или Сказка О Любви в размышлениях, пейзажах и диалогах
Глава Тринадцатая
Женя не задал ни единого вопроса, просто подхватил ящик, ойкнул, укоризненно глянул на меня, погрузил его в багажник и кивнул головой. Я тоже молчала, прокручивая в голове сценарий возможных грядущих событий. Самым простым было выгрузить скарб перед папертью и уехать. Однако так хотелось сказать священнику что-то гневное, обидное и оправдательное. Но, с другой стороны, страшно не хотелось, чтобы при этом присутствовал Барсов. И при том, что мне может ответить тот – тоже.
Женя внимательно следил за дорогой, но всё равно время от времени со странным выжидательным выражением поглядывал на меня. Достал сигареты, я кивнула и отвернулась, старательно впериваясь в пейзаж. Машина без труда карабкалась, разбрызгивая гравий и вот уже солнце бликует на деревьях, крася стволы во все оттенки тёплого жёлтого цвета. Что роится у него в голове? Умный ведь мужик, и тактичный… Сразу сообразил, куда ехать, ни о чём не спрашивает. Для него всё это, должно быть, кажется странным: отчего-то срываюсь, тащусь куда-то под вечер, ради этого даже готова его бросить, свежевозвратившегося… Даже не обиделся, что его, любимого, хотела оставить… И бутылки эти китайские через границу на себе тащил для тебя. Эх, повезло тебе, Валька, ой, как повезло… Я погладила его по колену. Он улыбнулся ободряюще и выбросил окурок за окно.
Фигуру в сером подряснике я увидела сразу и вновь стала мрачной и злой. Священник явно заслышал нас и теперь торопился скрыться в церкви. Женя обогнал его, развернулся перед входом, и я сразу вышла, обогнула машину и принялась дёргать дверь багажника. Пока вылезал Барсов, поп поднялся на паперть и теперь внимательно рассматривал нас. А я даже панаму не надела. Ящик был действительно очень тяжёлым, но ручку я не выпустила, пользуясь тем, что на людях ведь Женя не будет со мною препираться. Оттащив ношу на место бывшей лестницы и отпустив свою сторону, отчего ящик грохнул на ребро и крышка подскочила и звонко стукнула, я отряхнула руки, не взглянув вверх, вернулась к джипу и забралась внутрь, сильно хлопнув дверью. Так сильно, что сжалась изнутри и приготовилась извиняться перед хозяином машины, который вот сейчас появится и укоризненно на меня взглянет. Где же он? Я осмотрелась…
Он стоял рядом со священником, пожимая тому руку. Они разговаривали, причём так, словно были давно и безнадёжно знакомы. Женя показывал на автомобиль, его собеседник кивал, затем начал о чём-то рассказывать, сдержанно жестикулируя, потянул его внутрь… Барсов повернулся в мою сторону, несколько мгновений раздумывал, после решительно тряхнул головой и скрылся в здании. Что вообще происходит?! Что я тут делаю? Если они знакомы, то это получается… Что получается?!
Я посмотрела на циферблаты, надеясь отыскать часы, потом достала мобильник и включила его. Три минуты. Три.
Он нагнал меня уже у самого дома, открыл дверь, но я продолжала идти, не ускоряя шаг. Я просто не знала, как мне всё это понимать, а оттого – и как себя вести. А сделать вид, будто ничего не произошло, будто так и надо… я не умею. Игра вслепую. Только тут я ни во что не играла, ничего не добивалась… Скорее чувствовала себя сбитым с толку персонажем какой-то психологической игры. Вернее даже просто «психо-», без «-логической»… Что дальше? Ну, вот уже ворота, а что дальше? Как там настаивал один из его персонажей, «не знаешь, что говорить – говори правду!». Ну что ж, попробуем просто разобраться сперва, откуда ноги растут.
- Хорошо поговорили? Вы знакомы?
- Да. Он был когда-то нашим соседом в Питере. Был Петькой Соболевым. Теперь – отец Анатолий.
- Ты знал, что он тут?
- Эхм… давай в дом пойдём и я всё расскажу по порядку…
Он уселся в гамаке, предоставив мне место рядом, но я демонстративно притащила шезлонг и устроилась напротив, скрестив ноги и сложив руки на груди. Ругаться с ним, сидя у него подмышкой, как-то не комильфо, пожалуй. А в том, что придётся ругаться, я уже почти не сомневалась. Что-то подсказывало, что эта история мне не понравится… И это «что-то» ошиблось лишь в масштабе моего негодования.
Оказалось, что группа во время съёмок столкнулась с нашим новым соседом, Лапиным - латентным олигархом, который был возмущён тем, что они творили «в стенах храма». А после съёмок Барсов обратился, заручившись его поддержкой, в Патриархию. Там сперва отнеслись к обращению без особого энтузиазма, но затем заинтересовались, а когда Женя сподвиг своего старого знакомого, в миру Петю Соболева, взять на себя восстановление разрушенной церкви, благословение было получено. Так здесь появился отец Анатолий и виденная мною весной табличка. Женя умолк, напряжённо поглядывая на меня, а я переваривала услышанное. Встала, спустилась с веранды к пионам, посаженным ещё папой и присев на корточки перед растрёпанными махровыми цветками, постаралась отрешиться от страстей и воспринимать всё трезво. Куда там! Внутри со звоном и грохотом лопались пружины и разлетались сервизы.
- Так это, фактически, ты этого служителя культа сюда притащил?!
- Ну, можно и так… А чем ты-то недовольна? Церковь ведь отстраивается!
- Чем я недовольна?! – я едва не задохнулась от возмущения.
- Да, чем недовольна именно ты? – Женя был спокоен, как удав, только руки, расслабленно раскинутые прежде, сцепил в замок.
- Манерой общения, например. Ты бы слышал, как он разговаривал со мною!
- Да, он говорил… - интересно, и что же «он говорил»?! – Но ты ведь тоже пойми его. Он ведь даже предположить не мог, какой тут… эхм… объём работ.
- Это не повод для такого тона. Я ему ничего плохого не сделала.
- «Я»! Опять «Я»! – Женя наклонился вперёд и лицо его стало жёстким и суровым. В жизни я его таким ещё не видела, только в кино. – А что ты сделала хорошего для него? У него вчера полмашины кирпича украли. Позавчера привезли, а вчера уже украли. Рабочие, как он подозревает. Местные только ходят пять копеек вставлять и смотрят, чем бы поживиться. Чугунные ограды привезли, так их теперь приходится в церкви хранить, уже две стащили.
- А я причём?
- Да ни при чём, просто мимо проходила. А он весной две могилы нашёл старые, обиходил. Так на прошлой неделе одну из них раскопали. Искали. Он говорит, что даже напился с горя, впервые за десять лет. А тут ты приходишь… Ты себя со стороны видела?
- Я?!! А ты себя сейчас слышишь?
- Слышу. Нет, мне всё подходит, мне одежда безразлична. А вот ему не всё равно. И приходишь ты в штанах и рассказываешь про свои упражнения с металлоискателем. Что он должен был думать?
- А у него инструкция есть, однозначная. «Возлюби ближнего». Интересная метода общаться с возлюбленными.
- Всё верно… Ты, как всегда, права. И все должны в отношении тебя всегда поступать так, как тебе кажется правильным. И другие альтернативы тебя не интересуют. – Он откинулся назад, с грустью и жалостью глядя на меня. Да что он о себе возомнил?! – Отвлекись уже от себя. Посмотри по сторонам…
- Кого ты сейчас играешь? Дедушку Фрейда? Судию вселенной? Магистра Йоду? Что ты вообще обо мне знаешь?! Думаешь, что ты весь такой незаменимый, что можешь себе позволить говорить со мной в таком тоне?! Да кто ты вообще такой?! Демонстратор пластических поз и умных лиц… – я орала, как сумасшедшая, выплёскивая всё накопившееся раздраженье на, по сути, первого человека, сподобившегося говорить со мной так. Честно и открыто.
Женя качнул гамак и легко встал, одёрнул брюки и, отвернувшись, проговорил:
- Вот и поговорили. Решение о моей заменимости или незаменимости ты, пожалуйста, обдумай хорошенько. Пяти минут, думаю, хватит. Если нет, то я буду ждать тебя в Москве, но уже с извинениями.
- Не дождёшься.
- Пять минут. Время пошло.
Он скрылся в комнате, а я осталась на веранде сама с собой. Признаться, хуже компании в этот момент просто не было. Злость кипела и булькала, рождая всё новые и новые обидные фразы и прямые оскорбления. Я чувствовала себя униженной и брошенной. Хотя, понимала я, он прав. И вот это-то вынести было совершенно невозможно! Предмет нашего спора, старая церковь, только выиграла от появления этого попа. Я проиграла, потеряв привычное место тайного уединения. Но потеряла я его, на самом деле, уже давно, в марте, просто не придавала этому особенного значения, удобства ради посчитав, что это достаточная плата за появление в моей жизни Жени. Пока не появился он. Захватчик. Внезапная аналогия прошила мозг, переворачивая всё внутри и рождая ужас и стыд. Боже, как это всё напоминает ситуацию с моим разводом…
Как же я отвратительно себя веду! Как это похоже на… Я живо представила взбешённого Игоря, кидавшегося на меня вот только в марте, и дальше… свою свекровь, которая, пребывая в плохом настроении, с белыми от ярости глазами, не щадила никого. «Умри всё живое!» Взгляд мой, сам собой поднимавшийся выше и выше, блуждал по ржавой от щетинистых завязей на месте давно облетевших цветов, яблоне. Только вверху - нечто необычное. На самом кончике ветки пенились белые опоздавшие цветки. Как открытка из весны. Боже, до чего я сейчас могу доиграться!!! А, может, уже доигралась…
Взяв из буфета два приземистых фужера и подхватив первую попавшуюся из красиво разрисованных затейливыми китайскими письменами бутылок, я ногой распахнула двери в кухню… Женя сидел на краешке дивана, теребя ручки своих поставленных одна на другую, сумок.
- Успела!
Снова дождь. Звонкая струя бьётся в переполненную бочку. Такое ощущение, что это грохочет внутри черепа жестяная коробка с гвоздями. Опять болит. Нужно встать, выпить таблетку. Встать так, чтобы …не разбудить. Я аккуратно отвела назад тяжёлую руку и, втянув живот и упираясь плечом, приподнялась и вытащила из-под себя угол одеяла. Та-ак. Скатившись на полусогнутые ноги, выпрямилась, поправила одеяло, невольно улыбнувшись, когда он приоткрыл глаза и, не просыпаясь, что-то пробормотал невнятно и нежно и, поёрзав, затих. Прямо над ним сидел комар. Толстый и тяжёлый. Поглядев на Женьку и решив рискнуть, я обошла кровать, махнула ладонью в сантиметре от гада, тотчас оторвавшегося от стены, и поймала его в кулак. Гадость какая, ненавижу! Все бабы – стервы и твари кровососущие. Встречаются, конечно, единичные исключения, но это очень большое везение… Пошатываясь, я вышла на веранду, притворила за собой дверь и, ёжась, ступила на траву. Дождь был неожиданно холодный. Прямые поставки из Арктики, бррр… Под волосами забегали мурашки. Я вытерла кровавый мазок с ладони о мокрые листья и подняла вверх лицо. Привет, дорогая.
Влажные волосы, липкая футболка, струйка, сбежавшая вниз со спины, мокрые голые ноги… Есть в этом что-то такое, что заставляет вдруг особенно остро чувствовать себя живой, ощущать всё своё тело, до последней клеточки. И никаких поправок на возраст.
Вчера мы хорошо, хоть и недолго посидели. Ни слова более ни о чём, кроме Китая. Сумки так и не открыл, махнул рукой. А потом я попросила немного полежать со мной и он уснул, едва коснувшись головой подушки. Я даже почувствовала некоторое эгоистичное разочарование, а потом на меня нахлынула такая нежность, что я долго лежала, гладя его по лицу и волосам, и плакала от счастья. Или это было действие китайского вина, симпатичного, хоть и невнятного? Потом стянула с него брюки и рубашку, но так и не смогла уйти спать на диван, положившись на свой здравый смысл и его многонедельную усталость. И, гляди, никаких несанкционированных поцелуев. Даже обидно. Я улыбнулась шире.
Раскусывать горькую таблетку совершенно не хотелось и она неприятно продиралась по горлу. Ничего, зато скоро будет совсем хорошо.
Поставив опару, я тихонько спустилась в погреб, повторяя слова мультяшного домового про то, что «убытки немерены, а запасы несчитаны». Ничего, живём! Овощей набралась полная корзина, да ещё осталось. Крупы и мука есть, грибов ещё немного – тоже, баночка мёда, хорошо, солёные огурцы, помидорки, преотлично! Интересно, как надолго всё же Барсов планирует здесь остаться…
Гантели затянуло мягкой серой пылью и я их заботливо протёрла влажной тряпочкой. Спина поскрипывала, но слушалась и я считала, прикидывая, сколько уже не брала их в руки и насколько они за это время потяжелели.
В кофе я намешала даже имбиря, которого сроду туда не клала. Кулинарные эксперименты меня погубят. Получилось забавно, но почти несъедобно. Надеюсь, хоть огороду понравилось. Вторая порция сварилась быстрее и порадовала ожидаемым, без придурошной экзотики, вкусом. Пока кофе варился, я прибрала остатки вчерашних тихих алкогольных бесчинств, собрала на стол и поставила варить яйца.
- Чем это тут пахнет? И зачем?
- Да так… Тряпки жжём, смеёмся. Как спалось на новом месте?
- Замчательно! – Женя потянулся во весь свой немаленький размах крыльев. - Кто меня раздел? И что было потом? Я себя прилично вёл?
- Что-то с утра много вопросов… Да, до противного прилично. Можно будет повторить…
Я потёрлась носом о заботливо подставленную щёку, выудила яйца в ковшик с холодной водой и, вытерев руки о фартук, повернулась к Жене, чтобы совершенно отрешиться от происходящего на бесконечно короткое время.
- Слушай, нет, чем это всё-таки пахнет?
- Это я в кофе пряностей намешала несовместимых… Напортачила.
- Так зачем?! Стой! Я же чаи привёз! – Он рванул к своим пудовым сумкам, которые так и стояли ещё посреди кухни. – Почему ж ты не достала? Там такие должны быть…
- Женька, я уже разок разбирала багаж мужа. Больше – никогда.
- Извини. – он на секунду замер, застыв в несуразной позе, полупогружённый в развороченную пасть спортивного монстра. - Я… эхм… мои можешь спокойно. И будешь. Я попрошу…
- Посмотрим…
- Валь, я же тебе подарки за всеми разговорами так и не подарил.
- Ну, успеется. Сядь, позавтракай, порывистый ты мой.
Он не слушал. Покопавшись в недрах необъятного «рибока» Барсов извлёк объёмный пакет и поставил его на диван, за ним достал свёрток и, подскочив, развернул его. Мне в руки буквально перетекла нежнейшая зеленоватая шёлковая шаль, расписанная тростником и перламутровыми стрекозами. Я невольно залюбовалась.
- Батик? Какая красота! Спасибо…
- Да. Хех, по сути – продукты жизнедеятельности одних насекомых, отделанные с помощью продуктов жизнедеятельности других насекомых…
- Барсов, ты циник и… Спасибо, любимый!
Из пакета, оставленного на диване, он достал два внушительных деревянных пенала и ещё один короб, затянутую красным атласом.
- Выбирай, - он указал на разукрашенные деревянные коробки.
Я нерешительно перебегала взглядом с одной на другую. Правая была ярче и немного больше, левая – скромнее, хотя чувствовался за этой сдержанностью некоторый… аристократизм, что ли. Ну что ж, мне ведь предоставили выбор…
- Вот эту, тёмную. Это чай?
- Да… я в тебе не сомневался. Выбирать чай ты умеешь.
- Главное – я мужчину правильно выбрала. А чем он лучше, чем этот? – я провела рукой по лакированным картинкам на соседней крышке.
- Как сказать… Он в десятки раз дороже, ведь это настоящий у-лун, - Женя нажал на маленькие гвоздики и открыл коробку. Внутри оказались шесть шкатулок с пейзажами на крышках, - его просто так и не купишь даже. Мне его подарил один товарищ, который там бизнес имеет и торгует сюда как раз элитными чаями.
- Ладно, спасибо. Будешь меня приобщать… А пока давай уже завтракай и будем чем-то заниматься.
- Что у нас по плану? – он с поразительным аппетитом принялся за яйца всмятку, давно остывшие до несъедобного состояния и только неодобрительно понюхал чай, но потом всё равно выпил. Выпендрёжник.
- Активное безделье. Тебе – сумки разбирать, мне – полоть огород, стирать, а потом отдыхать по хозяйству. Кстати, серьёзно, сколько мы тут пробудем?
- Ну, я сделал несколько звонков по пути. В понедельник нужно заехать в театр, а там видно будет. В принципе, ты можешь и не ездить со мной, остаться.
- Поглядим… Бельё грязное снесёшь в баню. Хорошо?
День был долгим и спокойным: я напекла ватрушек и пирожков, милостиво разрешив Жене помочь мне и даже не заметив, как он утащил горячую ватрушку прямо с противня; он приобщался к огородничеству, размашисто и неловко косил траву и неуёмно приставал ко мне со всякими несвоевременными глупостями. Вечер прошёл в нежных объятьях, приятной усталости и отвлечённых разговорах. К ночи мы всё равно сползли к теме его киношной карьеры и туманных перспектив…
- Ну, допустим, он тебе здесь будет портить кровь. Но ведь есть Европа. В Бельгии же ты снимался. В Польшу…
- Валя, кто меня там захочет после «Кувырка-2»?! Вот уж вляпался… Кстати, я смотрел. Ты про него ничего не писала. Почему?
- Противно было. Да и там столько про него написано, что добавить объективно нечего было, а эмоции… Это не повод для самовыражения. Да и не досмотрела я его до конца.
- Я тоже не могу. Думал тогда, что деньги не пахнут и от главных ролей не отказываются. А теперь вот стыдно. Ведь такая тупая агитка получилась…
- Ну, у всех бывают проколы. Слушай, а может, в благодарность за эту роль тебе органы внутренней государственной секреции посодействуют.
Назавтра на него таки накатило. Он старался держать себя в руках, отчаянно находил занятия, ездил за продуктами, чинил забор, курил за калитку и замучил меня вконец бесконечными приступами рефлексии, так что пришлось вмешаться Люсе Одноглазовой и раскатать по местности его коллег по цеху и лично Натана Васильевича Кудрявцева. Помогло ненадолго. Вечером он осознанно и планомерно напился. Я порывалась вмешаться и не позволить, но осаждала себя, била по рукам и подсовывала салатик, бутерброды и крепенькие огурчики, рассол от которых будет завтра на вес золота. Жене ещё хватило профессионального самообладания добраться до кровати и рухнуть по диагонали. Тут сломалась уже я, заперла буфет на ключ и объявила это место зоной здорового образа жизни.
Утром Барсов страдал. Его мучил стыд и состояние, которое он называл красивым и образным сербским словом «мамурлюк». Огуречный рассол ушёл медленно и с придыханием, за ним последовал торжественно заваренный драгоценный У-лун. Потом – кружка простокваши.
- Идём на реку купаться. Только чур – за буйки не заплывать.
- А то что, оштрафуют?
- Не-ет. Наоборот, скорее наградят. Меня. За спасение на водах.
- Ты в меня не веришь?
- Ни капельки! Идём.
Возле ворот стоял в рубахе с полуоторванным рукавом Лапин Михаил Борисович и скептически осматривал моё хозяйство. Знакомы лично мы не были, однако о таких людях, как он, всегда все знают, порою даже больше, чем есть на самом деле. Это был крепкий коренастый мужчина пятидесяти с небольшим лет, совершенно седой, что его существенно старило, в дорогих очках. Ничего более не выдавало его истинного положения. Из любопытства я когда-то перепроверила большинство местных слухов о нём и подтвердилось только то, что он прежде трудился топ-менеджером крупнейшей страховой компании и то, что у него восемь детей от двух жён. Рассказы про криминальное прошлое, мафию, младых невольниц и скупку земли над якобы месторождением нефти в наших краях не выдержали проверки интернетом, логикой и географией. В общении он всегда был корректен и конкретен, дворцов не строил и ходил в больших сапогах и потёртых пиджаках, как все.
- Здравствуйте!
- Здравствуйте, а Евгений Алексеевич у вас? – вопрос был чистой формальностью, так как в двух шагах от гостя отдыхал чёрный джип, но я улыбнулась и дружелюбно кивнула.
- Можно мне зайти, с ним потолковать?
- Пожалуйста, проходите, он… - Женя появился на крыльце в одних шортах и с полотенцем на плече, смутился и скрылся в доме. Лапин прошёл к крыльцу, вручив мне коробку от торта, перевязанную обыкновенной почтовой пеньковой верёвкой, полную огурцов и помидор.
Я проводила гостя на веранду, извинилась и пошла в дом заваривать чай. Женя застёгивал рубаху и никак не мог свести пуговицы и петли воедино. Я погладила его по груди, поцеловала в щёку, разобралась с пуговицами и вручила поднос с чашками и сухарями. О чём пришёл разговаривать с ним Лапин, Женя не знал, но заметно волновался. Я заварила в чайнике ложку ординарного чёрного байхового, добавила мяты с малиной, тимьяна и вынесла следом. Женя как раз возился со столиком, а гость держал поднос. Разобравшись с угощеньем, оставила их, а сама ушла купаться.
Женя присоединился, когда я уже не ждала, переоделась и сидела на поваленном бревне, глядя на танцы стрекоз над медленной стеклянной водой.
- Ты не знаешь, чего он приходил? – Барсов сел рядом и обняв меня, положил подбородок на плечо.
- Жень, он же к тебе приходил.
- Странно как-то… Обычно такой он деловой, всё предметно, «весомо, грубо, зримо». А сейчас о работе спросил, о Натане и о том, чего бы я от кино хотел, о тебе... Потом ещё пространно рассуждал о личности в искусстве. Продвинутый мужик. Но зачем все эти разговоры были, я так и не понял.
- На разведку, наверное. Иди окунись и сходим к твоему отцу Анатолию.
Женя изогнулся, развернул меня и изумлённо уставился в глаза, изогнув замысловато брови.
- Что?! Да не смотри ты на меня так. Я просто хочу твоему попу показать ещё шесть могил, которые мы с папой отыскали, но до поры закатали, чтоб другие не нашли.
Женя опасливо попробовал воду ногой, потом быстро зашёл по пояс и, окунувшись, тихо и легко поплыл, не плеская руками, а как бы зарываясь ими в воду. Я следила с улыбкой за его ловкими переворотами и изгибами, перебирала события и слова последних дней и такими бессмысленными и отвратительно глупыми казались мне давешние обиды, злоба и сомнения. Постепенно мысли окончательно закрутились вокруг этого блестящего жилистого гибкого тела и желаний - его обладателя и моих. А может… В конце концов…
Барсов выбежал из реки, отряхивая воду с волос и я отмахивалась от брызг, смеясь и ворча.
- Отвернись, эстетичка! Сейчас пойдём.
- Это ещё зачем? Ты стесняешься?
- Ну, в общем… Да.
Я встала и подошла к разом оробевшему супермену, провела пальцами по его груди от соска до соска. Потом коснулась ямки меж ключиц и медленно-медленно повела рукой вниз, глядя прямо в перепуганные глаза. Двигалась я очень неспешно, Женя дышал прерывисто, приоткрыв рот и судорожно хватая воздух, но, когда мои пальцы, неумолимо продвигавшиеся по шерстистой дорожке на животе, миновали пупок и коснулись инородного тела – мокрых плавок, он сглотнул, закрыл глаза и, схватив мою руку, прижал её к груди. Теперь была моя очередь удивляться.
- Я… я… я не готов…
Поцеловав его в шею, и услышав в ответ шумный выдох, я развернулась и медленно пошла вдоль берега в сторону церковного пригорка.
Встреча с отцом Анатолием была похожа на краткое перемирие. Правда, он, не дожидаясь приветствия, благословил нас, и разговаривая, глядел равно на меня и на Женю, но чувствовалась настороженность и неодобрение. Когда же он, между делом, поинтересовался, в каких мы отношениях, я резко ответила, что «в близких», и получила страшный взгляд от Барсова и неодобрительный – от священника. Больше вопросов он не задавал, истово поблагодарил за оказанную помощь и пригласил на освящение храма, не уточняя, правда, дату этого счастливого события.
Домой мы шли за руки, время от времени прижимаясь плечами, Женя приобнимал меня и дул в ухо. О моём резком ответе на бестактный вопрос он не сказал ни слова, хотя я ждала выговора и даже заготовила несколько фраз в ответ. Не пригодились…
Вдруг в самый неподходящий момент грянул «Марш империи» из Барсовского телефона. Женя клацнул зубами и отстранил меня.
- Извини, может, по работе.
Короткий разговор, в течении которого его лицо приобрело сперва озабоченное, а после – удовлетворённое выражение, закончился односложным «да». Отключившись и спрятав мобильник в карман, Женя неожиданно развернулся, рявкнул, подхватил меня, сильно сжав, и закружил на месте.
- А-ай! Поставь, где взял!
- Не-а…
- Тебя что, на роль нового Джеймса Бонда пригласили?!
Женя улыбнулся, опустил меня на траву и, обняв за плечи, положил подбородок на макушку.
- Риэлтор договорилась с Игорем. Мы едем в Москву – завтра в три сделка.