В данном случае подразумевается не только физкультура, в смысле здорового образа жизни, хотя об этом тоже будет идти речь, но больше все-таки о воспитании с применением физического воздействия на предмет воспитания. Я, например, помню, как в детстве меня воспитывал мой отец. Но об этом позже. А вот свежий случай. Бывший колхоз, а теперь это ЗАО – закрытое акционерное общество. Имеет название, но я его не называю. Работал я там немного, всего десять месяцев. Если кто-то воспитывался и рос в сельской местности, тот поймет, что значат для человека, выросшего там, запахи травы весной или спелой пшеницы. Я уехал из деревни в семнадцать лет. Пять лет учебы в институте. Потом три года службы в армии. Затем уехал работать в Туркмению на двадцать три года. И вот спустя тридцать с лишним лет я возвратился в колхоз и начал там работать. Не в свой, в соседний. Все эти годы я мечтал о деревне со своими полями, не кошеной травой на лугах, балками, ручьями, рекой и запахами стерни, пашни и всем, что там есть. Ну, в самом деле, если все детство прошло в деревне, то потом долго еще снится все, что с ней связано. За десять месяцев работы я столько увидел для себя нового и неприятного, столько видимо настрадался в той среде обитания, в которую меня загнала работа, что сразу набил оскомину. Охладели чувства и к деревне, и к полю, и к стерне, и к их запахам. Какая же причина заставила меня разочароваться в том, о чем скучал и мечтал столько лет? Много причин. Изменились с тех давних пор условия работы. Сменилась форма собственности. У людей появилось другое отношение к труду и имуществу. Исчезли стимулы к работе. Результат всем известен. Спились бывшие доярки – передовицы колхозного фронта, спились и опустились бывшие передовые механизаторы. Спились или обкурились будущие, но не состоявшиеся молодые сельские специалисты. Я помню, в детстве ночью просыпался от того, что в половине пятого утра слышал через открытую форточку, как доярки идут по улице на работу, и им вслед лают местные собаки. Дояркам с нашей улицы до коровников идти не меньше километра, вот они и поднимались раньше, чтобы успеть во время на работу. Помню, как всю ночь трактора работали в поле. Колхоз кипел, все время не хватало кадров. К моей бабушке, пенсионерке часто приходил бригадир и просил выйти в поле. То на скирдование, то на прополку, то еще на что-то. Нам, школьникам было в радость поработать в летние каникулы на току, или в поле. Ток - это место, куда свозят убранное с полей зерно. Там его очищают, сортируют, затем отправляют на элеватор. Работать на току, это значит, трудиться на автомобилях грузчиком. Возили на ток зерно из-под комбайнов. Когда комбайн выгружает зерно из бункера в кузов автомобиля, его надо раздвигать деревянной лопатой равномерно по всему кузову. Привозили его на ток и выгружали вручную. На каждый автомобиль закрепляли два грузчика. Часто водитель доверял грузчику самостоятельно порулить от здания весовой до бурта с зерном и обратно после его разгрузки. Это была мечта каждого школьника. Ради этого стоило все лето работать. Начисляли нам по пять – семь рублей в день. А ближе к концу лета – силос. Комбайны косят зеленую массу и выгружают в автомашины, которые свозят ее в специальную силосную яму. Размеры ямы впечатляющие: глубина метра четыре, ширина пять-шесть. Длина до ста метров. В яме силосную массу послойно укладывают и солят, трамбуют трактором, затем укрывают соломой, а сверху землей. Это консервация зеленого корма на зиму для колхозных животных. Но мы только возили и разгружали. Тут зарплата достигала более десяти рублей в день. Однажды, когда я еще до грузчика не дорос годами, мне предложили возить воду из деревни на колхозные поля. Деревянная двухсотлитровая бочка закреплена на бричке. Бричка на деревянных колесах с деревянными спицами. Колеса обиты по внешней стороне металлическим ободом. В бричку запрягаются два вола, у нас их называли быками. Это действительно, были кастрированные бычки, предназначенные для работы в колхозе. Они от физической работы вырастали огромными животными. Да, я еще застал то время, когда в колхозе много работы выполняли волы и лошади. Были и механизмы. Трактор марки ХТЗ с металлическими колесами, покрытыми огромными зубьями. Зерноуборочные комбайны, прицепленные к трактору, с соломокопнителем, тоже прицепленным к комбайну. Целый дирижабль полевой.
Так вот, с этими волами подъехал к водонапорной башне, набрал полную бочку воды и поехал в поле номер двенадцать за пять - семь километров. Движутся они немного медленнее, чем нормальный пешеход. Привез воду к полю, где работают трактористы или полевые работники, оставил бочку со свежей водой, а ту бочку, которая стояла там, увез в деревню. Пока вернулся, уже наступило время обеда. Завел волов в стойло, их там покормят. Волы были обучены, знали команды. Это были послушные животные. Сам тоже пошел на обед. После обеда запряг их вновь и повез свежую воду к другому полю, номер семь, где работают механизаторы. Приехал обратно – рабочий день закончился. Заработную плату начисляли из расчета два рубля в день. Бутылка лимонада стоила в то время 22 копейки. Вкусная! Так что мне хватало. Но работать одному было скучно. Я попросил звеньевого разрешить мне взять в напарники моего соседа, друга Юру. Он был на год меня моложе. Разрешили. И вот мы каждый день выполняли эти поездки. Вдвоем веселей. Естественно, зарплата на каждого уже по рублю в день. Но мы были довольны. Такая была жизнь. Сегодня в той же деревне, равно как и в десяти тысячах других, жизнь другая. Доярки рано утром на работу не идут. Трактора ночью не работают. В помощи школьников не нуждаются. Механизаторов нет. Их и не обучают. Профтехучилищ нет. Да и не нужны они теперь. Все равно сельскому хозяйству на ноги больше не встать. Политика власти сейчас иная.
В нашем хозяйстве, куда я приехал из Средней Азии, механизаторы-алкоголики продавали горючее и запчасти фермерам по дешевке. Их выгоняли из колхоза, потом опять принимали. Некоторые специалисты предпринимали попытки лечиться от алкогольной зависимости. Продавали корову или пару свиней и ехали на прием к врачу, который может закодировать от этой пагубной привычки. Кто перестал пить, он уже не такой как все, но все-таки это выход. Люди работают полный рабочий день, приносят домой зарплату. В семье налаживаются нормальные человеческие отношения. И все же этот человек отличается от нормальных людей. Наблюдается некая раздражительность, постоянное недовольство чем-то. Поведение приобретает характерные черты, присущие беременной женщине. Но у женщины после родов это пройдет, а у таких парней это сохраняется на весь период действия кодировки. Другие же не могут продержаться, и тогда все лечение идет насмарку. Запьет, да так, что еще сильней, чем до кодировки. Одного слесаря-ремонтника, который алкоголиком и не был, но воровал часто, и попадался, наш директор ЗАО, назовем его Василий Николаевич, после очередного воровства решил перевоспитать. С помощью физического воздействия на его организм. Посадили его в мой автомобиль. Кроме меня, директора и виновника, присутствовал еще бригадир, который, кстати, был уже давно закодирован. Подъехали к колхозной заправке, вышли из автомашины. Директор взял слесаря за плечи и начал избивать сначала коленом, а потом и туфлями в пах, затем под дых и, наконец, по лицу по мере того, как тело воспитываемого сползало вниз. Интересно, что за этим процессом наблюдали работники мастерской, от которой мы увезли беднягу слесаря. Было много мазута и крови, слесарь плакал и визжал. Затем его отпустили под честное слово, что он больше не будет воровать в колхозе солярку и продавать ее фермерам. Директор оказался весь в мазуте. Я с помощью щланга высосал из бензобака своего автомобиля бензин, дал ему тряпицу, и он стал вытирать мазут и кровь, перекочевавшие с рук, лица и одежды слесаря на его брюки, руки и рубашку. Слесарь не успел умыться и переодеться, потому что мы срочно взяли его прямо с рабочего места. Мне смотреть на это мероприятие было неприятно. Бригадир вообще отошел метров на десять и отвернулся. Что поделаешь, директор недавно демобилизовался из армии. В чине полковника. Там он тоже занимался физическим воспитанием личного состава. Сами мы после этого уехали в контору правления. И тут директор заметил, что во время воспитательного процесса он потерял свои золотые часы. Поехали обратно на место происшествия. Не нашли. Во время экзекуции я успел заметить, что за процессом воспитания из лесополосы подглядывали деревенские ребятишки. Видимо они нашли эти часы и унесли. Вот вам один пример физического воспитания отдельно взятого работника закрытого акционерного общества.
У меня было своеобразное детство. Меня отец воспитывал тоже с применением физического воздействия. На моем примере можно было бы написать статью, о том, как не надо воспитывать ребенка. Провинился, вот тебе стакан пшеницы, рассыпанной в углу комнаты на полу. Изволь отстоять на ней голыми коленями. Поднимаешь выше колен штаны. Становишься на колени и стоишь на пшенице. Не очень приятное занятие. Сразу же ощущаешь сильную боль в коленных чашечках. Бабушка мне говорила: «Раздвинь зерна, тебе легче будет терпеть». Я-то знал, что так будет легче, но понимал, что в таком случае на коленках не останется следов от зерен. Если отец заметит, то это может повлечь другое наказание. Единственное, что я мог себе позволить, это присесть на свои пятки. Тогда вес тела с коленей частично переносился на голени. Хорошо помню, что за какую-либо провинность, я мог неожиданно получить крепкую пощечину, от которой долго звенело в ухе. Ну, ребенку восьми - десяти лет это очень больно, да и обидно тоже. Я сразу – в плач. Но не тут-то было! Немедленно тебе окрик: «Замолчи, иначе сейчас еще получишь!». И ты свои всхлипывания вынужден проглатывать, буквально давиться ими. По лицу текут слезы. Вдох, выдох через нос, вздрагиваешь всем телом, всхлипываешь, но стараешься сдержаться и не зарыдать в голос. Страшно не хотелось получить еще одну оплеуху. Я редко, но все же, вспоминаю такие случаи до настоящего времени. Смотрю и вижу себя – того маленького мальчика, словно никому не нужного, который стоит незаслуженно наказанный, сильно обиженный, униженный. У него только и хватает сил, что насильно вдыхать в себя воздух, чтобы подавить вырывающийся наружу плач. Стоит, сопит и боится, чтобы ему еще не добавили. И становится его жалко. Что же делать, если с детства этот мальчик не помнит, чтобы его когда-либо пожалели, погладили по голове, обняли, прижали к себе, поцеловали, или сказали ласковое слово. Ничего в этой жалости нет удивительного. Но, почему-то пятьдесят лет я не задумывался над этим вопросом, словно это было само собой разумеющееся. А теперь стал думать, что были и другие способы воспитания. Возможно, некоторые провинности и заслуживали строгого наказания. Таковы были обычаи, такие методы воспитания. Они остались от предков. Не в каждой семье, но в большинстве.
Помню, послал меня отец в магазин купить сигарет. Мне, несмотря на маленький возраст, их продавали, потому что продавщицей в магазине работала соседка с нашей улицы. Со мной пошли мои друзья: девочка Аня и ее младший брат Витя, дети этой самой продавщицы. Отец дал десять рублей одной купюрой. Сигареты стоили копейки. Когда мне дали сдачу, то денег оказалось больше, чем было. Я дал по одному рублю Ане и Вите, и себе тоже взял рубль. К моему удивлению, когда отец пересчитал сдачу, то понял, что денег не хватает. Эти рубли, конечно, вернули, но голыми коленями на пшенице я точно в этот раз часик простоял.
Или вот еще один случай воспитания, но уже без чистого физического воздействия, а в виде принуждения. Сколько себя помню, я всегда любил ловить рыбу. Но кушал почему-то только жареную. Уху не любил и никогда не ел. Я даже не задумывался над причинами такого отношения к ней. Начал ее потихоньку употреблять лет в двадцать. А когда мне было уже под сорок, мама рассказала, почему я долго не любил это блюдо. Однажды, когда я был маленький, мама сварила уху, стали ее есть, а мне не хотелось. Тогда папа силой заставил ее покушать. Это легко: он взял в руку ремень и ты уже знаешь, что не можешь отказаться. Представляю, как это было: я не хотел, плакал, но под отцовским напором, зная, чем это может закончиться, я съел все, что было в тарелке. Это привело к тяжелым последствиям. Произошло сильнейшее отравление. Меня рвало, были сильные боли в животе, лежал бледный, больной и слабый. Родители даже испугались за мое состояние. Несколько дней я потом отходил. С тех пор я на уху долго не смотрел. Отец даже больше не пытался заставить ее покушать. Но я ничего этого не помню.
Я помню другой случай. Я однажды не мог кушать жареное сало, на котором была поджарена картошка. Меня тошнило от него. Не смотря на это, отец заставил меня съесть несколько кусочков. Никаких тяжелых последствий не помню, но после этого я долго не мог кушать сало, ни в каком виде. Что поделаешь, таково воспитание. Физвоспитание.
Другой пример физического воспитания. У нас в деревне жил Лазуренко Александр Ефимович. Он работал в деревенском клубе на радиоузле. В своей молодости он играл в футбол и волейбол за сборную команду колхоза. Когда вышел из этого возраста, стал тренером футбольной команды. Всегда занимался судейством футбольных и волейбольных матчей. Однажды зимой он собрал нас человек двенадцать ребят. Нам всем тогда еще не было пятнадцати лет. Предложил нам регулярно заниматься физкультурой. В субботу и воскресение утром мы собирались в клубе. Делали пробежку по снегу на стадион, если так можно назвать футбольное поле с двумя воротами, огражденное вспаханной полосой. Это было метров четыреста за деревней. Выполняли комплекс физических упражнений на свежем воздухе. После этого бегом возвращались в клуб и продолжали упражнения на сцене, в том числе показывали, чего достигли за неделю дома. Домой нам давалось задание в зависимости от возраста и физической формы. Кому-то столько раз отжаться от земли, кому-то столько раз присесть и встать на одной ноге и т.д. Дома всю неделю мы по утрам занимались самостоятельно. У меня была во дворе за домом ось от какого-то трактора килограмм на двадцать. Она заменяла мне штангу. Это все от начала до конца было захватывающе интересно. Поставить себе цель отжаться двадцать раз, или присесть по десять раз на одной ноге. Достичь какого-то результата и не терять форму, а постоянно наращивать темп. Мы, благодаря этому человеку, начали познавать сами себя, свои физические возможности. Ведь есть люди, которые за всю свою жизнь никогда не прыгали, не приседали до усталости, не испытывали себя на выносливость. А ведь это так здорово, после занятий чувствовать себя богатырем, способным горы свернуть. Кроме того, мы еще и закалялись: обтирались снегом, обливались водой. Тут не только крепнешь физически. Изменяется, совершенствуется внутренняя философия. На мир смотришь иначе. Я даже в школе стал заниматься с большим интересом и усердием. Этот человек заложил в нас фундамент, тягу к здоровому образу жизни. Пусть не регулярно, но с той поры я до сих пор занимаюсь по утрам физзарядкой. Я убежден, что из ребят, которые пройдут подобный путь, никогда не выйдет наркоманов или алкоголиков. Из них получаются настоящие люди. Этого нашего наставника с нами уже нет. Но о нем осталась добрая память. Спасибо тебе, Александр Ефимович.
Что касается стадиона, то несколько лет назад с него пропали вратарские ворота, изготовленные из металлических труб диаметром в сто двадцать миллиметров. Само поле сейчас тоже ограждено вспаханной полосой. Но это сделано, чтобы местные жители прекратили свозить туда бытовой мусор. В футбол играть все равно некому.
Ну, вот и все.
2009 г.