Петух во дворе деда Семена кричал на редкость заливисто. Начал издалека, а теперь, словно стараясь во что бы то ни стало разбудить хозяина, подошел поближе к открытому настежь окну и, что есть мочи кукарекнул, что кажется, стекла в серванте зазвенели.
- Чтоб тебя… - продолжив фразу смачным матюгом, крикнул Семен. После чего сел на кровати, потянулся, провел рукой по еще пышной не по годам гриве седых волос, уже добродушно обратился к петуху:
- Ишь, разорался… Встаю, встаю. Теперь торопиться некуда – отработал свое! – Вздохнул он и вспомнил про то, как почти пятьдесят лет: в жару и в невыносимую стужу, не обращая внимания на болезнь и плохое настроение, он выезжал на своем тракторе на колхозные поля. Пахал, боронил, сеял… И так долгие годы. И ни разу ведь мысли не возникло уйти, бросить все, работу сменить…
В это время в дверь постучали. Настойчиво так, как будто были уверены, что хозяин непременно откроет, несмотря на столь раннее время.
- Кого еще нечистый принес? – удивился Семен Степанович и, как был в трусах да майке, босиком пошлепал в сени открывать дверь. На пороге стоял сосед Витюха-электрик. Судя по опухшей физиономии, вчера он перебрал лишнего.
- Степаныч, слышь, выручай – помираю, - то и дело запинаясь, выпалил он. – Я ведь знаю, у тебя всегда припасено…
Через пару минут они сидели на маленькой кухоньке. Витька пил горькую, настоянную на шиповнике домашнюю самогонку, а Семен курил излюбленную «Приму» (ну никак не мог приучить себя к новомодному куреву).
- Да-а, Степаныч, - окинув взглядом обстановку, вздохнул уже заметно поправивший здоровье Витька. – Поистрепалась твоя избушка. Снаружи еще ничего, а внутри как-то, только не обижайся, серо и убого стало. То и видно, что бабы в доме нету… Вроде и чисто, а неуютно.
- Так где ж ее взять, бабу-то? – как-то грустно усмехнулся старый. – Алевтина-то считай уж три года как померла. Дочка далеко живет, приезжает редко. А я и так стараюсь, как могу, порядок в доме поддерживаю.
- А ты женись! – наливая очередную стопку, посоветовал сосед.
Чего-чего, а такого поворота в их разговоре Степаныч не ожидал. От удивления он поперхнулся – это сначала. Потом достал из шкафа вторую стопку, налил и одним махом опустошил ее содержимое. А уж только потом, закурив, спросил:
- На ком? Мне через три года семьдесят стукнет.
- Вот это, я понимаю, другой разговор. Ты посмотри на себя… - Витька подвел Семена к зеркалу. – Да тебе больше пятидесяти никто и не даст. Ты любому молодому фору дашь.
«И действительно, - разглядывая свое отражение, подумал новоиспеченный жених, - я еще и ничего. Руки-ноги есть, остальное тоже все на месте. На здоровье пока, тьфу-тьфу, тоже не жалуюсь. Может, и правда поджениться?!»
- А ты знаешь на ком женись? – не унимался сосед. – Ты на этой, как ее, на хохлатке женись! На Марусе.
- На хохлушке… - поправил его Семен.
- Так я и говорю на хохлатке. Ей всего-то пятьдесят. И невеста она завидная. У нее скотины полный двор: поросята, овцы, куры. Да и говорят, готовит больно вкусно, так что голодным не останешься…
Потом они с Витькой накатили еще по одной. А потом еще. И еще. А потом…Потом Семен, нарядившись в свой единственный и парадный костюм, отправился на другой конец деревни к Марусе-хохлушке в гости. Типа, свататься.
Он шел по деревне чуть пошатывающийся от выпитого и сияющий, как медный гривенник: нарядный и довольный. В одной руке его была авоська с кульком шоколадных конфет и бутылкой красненького, а в другой - букет, который ему по большой дружбе надыбал в соседском огороде Витька-электрик. Семен шел, осмысливая данные другом ценные указания:
- Ты давай, Степаныч, не дрейфи, как говорится – в разведку боем, – опрыскивая Степаныча одеколоном, советовал Виктор.
- Что, прямо с порога?
- Не, ну зачем на пороге? Ты ж цивилизованный человек. Сначала в комнату пройди, гостинца разложи, винца налей. А как она захмелеет, к делу приступай. Как там говорят в таких случаях: ты молодой барашек, она овечка…
«Глупо как-то звучит: овечка, барашек… Какой уж из меня барашек, в шестьдесят-то семь? Да и Маруська… То же мне овечка. Нет, тут по-другому надо…»
Додумать Семен Степанович не успел, его мысли прервала почтальонка Катерина:
- Ой, Степаныч, ты куда это такой модный намылился? За пенсией что-ли? Так вроде еще рано. Или в магазин, так чего вырядился? Уж не на свидание ли собрался?
- Затрещала-то трещотка! Ты вроде бы шла куда-то, вот и ступай себе. Ишь, любопытная. Может, я жениться надумал, тебе то что?
- Ой, тоже мне скажешь – жениться… Так и скажи, что не прохватило, в сельпо пошел - засмеялась Катерина. – Смотри, лютики не растеряй, жених…
Марусин дом утопал в зелени. Всюду чистота и порядок. На грядках спели помидоры, вдоль забора, словно очерченные по линейке, красовались грядки с клубникой. Мария переехала в деревню десять лет назад. Жила она одна – мужа не было, дети далеко, работала поварихой в местной школе, держала знатное хозяйство. Деревенские удивлялись порой: и когда это она все успевает. Да и как это ей по силам: и сенокос успеть справить, и картошку выкопать, и дом отремонтировать…
Семен увидел Марию в огороде, та полола грядку с капустой. Увидев нежданного гостя, женщина удивилась. Ее заливистый голос звонкой музыкой прокатился по саду:
- И каким это ветром тебя Семен Степаныч сюда занесло? Уж не заблудился ли?
А Степаныч не мог отвести глаз от пышногрудой хохлушки. Он знал ее уже десять лет, каждый день встречался с ней на улице и надо же, даже не обращал внимания на то, что она совсем не похожа на других деревенских женщин. Не уставшая от вечных проблем, не замученная... Сейчас она стояла перед ним в простом ситцевом сарафане, с повязанной на голове косынкой, из-под которой выбивались русые пряди, а у него дыхание сперло, и все Витькины напутствия напрочь вылетели из головы.
- Так ты что, язык проглотил? Чего хотел-то?
- Я это, того - барашек… А ты вроде как… овца! Давай…
На этом разведка боем закончилась. И финалом ее было прилетевшее в Семена ведро. Сначала Маруся что есть мочи кричала на «молодого барашка», а потом, после того как жениху все-таки удалось объяснить цель его столь странного визита, долго смеялась. Потом они пили вино, закусывая его всяческими разносолами, а через неделю Мария согласилась перебраться в дом Семена Степановича.
Слух о том, что Мария и Семен собрались жить вместе, разлетелся по деревне быстро. В день ее переезда на новое место жительства деревня явно неслучайно оказалась оживленной. И стар, и мал высыпали на улицу, вроде бы и по своим делам, но и не без интереса. Семен выписал в колхозе трактор с телегой, погрузил на нее невестино добро и перевез в свои владения. В том числе и многочисленную живность. Дом свой Мария решила продать, а деньги положить на книжку — все целее будут. Семен ей не перечил, понимая, что на две избы им не разорваться.
Уже через пару недель Семенова хибара преобразилась: окна засияли чистым блеском и новыми белоснежными занавесками, на подоконниках появились цветы, а в доме от многочисленных скатерок, салфеточек и половичков действительно стало уютней. Семен, уже давно забывший вкус домашних пирогов, не мог нарадоваться своему счастью. Не остался без благодарности и сосед Витюха. А как же иначе, ведь если бы не он, никогда не решился бы Семен на такое дело. Не был бы сейчас так счастлив. Но вскоре все изменилось…
Началось все с мелочей. Однажды в борще, который Мария подала ненаглядному на обед, не оказалось мяса. Все бы ничего, вкусный борщ получился, наваристый, а вот мяса в своей тарелке Семен так и не нашел, хотя собственными глазами видел, как Маруся опускала в кастрюлю смачный кусок свинины.
- С фельдшерицей на днях разговаривала про то, что у тебя стал желудок побаливать, - пояснила хозяйка. – Так она сказала, что надо бы тяжелую пищу перестать кушать, вот и решила тебя на бульоны перевести...
Польстило, конечно, ему Марусино беспокойство. С одной стороны, даже приятно было, что она волнуется о его здоровье. «Ради счастья, - думал он. - Можно и потерпеть. Ведь не голодный же я...» Но все -таки в душе появилась нотка сомнения.
Все хозяйство, а оно теперь было не маленькое (Семен-то и раньше поросенка да кур держал, а теперь еще двух Марусиных свиней привезли), женщина взяла в свои руки.
- Ты, Семушка, больно-то не рвись, хватит уж, наработался, - ласково говорила Мария ненаглядному. - Лежи, отдыхай, здоровье береги, а я и сама справлюсь. Я - привыкшая!
Степаныч от такого отношения к нему прямо-таки млел, во двор ходил как на экскурсию, посмотреть, как скотинка растет да сколько яиц курицы снесли.
- Марусь, а что это у нас яиц-то мало стало, курицы нестись перестали? - спрашивал вторую половину Семен.
- Так, Семушка, твои-то куры за всю неделю три яичка снесли. А те, что от моих - то, продавать в город повезу.
- А что-то у нас, Марусь, боров-то совсем ничего не растет, - удивлялся хозяин. - Кормим-кормим, а он все, как доска. Твои-то смотри как отъелись, уж скоро колоть можно.
- Что ты, что ты! Еще рано колоть, пусть растут... - возмутилась Маруська, - глядишь, дети у меня скоро приедут - все при мясе будем.
А как-то вечером, когда пришло время кормить скотину, случайно увидел он, как своим поросям Маруся пойло погуще намешивала, а его борову — одну воду с отрубями наливала. Возмущению его не было предела.
- А что ты кричишь? Чем твою доходу кормить, лучше совсем без скотинки жить...- кричала в ответ на мужнину ругань хохлушка. - Велосипед, а не поросенок...
С этого дня в доме Семена Степановича все пошло кувырком. Мария готовила только для себя, стирала - тоже, и прибирала только свою половину дома. Даже салфеточки и горшки с цветами она перенесла в свои апартаменты — большую комнату. В распоряжении Семена остались спальня и прихожая. В кухню они договорились ходить по очереди...
Так они прожили до весны. Терпению Семена пришел конец. Да и перед соседями уж стыдно стало: где это видано - на колодец каждый со своим ведром ходит, каждый свой половик на улице хлопает...
- Вот так и живу, Витюха. - изливал другу душу Семен. - А ты говорил, овечка...
- Не дрейфи Степаныч. Прорвемся! - успокоил соседа сосед. - Я тебя поженил, я тебя и спасу от хохлатки этой!
Выход из сложившейся ситуации Витька, которому надоело смотреть на страдания старшего друга, нашел довольно быстро. Однажды утром, когда Мария укатила в город, он подогнал к дому Степаныча свой старенький трактор, погрузил на телегу все Маруськино имущество вместе с поросятами и курицами и отвез на другой конец деревни...
В поминальную субботу Семен Степанович пришел на кладбище. Как и полагается, положил на могилку угощение, выпил стопку водки и, проведя рукой по фотографии покойной жены, грустно сказал:
- Ты уж прости меня, Алечка, - бес попутал. Все равно никого лучше тебя нет...