Солнце, вставая над рощицей сразу за оградой монастыря, только добавляло нерешительности
и заставляло откладывать неизбежное.
Сергей стоял, смотрел на восход и думал.
Неправильно, все неправильно...
И то, что он собирается делать.
И то, что будет, если он этого не сделает.
За два с половиной года, проведенные в монастыре, он привык и к распорядку, и к стенам кельи,
и к рясе, и к молитвам, и к ранним подъемам, и к ...
Внезапно он и сам осознал, что привычка к Вере - еще одна причина желания уйти.
Не главная, но ...
Главную причину он и не собирался обсуждать; все состояние нерешительности возникало из
проблемы мотивации ухода перед отцом Варфоломеем.
Как ни крути, а это предательство.
Он пришел в монастырь отчаявшимся, отвергнутым всеми существом, в котором, даже при
большом желании, невозможно было рассмотреть человека.
Наркоман с пятилетним героиновым стажем и четырьмя попытками лечения; успешный бизнесмен,
потерявший все; забывший семью и проклятый родными людьми.
Изможденное существо со впалыми глазами и иссохшей душой.
Потом, через несколько месяцев, он понял, что заставило его прийти.
В один из редких моментов просветления он внезапно вспомнил, что у него больше нет матери, а он
даже не пошел на похороны.
Он проплакал всю ночь, вкалывая огромные дозы "герыча" и оставаясь в состоянии абстиненции.
Утром, чувствуя что сходит с ума, вышел из дома и долго шел по пустому городу, совершенно
не понимая, чем такая жизнь отличается от Ада.
Увидев ярко-багровый рассвет, он уже точно знал, что умер и идет в Ад...
Таким и увидел его Варфоломей.
Он заехал в город по монастырским делам и совершал пешую прогулку, выхаживая время до
открытия светских госучереждений.
Он усадил Сергея на лавку, выдержал получасовое всхлипывание и завывания; улучил минуту
просветления в его мозгах и быстрыми вопросами разобрался в ситуации; плюнул на свои дела и
отвез его в монастырь.
Первые дни Сергей совсем не помнил; потом спрашивал, но братья ничего не рассказывали...
Ему было стыдно.
Он хорошо представлял процесс ломки наркомана с пятилетним стажем.
Он был благодарен и Варфоломею, и братьям, но...
Лучше бы шел нудный, противный дождик. Было бы легче.
Вздохнул, поправил клобук и решительно пошел через монастырский двор.
Перед дверью кабинета духовника остановился нерешительно, вздохнул тяжко.
Он понимал, что если сегодня не сделает этого, то уже никогда не сможет ничего изменить.
Постучал... Услышав приглашение войти, открыл дверь и нерешительно переступил порог.
Варфоломей стоял у окна и тоже смотрел на солнце над рощей.
- Здравы будьте, отец Варфоломей.
Тот обернулся.
- Здравствуй, брат Сергий. Чего ты там, во дворе, топтался нерешительно?
Надо было на что-то решаться и Сергей выдохнул:
- Я ухожу...
Варфоломей молча прошел к столу, сел и... улыбнулся.
Сергей ожидал чего угодно, но только не улыбки.
Безразличия, укора, выяснения причин, уговоров.
Нет, это он уже переборщил ...
Уговаривать Варфоломей не стал бы ни под каким видом, - не того масштаба Человек.
Но улыбка?
- И чего хочешь в связи с этим? Благословения? Или анафемы?
Он продолжал улыбаться и Сергей окончательно сбился с мыслей и плана объяснения
мотивов ухода. Он не мог понять причины улыбки.
- Просто... Сказать...
Он не решался глянуть Варфоломею в глаза и стоял, рассеянно озираясь по сторонам.
- Давно решил?
- Давно... Сказать не решался. Не по себе как-то.
- Чего так?
Сергей наконец решился и глянул духовнику прямо в глаза.
- Нехорошо. Предаю вроде бы. Да и за добро, и жизнь подаренную не так благодарят.
Варфоломей перестал улыбаться и смотрел серьезно:
- Добро не подарок, доброта - свойство души. Душа - от Бога. Да и жизнь Им подарена.
Тело спасти - дело нехитрое; Души спасать - не в моей власти.
Не путай помощь простую с Божьими дарами.
Сергей совсем запутался; получалось, что Варфоломей не отговаривает; спасение его себе
не приписывает, вроде как и не должен ему Сергей ничего.
- А почему решил уйти? Если не секрет.
Вот, самая главная закавыка. Потому и стоял в нерешительности, глядя на рассвет; потому и
придумывал причины смешные.
Самая главная причина настолько непроста и...
- Я в Церковь верить перестал.
Сергей вытолкнул из себя эту фразу и сразу стало легко и страшно.
Легко - понятно. Врать в ответ на добро - последнее дело.
А страшно? Страшно, потому что, как бы отторгал все то, что спасло его из Бездны.
И получается: врать - грешно; правду сказать - еще хуже. Вот и страшно.
Не так на добро отвечают.
- И дальше? - спокойно спросил Варфоломей.
- Что дальше?
Сергей совсем потерялся.
- Не веришь в Церковь, но в Бога веришь?
- В Бога верю, но получается настолько привычно и обыденно, что сама Вера теряется в
молитвах, смысла которых и понять уже не могу.
Словно куклой становлюсь. И не могу Верить по указке. Как-то не по себе.
Пытался недавно поговорить с братом Афанасием по поводу Веры, так испугался даже.
Тот начал бубнить что-то невообразимое, сыпет цитатами из Писания, а они и не к месту и не
по смыслу.Боюсь я... Таким же стану.
Но и не поэтому.
Сергей твердо посмотрел в глаза духовника и четко произнес:
- ТЕСНО ДУШЕ.
Варфоломей слушал серьезно, не улыбался; смотрел в глаза Сергея без укора, внимательно.
- Не телу? Душе? Точно не путаешь?
- Точно, - Сергей вздохнул, - Я уроки хорошо помню.
У меня теперь смысл появился жизнь до конца прожить.
- И какой, если не тайна великая?
Варфоломей чуть улыбнулся и Сергею стало легко.
- Какая там тайна. Так, пустяк. Но для меня смысл всего оставшегося.
Хочу прожить остаток жизни, чтобы мать мною гордилась.
Чтоб все, о чем она мечтала в разумении меня - сделать.
Сергей вздохнул.
- Человеком хочу стать. Это, по-любому, больше, чем монах.
Тесно мне. В монашестве...
Только Вы не обижайтесь, Павел Алексеевич. Я не по глупости и недомыслию.
Я твердо решил и все обдумал.
Варфоломей встал, подошел к Сергею.
- Не обижаюсь, Сережа. Церковь нужна слабым, сильный - обретает Веру.
И Душу.
Веру - как способ любить Бога.
И Душу - как способ Бога нас любить.
Ты был слаб и тебе нужна была Церковь.
Умный человек понимает, что Церковь - только первый шаг.
Способ увидеть мир за пределами телесного естества.
Способ узнать, что есть другой мир, в котором подлость, алчность, похоть, зависть и
прочее - не доблести тела, а грехи Души.
И если есть сила Духа, то человек уйдет дальше.
Церковь останется тем, кому достаточно видеть этот мир, но не хватает силы Духа
жить в нем.
А может быть, просто не хватает ума.
А может быть и не видят этого мира.
Варфоломей вздохнул.
- А большинству этот мир и не нужен. Им и так хорошо.
Пошли.
Он провел Сергея в комнатку слева по коридору, распахнул один из шкафов.
- Выбирай.
Сергей быстро подобрал среди развешенной, выстиранной одежды брюки, рубашку и ветровку;
снял рясу, подрясник и монастырское белье. Варфоломей молча указал на корзину и он сбросил
монастырское туда; облачился в мирское.
- Пошли, я тебя выведу тихонько. Нечего братию в искус вводить.
Эконому и наместнику я сам объясню.
Они вышли задним пространством хозпостроек на пыльную дорогу, огибающую рощицу из которой
восходит солнце над монастырем.
- В добрый путь, Сережа...
Варфоломей, в миру - Павел Алексеевич Недодаев; профессор, потерявший всю свою семью в
одно мгновенье из-за отказа маленького винтика в турбине огромного самолета; обнял худощавого
паренька в сильно ношенной, но чистой одежде; насильно вложил ему в руку тоненькую пачку
сторублевок.
- Это тебе на первое время. Не перечь.
- Спасибо.
Сергею хотелось расплакаться, но было, почему-то, радостно.
- Знаю, что не вернешься.
Но, если станет совсем трудно - приходи. Двери открыты.
И не бойся, это будет не слабостью. Бывает, что силы заканчиваются, а Путь длинный ...
Здесь всегда можно отдохнуть.
Вот еще для чего нужна Церковь.
- А Вы? Вы почему не уходите?
Варфоломей вздохнул и... широко улыбнулся.
- А кому вас, слабых и побитых, встречать, лечить Душу и в Новый Мир выпускать???
Вот я и сижу здесь. Работа такая.
Работа как Работа.
Главное, - Начальник мне уж очень нравится.
С Богом. Прощай.
- Прощайте отец Варфоломей. Я не подведу.
Может и сам, по мере сил, помогать стану.
Есть же кто и слабее меня.
Сергей радостно шагал по дороге вдоль рощи; на повороте оглянулся, помахал рукой
отцу Варфоломею, разглядел его крестное знамение себе вослед.
Впереди лежала Жизнь.
Такая большая и разная.
И как бы она не сложилась, главное в ней уже состоялось.
В множестве книжек, поражающих размерами и непонятностью, уже много веков спорят о способах
обретения Веры и Души.
А все просто.
Потеряй все, что имел.
Или - не обращай внимания на материальные излишества бытия.
Загляни за пределы тела и если понравится - начинай Жить.
Все остальное в этих книжках - простой набор буковок.
Вот так-то...