© Видавничий Гурт КЛЮЧ
Дмитрий Каратеев & Константин Могильник
Фрагмент романа ЛИРИЧЕСКИЕ ВЕЛИЧИНЫ или LIEBE DICH AUS...
СЛУЧАЙ НА ТАМОЖНЕ
Кафе из самых прокуренных, на стойке бутылка, перед ней – сразу видно, что Яцек. Элегантен и пьян, элегантно пьян. Вот этим и отличается поляк от русского – элегантностью опьянения. Но элегантность поляков – какая-то шуточная, а у этого – даже чуть шутовская. Сам длинный, нос длинный, горло бутылье длинное, язык длинный:
- Вот я какой, пани Катарина, узнаёте? Небось, наслушались от Платонека про верного, проверенного и безотказного приятеля Яцeка? Да какой Ковальский, обижаете! Кавалек – другое дело, горжусь этим заслуженным прозвищем. Я таки «кавAлек», по-нашему «кусок». А потому что всегда у меня кусок с тремя нулями в кармане. Зачем? Про запас. Мало ли что в любой момент может случиться. Все под Паном Богом ходим. А чаще всего человек сам себе лажу делает, в смысле, яму роет, я хочу сказать, силок расставляет. Два у Яцека было друга: один умный, да русский, это ваш Платонек, а другой и поляк, да дурак. Был, я хочу сказать. Сейчас на дне морском лежит Пшебек, акулами обглоданный, осьминогами, простите, обгаженный. Но не о нём тут речь. Я зачем его тут упомянул? Чтобы вас, ясна пани, утешить. Прозит! Ведь если с одним лучшим другом Яцека так судьба обошлась, то дважды в одну шляпу и ворона не попадает, вы меня поняли. А это значит: Платонек сидит сейчас на каком-нибудь маракуёвом острове типа Тото-и-Тото или в Республике Соледад-и-Собака, текилу потягивает, солью зализывает, цитриной зажёвывает. Эх, мне бы так! Хотя грех жаловаться, Яцеку тоже неплохо: отдыхает в компанействе такой сличной панEнки и вудку консумирует. Прозит, кстати! Эх, или знает дрога пани с каким рыцарем вообще живёт? Благороден, как олень, храбр, словно тигр! Прозит за вашего и нашего Платошу! Я не злоблюсь, что он меня покинул, потому что вы же не знаете, какой он теперь выдающийся деятель. Потому что скромен, как лев!
А начинал с кем? Угадайте с одного раза. Конечно, с Яцеком. А пани что, на Пшебека подумала? И безосновательно, ибо вы же не знаете всех обстоятельств дела. Затонул один корабль в синем море – не сам, правда, Чёрный Лоцман его, холеру, затопил. Да сейчас не про то. Нырнули мы с Пшебеком к тому кораблику за бриллиантами. Бриллианты там и остались. И Пшебек с ними. А за Яцкову жизнестойкость прошу немедленно выпить, дженькуе! В смысле, данке.
А с Платоном пересекали мы однажды нелегальную границу между не скажу какой страной, нельзя много болтать. Словом, в авте нашем в запасном колесе кулёчек лежал. Везли мы, коротко говоря, немалый кавалек некоего груза, именно о котором я и не буду распространяться, у одесских барыг куповали. Коротко говоря, была то травка солнечная южноукрAинская и бардзо душистая. Только добже запаковAна и в колесо забортовAна. В общем, подъезжаем к чехословацкой мытнице. Офицерек, як тот баранек, поглядел на нас и усомнился.
- А ну, - говорит, - панове, загоните ваш самоход в тот вон бокс. Сами выйдите, отворяйте дверки, капотек и багажувку, сами ся ретируйте до боку и прошу обсервOвать, что будет.
Тут пEсек-овчарек до авта идёт, а офицерек ему мячик с запахом кайфа суёт. Нюхнул песек мяч и говорит:
- А, понятно, разрешите выполнять?
- Приступайте.
- Яволь, херр официр!
Это я для пани перевожу для лепшей понятности. И давай скакать кругом авта. Вшистко занюхал, ниц не вынюхал:
- Прощенья пшепросим, - говорит, - я извиняюсь, езжайте с Богом. А вперёд не попадайтесь. Шутка, конечно, р-р-гав!
Ну с моей стороны тоже, конечно, шутка. Пани добже знает, что пес не разговаривает, хе-хе. И слов не понимает, только интонации. Зато иные паненки слова-то понимают, а интонаций не улавливают, ещё раз хе-хе. В общем, за понятливость прозит. Это, кстати, тоже одно из качеств незапоминаемого нашего Платона. Но что Платон? Я мыслю, далEко теперь Платон, на Тото-и-Тото, а мы-то с пани тута. Вы меня поняли, а? Не? О, тогда мгновенно трезвею (я так умею) и континУю.
Докатились наши колеса через Чехов до Немец. А немец, пани добже знает, что за человек немец:
- Куда господа следуют? Мюнхен? Гут. А откуда?
И тут в Платоне знакомита понятливость задремала:
- С Украины, а что нельзя?
А в херре немце – пани их знает! – понятливости сроду не ночевало:
- Можно, - говорит, - закон не запрещает, но проверке подлежит.
И без всяких собак говорит:
- Вам следует, господа, пожалуйста, загонять авто в бокс, открывать, багажное отделение, пожалуйста, равно как двери и капот, а самим, пожалуйста, надлежит, сняв пиджаки, вшистко положив на специальный столик справа, стоять в стороне и внимательно наблюдать за исполнением законности.
Загоняем, раздеваем, наблюдаем. А про себя мыслим – это я мыслю, пани понимает:
- И по цо ты, холерный Платон, со своей Украйной высунулся! Мы ж едем теперь из Праги, и кто бы тебя за Ензык потянул, глУпец.
С Украйны в девяностые, да будет пани ведОмо, весь наркотрафик пробегал. Вот и допробегался. А херр пограничник другого херра с инструментом вызывает. Берёт один херр ключа, другой херр отвёртку, и давай потрошить по винтику, разбирать нашу БМВ до гаечки. Ясна пани, Яцек многое видал, а такое лицо, как в тот час у Платона – Пан Бог миловал. Как Геракл: мускулом не дрогнул, носом не повёл… Един немец, гляжу, обшивку с дверей сдёрнул, понюхал, снова одел. За сиденья пшинялся. Платон – чисто Геракл: щекой не дёрнул, ухом не пошевелил. Я для самоуспокоения про себя цифры считаю – ай, цвай, потом драй… А инный немец в мотор ся попёр. А Платонека очи из границ орбит наружу вылезают, но мускул не дрогает, нет. А я: …фир, фюнф, секс, зибен… Первший немец до багажувки наближается. А на Платонека очи – очи б мои не глядели! …Ахт, нойн, цен – стуй, Яцек, куда, столько лят не дадут! Это юж будет немецкое превышение власти, а мы вольные европейцы, и то есть наш цивилизацыйный выбор, так, пани! Подвергать достоинство иноземца, если я пОляк, немцам не вольно. А в тым часе инный немец с багажувки запасувку вынул и… Платонковы очи с орбитой Сатурна сравнялись. Эх, Яцку - эльф-цвёльф! …взад запасувку xерр официр положил, багажувку затворил, сам так до нас мувил:
- Аллес клар – то есть вы свободны. Мы имеем свои предписания, но не пойман – не вор, это право человека.
То юж не шутка. Пани добже знает, цо немец тутай сказать может. А понимать того не может, что в запасувке кулёчек заветный залёг, хе-хе! В общем, чуть от границы за угол автом свернули – песню грянули русскую народную блатную хороводную:
Летит паровоз по долинам и горам,
Летит, сам не ведая куда.
Парнишечка зОстал босякем и ворем,
И жиче го вечна ест тюрма!
Постой, паровоз, не стучите, колёса,
КонтрОлер, натисни на гальма,
До матки родимой, коханой и любимой
Я хце се покАзать на глаза…
Добра песня, душевна. Добра вудка, моцна. Так до Мюнхена пели-пили, пили-пели, а как приехали – не помню, холера ясна, не паментам. Пшепросим, пани, грубость дикого сармата. А как проснулся – помню: на груди моей православный крест, который я на Платоне видел. Так и побратались.
А травку-то нашу духовитую причерноморскую мюнхенские дилеры не восприняли. Не прошла эуропских стандартув, шляк бы их трафил! Я ту травку поныне сам курю, блин. Зато для Платонка то был тылько трамплин. Отчаянно большим паном стал человек, так что и сказать сразу страшно, выпить предварительно надо. За рост, просст ! Бардзо веле пшизджеть – ёй, пардон – хочу сказать: конверсОвать слишком о том не дОлжно, но пани Катажина, конечно, лучше Яцка бедного то знает, же пан Платоша в ОПРРИ великий начельник. А того, може, и пани не знает, же на исторычней ойчизне он теперь высокими политиками крутит, и кого Платон в последний час подсилит, тот из них и будет. Ниц не знаешь, пани? То-то – скромен как лев! Тылько единого не разумею: кого же он хочет подсилить? Там пошло у них уже фифти на фифти, то есть стенка на стенку, а Платону что их Витя Хам, что их Витя Пан – вроде вшистко Едно, как будто и не его дело. Ибо скрытен, как антилопа. Умолкаю, как Аристотель. Он, как и я, говорил:
- Платон мне друг, но истину только Пан Бог знает!
Скажу лепше, какой я нашему Платоше презент преподнёс 5 лет тому, на 35-летие. Меня (может, пани не в курсе) народ зовёт Яцек Кавалек, то есть Ковальски, а ближние - Яцек Паспортист. Таково моё занятие: паспОрты людям изготовляю. Компьютер-то – дурак, а пОляк – умный, и сколько там в электронных списках мартвых душ записАно есть, столько и паспОртув Яцек живым душам способен выдать. С себя самого и начал. Пани думала, я естем Ковальски, а Ковальских у нас в одном КракОве, як у вас тых Мюллеров в одном Мюнхене. Урождён я, как и Крыся, Смоковски, а Ковальским на этом свете удобней, ибо неприметней. Нех тот покойник Ковальски на меня в трумне обиду не держит. Это мы тут под Паном Богом все ходим, а которым в гробу - вшистко Едно. А тут, представь, пани, накануне дня, когда отмечает день рожденья пан Платон Попенков, попался мне в списке покойников херр Петер Пауль Пуппенкопф. Не делай, пани, круглые такие очи, это уже судьба человека! Выгреб я покойничка виртуально из-за гроба и в новый докУмент по фамилии впечатал, который документ на счастье твоему Платоше и подарил, хе!