Моцарт

Венера Камская
      Учителю      
   
      
            "Над этим миром мне хочется написать одно слово, вроде "мира" или "солнца",
             слово, полное магии и силы излучения, полное звука, полное изобилия...
             слово со значением свершения, совершенного знания. Тут мне приходит на ум
             это слово, магический знак для этого дня, и я пишу его большими буквами на листе:

                М О Ц А Р Т

            Это означает: мир имеет смысл, и смысл этот ощутим для нас в зеркале музыки"

                Герман Гессе. "Дневник 1920 года"
      

            Mozart. Piano Concerto No.21 in C major. Andante.
          


           На третьем курсе училища я готовила к экзамену 21 концерт Моцарта. Анданте. Каждый раз умирала от восторга - так прекрасна была музыка. И удивлялась, что Учитель недоволен игрой.
           - Венера, ты вульгарна! Это ж клавесин, соображай давай! Что ты сопли развозишь, зачем?
           - Я вкладываю свои эмоции, душу…
           - Господи… Ты что, Моцарт что ли? Кому нужны твои эмоции? Он уже всё написал! Играй его, а не себя.
           - Меня заносит, не могу поймать стиль…
           Отвлечься от современного звучания фортепиано с его обширными динамическими и тембровыми оттенками мне было трудно, я «вязла» в обертонах, не получалось выровнять звук и приблизиться к звучанию клавесина – легкому, звонкому, быстро затухающему. Я почти плакала от досады, пальцы предательски дрожали. Сцепив руки, я положила их на колени и не смела поднять взгляд на Учителя. Он отошел к окну и долго молчал, давая мне отдышаться и успокоиться. За окном сиял солнечный майский день. Наконец повернувшись ко мне, он заговорил тише и мягче:
           - Давай-ка начнем еще раз. Послушай меня…
           Учитель подошел, сел за второй рояль и начал партию оркестра. Мне не хватало взгляда, чтобы полностью охватить его величественную фигуру. Спокойное лицо, почти закрытые глаза, чуткие пальцы, под которыми клавиши становились послушной податливой материей. Звуки свободно летели, устремляясь вверх, и перемешивались с небом в огромных окнах. Мне снова захотелось плакать.
           Доиграв до момента вступления солиста, Учитель остановился и посмотрел на меня с просветленной улыбкой:
           - Скажи мне, как летает птица?
           - Кто? – выдавила я пересохшим горлом.
           - Чайка, например.
           Я прокашлялась.
           - В смысле? Летает…
           - Опиши мне полет птицы, как ты его видишь? - в глазах Учителя заблестели знакомые искорки, сейчас будет тайна, неожиданная и простая. Он это очень любит.
           - Ну… Чайка… Стоит на скале, потом отталкивается и летит.
           - Что еще?
           - Всё… наверное…
           - Что ей нужно для полета?
           - Крылья. Воздух.
           - Какие-то усилия?
           - Нет… - и тут я поняла его, - чайка просто парит!
           - Именно. Посмотри в окно.
           Не отрывая от Учителя полный восторга взгляд, я кивнула, соглашаясь, что день сегодня просто волшебный.
           - Я – небо, ты – чайка. Давай еще раз…

           Я парила над океаном, чуть меняя наклон крыльев с каждой новой гармонией. В середине Анданте грозовое облако добавило сосредоточенности, но всё же быстро растаяло, главная тема в заключении звучала выше и спокойнее, словно в новом потоке воздуха.
           После экзамена в фойе концертного зала толпились студенты, учителя, просто слушатели, акустика гулко множила голоса, усиливая атмосферу возбужденного ожидания. Я искала глазами Учителя и не заметила как ко мне подошел сухонький старичок-профессор, и учтиво взяв меня за локоть, сказал:
           - Спасибо, милая, сегодня у Вас я даже кое-что послушал.
           Я не верила своим ушам - чтобы профессор отзывался об игре да еще лично студенту! В этот момент я увидела Учителя. Он стоял в отдалении и переговаривался с педагогами, но смотрел на меня, будто ждал моего взгляда. Прикрыв глаза, он незаметно кивнул мне и продолжил беседу.
           Я получила высшую похвалу – его благодарность.