На закате жизни - жизнь особенно прекрасна. Дети выросли, внуки, того гляди, осчастливят правнуками, которые будут расти, словно сами по себе, ибо нам их будут предъявлять по особым случаям, напоминая, что они действительно растут, что их надо кормить, одевать и образовывать. А пока…
Полулежа в плетеном кресле, которое так умно подпирает спину, уложив ноги на второе, словно тоже специально скроенное для опоры ноющей косточки, с привязанным к ней капустным листом на лучшей, из имеющихся, левой ноге, - ведь должна же быть расплата за счастье старости, - хозяйка старого дома читает сочинение Лоренса Стерна и с нетерпением переворачивает страницы, чтобы поскорее узнать развязку любовного приключения дяди главного героя, тихого, смирного и застенчивого капитана Тоби Шенди, подкупающего своей непритворной добротой, который даже мухе, прилетевший к его тарелке, говорит: - Лети, милая на волю, ведь ты все равно опоздала к обеду.
"Дядя Тоби поклонился миссис Водмен так, как мужчине полагается кланяться женщинам в лето господне тысяча семьсот тринадцатое, затем, повернувшись кругом, направился бок о бок с ней к дивану и в двух простых словах - хотя не прежде, чем он сел, - и не после того, как он сел, - но в самое то время, как садился, - сказал ей, что он влюблен. Миссис Водмен опустила глаза на прореху в своем переднике, которую тогда зашивала, в ожидании, что дядя Тоби скажет дальше, но последний был вовсе лишен способности развивать тему, и любовь, вдобавок, была темой, которой он владел хуже всего, поэтому, признавшись миссис Водмен в любви, он ограничился сказанным и предоставил своим словам действовать самостоятельно."
Хозяйка старого дома тоже опустила глаза, прервав чтение, чтобы самой, вслед за вдовой Водмен, глубже прочувствовать прелесть наивного и честного признания дяди Тоби. Глаза требуют дела, и тогда она отправила их, одних, в сад. Но взгляду надо пройти сквозь золотое крылечко, заново построенное в прошлом году, на верхней ступеньке которого сидит, тоже золотой, ретривер Риччи. Его передние ноги стоят ступенькой ниже, отчего он сутулится, а голова опущена и со спины пес напоминает белокурую девочку, печально смотрящую вдаль. Сердце женщины наполняется нежностью...
...К мужу, сделавшему ей предложение, как подобает мужчине в лето господне тысяча девятьсот шестьдесят шестое и подарившему ей этот рай, к собаке, направившей ее взгляд туда, где этой ночью раскрылись ирисы. Чуткий пес, перехватив его в пути, повернул голову, приподнялся и посмотрел, - сначала на свою хозяйку, потом на большого шмеля, который прощался с жизнью возле закрытого окна террасы, потеряв надежду на свободу.
- Зачем нам чужие? - спросили преданные глаза.
Бедняга шмель! Проползи пару метров и лети на волю! Но нет. И женщина говорит ему: - Милый, не отчаивайся, к своему обеду ты не опоздаешь.
Накрыв шмеля пледом, чтобы не куснул, она выносит его в сад, пересаживает на цветок ириса. Он, словно нехотя, перебирается, вцепившись в шерстяную ткань пледа последней лапой. Переселившись, неожиданно резво обхватил передней парой край лепестка, присосался к его лицевой стороне, а с изнанки, передней левой подпирал тонкий шелк лепестка, чтобы не прогибался. Женщина была уверена, что шмелю требуется лишь пыльца, а увидела, что он высасывает влагу из свежего цветка. Через короткое время взлетел. На голубой поверхности лепестка осталась крошечная потертость - обеденный след шмеля.
Что же дальше? А ничего, женщина возвратилась к Стерну.
21 май 2010