или Сказка о Любви в размышлениях, пейзажах и диалогах
Глава Четырнадцатая
Уже три месяца длилось наше постоянное совместное житьё с Женей. За это время мой вялотекущий развод вышел на финишную прямую, до которой он бы при моей жизни не добрался, не найми Женя адвоката. Не смотря на то, что Игорь, получив ключи и документы на квартиру, никак не препятствовал процессу, Гражданский кодекс изначально не предполагает лёгкой жизни для тех, кто смеет рожать несовершеннолетних разнополых детей... Но всё уже движется к завершению. Женя выполнил все условия, выставленные всеми. Он был герой и был чествуем, как герой. Маришка перестала на него крыситься после того, как он сумел втолковать мальчику Вите, почему именно мириться первым должен мужчина. Я тогда ещё, не скрывая ехидства, спросила, всегда ли он сам действует сообразно собственным установкам, на что он, не увиливая, подтвердил, что почти никогда и, с надеждой глядя мне в глаза, почти попросил: "Проще не ссориться…".
У него было больше суеты, чем работы, но, как известно, сперва работаешь на репутацию, а потом она работает на тебя, поэтому он не отказывался ни от каких толковых предложений и разъездов и за эти три месяца мы провели вместе от силы один. Я знала, что так и будет и что это естественно и нормально, коль скоро у моего мужчины такая профессия, но не огорчаться не могла. Мы постоянно созванивались, вернее он звонил мне, поскольку я всегда была для него свободна, и мы порой увлекались совершенно нетелефонными разговорами. Между нами ничего не изменилось, я ждала развода, сперва терзаясь, но с определённого момента не опасаясь уже своих сомнений и колебаний, а Барсов воспринимал нашу не-близость, как он сам говорил, как увлекательное новое переживание и как взятку будущему счастью. Красиво говорил. А я страдала от собственного несовершенства и сомнений.
Сомнения были во всём. Но главное терзание – могу ли я позволить себе эти отношения. Бес крутил в голове заевшую шарманку: «Не переживу, если он меня бросит». Знаменитую дилемму «Что лучше: найти и потерять или ждать и не дождаться» для себя решала однозначно в пользу второго варианта. Я боялась потери наперёд, авансом. Мне было страшно представить новую измену, но уже с Женей в главной роли, я изъедала себя его киношными любовными сценами, культивируя предчувствие разлуки, провоцируя всякие резкости и снова убегала, убегала… Порой впадала в абсурд. Будучи в некотором роде обязанной его сестре и племяннику, я очень смущалась их и доходила в своей мнительности до того, что избегала совместных прогулок, премьер и походов в гости. И это при том, что, по словам Жени, именно Люда первой одобрила его решение окончательно увести меня из семьи. Отчасти, очевидно, меня задевал тот факт, что Барсов Я напрочь отказалась ехать с ним в Питер на годовщину смерти дяди, чтобы не знакомиться с его тётей и прочими родственниками. Впрочем, тут у меня была приличная отговорка: тётя категорически не одобрила его выбор, узнав, сколько мне лет и сколько у меня детей. И все увещевания Барсова о том, что она изменит своё мнение, познакомившись со мной, наталкивались на беспросветное «не хочу». Как же я его изводила! После разлада с Кудрявцевым сперва в интернете, а после и в желтушных газетках появлялись «сенсационные» статьи о том, как актёр остался без работы, «опустился», «спился», и, наконец, о дурном на него влиянии меня. Странным образом ещё не выплыли мои анкетные данные, хотя над «моим» интервью в одном бульварном листке мы здорово повеселились, а также моя связь с критиканткой Одноглазовой. И вот, когда Женя, дававший по два интервью в неделю, согласился принять журналистов дома, и предупредил меня об этом и о том, что собирается официально представить меня общественности, я закатила тихую истерику и, оставив горку печений и порядок в квартире, сбежала в соседний двор качаться на качели с книжкой и плейером. До конца дня мы не разговаривали.
Перелом в голове, хоть и неокончательный, наступил неожиданно…
- Жень, скажи, а чем измерить счастье? – сегодня вечер глупых вопросов начинала я.
- А что, уже так много, что прямо нужно измерить?
Усталость и самоугрызание – это хорошая почва для плохого настроения, которое мне срочно хотелось развеять. Кроме того, Барсов порой удивлял меня такими формулировками, умозаключениями и афоризмами, что я начинала подозревать в его биографии кроме школы жизни ещё и философский факультет. Когда же прямо спросила, откуда у него это всё, Женя c грустью покровительственным тоном сообщил, что умные книжки читал в нужной компании. Книжки книжками, а сам он имел вкус и склонность к философским сентенциям и не один вечер мы провели за поверкой наших мировоззренческих взглядов и жарких спорах по этому поводу. Вконец выдохшиеся, оставшиеся при своём, мы, тем не менее, были обычно вполне довольны друг другом.
- Не знаю, но хочется быть готовой.
- Ну, хорошо, давай вместе подумаем. – он захлопнул и откинул в сторону толстый журнал, завалил меня на диван так, что голова оказалась на его коленях и соорудил на лице выражение скучающего психоаналитика
- Жень, я не хочу думать, я хочу знать, что думаешь ты…
- Значит ли это, что у тебя есть свой на это ответ?
- Есть, конечно, но сформулировать его я, боюсь, не смогу.
- Невероятно! Что уж мне тогда говорить, без суфлёра…
- Ой, да ладно, Евгений Алексеевич, передо мною можешь не прибедняться. – Мне ли не знать, каким он может быть красноречивым и глубокомысленным!
- Хорошо, я скажу. Но это банальность. Для меня счастье измеряется степенью… эхм… мерой отсутствия счастья. Доступно?
- Интересно… И чего тебе вот сейчас не хватает для счастья?
- Без обид? Честно? Я ведь скажу. Мне не хватает… ну, ты понимаешь, о чём я. Нет, нет, я принял эти правила и в них тоже что-то есть, но… иногда так не хватает, - Женя, до того гладивший меня по щеке и плечу, вдруг скользнул под блузку и, в ответ на моё «ой», зажмурилcя и отступил – и, во-вторых, мне очень не хватает хорошей роли. Сейчас один проект может получиться, если деньги найдутся… и я стану гораздо счастливее.
Я молчала. А что я могла на такое сказать?
- Слушай, Валь, - Барсов посадил меня и развернул лицом к себе, взяв за обе руки, - я это как-то не проговорил, а ведь это важно. Хотя я считаю это само собою разумеющимся… А вот у тебя про это и не спросил…
- Поговорим «про это»? – он свирепо глянул на меня, валяющую дурака в такой ответственный момент, и невольно улыбнулся деланно наивному выражению.
- Да, именно про это! Когда закончится процесс развода… Ты выйдешь за меня замуж?
Господи, вот ведь штука какая – именно об этом я совершенно не думала. Не загадывала, не представляла, не рассчитывала. Ну, не совершенно, но так, практически. Всё шло как-то само собой и о том, что именно это будет дальше, я не помышляла. Да, конечно выйду!
- Ну, я подумаю. Это такой серьёзный шаг… В моём возрасте…
- Три минуты на раздумья.
Я встала и ушла на кухню думать. Если быть реалистом, то всё это смахивает на совершенно ненаучную фантастику. Почему при всём разнообразии претенденток на место рядом с ним, тут почему-то я. Безумно хочется думать, что есть за что, что чем-то заслужила, но как-то не нахожу, чем бы… Но ведь… я люблю его и он меня любит и нет причин, почему бы нем не попробовать. Есть, правда, ещё одно, о чём до поры я не думала вообще – рано или поздно он захочет ребёнка. А я не смогу. Уже шесть лет, как я ничего не делала для того, чтобы у нас с Игорем не было детей. Значит… значит, не смотря на уверения врача в том, что всё в моём организме функционирует нормально, детей у меня быть не может. Наверное, стоит ему об этом сказать до…
- Тридцать секунд! – донеслось из гостиной.
- Кофе будешь? – в голове проносилось множество мыслей, но все с такой скоростью, что совершенно невозможно было ухватить хоть одну. «Ребёнок»… «шанс»… «право»… «честно»…
- Двадцать три…
- С кардамоном?
- Ты издеваешься?
- Нет!
- Что нет? – он вырос в дверном проёме, настороженный и лукавый.
Я закрыла глаза, и, подумав, что скажу ему как-нибудь потом, сложила слова в сомнительную формулу женского счастья:
- Я согласна выйти за тебя замуж.
- Вот и прекрасно, я так и знал. Теперь придётся бросать – Женя с деловитостью, за которой легко угадывалось облегчение, обнял меня за талию и поцеловал в щёку, потом взял с холодильника сигареты, поглядел в пачку, и выкинул её в окно. Я с интересом высунулась посмотреть, а он, не дожидаясь вопросов, пояснил, - С Артёмом когда-то поспорил, что никогда не сделаю предложения…
- Да… - Артём Бухарский, старинный Женин друг, был известным ловеласом и разгильдяем, как многие отчаянно талантливые люди.
- Да. Тут мне кофе обещали…
- Сейчас… так с кардамоном?
Так всё было решено для меня, снова почти без моего участия…
И всё равно долго ещё меня мучили странные сомнения и нечто, схожее с угрызениями совести, хотя с чего опять было себя грызть и истязать? "Расслабьтесь и попытайтесь получить удовольствие" - это про гораздо более скверную ситуацию. А отчего мне терзаться? Мои условия приняты, мои проблемы решаются, рядом со мною мужчина, о котором я мечтала, но на которого никогда всерьёз не могла рассчитывать и он, кажется, меня любит. Во всяком случае ведет себя так, словно любит. Ему от меня, кроме собственно меня, взять нечего. Да и человек он такой... безыскусный, насколько это возможно для человека его профессии.
А манежить себя и терзать сомнениями - совершенно напрасно. Он ведёт себя так, будто вообще моих "гусиных лапок" и седых волос не замечает. Ну да, у меня с утра помятый вид, сосудистый рисунок на ногах и при желании все мои 39 мне можно дать, да ещё и от себя добавить. Но у него ведь этого желания нет, похоже. Или ему действительно наплевать на возраст, хоть верится с трудом. В конце концов, почему бы ему меня не любить, я ведь вот его люблю... Он что ли права на глупости не имеет? Имеет! И, допустим, я считаю, что недостойна такой любви. И что? Набить ему лицо на память, чтоб не так обидно, зарефлексировать и сбежать? Чтобы жрать себя за дурость и мылить петлю по выходным? А он, кстати, любящий, в чём виноват? Может, лучше, для баланса, подумать, хотя бы подумать, что сделать, чтобы соответствовать этой любви... женственность там, нежность культивировать.
Не появись Барсов, я бы ушла ли от Игоря? Нет! Я бы от него убежала, как от Василиска, я и на дачу смылась, чтобы снова не поддаться его увещеваниям и уговорам, что всё не так, как кажется. Мне не казалось. А Барсов вдруг оказался в том месте и в то время. Умейте читать знаки судьбы. Можно лишь возблагодарить Господа, что он влез в мою жизнь именно тогда, а не на месяц раньше, когда бы мы, вероятно, ограничились чашкой кофе и беседой о странностях современного прочтения Шекспира. Слава Богу! Ну почему я никогда не умела просто наслаждаться моментом? Почему мне всегда нужно делать анализы бытия, рассматривать варианты, которых история не приемлет, презирая сослагательное наклонение! От дурости. А это не комплимент, а диагноз. Что ж, будем лечить.
- Женька, ты случайно не знаешь хорошего доктора-рефлексолога?
- Это который рефлексы восстанавливает?
- Нет, который рефлексию лечит.
- Мнн-ээ, а всё очень серьёзно?
- Запущенный случай, но... Пациент осознал необходимость медицинского вмешательства. Это уже шаг к выздоровлению.
- Костя?
- Я.
- А... ну, с тобой и я справлюсь. Идём завтра на концерт? А в субботу устроим с Костиком побренчалку. - Женя улыбнулся, но тон стал наоборот, очень серьёзным. - Адвокат работает. Всё будет хорошо и, если ты не передумаешь, то через месяц-полтора я просто пропишу тебе постельный режим!
С утробным рычанием он сграбастал меня, сжал своими длиннющими руками, задышал в ухо и принялся тереться щетиной о щёку.
- Ударим здоровыми рефлексами по нездоровой рефлексии! - я засмеялась и погладила его по руке против шерсти, глядя, как изгибаясь, распрямляются и ложатся волоски.
Когда он уезжал, я предпочитала жить на даче, чтобы укрыться от искушения чаще посещать детей и просто потому, что мне там было лучше. Люся Одноглазова тоже там становилась мягче и щедрее на комплименты, хотя как раньше прикладывала Евгения Алексеевича Барсова, так и продолжала это делать. Да к Натану Кудрявцеву стала совершенно нетерпима. Женька несколько раз пытался меня придушить, но передумывал в последний момент.
Мама приезжала на неделю, жила, правда, у Игоря, не смягчая пока позиции относительно моего демарша. Женя, до того вызывавший её восхищение, теперь был переведён в третий сорт, который не брак по определению. Она всегда, при любых раскладах, поддерживала Игоря. Меня это прежде задевало, а теперь нет. Теперь я её понимала и, возможно, поступала бы так же, если бы речь касалась Маришки.
У Маруси всё было, как всегда хорошо, но трудно. Она умудрилась не только съездить в Одессу на конкурс молодых пианистов, но и, не смотря на слабую в последние месяцы подготовку, победить в нём. Мальчик Витя ездил с ней, спал в кухне и вёл себя, под бдительным оком бабушки, вполне прилично, даже по хозяйству помогал и мусор выносил. Чем, собственно, и заслужил полное бабушкино одобрение и поддержку. Как, в сущности, немного нужно… Новое увлечение Костика мама, напротив, приняла в штыки и тут я с нею была поначалу солидарна, однако сама высказываться не имела никакого морального права, поскольку ситуация была до смешного та же, разве только пассия моего сына была старше его всего лишь на три года.
Наконец, Жене предложили то, чего он так долго хотел - серьёзную драматическую роль, причём его замечания по роли готовы были слушать. Он взялся с невиданным мною прежде энтузиазмом. Денег на картину было мало, поэтому, как он объяснял, очень важно было тщательно всё подготовить, чтобы сам съёмочный процесс занял минимум времени и средств. Он должен был сыграть человека, совершившего случайно убийство своей бывшей любовницы, причём у него оказалось железное алиби, никто об их давней связи не знал и вообще он был вне подозрений. Но угрызения совести, страх, мнительность постепенно сводят его с ума, он совершает поступки, подспудно раскрывающие для окружающих суть произошедшего. Конца у истории не было с тем, чтобы зритель мог сам решить, как должен бы завершиться этот рассказ.
Работал он завзято. Он с самого утра закрывался в кабинете, просил отключить телефон и не шуметь, часами читал, писал, иногда из комнаты слышна была музыка или обрывки каких-то фильмов, отдельные реплики и целые его монологи. Я писала своё, смотрела кино в наушниках и приносила ему чай. Только чай. Занося очередную кружку, я невольно любовалась вдохновенным творческим процессом. Сидя на подоконнике у раскрытого окна, Женя не курил, но, растопырив тонкие светлые пальцы, держал сигарету между указательным и средним, из незастёгнутой на груди рубахи виднелись тёмные тонкие волоски, рукава постоянно сползали и он привычным движением засучивал их, чтоб не мешали, но закатать один раз времени не находилось. Писал он прямо на листах сценария, вносил правки, дописывал какие-то куски, перевернув отпечатанной стороной вниз, чёркал, мял, потом, спохватившись, снова разглаживал страницы. Я бесшумно уходила, забрав очередную пустую чашку. Когда он заканчивал, в зависимости от рабочего графика, он либо едва успевал перекусить и летел на студию или в театр, либо мы ехали в парк пройтись. Но дома сидеть не мог. Лето, как бы отдуваясь за долгую и вялую зиму, шпарило город в упор всеми своими мегаваттами. Над асфальтом держалось марево и, среди дня казалось, что вот-вот впереди замаячит мираж из верблюдов и тонкотелых пальм. Тротуары были истыканы каблуками и, как фюзеляж боевого И-16 звёздочками, казалось, хвастался то тут, то там попадавшимися набойками, оторванными в неравной борьбе. Мы гуляли до глубокой ночи, натыкаясь на влюблённых и сильнее сжимая пальцы друг друга.
Иногда он вдруг приходил ко мне, начинал читать кусочки сценария, рассказывать о своём герое и требовал моего мнения. Иногда даже его слушал. Вот и сейчас…
- Женя, то, что ты мне показал, превосходно. Чем ты недоволен? Хоть скажи, может, и я увижу, в каком месте это «плоско и бездарно».
- Как известно, выше головы не прыгнешь и из чайника можно вылить ровно столько, сколько в нём было - ни каплей больше. – патетика плескала через край и он сейчас напоминал лирического героя немого кино.
- …Но всё равно ведь хочется, - подтрунивала я.
Барсов собой не был доволен - какое ему дело до того, что всё было внешне безукоризненно?
- Философ, ты не был в образе, хорошо, ты ведь ещё не в кадре. К чему отчаиваться? Продолжай. "Ещё сорок тысяч вёдер и золотой ключик у нас в кармане"!
- Одноглазова, задушу! Куда?! А ну стой!
- Туда! Отпусти, изверг! Тебе работать надо! У тебя образ не срастается!
- А что я, по твоему, делаю?!
- Аааа! А я жертва искусства?! Я протестую!! Женя, Женя, прекрати немедленно, я буду сопротивляться, я сопротивляюсь!
И я начала сопротивляться, вцепившись ему в запястья и уперев колено в живот. Хватка немедленно ослабла, лицо изменилось, он внимательно смотрел на мои руки...
- Отлично, спасибо, репетиция окончена... - Барсов пробежался пальцами по моей спине, притянул к себе, аккуратно опустив рукой настороженно выдвинутое колено, скользнул щекотной бакенбардой по скуле и начал целовать едва не пострадавшую шею. Я прижалась к упругому животу, ощущая под руками жестковатые волосы его загривка и волнующие изгибы напряженной спины. Я вся превращалась в осязание….
Италию решили снимать в Крыму, куда, собственно, и должны были ехать смотреть натуру в скором времени. Женя даже не рассматривал варианта, при котором я не еду, просто мягко попросил меня сделать так, чтобы я оказалась абсолютно свободна минимум на неделю и составить список необходимых вещей, самый минимум.
Я отпросилась у него съездить на дачу на пару дней. Он согласился, но взамен потребовал, чтобы я в поездку купила платье. Даже с Мареком договорился, что тот, имея к одежде вкус и чувство стиля, обеспечит мужской взгляд. Сын отнёсся к поручению с большой ответственностью, и по магазинам мы пошли даже втроём, поскольку к нам присоединилась девушка Марека Полина – по праву будущего стилиста и дизайнера. Сгорела хата - гори забор, мне идея заманчивой не представлялась, но отчего бы не попробовать.
Женя пожелал удачи, подвёз нашу комиссию к ближайшему подходящему магазину, зашёл посветить лицом и умчался по делам.
Промаялась я с ними добрых полтора часа, меня манежили и бесцеремонно крутили и вертели, переодевали, как ростовую куклу, повышали на меня голос и всячески пренебрегали моим человеческим достоинством. Я всё стерпела, рассудив, что сопротивление бесполезно и, если не покончить с этим сегодня, всё придётся начинать сначала завтра. К тому же я ведь пообещала Жене, а он ради меня и не такое терпел.
Наконец консилиум из моих мучителей и их консультантов пришёл к консенсусу. Можно посмотреть, да?
Я поглядела в зеркало: цвет слоновой кости, талия на месте, бюст, вроде, тоже, длинный белый шарф, глаза исполнительницы драматических куплетов и танца живота. Айседора Дункан на пенсии. Осталось только красиво помереть. Такси! Такси!
Костя рассчитался Женькиной карточкой, купил попутно ему галстук в тон моего платья и мы, нагруженные тремя пакетами (галстуку-то зачем пакет размером с прикроватную тумбу?!) вышли на свежий воздух, ужасно душный и тяжелый…
- Мам, впервые вижу женщину, которая выбирает под…, подбирает платье с таким мученическим лицом. Ну, улыбнись же! – одной рукой Марек нес пакеты с платьем и туфлями, а другой обнимал Полину, которая в процессе творческих экспериментов надо мною растеряла всю свою скованность и строгость и даже мило и умно шутила.
- Красота требует жертв! – девочка смотрела на меня даже как-то покровительственно. Ей-то, как видно, с выбором одежды и умением носить платья так мучиться не приходится.
- …кровавых и человеческих… - скорей бы домой, под холодный душ, собрать сумку и пасть на два дня в объятья любимых футболок и драных шорт.
Из этого мучительного похода за красотой я вынесла ещё и наблюдения за своей вероятной невесткой. В целом девочка мне понравилась, у неё явно достанет характера и рассудка, чтобы сдерживать от глупостей и направлять в нужное русло неуёмную энергию моего замечательного сына. К тому же, приятно видеть толковую цельную личность, неподвластную безумной моде и воспитанную на естественных ценностях. Да ещё и с чувством юмора! Ну и фиг с ними, с этими тремя годами!