Я играл в FIFу-2010. Против голландцев в четвертьфинале. Они навалились на меня, крутят как хотят, дыхнуть не дают. Счет 2:0. Один забил Ван Перси, другой – Роббен. Все, сматывай портянки – персики кончились. Тут еще сестра – Леночка. То ей включи мультики, то ей налей соку, то нарежь ей сыру… Девке уже пять лет, в пять лет я только что на парашюте не летал, а так все уже умел… А эта – чадо… Без моей помощи свет не включить не может. Один мяч кое-как отыграл… Жирков дальним вколотил. Тут голландцы завелись по полной… Я даже взопрел.
Тут опять это чудо – цыпа-пискушка:
– Саша, я кушать хочу…
– Да, Лена, блин, открой холодильник, пока никого нет, и ешь, что хочешь… Видишь, я занят! Знаешь такое слово – человек занят…
Ушла. Слышу вроде входная дверь хлопнула. Пошла гулять. Слава богу, хоть лезть не будет… Сравняли счет. Рома Павлюченко – молодец!
А в это время над башкой несчастного дюмбельмана-геймера медленно сгущались черные тучи. Он сравнял счет, и пока хохочет, как придурок, а судьба уже взяла его довольное мурло на мушку. Но у дураков, как известно, мозги спят непробудным сном! Это я про себя. Тогда я еще не знал, что фитиль на бомбе уже горит…
Выиграл! Опять Павлюченко. Раскидал всех, в ближний угол. За минуту до конца. Вот это игра! Я встал. От счастья распух, как арбуз, только что не пляшу… Иду на кухню, наливаю молоко. Гляжу на пустой стакан, который стоит на столе. Стакан…сок…сестра… Гляжу в окно – во дворе никого не видно. Что-то такое шевельнулось, какая-то умная извилинка позвонила в колокольчик. Я вышел на балкон, пью молоко, верчу головой… Сестры нет…Молоко превратилось в вату – не пьется и не глотается. И где она? Это я, как только начал ходить, первым делом ушел на другой конец бабушкиной деревни и провалился в бочку с солидолом. Меня, черного, как черта, притащил тракторист и отдал маме… Но это я. А сестренка моя – без разрешения даже холодильник не откроет. И где же она теперь? Я выскакиваю из квартиры и несусь во двор. Никого! Вот тут меня пробило насквозь. Если ее нет в подъезде, если ее нет во дворе, то это… Это значит, что с ней что-то случилось. Я позеленел и, как парализованная лягушка, которая хочет квакнуть, но не может, только крутил туда сюда башкой и пучил глаза.
Многие, когда их спрашивают, что самое поганое в жизни, говорят так: «Самое поганое, когда тебя пинают по яйцам!». Не верьте. Меня пинали прошлым летом в Куслицах местные пацаны. Да, конечно, больно, но это не самое страшное. Тут можно поставить крестообразный блок джуджу-уке или, по крайней мере, вытерпеть. А вот когда у тебя пропала сестра, то ты ничего не можешь сделать. Ты стоишь на одном месте, как будто тебя прикололи иголкой, и вокруг осыпается мир. Ты ничего не видишь, потому что на глазах бесцветная пленка, и не чувствуешь, что плачешь, потому что горячие слезы текут по таким же горячим щекам, и в силу этого температурного баланса тебе кажется, что с лица слезает кожа.
Я набираю Ганса.
– Да!
Я хочу сказать, но у меня нет воздуху, и я просто хриплю. Ганс умный, он сразу догадался и тихо спрашивает:
– Случилось?
Я мычу, и он понимает, что сейчас это мое «да». Через минуту они уже здесь: Бекет, Ганс и Гвоздь. Я им говорю, что пропала сестра.
– Ты здесь все глянул? В садике смотрел?
– Ганс, она никуда не уходит без спроса!
Ганс смотрит на меня и говорит:
– Тогда надо звонить матери и бежать к ментам. Она во что была одета?
Я гляжу на него беспомощно, потому что этот простой вопрос ставит меня в полнейший тупик: я не знаю, во что одета сестра. Ясное дело, что на ней не было рыцарских доспехов, что на ней было платье, но какого оно было цвета – я не знаю. Качаю головой, пустой, тупой башкой, в которой без всякой пользы гниет два килограмма того, что называют мозгами. У меня фиолетовая, мокрая от слез рожа, и пацаны испуганно переглядываются. Да, комедия сегодня не смешная!
– Короче, Санчес! Делаем так: я и Гвоздь бежим на вокзал. Бекет, посмотри в парке. Ты будь здесь. Если она где-то играет, то придет сюда. Отзваниваемся каждые 15 минут.
Ганс сделал шаг, потом посмотрел на меня:
– Санче, звони матери! От нас менты заяву не примут. Нужно, чтобы позвонил взрослый! А то…
Он не договаривает, испуганно смотрит на меня. В прошлом году и Сереги Никитина пропала десятилетняя сестра. Просто пропала и все… Где она – никто до сих пор не знает. Ганс торопливо убирает взгляд.
Я набираю маму.
– Мам, Ленку не могу найти…
Я, кажется, это сказал таким голосом, как будто бы мы играли в прятки, но она так далеко заберложилась, что я сдался, и прошу у мамы подсказки, где может прятаться ее непутевая дочь. Но мама крикнула:
– Как пропала? Ты что?
Судьба кувалдой грохнула по самой бесполезной части моего тела – по той емкости, где у нормальных людей находятся мозги, а у меня там хранится пустота…
– Мам, я тут кругом посмотрел. Ганс говорит, что надо звонить в милицию…
Мама отключилась. Знаете, на что похожа беда? На поезд! Вы прибегаете на вокзал и бежите мимо поезда. Вы пробегаете первый вагон, но того, ко го ты ищешь нет, бежишь дальше – нет. Третий вагон – нет… Еще не все потеряно, еще есть надежда, но вагонов все меньше и меньше. И вот ты видишь последний вагон, а там все – хана! И вот я дохожу до последнего вагона, дальше тепловоз, в нем надежда не ездит. Машинисты выливают теплую «Бон Акву» на асфальт. Все! Тебе осталось только смириться.
Господи… Я посмотрел на небо. И сказал: «Господи, если ты наказываешь меня за то, что я ругаюсь матом, когда играем в футбол, то я обещаю, что больше не буду ругаться матом. Если тебе не нравится, что я не мою посуду, давай я буду мыть посуду… Все, что ты скажешь. Слово пацана. Только пусть она вернется… Никакой ФИФА-2010… Никаких «!пошла нафиг»! Обещаю!»
Но небо молчало, как молчит классная руководительница, когда ты ее просишь не писать в дневник замечание. Типа – уже поздно, надо было раньше думать, а теперь, олень, с тобой говорят не люди, а то, что называется неизбежностью.
Позвонил Ганс.
– Санчес, на вокзале ее нет… Мы сейчас сгоняем к универмагу…
Вдруг я услышал голос. Меня позвали… Я посмотрел на свой балкон. Там стояла Леночка. Все! Башка на мусор, в схеме замыкание, панель начала глючить. Я посмотрел еще раз. На балконе никого нет. Мираж у больного белой горячкой. Сердце ревет, как стартующая ракета.
Тут из подъезда выходит моя сестра! Вот тебе и сказки от Золотой Рыбки! Каково вам? Она спрашивает:
– Ты чего меня дома одну оставил? Я же боюсь!
Я гляжу на нее и… Что вы думаете я сделал? Я улыбнулся. Это, конечно, была трудная улыбка, как будто бы ты 80 раз отжался и уже сказал: «Все, хватит», но решил: а давай еще раз… Вот этот еще раз – с натугой, через силу – моя улыбка… Я стоял и не верил, что это она… Сейчас шевельнусь, ругнусь, трону ее, а она раз – и исчезнет. Поэтому я не шевелился, не ругался и не трогал ее.
– Я смотрела мультик «Маша и медведь». Слушай, я тебе его расскажу…
Короче, это самый обалденный мультик в мире! Я бы отдал ему тридцать три Оскара! Когда тебе рассказывают этот мультик пропавшая сестра, а ты хочешь, чтобы она стояла и что-нибудь говорила, ты полюбишь этот мультик всем сердцем. Там смысл такой: маленькая девочка измотала в усмерть медведя-воспитателя… Все как в жизни… Она рассказывает, а я слушаю. Прибежал Бекет. Она начала с самого начала, мы с Гвоздем слушаем. Потом прибежала мама. Леночка еще раз с самого завела свою историю. Потом Ганс с Гвоздем… И вновь понеслась история про косолапого мишку и его отвязную воспитанницу.
Пришли домой. Оказывается, сестренка зашла в спальню родителей и там в комоде возилась с тряпьем. Я ее не увидел. Вот и началась паника. Я беру в руки губку, хватаю «Фери» и начинаю мыть посуду. Мама удивилась. Я не стал ей ничего говорить про небо и про свои обещания. Это ведь мое внутреннее дело. Дал слово – держи. Так делают настоящие пацаны!