Дневник капитана Омри Шварцмана. Детский сад

Влад Ривлин
Самый старший сын Рувена погиб в Ливане.
Второй сын- в терракте.
Сам Рувен был многодетным отцом-одиночкой.
Кроме двух старших у него было еще четверо детей, которых он воспитывал один, после скоропостижной смерти жены.
Второй сын Рувена- Арье , в момент гибели учился в особой, полувоенной ешиве*, для детей поселенцев.
 
Телевидение и газеты в те дни подробно рассказывали о том, как "двое  террористов ворвались в ешиву прямо средь бела дня и открыли огонь по ученикам" , и о том,что
"Девять человек, включая рава**, погибли на месте".
 Среди этих погибших был и сын Рувена.
Жертв могло быть гораздо больше , но подоспевшая охрана ответным огнем уничтожила обоих нападавших.
Организация Народный Фронт освобождения взяла на себя ответственность за терракт и заявила, что расстрел в ешиве явился актом возмездия за гибель членов семьи Абу Бадр, во время карательноой акции израильской армии в деревне Умм аль Зайт, когда снаряд израильского танка угодил прямо в один из домов деревни.
Все члены семьи, находившиеся в это время в доме, погибли.
Местные и иностранные телеканалы потом не раз показывали залитые кровью стены разрушенного дома .
Добровольцы и специальная команда из местных потом долго отскребала со стен останки погибших.
В телеобращении, переданном организацией, тоже были показаны эти кадры.
На том же диске оба террориста, оказавшиеся родными братьями 20 и 21 года,  заявляли о своем решении "совершить акт возмездия за убийство членов семьи Абу Бадр".
Это событие потрясло всю страну, и министр внутренней безопасности поклялся перед телекамерами, что "все виновные в организации и осуществлении этой бойни получат по заслугам".
Свое слово министр сдержал.
Спустя несколько месяцев  ракеты, выпущенные с израильских боевых вертолетов,  стали уничтожать дома всех , кого израильские спецслужбы считали причастными к расстрелу в ешиве.
В этих обстрелах гибли вместе со своими  мужьями беременные женщины, старики и дети-все, кто в момент атаки находились в доме.
По ту сторону Иордана клялись отомстить.
А по эту торжествовали при каждом известии об очередном обстреле и гибели всех подозреваемых в терроре.
Торжествовали и в небольшом еврейском поселении близ Хеврона , где жил Рувен. Каждое сообщение об очередной бомбардировке палестинских городов, здесь воспринимали с нескрываемым злорадством.
Наконец-то  возмездие свершилось!
О погибших во время осуществления акта возмездия детях никто даже не упоминал.
Все только радовались  и со злорадством говорили: "В следующий раз им будет неповадно нападать на евреев!"
Поселенцы и сами не сидели сложа руки.
Они жгли принадлежавшие арабам оливковые рощи, жестоко били крестьян , работавших на своих участках во время рейдов поселенцев, захватывали земли палестинцев и  устанавливали на них свои караваны, объявляя эти земли своими.
Армия и полиция на "шалости" поселенцев смотрели сквозь пальцы.
Полиция, хоть и открывала расследования по факту нападений на палестинских крестьян, виновных никогда не находила.
Установленные же на землях палестинцев караваны, количество которых  стремительно разрасталось, армия не трогала и даже присматривала за ними.
В отношении  же построек возведенных палестинцами на спорных землях, военная администрация действовала чрезвычайно жестко, немедленно снося "незаконные постройки".
Создание новых форпостов  на землях палестинцев в знак протеста против "арабского террора" было делом вполне обыденным для поселенцев.
И поэтому, когда Рувен, оплакавший  сына и исчезнувший на какое-то время в Иерусалиме, вернулся и вдруг стал восстанавливать полуразрушенный  дом на одном из холмов, прилегающих к поселению и служивших еврейским форпостом на этих землях, никто из поселенцев и не удивился бы , если бы не одна странность.
На холме он появился не один, а с арабами и евреями-явно не поселенцами, которые дружно стали восстанавливать строение из привезенных с собой стройматериалов.
Место, которое Рувен выбрал, было знаменито тем, что здесь в прошлом неоднократно происходли ожесточенные бои между израильской армией и поселенцами с одной стороны, и палестинцами- с другой.
Когда-то это строение возвели поселенцы, надеясь в будущем построить здесь еще один еврейский поселок.
Холм, на котором поселенцы воздвигли строение, был как раз посередине между еврейским поселком и арабскими деревнями вокруг, и в случае конфликта, давал весомый стратегический перевес тем, кто владел холмом.
Поэтому жители окрестных деревень всеми силами пытались согнать поселенцев с холма.
Вокруг дома шли бесконечные суды.
Палестинцам несколько раз удалось захватить строение, но затем дом снова перешел во владение поселенцев.
Поселенцы  укрепили дом и даже установили здесь несколько караванов , купленных еще в конце восьмидесятых бывшим министром строительства Ариэлем Шароном в Югославии (по скидке).
Палестинцы с потерей холма не смирились и во время второй Интифады это место стало ареной ожесточенных боев между нами и ими.
Дом несколько раз переходил из рук в руки, пока наконец не был полностью разрушен.
Его обгорелые стены до сих пор были видны и из арабских деревень, и из еврейского поселения.
С тех пор  это место получило название "Дом раздора".
Так называли его и евреи, и арабы.
Никто-ни евреи, ни арабы -не решались снова попытаться овладеть холмом.
Это был своего рода местный Рубикон, за которым начиналась новая война.

Поначалу соседи никак не могли понять, что же произошло с Рувеном после перенесенной  трагедии.
Однако вскоре по поселку прошел слух, что  Рувен ездил к отцу братьев-террористов, в лагерь беженцев, чтобы примириться, и дом, который он сейчас восстанавливает вместе с арабами, должен стать по его замыслу домом мира.
Теперь уже никто уже не сомневался, что Рувен сошел с ума.
Нормальный человек никогда не простит врагу гибели своих сыновей.
А Рувен потеряв сына, вместо того, чтобы мстить, поехал мириться к арабу.
Ну и что, что у того во время рейда израильских вертолетов погибла вся семья?
Его сыновья были террористами, их жены рожали террористов, а дети , которых они родили и которые погибли, тоже стали бы террористами.
Так что, всем им поделом!
-Мало ему своего горя, так он еще своего врага поехал утешать!-возмущались соседи Рувена.
Враги между тем заключили сулху***, но на этом история не закончилась, а только началась.
Спустя какое-то время Рувен установил на холме караваны, а работа вокруг дома продолжала кипеть.
Работали на холме все- и евреи, и арабы, причем и светские и религиозные.
Здесь можно было увидеть и совсем юных израильтян -юношей и девушек, и одетых в национальную одежду-в платья до самых пят и особые платки на головах -хиджабы, арабских девушек и женщин, смуглых арабских парней в джинсах и майках  и одетых в национальную одежду пожилых мужчин, по-видимому шейхов.
Все эти люди работали с энтузиазмом, оживленно разговаривая между собой на арабском, иврите, английском, итальянском...
Микроавтобусы и грузовые автомобили подвозили к дому мебель, какие-то агрегаты, строительные материалы...
Находившиеся здесь люди быстро все это разгружали, устанавливали, распределяли.
Никто не мог понять, что происходит на холме, пока над домом не появилась вывеска на арабском,  иврите и по-английски:
"Детский сад".
Поселенцы ожидали чего угодно, но только не этого.
Некоторые, самые наивные из поселенцев,  думали поначалу, что Рувен хочет уединиться  после постигшего его несчастья и для этого решил построить этот форпост- для себя и для детей.
Но теперь всем уже было абсолютно ясно, что он совершенно спятил!
Оказывается, все это время после гибели сына, он ездил то к арабам, то в разные организации израильских леваков и все лишь для того, чтобы открыть детский сад, а затем и школу для еврейских и арабских детей, чтобы те росли и учились вместе.
Безумством, по  мнению поселенцев, было ехать к отцу убитых террористов.
Арабы в той деревне, по логике вещей, должны были его убить, не дав даже рта раскрыть .
Но никто его не убил, а отец убитых террористов принял Рувена и даже пустил в свой дом.
-Говори,-сказал хозяин.
И тогда Рувен сказал:
-Мы оба с тобой отцы, оба потеряли своих детей.
-У нас есть еще дети, и я не хочу, чтобы они погибли так же, как погибли их братья и сестры. Я не хочу гибели ни своих, ни твоих детей. Я вообще не хочу , чтобы чей-то ребенок погиб на войне , или без войны.Ни еврейский, ни арабский. Защитить своих детей сможем только мы сами. Если мы этого не сделаем, наши дети продолжат убивать друг друга.
Араб кивнул в знак согласия, и Рувен продолжил:
-Альтернативой ненависти может быть только братство.Пусть оставшиеся в живых наши дети станут братьями и сестрами друг другу, пусть научатся слышать и понимать друг друга.
Старик снова одобрительно кивнул в знак согласия.
-Но как ты хочешь этого достичь?- недоверчиво спросил араб. Ты хочешь вернуть арабам отнятую у них землю или, может быть, хочешь добиться справедливости для всех? А может быть ты хочешь остановить машину войны? Тебе будет очень нелегко это сделать.
Араб усмехнулся. Он произносил ивритские слова как по-арабски- нараспев, и от этого каждое сказанное им слово приобретало особое звучание.
Он был простым, но умным человеком, полагавшимся на свой жизненный опыт.

-Я не могу остановить машину войны, но я могу научить наших детей жить в мире, если ты мне поможешь.-Ответил Рувен.
Араб бросил на Рувена вопросительный взгляд.
-Да,-продолжал Рувен, - это нужно прививать с детства.
И он рассказал арабу о своей идее совместного детского сада и школы , в которых будут воспитываться и учиться вместе еврейские  и арабские дети.
-Ведь мы оба с тобой учителя,-сказал он арабу.-Ты всю жизнь учил Корану, а я -Торе. Мы оба молимся Единому Богу, но проклинаем и убиваем друг друга,  вместо того, чтобы вместе восславлять Его. И он карает нас именно за то, что мы убиваем друг друга.
Старик задумчиво слушал.
Ну так каково будет твое решение?-спросил Рувен и протянул арабу руку.
В ответ старик протянул ему свою коричневую, со сморщеной  от солнца кожей и выступающими от постоянного физического труда венами руку.
В качестве места для детского сада они выбрали то самое место на холме, которое все живущие здесь уже привыкли называть домом раздора.

Появление на спорном холме одновременно евреев и арабов , которые дружно занялись восстановлением разрушенного строения, поставило армейское командование, в чьей зоне ответственности находился дом, в сложное положение.
Впервые и евреи, и арабы собрались не для того, чтобы разрушать, а наоборот, строить, причем совместными усилиями.
Инструкций насчет подобной ситуации у нас не было.
Командир батальона командировал меня разведать обстановку на холме, и в случае необходимости, принять необходимые меры.
Никто толком не мог понять, что происходит, поэтому и инструкция начальства была весьма туманной.
В случае необходимости молодой подполковник мог все списать на неправильные действия своих подчиненных, то есть меня и моих солдат.
Но в то же время для меня эта инструкция означала: Действуй по обстановке.
Короче говоря, все зависело от моего решения и судьба задуманного Рувеном предприятия была в моих руках.
Прибыв на место, мы увидели описанную выше картину и вывеску над домом на трех языках: "Детский сад".
Я решил поговорить с Рувеном.
Он был совершенно открыт и говорил со мной как человек, которому нечего бояться.
Поздоровавшись с Рувеном, я спросил его о цели затеянной им работы.
Вместо ответа, он указал мне на вывеску.
-Вообще-то прежде чем устраивать здесь что-то, Вам следовало бы получить разрешение военной администрации, в ведении которой находится данная территория,-начал я весьма официально и внутренне поморщился от собственной официозности.
Лицо Рувена тронула улыбка.
-У меня нет времени, -спокойно ответил Рувен.
-Времени на что?-спросил я.
-Чтобы собирать справки. Мне нужно воспитать своих детей, -все так же спокойно продолжал  Рувен.-Я не хочу, чтобы они погибли как мои сыновья и не хочу, чтобы они убивали.
-А для этого нужно научить их жить в мире. И наших детей и их детей.-Он кивком указал в сторону арабов.
Сделав паузу, он продолжил неспеша, будто отвечая на сложный вопрос, заданный ему дотошным ребенком.
-Они никогда отсюда не уйдут. И мы не уйдем. Нам придется жить здесь вместе, на этой земле. Жить в мире, как братья.
-Смотри,-он обвел рукой холмы вокруг,-здесь хватит места и оливкам, и виноградникам. Евреям и арабам. Если... -Он снова сделал паузу,-если мы успеем воспитать новое поколение. Поколение мира, а не войны.
-Поэтому времени на сбор разрешений у меня нет,-добавил он.
-Ты думаешь, это возможно?-спросил я
-Я уверен,-ответил Рувен.
-Мы верим в одного Бога, - продолжал свой монолог Рувен, - у нас один прародитель, а слово "салам" по арабски , очень похоже на еврейское "шалом".
-Скажи, почему мы не можем вместе молиться в пещере Махпела, почему должны делить эту землю?!
-Пусть же Господь услышит наши молитвы, а не проклятия друг другу!
Мне нечего было возразить ему.
Я решил выставить охрану возле кипевшего вовсю строительства.
Солдаты должны были дежурить круглосуточно.
В случае необходимости, мы могли быстро и эффективно вмешаться  в возникший конфликт.
Между тем, строители работали, не обращая на солдат никакого внимания, до поздних сумерек.
Вернувшись на базу, я доложил своему непосредственному начальнику о ситуации и о принятом мною решении.
Командир  остался доволен мною.
-Правильно, пусть у чиновников в военной администрации голова болит о том, что с ними делать! А наше дело- контролировать здесь ситуацию и не допустить ее обострения, что мы и делаем. В случае чего, пусть магабники**** с ними разбираются,-весело добавил он.
У меня было смутное предчувствие, что мирно это предприятие просуществует недолго.
Так оно и оказалось.
Поначалу, все шло без каких-либо эксцессов.
Как только строительство было завершено и все необходимое для функционирования детского сада-как то компрессор для выработки электроэнергии , мебель и прочая- было доставлено на место, Рувен привез своих маленьких детей в садик.
Отец убитых террористов так же привез своих детей.
Роль воспитательниц выполняли дипломированная учительница, сестра убитых террористов Амаль, и студентка иерусалимского университета Анат.
Рувен, организуя детский сад, следовал завету еврейских мудецов: сначала сделай.
Так он и поступал.
Всю свою сознательную жизнь он учился и учил.
Это был мудрый и добрый человек, каких не часто встретишь среди поселенцев.
Именно поселенцы, а не арабы доставляли нам больше всего неприятностей.
Жившие здесь поселенцы были в большинстве своем агрессивны и нетерпимы.
Это были в основном эмигранты из Штатов, Франции, Австралии.
Они приехали в Израиль и поселились именно здесь -в самом взрывоопасном месте, в эпицентре арабо-израильского конфликта по политическим мотивам.
Все они были религиозными фанатиками и на своих соседей-арабов смотрели как на досадное препятствие для реализации своих амбиций.
Их было очень мало в сравнении с арабами- тысячи две против почти двухсоттысячного населения Хеврона и прилегающих к городу деревень.
Тем не менее, нередко именно они были зачинщиками потасовок и нападений  на арабов и если армия по их мнению действовала недостаточно энергично и рьяно, поддерживая, а иногда и защищая их в столкновениях с арабами, то они, не задумываясь, изливали свой гнев на солдатах, швыряя в них камни точно так же, как и в своих соседей-арабов.
Хорошо зная местные нравы, я добровольно взял на себя функцию инспектора этого поистине международного проекта, который стремительно развивался.
Спустя две недели, кроме детей Рувена и шейха,в детском саду можно было встретить также детей из Иерусалима, как еврейской, так и арабской его части.
Поскольку дело шло к лету, то возник план организовать летний лагерь для детей арабов и евреев.
Двух воспитательниц было уже мало и штат был увеличен в два раза.
Слава о проекте быстро достигла СМИ, и сюда нагрянули местные и иностранные журналисты.
Кто-то из них даже окрестил Детский сад "началом нового мирного процесса на Ближнем Востоке".
Издали я мог наблюдать за детьми, когда они резвились на свежем воздухе.
Самым удивительным было то, что они говорили между собой каждый на своем родном языке и при этом отлично понимали друг друга без переводчика!
Сгорая от любопытства, я как-то раз  подобрался поближе к дому, где в это время Анат и Амаль проводили с детьми занятия по арабскому и ивриту.
Я боялся испугать детей своей формой и оружием, и поэтому затаив дыхание, наблюдал  происходящее через открытую дверь.
И тут я понял , почему они понимают друг друга.
Ведь наши языки так похожи!
Просто нам некогда это замечать.
-Умм,- отчетливо произносила Анат арабское "мама" .
А как это же слово на иврите? -спрашивала воспитательница
И  дети тут же подхватывали: "эм, има, ими!.
Уже инстинктивно, я почувствовал, что у меня за спиной кто-то есть.
Я обернулся.
Это был Рувен. Я не узнал его. Он как-будто помолодел и теперь улыбался во весь рот.
-Тоже хочешь к нам?-он весело рассмеялся.
-Хочу!-ответил я и тоже улыбнулся.
-А ты не дурак, Омри!-заметил Рувен.-Ты не представляешь себе, как здесь будет хорошо всего через десяток лет!
-Здесь будут цвести маслины и виноград, которые посадят наши дети. Да, я мечтаю открыть здесь школу и курсы арабского и иврита для всех желающих.
Мне уже обещали целый бюджет на устройство школы и курсов...
Осталось только все получить,- и он нахмурил брови.-Но думаю, что все у нас будет,-добавил он.Так что, ты приглашен!
-Спасибо!-поблагодорил я , а про себя подумал:  -Дай-то Бог!
В тот день я всерьез задумался о семье.
"Мы должны успеть"-вспомнил я слова Рувена.
А буквально на следующий день после этого разговора соседи Рувена сожгли его дом в поселении.
Сам Рувен поселился с детьми в караванах на время летнего лагеря.
Вместе с ним и тремя солдатами я приехал на место пожара.
Соседи Рувена были здесь же и не скрывали своего злорадства.
Рувен лишь спросил , обращаясь к высокой, смуглой женщине лет пятидесяти, которая по-видимому была главной у мстительных соседей.
-Зачем вы сожгли мой дом? Где в Торе написано, что нужно сжигать дом соседа?
-Я скажу тебе где это написано,-ответила женщина , приготовившись к обороне.-В Торе написано, что если в доме завелась порча и ее нельзя вывести, то дом нужно сжечь.
Бедный Рувен только за голову схватился.
-И то же самое будет с твоим вертепом, который ты открыл на холме! Вместо того, чтобы дать детям еврейское воспитание, ты решил сделать из них арабов!  Предатель!
Несколько поселенцев плюнули в его сторону.
Тут я не выдержал.
-Властью, данною мне командованием, я запрещаю вам приближаться к холму ближе чем на двести метров!
В ответ женщина рассмеялась мне в лицо.
-Я была офицером в войну Судного Дня, когда ты еще и не родился, сопляк!
Что ты мне сделаешь?!
-Это приказ,-твердо сказал я, - и нарушившие его понесут суровое наказание.
Женщина и поселенцы вокруг нее смотрели на меня с нескрываемой злобой и ехидством.
-И еще. Все вы до сих пор здесь только благодаря солдатам.
Поэтому будьте благоразумны и выполняйте приказы .
Мои слова привели их в бешенство.
Женщина по прежнему смеялась, но уже как-то натужно.
-Попробуйте только суньтесь на холм,-бросил я ей сквозь зубы , садясь в джип.
 Мы уехали.
Можно было бы ходатайствовать о возбуждении уголовного дела по факту поджога.
Но поджигателей едва ли найдут.
Скорее всего оформят как несчастный случай и выплатят Рувену страховку.
На холм поселенцы не пришли, но беда все-таки случилась.
Спустя несколько дней старик-араб приехал на холм совершенно бледный. Руки его тряслись.
-Амаль(по-арабски это имя означает Надежда) исчезла,- Только и смог сказать он.
Шансов что она еще жива было немного.
Наступали выходные, а с ними и мое очередное дежурство по базе.
Приняв командование, я оставил на базе одно отделение солдат и с остальными на бронетранспортерах рванул в деревню.
Была пятница-время молитвы.
-Если через десять минут я не появлюсь, начинайте штурм,-отдал я приказ командиру взвода, когда мы подъехали к мечети.
Сняв армейские ботинки, я вошел в мечеть и произнес полагающуюся молитву на арабском.
Молившиеся внимательно смотрели на меня.
Я прекрасно знал, кто здесь главный , да и они тоже знали, кто я.
В деревне был Мухтар, шейхи, но все смотрели на Мухаммада-человека лет тридцати, обладавшего колоссальным влиянием не только здесь, но и на всем Западном Берегу.
Я подошел прямо к нему, чувствуя, как за моей спиной образовалось плотное кольцо из людских тел.
-Я пришел поговорить,-сказал я , обращаясь к Мухаммаду.
-Я не спрашиваю тебя про оружие, которое вы здесь прячете. Я не спрашиваю тебя про людей из Сирии, которых ты тоже прячешь где-то здесь.
Я не спрашиваю тебя, кто и зачем это сделал. И так понятно-кому-то здесь очень мешает детский сад, где учат не только Корану, и не только Торе, но и еще жить в мире.
Я не спрашиваю тебя и про девушку. Но одно я тебе скажу- она должна вернуться к отцу живой и невредимой.
Причем немедленно.
-Если она вернется, я обещаю тебе, что ни одного солдата не будет в деревне, пока вы сами не нарушите взятые на себя обязательства.
Объяснять ему что будет, если он откажется выполнить мои условия, не стоило-Мухаммад и сам все прекрасно понимал.
При всем могуществе Мухаммада, нам ничего не стоило в течение получаса лишить его всего того могущества, которым он обладал.
И он знал об этом. Чтобы знать, ему не нужно было даже выглядывать на улицу.
В ответ Мухаммад не произнес ни слова.
Своей речью, я дал почувствовать ему одновременно и собственное могущество, и нашу силу.
Пусть взвесит и то и другое.
Соображал Мухаммад мгновенно.
Когда я обернулся, никого за моей спиной не было и выход из мечети был свободен.
Я понял, что мое условие будет выполнено.
Я не спеша вышел из мечети и, надев ботинки, вернулся к бронетранспортеру.
Спустя несколько часов Амаль, совершенно невредимая, была уже дома.
В воскресенье я как обычно отправился на холм.
Едва я подъехал, ко мне бросился отец Амаль и обнял меня как сына.
Шукран(араб. Спасибо),-тихо произнс старик и незаметно смахнул слезу.
Амаль была здесь же.
С окончанием лета дети из Иерусалима вернулись к себе домой, а Рувен так и продолжал жить со своими детьми на холме.
Садик работал, для открытия школы все было готово.
Поселенцы больше не докучали ему, да и Амаль больше никто не похищал.
Позже я узнал, что совместные садики для арабских и еврейских детей открылись еще в трех городах страны, в том числе и в самом Иерусалиме.


* Ешива- религиозное учебное заведение для мужчин
**Рав-раввин
***Сулха(араб.)-примирение
****Магабники -абривеатура войск особого назначения-пограничной стражи, действующих на оккупированных территориях.