- Государственное обвинение считает вину подсудимого полностью доказанной и просит суд, с учётом личности подсудимого, назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком на девятнадцать лет с отбыванием наказания в колонии строгого режима! – молодая равнодушная прокурорша закончила свою речь и захлопнула папку... Потом ещё какие-то слова... Подсудимому предоставляется последнее слово... Подсудимому предоставляется последнее слово!.. Последнее... Звон в ушах... Судья сделала замечания подсудимому... Суд удалился для вынесения приговора. Подсудимый сел на скамью, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. В зале тишина...
...Танцы кончились. Драк и ничего другого интересного не случилось. Билетерша выключила свет над входом и повесила на двери клуба замок. Покурив и загасив огоньки сигарет, молодёжь разошлась по посёлку, кто по домам, кто дальше гулять. Хотя сейчас уже темно и холодновато – полночь, начало сентября. Фонари горят только в нескольких местах. Хорошо, что дождя нет, полное небо звёзд.
Сунув руки в карманы коротковатых брюк, Ванька медленно шёл по «централке», где больше фонарей. Что толку бродить в темноте? «Централкой» все пацаны и многие мужики называют шоссе, проходящее по посёлку. Идёт оно из далёкого Ленинграда в ещё более далёкий Мурманск. В свои двенадцать Ванька не был ни в Ленинграде, ни в Мурманске, да и в райцентр-то его брали раза два. Когда возили в детскую комнату милиции, а потом ещё на какую-то комиссию. Там, в большом здании, в ярко освещённом зале сидело множество взрослых, которые строго смотрели на него, опустившего голову перед длинным столом. Под конец милиционерша устало сказала, прочитав что-то на бумажном листе:
- Ладно, скажи, что больше так никогда не поступишь, что извинишься перед учительницей, и поедешь домой.
«Ни слова не скажу!»- решил Ванька, глядя в пол. Сначала математичка при всём классе заставила его взять, как все, ручку в правую руку, повысив при этом голос:
- Так, внимание! Все подняли ту руку, которой пишем! Видишь, все пишут правой?
А потом, когда он снова забылся и начал писать левой, неожиданно треснула его учительской линейкой по голове. Он побледнел, вскочил и кинулся на неё с кулаками. Кто-то убежал за директором... И фамилия у неё – Холодная...
...- Ну, раз молчишь и заставляешь взрослых людей тебя упрашивать, пусть тебя родители просят, - закончила милиционерша тем же вялым тоном, - когда пятьдесят рублей штрафа уплатят. Полюбуйтесь на него!..
Вспоминать страшно, как кричала маманя, как убегал от тяжелых кулаков отчима. Чё они все сразу драться? Сейчас домой идти тоже не хотелось. Всё равно они или пьют, или пьяные спят, и жратвы, кроме остатков их закуски, нет. Суббота! Винно-банный день. Сейчас дойду до того фонаря, который возле дома физрука, думал Ванька, и попрусь обратно. Были бы все учителя, как физрук! Ругается он не страшно, если прогуливаешь, к завучу не ходит.
Ванька вспомнил, как зимой несколько раз подряд прогулял физкультуру. Морозы были приличные, а рукавиц, в чём он никогда бы не признался, у него не было. Вечером он как обычно слонялся по улицам, согревая покрасневшие кулаки в карманах, и увидел свет в окнах лыжной базы. Так громко называется комнатка на первом этаже школы, где вдоль стен расставлены лыжи. Ванька осторожно заглянул в окно. Физрук чем-то скоблил укреплённую на верстаке лыжину и заодно слушал радио. На батареях сушились пронумерованные белой краской ботинки. Быстро обернувшись, физрук сделал строгое лицо, показал на дверь и поманил Ваньку пальцем. Ванька послушно вошёл.
- Что болтаешься, как цветок в проруби?
Ванька молчал и грелся, стараясь бесшумно втянуть носом оттаивающие сопли.
- Давай-ка, бери с батареи ботинки и вставляй по номерам в крепления. Усёк?
Ванька кивнул.
- Приступай! – физрук продолжил скрести лыжу. По радио передавали новости. Работа была не трудная. Ванька согрелся и снял шапку. Когда закончил, физрук подозвал его и дал в руки шубники, толстые рукавицы с белым мехом внутри.
- Закончил? Молоток! Держи. Теперь свободен. Не вздумай следующий урок прогулять!
Эх, жаль, что уже темно и поздно, никто не гуляет и не видит его новых рукавиц! Ванька отогнул шубники так, чтобы издалека был виден белый мех. Руки внутри горели. Фигня, завтра в школе все увидят. Многие позавидуют. Таких почти ни у кого нет!..
Звук мотора прервал Ванькины воспоминания. Он обернулся и увидел свет фары. Мотоцикл с визгом остановился возле него. За рулём лихо восседал Вовка. Он был старше на целых четыре года и обладал качествами, а также вещами, о которых Ванька мог только мечтать. Половина поселковых пацанов с ним дружила, другая половина враждовала, потому что задира и насмешник он был известный. И ещё он мог набраться наглости и втайне от отца увести из гаража мотоцикл. Новый, ярко-красный, с блестящими крыльями и изогнутыми глушителями. И не расстраиваться, получив потом за это «по ушам».
- Здорово, Вака! – Вовка назвал Ваньку так, как его звали товарищи-ровесники.
- Привет, Вотя! – в тон ему ответил Ванька.
- Чё ходишь – дубеешь?
- А-а, делать нечего... – по возможности равнодушно сказал Ванька.
- Значит, домой не торопишься?
Ванька мотнул головой.
- Тогда подожди меня тут маленько, мотик посторожи, щас я домой сбегаю, и поедем со мной! Ладно?
- Угу. А куда?
- В Белую гору, к барышне моей.
- Чё мне там делать?
- Ну, на мотике покатаешься! Да и вдвоём веселее!
Ванька, неторопливо соглашаясь, пожал плечами, а когда Вовка убежал в темноту, быстро вскочил на сиденье и обхватил ладонями резиновые рукоятки. Только бы не обманул насчёт прокатиться! Ни фига себе, сто восемьдесят на спидометре! Мотоцикл пах бензином и мощью, а горячий двигатель, остывая, потрескивал.
Через пять минут прибежал Вовка. Он был в свитере, а Ваньке принёс пиджак.
- На, одевай! Мой прошлогодний. Маловат уже, а тебе как раз будет. Щас ехать-то не жарко! Там в кармане два куска хлеба с салом. Тебе один и мне один. И ещё луковица, - Вовка уселся за руль и усмехнулся, - Завтра, блин, батя будет ругаться, что я две горбушки от буханки отрезал!
Он «с полтычка» завёл мотоцикл и спросил Ваньку:
- Где поедешь? Сзади или в коляске? Смотри, в коляске теплее – меньше дует.
Ванька надел пиджак и уселся в коляску. Рукава, правда, пришлось подзагнуть, длинноваты, зато сразу стало тепло. И подкладка у него была скользкая, классная, и пах он домом, уютом. От настоящего костюма пиджак.
Вовка рванул с места и для страху чуть приподнял коляску от земли. Ванька сжал зубы и задержал дыхание, но виду не подал. Они стрелой пролетели по посёлку и оставили сзади последние фонари. Только луч фары протыкал темноту. Если высунуться из-за стекла, ветром выжимало слёзы. Мотор пел всё выше. Вместе со скоростью рос Ванькин восторг. И вдруг фара погасла, остались только чернота ночи и свист ветра в ушах. Ванька вцепился в борта коляски. Неужто лампочка сгорела? Но почему Вовка не останавливается? Тут к своему полному изумлению Ванька услышал Вовкин голос, поющий в тональности мотора:
- Да-а-йте медный грошик,
Га-а-спадин хороший.
Ва-ам вернётся рубль золотой – ой – ой! Страшно, Ванька?!
- Темно!
- Да ну! Вон звёзд сколько! – Вовка задрал голову, окончательно оторвав взгляд от дороги. Ванька зажмурил глаза, а когда решился их открыть, дальний свет фары снова раздвигал лес вдоль обочин.
Деревня лежала внизу, только скатиться с горы. Фонарей в ней было ещё меньше. На въезде, под большим мостом, шумела река. Вовка на ходу заглушил мотор и накатом доехал до центра.
- Видишь, окно горит? – спросил он у Ваньки, - вон там, на втором этаже!
- Вижу.
- Ждёт! – Вовка улыбнулся.
- Ты как, через дверь, что ли? – поинтересовался Ванька, - а мамаша с папашей?
- Не, я в окно. Там лестница возле яблони, - Вовка положил руку Ваньке на плечо и заговорил серьёзнее, - Слушай, Ваня, давай сделаем так. Видел, кочегарку проезжали? Ну, с трубой, там ещё самый большой фонарь? Белый такой.
- Угу.
- Там дядя Витя работает кочегаром. Ты, короче, катайся, а если замёрзнешь, зайдёшь к нему, скажешь, со мной приехал. Он меня знает. Хороший мужик! Отца моего друг. Погреешься. Я к утру прибегу. Там встретимся. Ага?
- Угу.
- Смотри, чтоб нам бензина хватило на обратную дорогу. Ездить-то умеешь?
- Конечно! – соврал Ванька, - сто раз ездил! И на мопеде...
- Ну, давай, садись за руль!
Ванька уселся на широкое сиденье. Сердце стучало громко и часто.
- Включаешь «нейтралку», вот так, потом поворачиваешь ключ, - объяснял Вовка, - вот эту педаль резко вниз, вот так!
Мотоцикл взревел.
- Газ сбрось! Свет включи, вот тумблер! – велел Вовка, - теперь врубай первую скорость, педальку щёлкай вниз, и отпускай сцепление. Плавно! А газу поддай!
Мотоцикл дёрнулся и покатил. Ванька ехал! Вовка бежал рядом и одной рукой придерживал руль.
- Сцепление жми и врубай вторую! – крикнул он, - эту же педаль щёлкни вверх! Понял?
Ванька закивал. Вовка отпустил руль, ещё немного пробежал за мотоциклом, держась за сиденье, и отстал.
- Теперь третью! – крикнул он вдогонку, - сильно не гони! В кочегарке...
Дальше Ванька не слышал. Он мчался, изо всех сил вцепившись в руль. Ладони вспотели на мягкой резине. Сворачивать он боялся и поэтому гнал вперёд по дороге. Мотор гудел, скорость росла, и вдруг он почувствовал, что не боится! Он легко включил четвёртую скорость, мотоцикл пошёл плавно и мягко. Надо попробовать куда-нибудь свернуть. Он сбросил газ и плавно свернул налево. Опёршись на коляску, мотоцикл легко и уверенно изменил курс и держал дорогу. Как просто, оказывается! Ваньке хотелось смеяться. Он прибавил газу, уже на скорости выскочил на окраину деревни и стал вычерчивать круги вокруг фермы. Через пару минут Ванька почувствовал руль, ощутил тяжесть мотоцикла и горячую мощь его двигателя. Он то прибавлял, то снижал скорость, поворачивал в разные стороны, испытывая лёгкий ужас, когда при правом повороте колесо коляски вот-вот должно было оторваться от асфальта. Ему стало даже казаться, что он давным-давно уже владеет искусством езды, что он – гонщик серебряной мечты, как в том здОровском американском фильме!
Возвращаясь с фермы обратно в деревню, Ванька недоумевал, как же это ему привалило такое счастье, почему, за что? В посёлке большие пацаны иногда разрешали прокатиться на мопеде, но сначала требовали принести бензин. Не меньше литра! Не часто удавалось где-нибудь его слить, а попросту, украсть. Так ведь это мопед. Что такое мопед по сравнению с новеньким «Юпитером»? Смех один! Все мопеды в посёлке были самодельные, собранные из разных запчастей, чиненые-перечиненые. А мотоцикл, говорят, стоит полторы тысячи! Ванька не мог представить, сколько это денег, просто понимал, что очень много, ведь неделя обедов в школьной столовой стоит рубль. А его тоже почти никогда нет. Ваньке вдруг захотелось сделать для Вовки что-нибудь хорошее, что-нибудь полезное, только вот что?
Между совхозными кирпичными домами, на площадке под фонарём, стоял мотороллер с кузовом. Увидев его, Ванька понял, что надо сделать. Он спокойно проехал мимо, свернул за угол в темноту и заглушил мотор. Сунув руки в карманы и держась подальше от фонаря, он пару раз обошел мотороллер и оглядел окрестности. На крыльце дома, возле веранды, рядами стояли стеклянные банки разных размеров. Ванька аккуратно, не звякая, взял самую большую и направился к мотороллеру. На ходу он представил, как всё будет. Там от бака к мотору идёт прозрачный «шланчик», как его называют все мопедисты, надо просто сдёрнуть его с бензонасоса и открыть краник. Так он всё и сделал, а потом сел в тень под кузовом, терпеливо ожидая, пока тонкая струя наполнит банку через широкое горло. На душе было хорошо. Сейчас он заправится, а Вовка потом удивится, что бензину ещё больше стало. Всё, полнёхонька! Ванька закрыл краник, надел на место шланг и пошёл, осторожно удерживая банку двумя руками. Даже собаки нигде не залаяли.
Так, куда же поехать теперь? Ванька примчался на мост и немного полюбовался шумными, в белой пене, порогами, хорошо видными даже при садящейся луне. Скоро светать будет, подумал он, надо съездить на ту гору, с которой они скатились в деревню. А то ведь ночь была, а теперь утро, и вся деревня сверху видна будет, как на блюдечке. Ванька долго разгонялся, мотор заглох на подъёме, а ему хотелось взлететь на самую вершину без остановки. Он развернулся, укатил на середину деревни и, дав газу «до плешки», в конце концов, выскочил наверх, поймал невесомость, остановился и огляделся вокруг. Так вот почему она Белая! Сверху было видно далеко-далеко, виден огромный островерхий лес, торчащий из белых клубов тумана, видно, как впадает в светлое озеро быстрая река. И ещё видно, как небо на востоке, там, где скоро должно взойти солнце, становится всё белее и чище, словно растёт. Деревня внизу тоже спряталась в туман, обозначив себя только оранжевыми шарами света вокруг фонарных столбов.
На самой вершине горы дул холодный ветерок, и Ванька, стуча зубами, поехал вниз, к большому чёрному стволу трубы, возвышающемуся над затянувшей деревню дымкой. Ему захотелось так же, как Вовка, домчаться до цели накатом, и он выключил зажигание и фару. Перед кочегаркой он ловко свернул с асфальта на грунтовку, но не заметил торчащего из земли камня и наскочил на него глушителем. Ударом его чуть не выбросило с сиденья. Мотоцикл скособочено встал, колесо коляски бесшумно крутилось на весу. Ванька в ужасе обежал его вокруг, увидел большую вмятину на глушителе и молча схватился руками за голову. А ведь Вовка доверил ему технику! Что ему теперь сказать, а он что потом скажет отцу? Ванька ухватился за руль и попытался сдёрнуть мотоцикл с камня. Куда там! Тяжеленную машину и троим таким не приподнять. Бросить, что ли, всё и удрать? Да что толку? В отчаянии Ванька пошёл сдаваться в кочегарку.
Кочегар дядя Витя сидел за столом в светлой кондейке и пил чай. Он был в тельняшке, с чёрными усами, и держал стакан в огромной тёмной ладони, как стопку. Дверь была приоткрыта, и за стенами кондейки, в полумраке, гудели огромные печи. Было тепло, даже жарко. Пахло угольной пылью.
- Здрасьте...- неуверенно сказал Ванька, - можно?
- Заходи, пацан! – громко разрешил кочегар. Он не удивился, словно ждал раннего гостя, - ты чей будешь?
- Я на мотоцикле приехал, с Вовкой.
- С каким Вовкой?
- Он учителя физкультуры сын, из посёлка.
- А-а! Ну?
- Вовка сказал, к вам можно зайти...
- А сам по девкам? Тебя как звать?
- Иван.
- Заходи, Иван! Чаю не желаешь?
В другое время Ванька удивился бы гостеприимству незнакомого человека, но сейчас нетерпеливо мялся у двери.
- Там мотоцикл... Я... Он на камень... Мне никак...- Ванька опустил голову.
- Далеко? – кочегар поднялся и набросил на тельняшку рабочую куртку, - Сам-то цел?
- Цел. Не далеко.
С Ванькиной помощью дядя Витя сдёрнул мотоцикл с камня, а потом завёл. Мятый глушитель издавал сиплый, кашляющий звук. У Ваньки от него замутило в животе.
- А он тебе разрешил кататься-то? Или ты...- кочегар внимательно поглядел на расстроенного мальчишку.
- Да не, конечно, разрешил, - Ванька испугался, - Вообще, он мне всегда разрешает, он же мне брат...
- А-а... Тут ремонт нужен. Ну, ладно, пойдём чай пить.
От горячего и сладкого чая с сушками Ваньку разморило, он медленно моргал, и всё ниже склонял к столу голову. Как будто издалека доносились до него неторопливые рассуждения дяди Вити:
- Делов-то здесь не много! Только инструмент нужен. Разобрать, а ещё лучше патрубок в кузне нагреть, и аккуратненько отстучать, оно и незаметно будет...
Ванька не сообразил, как переместился с табурета на топчан. Ему снилось, что его мотоцикл, его «Серебряная мечта» на последнем круге гонки начинает чихать, стрелять и замедлять ход, что его обгоняют дымные трескучие мопеды, а он бессильно крутит ручку газа и что-то беззвучно кричит...
Когда окончательно рассвело, прибежал радостный Вовка:
- Здорово, дядя Витя! Ванька у вас?
- Привет-привет, Володя! Не шуми, пусть парень отдохнёт. Ты лучше скажи мне, ухарь, как ты мальцу технику тяжёлую доверил? А если бы он разбился или покалечился?
- Да ну, он самостоятельный парень!
- Самостоятельный... Повезло ему, да и тебе тоже, что он не кувырнулся! Пойдём, покажу.
Вовка и дядя Витя вышли из кочегарки на улицу. Ванька лежал, отвернувшись к стене, не шевелился и прислушивался. Через несколько мучительных минут они молча вернулись, в стаканах забулькал кипяток, и тихо зазвякали ложки.
- Ну, что, - вполголоса заговорил Вовка, - так и скажу бате, мол, не разглядел я камня, налетел. Не убьёт ведь!
- Убить не убьёт, а ума тебе даст! – так же тихо предположил дядя Витя, - Ладно, передай ему, что я со смены приеду – помогу починить. Всё равно разбирать, нагревать надо.
- Ванька-то сильно испугался?
- Как испугался, не знаю, а расстроился. Я, грешным делом, подумал, было, что он без спросу... Да вижу – нет, не врёт.
Чиркнула спичка. Они ненадолго замолчали, видно, прикуривали.
- Знаю я про его жизнь, - продолжил кочегар, - хороший он парень, хоть и не сладко ему живётся... Братом твоим назвался, хе-хе!
Вовка ответил не сразу, медленно:
- Отец говорит, что он нам какая-то там дальняя родня, не знает даже, по чьей линии. Значит, говорит, просто... брат.
Если бы Ванька умел, он бы, наверное, заплакал.
Потом, через пару лет, всё равно была «малолетка», а уж затем и взрослая зона. А после неё уже судили не столько по делам, сколько по личности, можно сказать, как старого знакомого. Не искали места, чтобы поставить пробу.
«Именем Российской Федерации... Оглашается приговор... Рассмотрев материалы... суд признал... вину подсудимого не доказанной... постановил... освободить из-под стражи в зале судебного заседания...»
Подсудимый сел и закрыл ладонями лицо. Лейтенант, начальник конвоя, отомкнул замок и сказал: «Поздравляю!» Подсудимый отдышался, потёр ладонями покрасневшие глаза и встал. Вышел из клетки в зал и молча обнялся с единственным присутствующим в зале слушателем.
- Пока приговор выносили, - сказал тот, - я все молитвы вспомнил, какие слышал... Представить не могу, о чём ты думал...
- ...Думал, что если сейчас вину признают, то это навсегда. Уже не выйти. Ещё думал, насколько тяжелее сидеть, когда за чужое. Раза в три, наверное. А потом плюнул. Вспомнил, как с твоим братом на мотоцикле ездил в Белую гору.