или Сказка о Любви в размышлениях, пейзажах и диалогах
Глава Шестнадцатая
- Марек, скажи, сынок, как так получилось? Я не ругаю тебя, всё равно ты себя уже наказал пожизненно, прости меня, Господи, за такие слова.
Всего два дня, как я опять оказалась в статусе «мужней жены», совсем немного. Я не то, что не привыкла, не осознала этого события. Гораздо более волнующим и совершенно неприличным было то, что понеслось вслед за этим и от чего мурашки пробегали по спине… Два дня в сплошном марафоне поцелуев, прогулок, взглядов, ласк и красноречивого молчания. Вчера ещё вечером мы расстались с Женей на набережной ненадолго – у него была встреча с возможным инвестором фильма. Я поднялась в номер и в коридоре уже услышала пиликание своего мобильного. Ого, восемь неотвеченных вызовов… И вот я в Москве, сижу напротив сына, и с трудом складываю в голове услышанное.
- Да по-дурному получилось…
Получилось всё действительно по-дурному и просто. Недавно он был на посиделках у школьного приятеля, где на него «запала» одна барышня, Ира. Так запала, что дала телефон и просила звонить в любое время. Он говорит сейчас, что не его фасон, хоть и симпатичная. Спустя пару дней он поссорился со своей Полиной, да и решил поехать с горя на дачу с друзьями. И пригласил с собой эту Иру. Ночью она пришла к нему сама. Насколько я знаю своего сына, это наверняка так и было. И, наверное, всё бы обошлось его галантной холодностью и смертельной женской обидой, не напейся он с горя в умат.
- Мам, понимаешь, я думал, что она любит меня, что доверилась, что всё серьёзно!
Да, мой мальчик так изуродован моим воспитанием и собственным выбором подруг, что даже представить не мог, что девушка может придти к нему в постель просто порезвиться.
- Ну, а что я должен был делать?
Что он должен был делать?! Пить меньше! Дверь в свою комнату закрывать, как Александр Первый. Придурок… Так Костя стал мужчиной. А потом оказалось, что она ничего такого серьёзного не имела в виду, да и ему воспоминание о прошедшей ночи никаких восторгов, кроме морального страдания, не приносило. Опять же, по заведённому с восьмого дня Творения закону подлости, тотчас по возвращении нарисовалась осознавшая свои ошибки Полина, готовая милостиво принять извинения и простить ему немедленно все их списочно. Обескураженный столкновением с женской сутью во всей её многоликости, Марек едва не сошёл с ума и терзался невероятно своей изменой и Ириным безрассудством. Он даже предложил ей, не смотря на собственное к ней «интеллектуальное и эмоциональное безразличие» (эк излагает…), продолжить отношения.
- Мам, ну, я же ведь жениться на ней был готов. После всего…
Ну, понятно… Сама таким воспитала.
- Понятно, дальше...
Дальше… дальше. Полина, заинтригованная его смятением и отстранённостью (ах, дорогой Александр Сергеич, знаток женской души, как вы были правы!), прямо обвивалась вокруг него, и от этого мальчику становилось ещё тоскливее и чернее. Но ведь её-то он любит! Хоть бы мне сказал, посоветовался… партизан фигов. Понемногу Костя очухался и решил оставить всё, как есть, с Ирой не общался и стал морально готовиться к предложению Полине. И вот тут-то…
- Это, я посчитал, три недели и два дня прошло.
Звонит Ира и просит о встрече. Костя твёрдо ответил, что она приняла решение и он с ним согласился и вроде как обсуждать нечего. А через минуту уже нёсся к условленному месту. Судя по всему, это было для неё неожиданностью, она была подавлена и даже плакала. Он сказал, что готов жениться и прямо сейчас. Но это девочку не интересовало. Я почувствовала моментальную обиду: как это так, мой красавец и умница-сын может быть отвергнут в данных обстоятельствах. Ну и дура эта ваша Ира. Ей нужны были деньги на аборт. И вот тут-то сын меня удивил. То есть это было, конечно, закономерно и естественно, но всё равно в данных обстоятельствах любой другой на его месте… Впрочем, на этом месте сейчас был он. Он наорал на девчёнку, приказал выкинуть это из головы, пригрозил расправой и тут же принялся названивать мне.
Теперь на меня напряженно и выжидающе смотрели его карие буравчики, а я сидела и перебирала варианты.
- Марек, бить тебя поздно. А всё, что можно сказать словами, уже сказано. Давай подумаем, что нам с вами делать. Ирина мама знает?
- Нет. Наверное, нет.
- Превосходно. Ты всерьёз готов жениться на ней? Думаю, если ты придёшь к её родителям просить руки их дочери…
- Нет, там …сложно. Она из Воронежа, её учиться сюда отправили, родители, как она говорила, категорически против раннего замужества.
- Хорошо. То есть плохо… Ты готов стать отцом-одиночкой? И… как Ты думаешь, сможет ли Поля понять? И принять твоего ребёнка?
- Готов – не готов, какая разница?! Она хочет избавиться от ребёнка! Понимаешь?! – Костя орал, зло сжимая кулаки.
Я не размахиваясь, резко влепила ему пощёчину. Он не успел отреагировать, поскольку ничего подобного не ждал. Теперь сидел, опустив глаза, и отчаянно прижимал ладонь к краснеющей щеке.
- Извини, мама.
- Я сейчас пытаюсь придумать, как этого избежать. Выход есть всегда, даже если он нам не нравится. Так что насчет Полины?
- Нет, она мне никогда не простит, когда узнает. Тем более, как она возьмёт не своего ребёнка? нет…
- Кристальной души человек. Ладно, ваши крокодилы, вы и спасайте. Отец знает?
- Нет. Мама, что мне делать?
- Мне нужно пообщаться с Ирой. Организуешь?
- Да, я её встречу с работы и можем пересечься где-нибудь. – и, отвечая на немой вопрос, - я её теперь далеко не отпускаю.
- Хорошо. Если Женя будет звонить тебе, не отвечай или придумай что-то.
Лёгкий на помине, тотчас зазвонил телефон. Барсов перепуганным голосом начал многословно и настороженно нести околесицу, просил немедленно вернуться, спрашивал всякие глупости и вообще довёл меня до угрызений совести. Заверив его в том, что спонтанный отъезд никак не связан с последними нашими событиями, что я его люблю и ничем не терзаюсь, и что вернусь немедленно, как только… я, опосредованно исцелованная, отключилась.
- Сын, я честно не знаю, как ты мне будешь компенсировать всё то, что я сейчас там оставила. У меня, между прочим, медовый месяц!
Мы договорились о месте и времени и Марек, не поднимая глаз и ежесекундно извиняясь, снова принялся благодарить меня за участие. Дурачок, как же могло быть иначе?! Впрочем, то, что моя реакция естественна и просто невозможно поступить по-другому, никак не отметает потребность в благодарности.
На размышления у меня почти не оставалось времени. Да и что можно было придумать, не владея ситуацией и не представляя в полной мере, что думает о перспективах «виновница торжества». Лучше просто расслабиться и постараться очистить голову от эмоций и горечи упускаемого на глазах личного счастья.
Избранный метод не был ни оригинальным, ни скорым. Отстояв молебен о вразумлении, который проникшийся батюшка отслужил со всем тщанием, получив благословение на грядущий разговор, я поехала в Измайлово.
Парк был причёсан и тих. Мучительный контраст между раскалёнными аллеями и тенистыми тропками заставлял сердце куда-то нестись, а голову – кружиться и деревенеть. Из газонов спасительными гейзерами разлетались брызги фонтанов орошения. Улегшись на скамейке в тени разлапистой липы и подперев рукой голову, я наблюдала, как в умытый газон бесконечно стекает радуга. К ручейкам вдоль поребрика слетали синицы и воробьи. Я елозила и вращала в пальцах телефон. Мне нужен, очень нужен был совет. Нет, не совет, - одобрение. Женькино одобрение.
Успокоиться не получалось… Ну что ж, тогда подумаем о том, о чём думать получается всегда слишком хорошо.
Куда ни кинь, всё получалось хуже. Если эта Ира такова, какой я её себе представляю, то… то вряд ли мне стоит желать, чтобы она вышла за Марека. Но тогда… Какой из него, пацана, отец?! А учёба?! Да и понятно, что ребёнок будет на мне, но и у него нормальной жизни с милой Полей не выйдет… Остаётся одно…
Женя. Милый мой Женя… Я так долго ждала тебя, так тянулась, так сопротивлялась тебе, с таким упоением приняла тебя… И с таким холодным, безумным и пустым отчаянием отказываюсь от тебя… Ведь, право слово, не могу же я всерьёз рассчитывать на твоё великодушие. Ребёнок – не татуировка, он не просто будет всегда, его ещё и любить надо.
А положила телефон на землю и повернулась на спину. Слёзы беззвучной истерики заливались в уши, но я не шевелилась. Солнце просачивалось сквозь крону, рассыпалось и дрожало на зелёных сердечках. Господи, что же я делаю!? Я впервые за много лет снова беру на себя ответственность за свою судьбу, и при этом сразу же хватаюсь решать не только за себя, но за своего мужчину. Он дал мне всё, о чём я и мечтать не могла. А я вновь отталкиваю его. Даже не предоставив выбора. Он имеет право знать, почему… на каком основании я позволяю себе лишить его права на благородство?! Эгоистка! В конце концов я обязана… я его жена… Самое страшное, что может случиться – он решит разорвать наши отношения, которые я уже сейчас мысленно разорвала. Резко сев, до мгновенного головокружения, распугав пичуг на водопое, я вытерла ладонями мокрое лицо и соль запекла щёки и глаза. Напевая себе под нос «По газонам не ходить», я не торопясь подошла к разбрызгивателю, с наслаждением ощутила влагу на коже, вдохнула смешанный с водой воздух и старательно растёрла капли на руках, погрузила лицо в прохладный веер брызг и умылась, не обращая внимания на бессовестно намокающую сорочку.
Женя трубку не брал. После короткого гудка я помолчала, сказала что скучаю и отключилась, обессилено свесив руки. Я отчётливо увидела свои мечты о счастье, беспомощно трепыхающиеся в пыли, раздавленные грузом благих намерений.
Господи, я знаю, что я не подарок. Я много грешила, клянчила, роптала и гневалась. Но ТЫ ведь простишь меня, правда? Прости, пожалуйста. Я постараюсь…
С громким, каким-то парадно-театральным хлопаньем крыльев на газон слетел ослепительно-белый голубь. Он сделал круг на месте, притаптывая ковровую травку, курлыкнул и принялся долго и старательно пить под моим зачарованным и счастливым взглядом. Я подняла лицо вверх, к солнечно-зелёному крошеву и выдохнула: «Спасибо!».
Ну что ж, слона, как известно, следует есть по частям. Всё по порядку, а про варианты я уже попереживала. На повестке дня сейчас уговорить Иру рожать. А там, как говорил папа: «Война план подскажет».
Когда я вошла, почти вбежала в кафе, парочка уже доедала своё мороженое. Ира оказалась миловидной, чуть полноватой, спокойной девушкой, из тех, которые знают, чего хотят и готовы пробовать разные пути и исправлять ошибки. Она держалась уверенно, хоть и настороженно, и натянуто улыбалась, но при этом у неё дрожали руки и было видно по всему, что нарисованный мною прежде образ легкомысленной девахи без комплексов не делает мне чести и критики не выдерживает. Ну что ж, это и прекрасно, если сыну удастся её уговорить выйти за него.
- Валентина Валерьевна, - я протянула руку и улыбнулась, глядя в упор самым своим доброжелательным взглядом, пока суетливый Костя отодвигал мне стул. Мне не нужно, чтобы она видела во мне врага и прокурора. Я пришла не казнить, рвать и метать, но мирить и спасать. Меньше пафоса, дорогая, меньше пафоса…
- Ира, - пальцы были потными и холодными.
- Костик, сынок. Мне чайку холодненького… - Я выключила телефон, мысленно извиняясь перед Женькой и обещая сразу, прямо сразу позвонить.
Разговор, сперва неуклюжий и натянутый, долго топтался на месте… Все боялись коснуться больной темы… Но не ради погоды и успехов в учёбе же мы встретились, право слово!
- Ребятки, а пойдём-ка на свежий воздух.
Вечер не принёс свежести, но зато было прохладнее. Немножко.
Ира неуверенно села рядом со мною, а Марек, подбадриваемый моим взглядом, красиво напрягая мышцы, принёс и поставил напротив ещё одну скамейку.
- Ириш, можно я тебя так называть буду? – кивок, - скажи, почему ты не хочешь замуж за Костю? Если хочешь, мы его сейчас отправим за подснежниками и поговорим без него.
- Не стоит, мы с ним это уже обсуждали, он разве не говорил? Я его не люблю. И родители против. Да и рано, нужно сначала образование получить, кто меня с ребёнком на работу возьмёт? – Вот и до сути добрались. Девочка своей непоследовательностью прекрасно сказала, что её волнует.
- Ну, подожди, с ребёнком я сидеть буду. А вы и доучитесь, и наработаетесь. Да и любовь она, в общем, дело наживное, уж извини.
- Как вы себе это представляете?! Да меня отец убьёт! Он мне жениха в Воронеже ищет. Нет. Я не люблю вашего сына. – она быстро глянула на Костю, как бы снова взвешивая «за» и «против».
- Ладно, не люби… - я коснулась крестика на её груди, - но не убивай вашего ребёнка.
Повисло тяжелое, беспросветное молчание. Вдруг плечи Иры стали покаты и узки и начали мелко и жалобно вздрагивать в такт доносящимся из-под сомкнутых ладоней всхлипываниям. Теперь! только бы не упустить!
- Ирочка, послушай, я понимаю… только послушай. Ты переведёшься на дистанционное, на один год, потом восстановишься, мы всё устроим, к родителям сейчас съездишь, пусть думают, что у тебя работа. Мы всё устроим. А ребёночка родишь и переведёшься. Сделаем так, что никто ничего не узнает, как будто это мой ребёнок. Могу же я родить. У нас есть хороший врач, никакого криминала и глупостей. Просто договоримся, что его оформят на меня сразу. А ты нигде и не отсветишься. Но ты не будешь убийцей, понимаешь, Ирочка?! Аборт – это не операция, а убийство, понимаешь?! И после этого ты можешь никогда не иметь детей. Понимаешь?! Никогда, Ни от кого! Может, вы только ради этого ребёнка с Костей встретились, может он будет новый Моцарт, Рафаэль, может. Он мир спасёт, ты не можешь его убить. Он тебе не помешает жить, как ты хочешь, просто проживи с ним эти месяцы. Мы всё устроим.
Костя с трудом ловил мысли, глядя на меня ошалевшими глазами. А я всё говорила. Чувствуя под ладонью, как слабеют плечи этой птички. Господи, да посмотри же сюда, Боже мой! Вложи…
- Хо… хорошо. Я поняла. Да, я не хочу его у… аборта. Но как вы хотите это сделать? Мои родители узнают, им кто-то обязательно расскажет.
- Ирочка, они будут думать, что у тебя хорошая работа, поэтому перевелась, квартиру снимем. Если хочешь, вообще можем уехать с тобой в другой город или к нам на дачу. Будешь себе учиться. О деньгах не беспокойся. Этот шалун будет за троих пахать – я радостно и безумно посмотрела на сына. Он улыбался и мелко, по-идиотски, кивал.
- Давай тогда уже подумаем, когда тебе съездить к предкам, и что ты им будешь говорить, тоже давай уже думать. В понедельник пойдём с тобой в деканат. Ты где живёшь?
- В общаге.
- Хорошо, ещё месяцок поживёшь, или уже хочешь переехать? – обсуждение деталей закрепляло её решение, нашу победу, его будущее. Впрочем, может, девочка… Я улыбнулась сквозь просыхающие уже слёзы.
Марек ушёл провожать Иру, а я, немного проведя их, умылась из фонтана, запила из него же спазмалгон и достала из кармана телефон… Пока шли гудки, вся я, как газом из продырявленного баллона, заполнялась больными терзающими мыслями…У меня нет выбора. То есть уже нет. Он сделан. И мой выбор в пользу ребёнка не будет стоить Барсову жизни. Верно ли обратное, я должна была узнать через несколько минут, но мысленно уже попрощалась со своим принцем, мужем, прекрасной реальностью, с детства уяснив, что одной попой да двух табуретах не усидишь. У меня всё равно никто никогда не отберёт этой памяти, этих взглядов, слов, прикосновений, этого буйства яростного желания и сладострастной, бесстыжей, мучительной дрожи. Твои ладони навсегда впечатались в мои плечи, твоими губами всегда будет бредить моя неласковая кожа, от воспоминаний о волосах будет сводить пальцы. Тяжесть твоего обессиленного тела всегда будет вдавливать меня в простыни, даже если я буду, задыхаясь, просыпаться без тебя, в пустой постели.
Щелчок соединения мгновенно очистил голову до звенящей пустоты… Голос. Контролировать голос.
- Валя!!! Ты где?!
- Женечка, я тут – идиотка, блондинка. – я тут в парке сижу, Женечка. Послушай…
- Нет, это ты послушай! Я еду из Внуково и через полчаса хочу видеть тебя дома. Если это какая-то чепуха, я клянусь, что… что… в общем, надеюсь, что повод был серьёзным. Ну то есть, ну ты меня поняла. Всё. Домой!!
- Еду.
Уф… Это было сильно. Ну и хорошо. В таком состоянии он всё может и вполне адекватно воспринять. Убить – не убьёт, а помучить… так лучше, чем у меня, у него всё равно не получится. Главное – она согласилась.
Дверь открылась от первого же прикосновения ключа к замку. Я вздрогнула от неожиданность… Дежавю… Ах, да! На нём тогда ещё синий костюм был и снег вокруг по колено.
Додумать я не успела, т.к. он буквально затащил меня в квартиру, вжал в стену, обхватил лицо ладонями и, сдавив локтями плечи, не прикрывая глаз, начал медленно, смакуя, сильно прижимая губы, жадно и осторожно, как пьют холодную воду из колодезного ведра, целовать. Я слабела и пламенела, ощущая сквозь тонкий хлопок сорочки его упругое, горячее и совершенно необласканное сегодня тело. Пуговицы его рубашки отчётливо врезались в живот. Маленькие пуговки… Ближе невозможно, но ближе, ещё! Высвободив руки, я запустила пальцы в его волосы, отчего Женя ещё подался вперёд… Стоп, стоп, стоп!
Отступать некуда, но я выскользнула из его объятий вниз, пройдясь губами по колючему подбородку, горлу и мельком поцеловав в шею… Ах, на нём ещё вкус моря, солёно-горький, с едва уловимыми оттенками йода и сухих, прожаренных солнцем водорослей!
- Оригинальный способ начинать семейную разборку – нырнуть вниз-то я нырнула, но отпускать меня никто не собирался. Так и стояла на полусогнутых, прижатая к стене, упершись локтями в Барсовский тощий живот.
- Я ещё не закончил, возвращайся!
- Барсов, я должна тебя кое о чём спросить.
- Все вопросы потом! Я не закончил… - он одновременно прижимал меня к стене и пытался вытянуть вверх, искренне потешаясь над упорным, беспомощным сопротивлением. С каких это пор я так легко подчиняюсь мужским желаниям?! Ну ладно, в последний раз…
Отцеловавшись, мы долго стояли, обнявшись и упершись упрямыми лбами. Я млела, вдыхая его неповторимый, как дактилоскопический оттиск, запах. Всё будет хорошо.
- Евгений Алексеевич, я только сейчас поняла, как ужасно соскучилась. День… всего день.
- Целый день. И целая ночь. Господи. Как мальчишка. Что со мною делается?!
- Давай сядем, ты ведь устал, наверное…
- Да, так что ты хотела спросить. Это имеет отношение к твоему отъезду?
- Женька, как ты отнесёшься к тому… если у меня будет ребёнок?
- Если у нас будет ребёнок, я буду самым счастливым мужем на свете! Но для этого нужно кое-что. Как минимум, чтобы кое-кто, - он оттянул пальцем ворот сорочки и с интересом посмотрел внутрь. Руки! - не сбегал, бросив…
- Женя. У меня будет ребёнок. – он убрал руки на колени и медленно распрямил плечи, с побледневшего под загаром лица исчезло игриво-недовольное выражение и брови, мгновенно ставшие грозными, сошлись в одну линию.
- Валя, слишком рано, чтобы… От кого? Игорь?! Сука. Я убью его – Барсов выговаривал слова чётко и почти спокойно. – Говори! Скажи всё. Почему ты это сделала?!
- Выслушай меня и… всё не так. как ты понял. Это ребёнок Марека – глаза, и так немаленькие, полезли на лоб. Женя смотрел на меня так, будто увидел впервые, как на какое-то диковинное животное. Это всё так звучит, что я его понимаю… - он осчастливил одну девочку, которая теперь хочет сделать аборт. Я ей сказала, чтоб она не смела и что я заберу ребёнка. Всё.
Барсов повалился спиной на диван, скрестил на груди руки и молчал. Я боялась, что самые мои худшие сценарии начинают сбываться. Он молчал долго и я продолжила.
- Конечно, я не могу взваливать такой груз на тебя и поэтому…
- Валь, помолчи.
Чтобы не думать о том, что сейчас происходит в его голове, я пошла на кухню соображать, чего бы приготовить. Дальше чая моя фантазия и измученный жарой мозг буксовали.
Через минуту вошёл он. Руки на груди, взгляд потусторонний, взял с полки «гостевую» сигаретную пачку, рассеянно раскрыл, потом со злостью смял и швырнул в ведро, присел на подоконник рядом со мной и…
- Что об этом думает Костя? Я хочу знать всё.
- Костя хотел жениться. Но она отказала. У него Полина очень честных правил, которая ничего не знает и не поймёт. А он её любит. А эта Ира просто мимо проходила и захотела приключений. Родители ничего не знают. И не должны. Ей учиться надо и ребёнок ну совсем не в масть.
- Дурра. Впрочем… Валь, знаешь, моему старшему уже было бы 12 лет. Тоже случайно, тоже не-же-ла-тель-но, а я, дурак молодой, ничего не сделал. А второму бы полгода… – Он неожиданно повернулся ко мне, в глазах стояли слёзы. Настоящие живые мокрые слёзы - Валя, но никто, никогда не узнает, что он не наш! И Марек никогда никаких прав… Понятно?!
Женя. Женя… Не уставай меня восхищать.
Он долго крутил пиалу, гоняя тёмный лист на дне и не отнимая от него взгляда.
- Валь, но ведь… это ведь не будет означать, что… ты, мы… у нас… Валь, ты родишь мне ребёнка. Или даже двоих…
- А куда я денусь? Но без твоей помощи в этом вопросе всё равно ничего не получится.
Он невесело как-то хмыкнул и, запустив руку под стол, сильно сжал моё колено. Да… По трезвому разумению времени на собственных детей у меня осталось не так много. Если только это вообще возможно. В полтинник рожать, конечно, можно, но как-то не очень здорово. Но… на всё воля Божья, а ребёнка от него я хочу до одури. И даже мысли о предстоящем фиктивном материнстве этого желания нисколько не заслонили.
- Я должен завтра вернуться обратно. Ты поедешь со мной или тебе нужно остаться?
- Утром всё выясню и скажу. – на часах около двух, я только сейчас поняла, что больше суток на ногах - Жень, давай я омлет соображу и пойдём уже спать.
- Не, я есть чего-то вообще не хочу… Сейчас чай допью. Иди в душ ты первой, а посуду я помою… - прекрасный мой, идеальный мужчина.
Женька улетел один, немного обиженный, и даже бурное прощанье, когда лихорадочно одевались мы, подгоняемые уже вторым звонком таксиста снизу, весело переглядываясь и жадно помогая друг другу с молниями и крючками, не намного разрядило его напряжение. С Мареком он говорил без меня. Разговор завершился крепким рукопожатием, но сын выглядел побитым псом и избегал смотреть в глаза. С ним мы условились, что он не будет оставлять Иру без присмотра, никому ни полслова не ляпнет и немедленно начнёт искать дополнительную работу. Пока мы с покорной и молчаливой девочкой ходили в деканат, он отпросился к Полине. Как он будет разруливать всю эту дополнительную нагрузку, понятия не имею, но это уже его дело.
С переводом проблем не возникло, но нам пообещали проблемы, когда она решит восстановиться. Но… это дело будущего. Пока легенда для родителей, сборы, поездка и… анонимное медицинское обследование. Обеих мам.