Эмма (часть вторая)
Многие просто режут. И раскладывают на тарелке полукругами. Полукругами – это потому, что так быстрее резать. И есть так комфортно. «Быстро и Комфортно» обошло мир, собрав многочисленные благодарности от владельцев банков, авиакомпаний и сервисов «пицца на дом», так что почти все едят грейпфруты порезанными. Но я так не люблю. Я люблю их чистить.
Закалываю волосы, сажусь по-восточному, ставлю перед собой прозрачную белую тарелку и кладу грейпфрут в самую середину. А потом запускаю в него ногти правой руки и начинаю сдирать кожуру. Мне нравится это тихое потрескивание, которое она издаёт, отрываясь от долек. Мои пальцы становятся чуть липкими, и я осторожно очищаю ещё пушистый клубочек от белой кожицы. Он становится совсем беззащитным – сквозь плотную белую перепонку местами пробивается неистовый красный…такой красной может быть только плоть грейпфрута.
Многие предпочитают апельсин или помело. Говорят: «горький!». А горький – это вне наших вкусовых традиций. Мы же не японцы какие-то, чтоб горькое есть. Но я люблю грейпфруты – они так пре-красны, так трогательно укрыты своей пеленой. Она удерживает красное внутри, раздробив его на дольки, упругие и смиренные. Шар кажется таким цельным. Таким идеальным.
Но вот «раз!» - и одна долька уже лежит у меня в руке. Я смотрю на шар, который больше не бесконечен, и грею её руками. А потом избавляю от последнего покрова. Кусаю неистовый красный, и он отдаёт по краям языка запоздалой горечью. Такой чистой неприкрытой горечью, от которой по щекам обычно текут слезы. И в этих слезах вся соль моей любви к грейпфруту - он не попадает в плоскость «быстро и комфортно», и не претендует на всеобщую любовь.
Но сегодня мне лень. Грейпфрут побудет ещё собой, круглым и цельносалатовым. Сегодня мне всё лень. Не хочется даже красного. А уж горького так и подавно. И солёное рвётся наружу. Я закрываю холодильник, сажусь на пол и плачу.
Такое бывает со мной тогда, когда я меньше всего этого жду. Это когда мне вдруг резко становится всё лень. Лень даже плакать, впрочем, сдерживаться ещё куда более лень. Приступы острой меланхолии повторяются в разное время и я просто позволяю им происходить. Однажды это случилось прямо в разгар корпоративного застолья, я не могла ни есть, ни пить, ни говорить, ушла в туалет, закрылась в кабинке и ревела, а какая-то дамочка тарабанила в дверь и всё уверяла, что «они того не стоят».
Я тогда подумала, как это здорово, что на вечеринке столько «людей культуры». Это снижает уровень интереса к чужим «туалетным жизням», т.к. многим есть, что скрывать за белыми пластиковыми дверьми. Но дамочка была непреклонна. Мне пришлось впустить её внутрь. К тому моменту у меня уже не осталось горечи и слёзы тихо стекали по щекам. Мне было хорошо и тепло внутри. Но дамочка принялась меня трясти и я побоялась, что она вот-вот окунёт меня головой в унитаз. Позже она стала моей лучшей подругой и сейчас мы работаем в одном проекте.
Но сегодня меня некому трясти. Надо взять себя в руки. И кинуть в пасть прожорливой меланхоличной пустоты кусок энергетической плоти, да посочнее. Я включаю ноутбук и с надеждой запускаю браузер: потоки информации устремляются на дно моего пустынного одиночества и заполняют его разномастными обрывками чужого бытия… Ну конечно же! Как я могла забыть о такой находке?! Тайна-тайна-тайна…. Фрагмент чьей-то пёстрой жаркой истории, промокшей под серым холодным дождём, моя сегодняшняя находка!
Сколько себя помню – всегда любила тайны. Слово «тайна» оказывает на меня гипнотическое воздействие, шуршит складками тяжёлой бархатной шторы и шепчет прерывистым грудным контральто. Т а й н а. Лучшая компенсация бессодержательности собственной жизни – это знание секретов жизни чужой. Несгораемый внутренний капитал, застрахованный от всего кроме болтливости его владельца. Я достаю бумажку из кармана и ловлю себя на том, что улыбаюсь в предвкушении. "Кто не спрятался – я не виноват!"
Беглое знакомство с содержанием сайта не приносит ничего кроме разочарования. Заурядность, блеклая и с сожалением узнаваемая. Выдержки из работ разных философов и учёных мужей, безликие мыслеизложения на вольные темы. Совершенно нечем поживиться… Я чувствую, как накатывает волна беспросветной голодной скуки. Гостевая книга? Новости? Судя по последним обновлениям, автор был здесь более года назад… Как это символично. Заброшенный сайт для затерявшейся в небытии искательницы виртуальных сокровищ… Статьи, заметки, видео, аудио…Ни контактов для связи, ни фотографий…лишь ссылки на другие сайты того же автора, объединённые всё той же идеей отрешённого созерцания. Он как будто сделал их для себя самого, вложив одному ему понятный смысл. Как магнитик на пустой холодильник, привезённый из богом забытого городка самому себе – свидетельство одиночества и никчёмности возвращения…
Но что-то не отпускало меня, что-то неуловимое междустрочное, что-то выпуклое и осязаемое на этой зеркальной глади. Я отрываю руки от клавиатуры и тру средними пальцами виски. Личная переписка! Второй раз за вечер у меня внутри лопается тугой пузырик предвкушения и я в нетерпении проникаю в личный кабинет…
… Первые же строки открытого наугад письма застают меня врасплох: столько в них неприкрытой, трогательной и прекрасной души…души взрослого и чувственного ребёнка, ибо только дети могут быть одновременно мудрыми и изумлёнными. Я читаю переписку автора (он называет себя Яном) и девушки, с которой он едва ли знаком лично. Её письма как дольки обтянутого кожицей грейпфрута – твёрдые, гладкие и безвкусные. Лишь глазу известно, что за перепонкой кроется настоящая горечь. Я проглатываю их целиком, не разжёвывая, как данность, как таблетку донормила, несущую спасительный сон. Его ответы – как свежевыжатый сок, сводящий судорогой язык: пронзительная горечь и манящая чувственность, глубокий волшебный сон, дающий истинный покой. Глоток за глотком, письмо за письмом – я перечитываю все переписки Яна с этой девушкой, потом с другой…потом с третьей…сбиваюсь со счёта. Тысячи пропитанных горькой надеждой и сладкой любовью знаков, отвергнутых прокисшим, забродившим от долгого стояния месивом избитых равнодушием слов… Как бы ни начинались знакомства Яна, в какие бы виртуальные дебри не заводили его новые знакомства – все они заканчивались разрывом. Он был отвержен, признан «психом», пудрящим мозги. Раздавлен брошенным вдогонку плевком «я рада, что мы так и не встретились!».
На улице уже начинает светать, когда я дочитываю последнее письмо. Я опустошена и обессилена. Наваждение, охватившее меня несколько часов назад, не усилилось и не отпустило – оно перевернулось с ног на голову. Кровь хлынет к моему лицу и наполняет его неистовым алым – я чувствую, как оно горит. Нахожу один его стих, бросившийся в глаза и перечитываю снова:
Крик души
Иной раз хочется кричать,
Но я молчу.
Иной раз хочется бежать,
Но я молчу.
Иной раз хочется любить,
Но я молчу.
Иной раз лучше бы не жить,
Но я молчу.
Молчать удел мой, я молчу,
Да, я молчу.
Взорвать безмолвие хочу.
Но я молчу.
Еще чуть-чуть и...
...Я молчу.
Я открываю окно, смотрю, как неспешно разжигается новый день, и медленно выпускаю наружу тревожную и полную отчаяния мысль. «Где же ты, Ян???» - кричу я в открытое окно... впрочем крик мой такой же беззвучный, застрявший в горле комком обид перед людским равнодушием.