя. На какое-то время нас потеряли из виду. Но радоваться долго не пришлось. Контакт возобновился! Матрос Рязанов побледнел еще больше и рукоятку манипулятора так сдавил в ладони, что даже пот на лбу выступил! Сильно толкаю его кулаком в плечо: -
- А ну, расслабься, - шепчу, - или заменить тебя?
Но ему на смену уже явился старшина 1 статьи Проворников. По боевой тревоге его место именно здесь.
Рязанов глубоко вздохнул, передал управление и быстро исчез.
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
24 сентября. Северная Атлантика. 23.00
Ура, нас потеряли! КЭП выбрал самый удачный момент и дал приказ остановить обе турбины. Лодка неподвижно повисла в пучине.
«Запрет на шум –
Так, значит, надо!
На громкий разговор запрет….
И лишь акустика доклады: -
Все хорошо, контактов нет!»
Чужая субмарина пронеслась над нами и несколько в стороне. Прошло время – час, а, может быть, два. Американцы проскочили мимо, затем вернулись и сделали полную циркуляцию.
В центральном все сидели с каменными лицами, невольно сдерживая даже дыхание.
Пронесло!.. Мы медленно, очень медленно и тихо двинулись по своему маршруту.
Глава 4.
Сентябрь в этом году выдался холодным и дождливым. Ветер вздыхал и ворочался в кучах опавшей, волглой листвы. Недавно прошел дождь, и воздух в городе был насыщен влагой и ознобом.
Александра шла от матери с испорченным настроением. Еще в поезде «Москва-Орск» ей пришла мысль больше не возвращаться на север, а ждать Сергея дома. Ведь он и так каждый год приезжает в отпуск. Два-три месяца срок достаточный, что бы побыть вдвоем – думала она. Шура пыталась доказать матери правильность своего решения – мол, и с сыном мотаться накладно и Сергею до окончания контракта осталось каких-то два года….
- Чего это тебе, дочка, в голову взбрело? – хмурилась мать, - а ты подумай, каково ему там одному придется? Ни проводить, ни встретить некому. А Юрка…. Ты собираешься его без отца оставить?
- Мама, не впадай в крайности, - с раздражением отвечала Александра, - куда он денется? Устала я с ребенком туда-сюда летать! Да и там, на севере, почти всегда одна. Он постоянно в море уходит. По неделе, по две его нет. А то и месяцами пропадает. Да я его лучше здесь буду ждать! И ты рядышком, и комната наша в общаге под присмотром будет.
- Ты подумай, дочь, хорошо ли это? Муж приходит из плавания, а его никто не встречает. Не оставляй его одного. Кстати, как он сам к этому относится?
- Да он еще не знает о моем решении.
Мать укоризненно покачала головой: -
- Ох, Шурка, потеряешь ты его. Не боишься, что другую найдет? Юрика пожалей!
Александра шла к трамвайной остановке и чувствовала, как растет и ширится в ней досада на весь мир. На Сережку с его подводными лодками, на мать, не желающую ее понять, на Юрку, которого приходится всюду таскать за собой, на погоду занудную.
Еще, она чувствовала жалость. Ей было до слез жаль себя. Ощущались отчуждение и брошенность. Да-да! Ее, молодую, красивую женщину все бросили, не понимают. Даже капитан этот, Валера, в поезде не одобрил ее. А ведь какой красавец-мужчина! А она, фактически, предоставлена сама себе. И что вы прикажете делать в таком случае? Ведь годы то уходят, а для себя еще не жила. Нет уж, с меня хватит!
Поднявшись на третий этаж семейной общаги, Александра огляделась. Длинный, полутемный коридор как всегда был грязен и неуютен. Возле дверей стояли мусорные ведра, ночные горшки, старая, стоптанная обувь. И запах! Традиционный запах любого общежития.
Шура открыла комнату, быстро разделась и поставила на плитку чайник. Достала из стенного шкафчика красивый, розовый халатик, привезенный Сергеем из Эстонии. В прошлом году его экипаж ездил в центр межрейсовой подготовки.
Она переоделась и прилегла отдохнуть на диванчике. Закрыв глаза, она стала думать о себе, Сергее и о сыне….
Разбудил её острожный стук в дверь. Она встала, поправила перед зеркалом прическу. На плитке давно кипел чайник. Окно занавесил сумрак осеннего вечера. Стук в дверь повторился. Александра подошла, открыла. На пороге стоял Анатолий, сосед!
- Здравствуй, Шурочка, с приездом!
- А, Толя, проходи! – Александра улыбнулась и впустила полноватого молодого человека лет тридцати.
- Надеюсь, ты одна?
- Одна, одна, Толик, - Шура прильнула к мужчине, положив руки ему на плечи.
Анатолий обхватил ладонями ее лицо: -
- Соскучилась?
Александра молча прильнула к его губам: -
- А ты не спрашивай…. Чай будем пить?
- И только то? Год не виделись, а ты меня чаем угощаешь?
- Извини, милый, но у меня больше ничего нет.
- Так я быстро сбегаю, ладно?
Александра молча поцеловала соседа: -
- Ты иди в магазин, а я что-нибудь на стол организую.
Анатолий быстро вышел, а Шура принялась хлопотать по немудреному хозяйству комнаты.
Глава 5.
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
28 сентября. Северная Атлантика.
Вторую линию ПЛО проскочили благополучно. Она не так напичкана противолодочными средствами, как первая. Вместе с подводными течениями проплывают обычные, размеренные будни. Стоим на вахтах, обедаем, чаёвничаем. Проводим занятия по специальности. По вечерам свободные от вахты смотрят в кают-компании фильмы.
На лодке тишина, если не считать вгоняющего в сон гуда приборов. Мы сейчас в нейтральных водах где-то у берегов Северной Америки. В наших шахтах наготове ракеты с ядерными боеголовками. В каждой заранее заложена программа, определена цель. Практически, им доступна любая точка земного шара. Мы – остроотточенный меч в ножнах прочного корпуса лодки.
Час назад подвсплывали на сеанс радиосвязи. Кроме обычной служебной информации, мы получаем последние новости с материка. Американцы, как всегда, кричат о советской ядерной угрозе. Мы тоже в долгу не остаемся. Их подлодки так же патрулируют вдоль наших берегов. И у них, у нас руки на красных стартовых кнопках. В пространстве витает напряженность. Особенно остро она ощущается здесь, в океане. (Холодная война, будь она неладна!)
29 сентября. 4 часа утра.
Только что сменился с вахты. Сегодня на посту видел «чудо». Раньше я только слышать мог о подобных явлениях. Вроде сна наяву…. Рули, по обыкновению, на автопилоте. Есть возможность поразмышлять некоторое время. Смотрю в угол центрального поста. Вижу, стоит Надя. Моя первая девочка, первая юношеская любовь. Познакомились мы, когда мне минуло пятнадцать лет. Когда мне исполнилось девятнадцать, проводила она меня на флот и ждала четыре года. А когда до демобилизации осталось два месяца, вышла замуж! Не злая ли воля судьбы? А ведь как любили друг друга. Так можно любить только в юности, в первый раз.
- Так вот, гляжу в угол ЦП и, вдруг, увидел ее. До того ясно и отчетливо было это видение, что от неожиданности я опешил. Она стояла в голубой блузочке, черной расклешенной юбке, и смотрела прямо на меня. Во всей её фигуре было стремление шагнуть ко мне. Даже улыбалась она как-то напряженно, но не могла сделать ни шага. Тряхнул головой, видение не исчезло. Я даже привстал в своем кресле. Фантом моей Нади слегка покачнулся. Зыбко, словно туман. Отвел глаза, осмотрел приборы на пульте, когда снова посмотрел в угол, Нади уже не было. Вот и не верь после этого в астральный мир…. А, может, это хрономираж? Видение из прошлого? Иначе человек не может в полном бодрствовании и здравом уме увидеть такое….
Да, такое запоминается на всю жизнь! Тем более, видение явилось ко мне еще раз и даже спасло мне жизнь. Но об этом позже….
30 сентября. Атлантика.
И, все-таки, случилось то, чего я всегда боялся. Заклинило большие горизонтальные рули.
Корабельные часы показывали 12 часов, 10 минут. Я только что пообедал, быстренько посетил курилку и заступил на вахту. Мои четыре часа обещали быть спокойными. Никто, никаких тревог не ждал. Но разве можно быть
застрахованными от неожиданностей…. Тем более здесь, в мрачных, океанских глубинах. Дежурного офицера сменил капитан второго ранга Вишняков. Моряк довольно молодой для такого высокого звания. Но что поделаешь, на атомоходах офицеры растут быстро – ответственная должность и сложность техники…. Хотя, чисто мореходного опыта им, порой, не хватает.
Мои рули в режиме автомата. Глубина обычная, рабочая, скорость порядочная…. В ЦП тихо, никто не разговаривает. Люди молча переваривают обед и делают свое дело. Мерно пощелкивает эхолот. Как всегда тянет подремать. Указатели перекладки рулей слегка покачиваются. В раздумьях я не заметил, как начал сползать со своего кресла. Бросил взгляд на приборы и обомлел. Указатель больших горизонтальных рулей стоял на погружении, и лодка быстро набирала глубину.
- Заклинило большие горизонтальные рули! - закричал я.
Вся вахта центрального поста сгрудилась за моей спиной.
- Аварийная тревога! Заклинка рулей! – пронеслось по отсекам. Прерывисто заголосили звонки громкого боя. Лодку все круче заваливало на нос. С холодной испариной на лбу перекладываю все остальные рули на всплытие. Вбежал КЭП: -
- Обе турбины полный назад!
Пока сработал реверс на турбинах, лодка провалилась на критические глубины. Защелкали динамики: -
- Центральный, в десятом текут сальники клапанов!
Те же тревожные доклады из других отсеков. Командир уселся рядом со мной в кресло вертикальщика: -
- Что случилось, боцман?
В растерянности развожу руками и объясняю суть дела….
- Старшине первой статьи Проворникову срочно явиться в центральный пост!
Это стармех по громкой связи вызвал мне подмогу.
- Продуть среднюю группу!
Воздух высокого давления заревел в балластных цистернах, выдавливая из них воду. Отчетливо слышится потрескивание корпуса субмарины. Чувствую, как по спине стекают струйки пота. Еще он заливает глаза. Тихий такой, противный липкий страх выдавливает из меня последние капли влаги. Лицо командира смертельно бледное, но, на удивление, совершенно спокойное. Мне бы такую выдержку!
Наконец, лодка остановила падение, и стрелка глубиномеры повисла на цифре, о которой даже подумать жутко. Держась за все возможные выступы, бегу через весь корабль в десятый. Лодка висит, высоко задрав корму. В отсеках сорвалось с места и улетело к носу все, что было не закреплено. Люди, естественно, тоже.
Первое, что необходимо осмотреть, это насосы переменной производительности….
Кое-как добираюсь до десятого. Так и есть! Раскрутился и вывалился болт на тяге перекладки руля. Запрашиваю центральный на временную остановку насоса. Какая-то салага не поставила контргайку. Или Рязанов, или Киселев…. Потом разберусь. Все, слава Богу, что неисправность небольшая и не пришлось долго её искать. Включил насос. Рули ожили, и лодка немедленно выровнялась!
По отсекам прошелестел вздох облегчения. Защелкали динамики: -
- Отбой аварийной тревоги! Осмотреться в отсеках!
Глава 6.
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
15 октября. 13.00. Атлантика.
У нас на траверзе Южная Америка. Вода за бортом как парное молоко. Это, конечно, если сравнить с водами Ледовитого океана.
Моряки устроили себе своеобразный бассейн. Выбрали самый большой и просторный трюм. Натянули огромный, водонепроницаемый брезент так, что бы образовалась большая, глубокая чаша. Наполнили ее забортной водой и купаемся. Наш бассейн пять метров в длину и три в ширину. Можно даже немного поплавать. Приятно и, главное, полезно для здоровья! Мы даже загораем в походах. В кают-компании наш корабельный доктор устанавливает кварцевую лампу, и мы в защитный очках, дозированными порциями получаем недостающий нам кусочек солнца. Так что, к концу похода мы все немножко загорелые. Молодой штурман лейтенант Забурин шутит: -
- Вернусь домой, жена не поверит, что в автономке был, скажет; - Признавайся, где пропадал, подлец?
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
20 октября. 23.00.
На траверзе Гибралтарский пролив. Здесь вход в Средиземное море. Когда-то давно, еще на срочной службе, мне пришлось побывать в этих местах. На «дизелях» я тогда служил. Ходил в средиземку для усиления нашей тамошней эскадры. Полгода любовались тогда тропическим побережьем чужых стран, изумительным цветов воды Адриатического моря и другими чудесами. Для нас, северян, все это было ново и страшно интересно! Сейчас бы туда!.. Всплыть и окунуться в чудесный, теплый мир средиземноморья. Но всплытие для нас, в любом случае, исключено! И чем дальше мы уходим на юг, тем сильнее тоска по твердой земле под ногами. Пока что время для нас летит быстро и незаметно. Оно тянуться будет потом, когда останутся последние десять дней до всплытия. Потом будет томительное ожидание, праздник последних часов под водой кульминационный момент похода – всплытие! Оно произойдет в той же самой точке, где мы, когда-то, погрузились. А пока…. Пока утомляющее однообразие, порой тоска. Встряхивают учебные боевые и аварийные тревоги. И времени для безмятежного отдыха не так уж и много. Читать книги надоедает. Смотрим фильмы. Некоторые по нескольку раз. «Белое солнце пустыни» побил все рекорды. Восемнадцать раз за автономку посмотрели! А сегодня решили поразвлечься – прокрутили фильм задом наперед. Вот смеху-то было!
26 октября. 2 часа ночи.
Акустики услышали шум винтов нескольких кораблей. Объявлен режим тишины. Лодка опустилась на предельную глубину. Оказалось, что это американский авианосец в сопровождении чуть ли не эскадры боевых кораблей. Армада медленно двигалась с юга на север. Мы замедлили ход до минимального. Разбудили командира. КЭП втиснулся в рубку акустиков и пребывал там, пока опасность быть обнаруженными не миновала. Сладко позевывая, он обошел центральный пост и удалился досматривать свои земные сны. Дали средний вперед и лодка помчалась дальше, к Индийскому океану!
Вспомнил жену с сыном. Как она там? Интересно, беспокоится ли за меня Александра? Думаю, что нет. А что, деньги имеются, сына есть кому поручить. Гуляй – не хочу!
Что-то нехорошее зашевелилось на сердце, «заскребли кошки». Мрачные мысли полезли в голову…. Говорить о них не хочется. Он промелькнули и исчезли. Это я их сам прогнал! Да какое я имею право думать нехорошо о женщине, о жене? Черт побери, чего только не взбредет в голову с тоски!
Разболелась голова. После вечернего чая сижу в своей каюте и думаю. Обо всем понемногу. До моей вахты два с половиной часа. В ноль-ноль мне заступать. Лег, уставившись в потолок.
- Нет, наверное, отслужу свой контракт и на ДМБ, домой ! Хватит! А, с другой стороны, что на гражданке делать? Здесь хоть зарплата приличная…. Не заметил, как провалился в вязкую массу полусна, полубодрствования. И вдруг, словно разрядом электричества: -
- Сереженька….
Открываю глаза. В каюте около двери стоит моя Надя. Да, да, опять она! Наваждение? Может быть! Но приятное, черт побери!
Так вот стоит она, безвольно опустив руки, и печально улыбается. Я понимаю, что не могу встать и подойти – она тут же исчезнет. Затаив дыхание, боясь пошевелиться, смотрю на нежный девичий образ. Готов поклясться, губы у неё не шевелились, но в моей голове явственно прозвучал ее голос: -
- Мальчик мой…. Мальчик мой, - эхом пронизало все мое существо. Глаза наполнились невольными слезами, и вот уже соленые капельки текут по щекам, обжигают так, что даже сердцу горячо стало. Фигурка девушки качнулась неверной дымкой и стала пропадать: -
- Береги себя, милый, - коснулось моего мозга теплой волной, и мираж исчез. Л
Лежу ошарашенный и плачу как мальчишка. Боже ж ты мой, что же это такое? Все ли со мной в порядке, не спятил ли я? Происходит ли с другими подобное? Только намного позже я узнал, что иногда и с другими это происходит. Но тогда я ничего не понимал. Надя ведь любила меня! Даже когда замуж вышла! Так получилось, что её вынудили это сделать. Проходили годы, но мы так и не смогли забыть друг друга. Она была моей первой девочкой и, ах, Боже мой, как прекрасно было это время!
В центральный пост я шел слегка одурманенный пережитым явлением.
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
28 октября. Южная Атлантика.
Сегодня пересекли экватор, устроили праздник Нептуна! Наш ракетчик Петя Павлов, мой одногодок, нарядился царем морей и океанов. Набедренная повязка, корона, борода, трезубец были заранее изготовлены, и Нептун получился хоть куда!
Свое шествие он начал с первого отсека. Его сопровождала шумная, измазанная сажей, хвостатая компания водяных чертей. В отсеках гремели взрывы смеха. Вид переодетых для праздника матросов был настолько живописен и забавен, что даже никогда неулыбающийся капитан 1 ранга Вязов прыснул со смеху, когда процессия ввалилась в центральный пост. Черти кривлялись и прыгали вокруг своего повелителя, который громогласно поздравил всех присутствующих с приходом в его владения. Потом вручил КЭПу огромную памятную медаль со своим изображением и бутылку шампанского. Деловито осведомился, есть ли на сём корабле провинившиеся, не соблюдающие морских законов и впервые вышедших в море? Вопрос был задан Вязову. Тот серьезным тоном назвал количество молодых матросов и попросил не казнить их, а миловать, так как моряки они старательные и делают все, что бы не опозорить флот! Нептун выслушал и приказал: -
- Посему повелеваю – всем салагам явиться на крещение к корабельному бассейну!
- Есть! – старпом шутливо козырнул царю и щелкнул тумблером «каштана»: -
- Молодым матросам, свободным от вахты, явиться к бассейну, - разнеслось по кораблю.
В трюме уже собралась братва и, обступив бассейн, с интересом ожидала начала представления. Впервые вышедших в море на лодке было четверо. Двое из них мои подчиненные – Киселев и Рязанов!
Нептун грозно обвел взглядом собравшихся: -
- Все ли в порядке на этом корабле, чисто ли, сытно ли?
- Все у нас в порядке, ваше величество! Чисто и сытно!
- Добро пожаловать в мои владения, матросы! Обещаю вам моё покровительство и благоволение! – Нептун сделал шаг вперед, пристукнул трезубцем, - Есть ли среди вас отроки, посетившие мои владения в первый раз?
- Есть, - заговорили со всех сторон и вперед вытолкнули четырёх «счастливчиков».
Салаги смущенно улыбались и с опаской поглядывали на устремившихся к нм чертей.
Черти с кривляниями и воплями схватили молодых матросов, и подвели к Нептуну. Один из чертей деловито откручивал с переборки здоровенный плафон.
- Готовы ли вы принять морское крещение, дети мои? – вопросил царь, грозно оглядывая именинников.
Те вытянулись по стойке «смирно»: -
- Готовы, ваше величество!
Один из чертей протянул Нептуну плафон, заполненный забортной водой.
- Дабы укрепился ты телом и духом и стал истинным сыном моря, испей сей кубок!
Матрос взял плафон обеими руками и нерешительно огляделся.
- Пей, пей, - разом заговорили кругом, - если не хочешь остаться салагой до конца службы.
Первым оказался мой Киселев. Он понюхал воду и посмотрел на меня. Я ж стоял с самым серьезным видом и кивнул утвердительно.
Когда-то мне тоже пришлось принимать подобное крещение. Только не на экваторе, а в Баренцовом море, при первом погружении. Здесь же решили дойти до нулевого меридиана.
Киселев прильнул губами и, зажмурившись, стал пить. Было видно, как судорожно дергается его кадык. Тут, главное, чтоб не стошнило, иначе крещение будет считаться недействительным и процедуру придется повторить снова. Но мой парень оказался молодцом! Выпил-таки все до капли! Черт подскочили к моряку с воплям восторга, подняв его за руки, и за ноги в воздух, раскачали и бросили, как есть, в одежде, в бассейн!
- Да будет так! – провозгласил Нептун, и все весело захлопали в ладоши. Ту же процедуру повторили с остальными. Царь поздравил посвященных со званием истинного моряка и в сопровождении свиты удался. Все направились в столовую, Где уже ожидал праздничный обед! На каждом столе стояли бутылки с сухим вином, красовались в глубоких тарелках румяные яблоки, и в центре каждого стола высились живописные торты, на которые наш кок, мичман Самохин Коля, был мастак!
Глава 7.
Давно миновали экватор, и лодка продолжала свое патрулирование. Справа по траверзу Бермудские острова. Знаменитое местечко!
Сколько кораблей и самолетов сгинуло здесь бесследно…. Океанское дно в этих местах, наверное, усеяно обломками цивилизаций. А, может быть, все это досужие домыслы? Никто толком не знает! Вот мы идем, и все у нас нормально. Приборы не зашкаливают, аппетит у всех отменный! Никто не болеет и с ума не сходит. Ну, хоть что-нибудь для разнообразия произошло бы…. Не смертельное, конечно. А то, типун мне на язык.
А встряска какая-то нужна. Все надоедает – вахты, обеды, занятия, тренировки. Все всем обрыдло. А друг другу надоели – ужас! Одни и те же лица мелькают изо дня в день. Глаза бы не смотрели! Кое-кто начинает психовать, срываться по пустякам. Понимаю, что это издержки подводного быта. И давно бы пора привыкнуть, сколько уже автономок пройдено! Но нет, привыкнуть к этому невозможно. Синдром замкнутого пространства захватывает весь экипаж. На что наш КЭП человек выдержанный и спокойный, и тот время от времени становится нетерпимым, и тогда на глаза ему лучше не попадаться. Начинает строжничать, придираться ко всяким мелочам, недовольно ворчать.
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
10 ноября. Район Бермудских островов.
Наступила ночь, и мне, как обычно, с нуля часов заступать. После вечернего чая лег вздремнуть перед ночным бдением. Немного почитал, пока не почувствовал, что глаза слипаются. Проснулся словно от толчка в плечо. У двери стояла Надя и тянула ко мне руки. Я улыбнулся уже привычному миражу и посмотрел на часы. Было полвина двенадцатого. Несколько минут мог бы еще поспать. Надя тянула руки и звала за собой. Её голос звучал в голове умоляюще настойчиво: -
- Мальчик мой, вставай же, иди на вахту, - девушка сделала приглашающий жест рукой. Один раз, другой…. Но каким зыбким и неверным было на этот раз видение. Словно дрожь пробегала по нему. Потом вся нижняя часть тела исчезла. Осталась голова и протянутые в мольбе руки. От моего сна не осталось и следа. Я встал и шагнул к двери. Видение тут же исчезло! Как в тумане подошел к умывальнику, и плеснул в лицо порцию холодной воды. Голова прояснилась, я неторопливо оделся и вышел. Сменю Рязанова пораньше. Со мной ничего не случится, а молодому моряку лишние минуты отдыха за праздник!
Конечно, Рязанов удивился моему раннему приходу: -
- Что, товарищ мичман, не спится?
- Иди, иди, отдыхай!
Довольный Рязанов сдал пост, мы доложили, как положено, о смене вахтенному офицеру, и матрос выбежал из центрального поста. Сейчас покурит и спать! И тут: -
- Центральный пост, пожар в девятом отсеке, - загремели динамики.
- Аварийная тревога! – тут же среагировал центральный.
Звонки громкого боя всполошили весь корабль! У меня внутри все похолодело. Я ж только что ушел оттуда…. Жилой отсек! Там же нарда полно! Боже ж мой, что там могло загореться?
- Центральный! – голос вахтенного из девятого снова прорвался в ЦП, - горят химические фильтры! Дым…. Я ничего не вижу.
Сквозь треск и шум в динамике прослушивались встревоженные голоса моряков.
Командир, старпом, замполит и особист появились в ЦП почти одновременно. Вслед за ними вбежал старший механик. Командир склонился над переговорным устройством: -
- Девятый, всем надеть изолирующие дыхательные аппараты, приступить к тушению пожара. Отсек никому не покидать. Это приказ! Вы меня поняли?
В ответ динамик что-то толи пробурчал, толи пробулькал….
- Старпом, выставить часовых у выходов из аварийного отсека! Никого не впускать и не выпускать. Боцман, всплывать на перископную глубину!
Перекладываю рули на всплытие. Лодка медленно поползла вверх.
- Черт побери, а ведь действительно девятый открывать нельзя, - подумал я, напряженно следя за приборами, - соседние отсеки мгновенно заполнятся дымом. Еще больше людей пострадает.
- Девятый! – кричит КЭП, сколько у вас людей? Доложите обстановку!
- Центральный, - голос вахтенного был приглушен, моряк кричал через маску аппарата, - в отсеке двадцать четыре человека. Пытаемся тушить пожар, есть опасность возгорания регенеративного вещества. Сильный дым, ничего не видно….
- Иванов, ты молодец! - голос командира был спокоен, но видно, как побледнело и вмиг осунулось его лицо, - главное, без паники, - продолжал КЭП, постарайтесь подключить систему ВПЛ. У вас полные баллоны смеси! Ты меня слышишь, Иванов? Будь на связи, докладывай обо всем, что у вас делается.
- Понял, слышу, товарищ командир!
Вахтенный в девятом на время замолчал. Динамик доносит грохот падающих предметов, крики людей.
- Центральный! Десять человек лежат в каютах…. Задохнулись, не успели надеть аппараты….
В ЦП на миг повисла напряженная, гнетущая тишина. Командир посмотрел на часы. Дыхательной смеси у них в баллонах на два часа. Еще час люди продержатся, а потом?
Лодку сильно закачало. Всплыли под перископ. На поверхности шторм баллов шесть или семь. КЭП вызвал радиста и набросал на бланке текст радиограммы: -
- К шифровальщикам и в эфир!
Радист убежал. Через две-три минуты о ЧП на лодке будут знать в Москве, в генштабе.
В аварийном отсеке люди дрались за жизнь. Иванов доложил еще о пяти погибших. Там вспыхнуло сильное пламя. Регенерация, все же, загорелась. Доступ к очагу пожара недоступен из-за сильного жара. Резиновые маски аппаратов нагревались и жгли кожу моряков.
- Центральный! – докладывает восьмой! В девятом стучат в люк, просят выпустить. Им дышать нечем. Переборка накалилась, на ней пузырит краска…. –Голос часового из восьмого перешел на крик: - Товарищ командир, там у них настоящий ад! Что же делать?
Я знаю, что там, у люков в восьмом и десятом часовые с автоматами и заклинены кремальеры. Позже я узнал, что ребята плакали как дети, от своего бессилья что-то сделать, помочь своим друзьям.
Вижу, как побелели виски командира. Он седел на глазах. Будто кто невидимый мазал его серебряной краской.
- Восьмой, десятый! Говорит командир корабля! Ребята, хлопцы, потерпите. Открывать люки нельзя! Иначе и в ваших отсеках то же самое будет!
Через динамики доносятся отчаянные удары металла о металл. Погибающие моряки стучат чем-то металлическим в закрытые намертво люки.
Изменили курс, началась килевая качка. Держать лодку на перископе стало намного труднее. Головка перископа то ныряет в воду, то показывается на поверхности.
- Боцман, твою мать, держать глубину точнее….
- Это старпом. Он приник глазами к окулярам и обозревает горизонт.
От напряжения у меня разболелась голова. Боль толчками бьёт в виски, в глаза. По телу струйками стекает пот. В обычной обстановке держать корабль на перископе не составляет большого труда. Сейчас же всеобщее напряжение усложняет любую работу.
Вбежал мичман Селезнев, радист. С растерянным видом протянул КЭПу радиограмму. Это пришел ответ из штаба флота. Командир обвел взглядом ЦП и прочитал вслух: -
-«Патрулирование продолжать! Бороться за живучесть корабля. В 6.00 доложить обстановку».
Все застыли с каменными, серыми лицами. Если и была у людей надежда на всплытие и спасение, то теперь эту надежду у экипажа отняли. Лодка на боевой службе. Экипаж, естественно, на военном положении. Скрытность, черт бы её побрал….
- Девятый! Иванов, что у вас? – закричал командир в микрофон.
- Центральный! Иванов погиб, расплавилась маска…. Докладывает старшина первой статьи Сохнин! Пять человек еще держатся, остальные…. Товарищ командир, остальные погибли…. – говоривший крепко выругался, - потушить пожар…. – голос осекся и умолк. В динамике что-то громко щелкнуло, и воцарилась тишина. Проводка «каштана» или порвалась, или сгорела.
Мозг ожгло словно молнией: -
- Боже мой, там же мои Киселев и Проворников…. Голова похолодела, кровь отхлынула от лица. Хорошо, Рязанов не успел добраться до своей каюты. Начало пожара застало его в курилке. Вдвоем мы с ним осталось из боцманской команды. Вдвоём!
ЗАПИСЬ В ДНЕВНИКЕ:
11 ноября. Юг Атлантики.
Легли на обратный курс. Путь теперь лежит в сторону дома, к северным морям. Но никого уже не радует возвращение. Тоска, подавленность и отрешенность сдавили подлодку жестче океанских глубин. Погибло двадцать четыре парня. На этот раз огненная стихия оказалась сильнее. Когда стало ясно, что в живых там никого не осталось, командир дал приказ – отсек затопить! Это было последним ударом, последней точкой в трагедии.
Что это? Бермуды? Удар судьбы, предназначенный нам свыше, или нелепая случайность? Девятый был затоплен почти полностью. Отяжелевшая лодка едва держала глубину. Но воду из отсека почти сразу откачали за борт. Можно было входить в отсек. Но рука не поднимается описывать картину, которая предстала нашим глазам. Это не для слабонервных. А те, у кого нервы покрепче, отворачивались, потрясенные.
Впереди нас ожидал переход к родным берегам длиною почти в месяц!
Глава 8.
Лязгнув буферами, поезд «Москва-Орск» отошел от Казанского вокзала. Ох, уж эти пересадки…. Двенадцать часов кряду на ногах! Ни отдохнуть, ни даже присесть. Ноги гудят! Все тело словно ватное. Да и голод дает о себе знать. На вокзале перехватил пару раз всухомятку…. Что это для мужика.
С нетерпением дождался отправки поезда, и вот теперь еду в свой очередной отпуска. Позади автономка, дом отдыха и теперь…. домой! Впереди два месяца свободного времени!
Поезд постепенно набирает ход. Сижу в купе, дожидаюсь, когда откроют вагон-ресторан. Привожу в порядок свои записи, черновики и…. вспоминаю. Хотя, стараюсь не возвращаться памятью назад. Увожу себя от некоторых назойливых дум. Лучше подумать о доме, о семье – ждут ли? О родителях!
И еще о Наде! Давненько мы не виделись…. Ах, Надя, Наденька, ведаешь ли, что приходила ко мне туда, в прочный корпус субмарины? Ты ведь спасла мне жизнь, моя первая девочка. Смогу ли я тебе, когда-нибудь, рассказать об этом? Да ты просто не поверишь. Посмеёшься и скажешь, что это плод моего больного воображения. Ну и что! Может быть, и так. Хоть что-то доброе и светлое должно быть в жизни у человека? Пусть даже это мираж. Какая разница? Лишь бы потеплело на душе, задело сердце мягким крылышком, обожгло горячей слезой, коснулось сознания светлой печалью ушедшей юности.
Иначе невозможно жить – нет смысла! Нельзя же, что бы всегда до боли, всегда на пределе, с бесконечными разочарованиями и утратами. Напряженкой будней и риском….
Надо пойти, поужинать. Шагаю через грохочущие тамбуры вагонов. Ресторан уже открылся, и первые посетители неторопливо занимают столики. Сажусь на свободное место, к окну. Заказываю бутылку коньяка, закуску, кофе, сигареты и отодвигаю занавеску. За окном, под вечерним небом, мелькают сплошные березняки. Мне нравится Подмосковье за его березовую теплоту и негу. Даже сейчас, когда вокруг лежит снег и царствует холодный ветер, чувствуется это тепло. Будто незримые энергетические волны исходят от пестрых березовых стволов.
В Карелии совсем другое. Конечно, тамошние леса поражают своей красотой, но суровой и неприхотливой. Можно сказать – мужской!
А здесь ощущается женская, теплая красота и каприз.
Заказ принесла полноватая, не первой молодости, официантка в застиранном переднике. Угрюмо поставив передо мной коньяк и закуску, удалилась, перекатывая бедрами и на ходу смахивая со столов невидимы крошки.
Наливаю полный фужер и выпиваю. Но обычной терпкой горечи не чувствую. Так себе…. Закусил ломтиком лимона, подождал, пока градусы не ударят в голову, и только тогда принялся за еду. Насытившись, отодвинул на край стола тарелки и закурил. Теперь можно неторопливо посидеть, потягивая коньяк с кофе. Посидеть и подумать. Скорее бы доехать до дома! Там можно расслабиться. Будем ходить с Шурой в кино, театр, в гости. Сами пригласим к себе кого-нибудь. Два месяца пролетят незаметно. Господи, лишь бы не ссориться. Теперь мне это совершенно ни к чему. Вон, до сих пор руки трясутся, и нервы ни к чёрту.
А потом соберемся и поедем вместе назад, в Заполярье. Хорошо, что семья есть. Там без семьи очень трудно. Пропадешь! Да и спиться можно запросто. После дальних походов всегда хочется расслабиться покруче, забыться на время…. М-да….
Штурманёнка жалко. Молоденький совсем лейтенантик. Только училище закончил. Это была у него первая автономка. Хороший парень был, душевный. Я видел его потом. Маска на одной половине лица совсем расплавилась, прикипела к коже. Пустые глазницы, судорожно, словно в крике, распахнутый рот…. Господи, да что ж это я…. Ведь дал себе зарок не думать об этом. Постарался похоронить в себе, на самое донышко души.
Не заметил, как допил кофе. Заказал еще чашку, смотрю в окно, в сгустившиеся сумерки.
- Можно к вам, не занято? – подошли две девушки в сопровождении высокого, изысканно одетого парня. Компания была уже навеселе и, получив мой утвердительный кивок, со смехом уселась за мой столик.
- Вы меня извините, - с улыбкой обратилась ко мне светловолосая и круглолицая, что расположилась напротив меня, - какое у вас звание? – и указала пальцем на мои погоны.
- Господи, - думаю, - сейчас начнется; что, да где, да как? Обычно мне нравятся большие, шумные компании, но сейчас я не был расположен к разговорам. Поэтому буркнул с недовольным видом: -
- Мичман!
- Ой, вы, наверное, на корабле служите? – вмешалась вторая, темноволосая девушка, сидящая рядом со мной.
Я уставился в невидимую точку за окном и еще недовольнее ответил: -
- Да!
- Ой, как интересно! - всплеснула руками первая.
- Галя, ну что ты пристала к человеку, - вмешался парень, с иронией глядя на меня, - не хочет он с нами разговаривать. Не видишь, что ли?
Подошла официантка принять у моих нежеланных соседей заказ. Заодно рассчитался и я: -
- Большое спасибо, - говорю я ей, взял недопитую коньяка и встал. Извинившись перед девушками и слабо улыбнувшись, поплелся в свое купе.
* * *
На вокзале, в Орске меня никто не встречал. Телеграмму я решил не давать. Приеду сюрпризом, так сказать…. Сначала навещу родителей, а потом уже к себе.
За год успеваешь отвыкнуть от города. Все тебе здесь знакомо и, в то же время, ново и необычно. Сижу у трамвайного окна и с интересом наблюдаю за изменениями, происшедшими в городе. Хотя изменилось не так уж и много, если не считать нескольких новых девятиэтажек, растущих тут и там среди хрущевских коробок.
После встречи с родителями направляюсь домой. Шагаю по морозцу к семейной общаге, и от волнения сердце чуть не выскакивает из груди. Сейчас моя удивится, всплеснет руками, бросится на шею…. М-да! Если бы так…. Подобные проявления чувств моей жене незнакомы. Слегка поднимет брови, изображая удивление, чмокнет наскоро, и примется накрывать на стол. Или нет…. Скорее всего, она сейчас спит. Время уже довольно позднее. А она любит лечь пораньше. Я потихоньку зайду и тихо-тихо поцелую её в губы. Шура проснется и радостно обхватит меня за шею, со сна такая теплая и расслабленная. А, может быть, её вообще нет дома. Тогда надо придумать новые варианты встречи и подготовить все самому; сбегать в ресторан за спиртным, накрыть на стол и ожидать её прихода. А вдруг, она сегодня ночует у матери?
Не заметил, как ноги принесли меня к дому. Наша комната на третьем этаже. Вот и полутемный, длинный коридор. Те же горшки и мусорные ведра у дверей. У нашей тоже ведро и Шурины шлепанцы. Наверное, дома! Достаю ключ и тихонько поворачиваю его в замочной скважине. Предательский щелчок в замке…. Попробуй тут зайти тихонько! Делать нечего, открываю. Посреди комнаты с электрической плойкой в руке стоит моя Александра и смотрит широко открытыми, испуганными глазами: -
-Сумасшедший, ты же меня до смерти напугал! Слышу, кто-то в замке ковыряется. Ну, разве ж можно так? – она положила плойку на стол и подошла ко мне.
- Вот теперь как мужей встречают, - смеясь, говорю ей и принимаю в свои объятия.
- Сережа, да ну тебя! Смотри, до сих пор руки трясутся…. – и поцеловала сначала в одну щеку, потом в другую.
- Это еще что за поцелуйчики, - укоризненно говорю я и впиваюсь в её губы. Господи, никакого ответного движения. Просто подставила их и всё! И такими эти губы показались мне холодными и жесткими! Неужели долгая разлука не сделала её теплее и сердечнее? Ничего этого я вслух говорить не стал. Стоит ли… Неи надо прямо с порога обострять отношения.
- А где Юрик?
- Да к бабушке увела, чтоб не мешал. Целый день стиркой занималась.
Шура принялась хлопотать, готовя стол к ужину: -
- Ты сильно проголодался? А то в холодильнике суп стоит. Если хочешь, «замори пока червячка», пока я картошку почищу.
- Да нет, - говорю, - я немного в поезде подкрепился. Может в магазин надо сбегать?
- Так магазины закрыты уже! А ты что хотел?
- Надо ж к столу что-нибудь….
- Ты знаешь, Сережа, у меня вчера подруга была…. – Шура открыла холодильник и достала початую бутылку с шампанским, - может, хватит нам?
- Ну, уж нет, - говорю, - мы так долго не виделись, а ты мне, черт знает что, предлагаешь. Я сейчас быстренько на такси до ресторана и обратно….
Александра лишь молча пожала плечами. Я быстро поймал такси и уже через полчаса был снова дома. Выставил на стол шампанское, коньяк, бутылочку ликера и коробку конфет – гулять, так гулять!..
- Ты так и разъезжаешь в форме? Надо бы в гражданское переодеться.
- Успею еще! Дай с дороги очухаться!
Александра накрыла на стол, и мы подняли первый бокал за встречу. За ужином разговаривали мало. Я начал было рассказывать об Эстонии, где экипаж отдыхал после похода, но лицо её было каким-то отсутствующим и мои рассказы её явно не интересовали. Шура слушала вполуха, и мысли витали где-то далеко. Я замолчал, налил в рюмки, мы чокнулись и выпили.
В каких же облаках она витает, о чем думает? Вроде, я куда-то на один день отлучался, а не на четыре с лишним месяца. Что-то мне подсказывало, что не с проста все это.
- Ты здорова, милая, у тебя все хорошо?
И тут огорошила меня жена: -
- Ты знаешь, Сережа, я изменила тебе! Скрывать этого не могу. Все равно ты бы сам всё узнал!
Выпала у меня вилка из рук, захолонуло сердце: -
- Погоди, как это изменила, с кем?
Я ведь не знаю, что говорить в подобных случаях, как вести себя. Александра смотрела, не мигая, в какую-то точку на стене и молчала.
- Ну, рассказывай, коли так, - удивляя сам себе, спокойно потребовал я.
На её глазах навернулись слезы: -
- Что же тут рассказывать…. Соседа нашего знаешь? Ну, Генку с тридцать первой комнаты?
- Н-ну, - выдавил я.
- Вот, с ним! У него день рождения был. Пригласил соседей. Меня тоже.
- Постой, а жена то его где?
- Уехала в отпуск! Посидели мы, выпили, песни пели. Все, вроде, нормально было. А когда все стали расходиться, он попросил меня остаться. Не хотела я, Сережа, прости меня! Как затмение какое нашло….
Александра уронила голову на руки и громко расплакалась. Я налил себе коньяка, выпил, но никакого вкуса не почувствовал. Выпил еще. Мысли в голове перемешались. Ни о чем конкретном не думалось. Так, мешанина какая-то. Погладил жену по голове: -
- Ладно, - говорю, - успокойся, чего теперь убиваться? С кем не бывает….
Говорю эти слова и, будто, говорю не я, а кто-то за моей спиной. Может, Ангел, а может, Дьявол…. Душа съежилась, а сердцем было жаль Александру. Удивительно, но злости совершенно никакой. Лишь комок недоумения и досады застрял где-то между желудком и горлом.
- Давай постараемся забыть все это и спокойно жить дальше.
Шура удивленно вскинула голову и посмотрела на меня мокрыми от слез глазами. Я смотрел на неё пристально и серьезно. Она снова расплакалась: -
- Прости меня, Сереженька, дура я! Ох, какая же я дура!
Спать мы легли уже в третьем часу ночи. Но до самого утра никто из нас так и не сомкнул глаз. О случившемся не хотелось думать. Такими мелкими, не стоящими внимания казались мне и частые разлуки, и её измена….
Непослушная и строптивая моя мысль-лошадка снова уносила меня из теплой постели туда, в отсеки подводной лодки.
Эпилог.
Так получилось, что живу теперь у родителей. До отъезда на север осталось две недели. Говорят, что беда не приходит одна. Не любит она ходить в одиночестве.
Заговорили мы с супругой о скорых сборах, о чемоданном настроении и т.д. и снова постигло меня разочарование.
- Зачем я, Сережа, туда поеду? Дослужи свой срок, поживи без меня. Будешь в отпуск приезжать. Мне ведь нелегко с ребенком туда-сюда мотаться.
Не понимает она, что нельзя мне сейчас там одному, наедине со своими мыслями….
И с фляжкой «шила» на столе. Мне тыл нужен! Теплый и надежный. Мне нужно, что было кому из похода встретить и в море проводить.
Уговоры не помогли, и это переполнило мою чашу терпения. Да нет, скорее отчаянья и безнадёги!
- Если не поедешь, - говорю, - подам на развод! А сам думаю; С соседом своим не хочет расставаться….
Пожала она плечами, усмехнулась этак, с недоверием: -
- Ну и подавай, - говорит.
А когда принес ей повестку в суд, опешили. Думала, что шутил я….
А я в тот же день перебрался к родителям. Удивительно, но как-то спокойно расстались, без шума. Сына только жаль! А что же делать прикажете?
Вся возня, связанная с разводом, заняла одну неделю – я ж в отпуске….
На вопрос судьи, согласна ли она на развод, ответила отрицательно. Но я настаивал! И предполагал, что потом, возможно, буду жалеть об этом. Но будущее меня нисколько не занимало. Впереди был флот, новые походы и старые воспоминания.
Из кабинета судьи мы шли уже поврозь. Я впереди, она метров на сто позади. Стоя на задней площадке трамвая, я с грустью наблюдал, как Александра провожает взглядом мой уходящий трамвай – свое, теперь уже, прошлое. Мое же прошлое осталось позади. Оно становилось все меньше и меньше, пока не исчезло за поворотом.
Мама, сокрушенно вздохнув, постелила мне на диване. Перед этим я долго бродил по городу и спать лег, когда стрелка часов миновала цифру «три».
Окна секли злые ночные снежинки. Я долго ворочался, пока постель моя не согрелась и, оглушенный тяжестью всего пережитого, провалился в тревожную полынью небытия.
И мне что-то снилось….
_________ * __________