- Эй, братан! Братан, подожди!
- Извините, девушка, обознался чуток...
- Девушка?..
- Вы не видели здесь девушку? Нет? Совсем никого не было?
- Да засунь свои разноцветные пилюли знаешь куда!
- Зигмунд Соломонович!?!
Все мы хорошо понимаем разницу между ошибками интерпретации реальности, галлюцинациями и сном. Понимаем? Ну, по крайней мере, думаем, что по большей части способны отличить одно от другого и уж тем более от третьего — если привет из подсознания доходит «наверх», заботливо снабженный соответствующими ярлыками.
- Ну все, - ерепёный крындец, - мысленно чертыхнулся Иван.
- Нет, еще не крындец, - задумчиво ответил внутренний голос...
Как упоительно было бы считать, что разум - вершина эволюции - непогрешим. Просто он неверно информирован. Стоит погрузиться достаточно глубоко, чтобы поймать за руку иррациональное подсознание и тайное станет явным.
Хорошо, пусть это будет не просто разум (которому спать таки простительно), а разум Высший — вершина из вершин. Можем ли мы говорить о том, что Высшему разуму не присущи границы сознания в той же мере, в какой они характерны сознанию обыденному: неприятие пустоты, бесконечности, случайности и парадоксальности проявлений мира? Или наш мир как раз и является всего лишь парадоксально-случайной ошибкой интерпретации бесконечной пустоты Высшим разумом?
Слишком большой вопрос для маленького текста, даже если взять только одну грань — взаимоотношение Высшего сознания и Высшего бессознательного. А я тем временем собирался только пересказать один смешной сон. Но сперва анекдот:
Заходят Гейзенберг, Гёдель и Хомский в бар.
Гейзенберг: «Поскольку здесь находимся мы втроём, и поскольку здесь бар, то это — наверняка анекдот. Однако, остаётся один вопрос — смешной он или нет?»
Гёдель: «Ну, так как мы находимся внутри анекдота, мы не можем сказать, смешной он или нет. Чтобы это понять, нам нужно взглянуть на него снаружи».
Хомский: «Конечно же, он смешной. Вы просто неправильно его рассказываете.»
Все началось с путешествия по реке. Слепящие блики на подернутой рябью водной глади. Мерный плеск шеста, погружающегося в манящие прохладой глубины. Пьянящий сладковатый запах измятого солнцем разнотравья. И скалы, стерегущие причудливо изгибающуюся в объятьях ущелья реку.
Очередной поворот русла открывает вольготно распластавшуюся на излучине под склоном горы усадьбу: основательный бревенчатый дом, колодец, сарай, баня, огород, - размашисто расставлены крепкой хозяйской рукой. Подобие пристани с парой лодок — правлю туда плот в нетерпении узнать, кто же обосновался в этом богом забытом месте. Ну и разбавить полуденный зной ковшом сводящей скулы колодезной воды.
Кстати, любопытное выражение «богом забытое место». Так говорят о глухой деревушке посреди десятков а то и сотен километров нетронутой природы. Или о заштатном периферийном городишке, погрязшем в собственной тихой жизни. Казалось бы, такие места позабыты посторонними, исключены из круговорота событий глобальной ноосферы и прогрессорских потуг цивилизации. Однако молва отчего-то обделяет их и вниманием сил высших и по определению всевидящих.
Хозяин, радушен и деловит, помог привязать плот, напоил ершащимся до слез холодным квасом и предложил остаться до утра — на баню и разговор за рюмкой чая после.
Самого разговора не припомню, как и многих прочих деталей — все таки это сон, а не документальная повесть. Но в нашей сдобренной моими водочными запасами, а затем и отменным первачом выбеленного сединой собеседника, вышла неожиданность. Обычно подвыпивший разговор двух мало знакомых людей, эмоциональный градус которого поддерживается концентрацией алкоголя, протекает от тем общих и в некотором роде отвлеченных — футбола и политики — к частным — разговору за жизнь, когда каждый ведает о своем и довольствуется энергичными кивками в ответ. Случаются и споры, даже яростные, которые скоро примиряются отсутствуем публики и очередным разливом.
В нашем же случае беседа началась сразу за жизнь и потекла в сторону вопросов общих, как по интересу сторон, так и по широте охвата. И был даже момент, когда накал обалдения от глубины и основательности мировоззрения лесного отшельника достиг отметки, за которой я чуть не проснулся.
Однако беседа продолжилась — глубоко за полночь. Мы переместились в дом, спасаясь от кровососущих тварей и зябкой предрассветной сырости. С реки потянулся туман и разбавил черноту ночи за окном. Когда реплики стали короче и емче, а молчание значительней, хозяин решительно отодвинул стакан: «Пойдем, покажу одно место. Думаю - сможешь...». Он не досказал, достал увесистую связку ключей с серванта и знаком пригласил идти следом....