Что есть метафизика?

               
ПЕРВАЯ ФИЛОСОФИЯ. Учение о причинах и началах бытия и знания.
(по первой  книге Аристотеля «Метафизика»)


     Термин "метафизика" возник благодаря исторической случайности, когда в первом собрании сочинений Аристотеля 14 книг, в которых излагались общие принципы философии, были помещены вслед за физическими (греч. metataphysika - "то, что после "Физики"), откуда и возникло название науки, исследующей то, что лежит за физическими явлениями. [2]
     В сочинении «Метафизика» Аристотель изложил основы Первой философии  и эта «так называемая мудрость, по общему мнению, занимается первыми причинами и началами»  (981b)   [1]
     Однако с течением времени за словом «метафизика» закрепился особый смысл: учение о «заприродных», сверхчувственных принципах бытия, не раскрываемых еще «физикой», имеющей дело с этими принципами в той форме, как они проявляются в чувственных вещах и их движении.  Аристотель рассматривает первую философию как учение не об отдельных от вещей началах вроде идей Платона, но абстрагирует эти начала от существующих вещей,  вне и без которых сами начала не существуют.[3]
      Он сравнивает науку философию с божественным. Бог, по общему мнению, принадлежит к причинам и есть некое начало, и такая наука могла бы быть или только или больше всего у бога (983а).
     Аристотель пытается разобраться в причинах знания.  Он утверждает, что «Все люди от природы стремятся к знанию. Доказательство тому - влечение к чувственным восприятиям: ведь независимо от того, есть от них польза или нет, их ценят ради них самих, и больше всех зрительные восприятия, ибо видение, можно сказать, мы предпочитаем всем остальным восприятиям, не только ради того, чтобы действовать, но и тогда, когда мы не собираемся что-либо делать. И причина этого в том, что зрение больше всех других чувств содействует нашему познанию и обнаруживает много различий [в вещах]. (980а) Для того, чтобы избавиться от незнания, люди начали философствовать и «к знанию стали стремиться ради понимания, а не ради какой-нибудь пользы» (982в).
    Стремясь к знанию, люди получают опыт. И через опыт возникает наука и искусство. Появляется же искусство тогда, когда на основе приобретенных на опыте мыслей образуется один общий взгляд на сходные предметы, и имеющие опыт знают "что", но не знают "почему"; владеющие же искусством знают "почему", т. е. знают причину (981а).
    Аристотель дает определение мудрости и пишет «Если рассмотреть те мнения, какие мы имеем о мудром, то, быть может, достигнем здесь больше ясности. Во-первых, мы предполагаем, что мудрый, насколько это возможно, знает все, хотя он и не имеет знания о каждом предмете в отдельности. Во- вторых, мы считаем мудрым того, кто способен познать трудное и нелегко постижимое для человека (ведь воспринимание чувствами свойственно всем, а потому это легко и ничего мудрого в этом нет). В-третьих, мы считаем, что более мудр во всякой науке тот, кто более точен и более способен научить выявлению причин, и, (в-четвертых), что из наук в большей мере мудрость та, которая желательна ради нее самой и для познания, нежели та, которая желательна ради извлекаемой из нее пользы, а (в-пятых), та, которая главенствует, - в большей мере, чем вспомогательная, ибо мудрому надлежит не получать наставления, а наставлять, и не он должен повиноваться другому, а ему - тот, кто менее мудр. (982а) Итак, из всего сказанного следует, что имя [мудрости] необходимо отнести к одной и той же науке: это должна быть наука, исследующая первые начала и причины: ведь и благо, и "то, ради чего" есть один из видов причин  (982в).
     Он говорит, что «необходимо приобрести знание о первых причинах: ведь мы говорим, что тогда знаем в каждом отдельном случае, когда полагаем, что нам известна первая причина. А о причинах говорится в четырех значениях: одной такой причиной мы считаем сущность, или суть бытия вещи (ведь каждое "почему" сводится в конечном счете к определению вещи, а первое "почему" и есть причина и начало); другой причиной мы считаем материю, или субстрат [hypokeitmenon]; третьей-то, откуда начало движения; четвертой - причину, противолежащую последней, а именно "то, ради чего", или благо (ибо благо есть цель всякого возникновения и движения). Итак, хотя эти причины в достаточной мере рассмотрены у нас в сочинении о природе все же привлечем также и тех, кто раньше нас обратился к исследованию существующего и размышлял об истине. Ведь ясно, что и они говорят о некоторых началах и причинах. Поэтому, если мы разберем эти начала и причины, то это будет иметь некоторую пользу для настоящего исследования; в самом деле, или мы найдем какой-нибудь другой род причин, или еще больше будем убеждены в истинности тех, о которых говорим теперь. (983а)
После определения первой философии Аристотель развертывает критику предшествующих философов, рассматривает различные взгляды на начала бытия.
      Исследование и критика учений прошлого имеют для него служебное назначение, подводя к собственной его концепции, предварительно ее обосновывая. Так, Аристотель пишет, что если «первые философы» считали началом всех вещей материю, то Анаксагор вводит разум в качестве причины «благоустройства мира и всего мирового порядка». (984в)  А следовательно, Анаксагор и Эмпидокл, с его Любовью  и Враждой, вводят в философию «действующую причину».  Пифагорейцы добавляют к этому утверждение, что ограниченное, неограниченное и единое, т.е. компоненты числа, являются не свойствами физических реальностей, но их сущностью, «вследствие чего число и составляло у них сущность всех вещей»  (987а). Таким образом, возникает понятие такого начала (причины), как  «сущность и суть бытия».  Наконец, Платон признал, что «нельзя дать общего определения для какой-нибудь из чувственных вещей, поскольку вещи эти постоянно меняются. Идя указанным путем, он подобные реальности (выражающие общее) назвал идеями, а что касается чувственных вещей, то о них речь всегда идет отдельно от идей, но в соответствии с ними, ибо все множество вещей существует в силу приобщения к одноименным сущностям» (987в). Тем самым окончательно формируется понимание формальной и целевой причин. Но именно здесь Аристотель радикально разошелся с Платоном. [3]
     Критикуя Платона и его учение об идеях в первой книге Аристотель пишет «[идеи] ничего не дают ни для познания всех остальных вещей..., ни для их бытия (раз они не находятся в причастных им вещах)». В этом и состоит важнейшее различие между учителем и учеником: Аристотель стремится устранить платоновский дуализм идеи и реального предмета. Поэтому он требует искать сущность вещей в них самих.   
     Для него сущность (греч. ousia) вещей может заключаться только в них. Правда, и у него роды суть сущности, но лишь во вторичном смысле.
Вместо этого Аристотель вводит другой дуализм: материи (греч. hyle; лат. materia) и формы (греч. еidos / morphe; лат. forma). В предметах они встречаются только вместе: чистую материю найти так же невозможно, как и чистую форму. Цель Аристотеля - устранить все апории (затруднения) своих предшественников. Он приводит свое учение о материи и форме к их синтезу в становлении: на "подкладке" (греч. hypokeimenon) материи складывается форма предмета. В материи сущность заложена лишь как возможность (dynamis / potentia), а действительность (energeia) она обретает благодаря форме. Сущности вещей не заключены в их трансцендентных идеях, но реализуются в поступенной проявленности этих вещей.
Это развертывание сущности Аристотель называет энтелехией. Слово "энтелехия" происходит от "telos" ("цель"): всякое становление, по Аристотелю, предполагает цель, а именно переход от возможного к действительному проявлению "ousia", причем выраженную у Платона лишь мифологически идею телеологии он ставит на Центральное место в своей метафизике.
     В соответствии с этим Аристотель учит о четырех причинах становления:
- формальной (лат. causa formalis). Предмет получает определенность согласно своей форме, напр., дом - согласно плану;
- целевой (causa finalis). По основной телеологической интуиции Аристотеля, ничто не происходит помимо цели, напр., для дома цель - защита от непогоды;
-  движущей (causa efficiens). Всякому становлению необходим мотор, движущий его вперед: напр., для дома это работа каменщиков и плотников;
- материальной (causa materialis). Всякий предмет состоит из материи: дом, напр., из кирпичей, камней и т.п. [2]





    Литература
1.   Аристотель. Сочинения в четырех томах. Т. 1./ Ан СССР. Институт Философии / Ред. В.Ф. Асмус. М., Мысль, 1976.
2. Кунцман П. и др. Философия: dtv – Atlas: Пер. с 9-го нем. Изд.; научн. Ред. Пер. В.В. Миронов. – М.: Рыбари, 2002. – 268 с.: ил.
3.  Богомолов А.С. Античная философия: Учебник/А.С. Богомолов.- 2-е изд.- М.: Высшая школа,2006. – 390 с.: ил.


               

               
О статье Мартина Хайдеггера  « Основные понятия метафизики»



     В своей работе Мартин Хайдеггер пытается разобраться в основных чертах, составляющих ядро метафизики. Автор отводит метафизике как учению центральное место в философии и считает, что «разбор ее основных черт превращается в сжатое изложение главного содержания философии». 
     К моменту написания статьи Хайдеггером в метафизике сложилось много очень разных взглядов и мнений, сталкивающихся друг с другом, что говорит об отсутствии единой позиции в научной среде.  Автор объясняет такое положение тем, что метафизика «просто пока еще не достигла зрелости науки».  По его мнению «философия представляет собой высокий непревосходимый  идеал».
Хайдеггер считает заблуждением «истолкование философии как мировоззренческой проповеди» или же науки, «она не поддается определению через что-то другое, а только через саму себя и в качестве самой себя вне сравнения с чем-либо…философия есть нечто самостоятельное, последнее». Я не  вполне согласен с таким убеждением, поскольку, по моему мнению, метафизика есть в некотором роде определенное мировоззрение и наука.  А именно мировоззрение цельного взгляда на жизнь; наука, позволяющая видеть общее в различных направлениях.  Наиболее близка  мне мысль автора о том, что «к сущностному определению философии не ведет окольный путь сравнения с искусством и религией». И правда, все-таки философия, искусство и религия- разные вещи. Здесь автор указывает на своеобразие этих трех дисциплин, их непохожесть друг на друга.  Невозможно и с помощью историографии дать сущностное определение метафизики.
     Таким образом, Хайдеггер приходит к выводу о том, что «Приобрели мы, пожалуй, важное и, может быть, сущностное понимание своеобразия метафизики: того, что мы сами перед ней увиливаем, ускользаем от нее как таковой и встаем на окольные пути, и что нет другого выбора, кроме как раскрыться самим и увидеть метафизику в лицо, чтобы не терять ее снова из вида».   Метафизика «требует, чтобы мы смотрели не в сторону от нее, но и добывали из нее самой. Она сама есть только когда мы философствуем. Философия есть философствование». И Хайдеггер ищет направление, в котором  «ускользает»  метафизика, подобно золотой рыбке из рук в прозрачной воде Эгейского моря.  И, поймав ее, «мы лишь смутно чувствуем нечто нацеленное на целое и предельнейшее, в чем человек выговаривается до последней ясности и ведет последний спор».
          Автор говорит  о возможности проникновения в определение метафизики опираясь на «простое словесное значение», о том, что «через это определение мы сумеем пробиться к самой названной цели».
   Хайдеггер использует изречение Новалиса: «Философия есть, собственно, ностальгия, тяга повсюду быть дома»  и восхищается его романтической естественностью. Эта ностальгия, как мне представляется, есть некая метафизическая тоска по духовному дому, более свойственная поэтам, нежели научным философам. Для философа «быть дома повсюду значит: всегда и, главное, в целом. … Туда, к бытию в целом, тянет нас в нашей ностальгии. Наше бытие есть это напряжение». Такое стремление к центру приводит в итоге к  метафизическому одиночеству, «в котором каждый человек только и достигает близости к существу всех вещей, к миру».
    Хайдеггер также понимает философию как искусство спора, «захватывающее человека целиком и постоянно». Могу согласиться с мыслью автора о том, что «всякая наука по отношению к философии только служанка». Здесь имеется в виду то, что метафизика является всеохватывающей наукой. Мне кажется наиболее понятной мысль Хайдеггера о том, что философия есть побуждение к вопросам, таким как «что такое мир, конечность, уединение?».
     Хайдеггер, помимо всего прочего, понимает метафизику как осмысление мира в целом, а осмысление мира предполагает собой «всеохватывающее понимание и схватывание того, о чем спрашиваем». Мне показалось интересным сравнение метафизики с «фундаментальным событием в человеческом бытии», так как в нем заключается «нацеленность мысли на целое».
В последней главе  Хайдеггер показывает суть «метафизического мышления как мышления в предельных понятиях». И «быть дома повсюду» означает «экзистировать в совокупном целом сущего».  Но что такое экзистенция?
«Экзистенция - существование в его простой фактичности (из словаря).    Исходя из этого определения предельные понятия «охватывают целое и  захватывают само существование».   
    В конце статьи Хайдеггер подводит итог и называет метафизику вопрошанием,  «в котором мы пытаемся охватить своими вопросами совокупное целое сущего и спрашиваем о нем так, что сами, спрашивающие, оказываемся поставлены под вопрос. Соответственно основные понятия тут не обобщения, не формулы всеобщих свойств некоторой предметной области (животное,язык), но понятия особого рода. Они схватывают каждый раз целое, они предельные смыслы, вбирающие понятия. Но они охватывающие понятия еще и во втором, равно существенном и связанном с первым смысле: они всегда захватывают заодно и понимающего человека и его бытие не задним числом, а так, что первого нет без второго, и наоборот. Нет никакого схватывания целого без захваченности философствующей экзистенции. Метафизическая мысль есть мышление охватывающими понятиями в этом двояком значении: мысль, нацеленная на целое и захватывающая экзистенцию».
            
      

О работе Рене Декарта «Правила для руководства ума»


     Рене; Дека;рт (фр. Ren; Descartes; лат. Renatus Cartesius — Картезий) — французский математик, философ, физик и физиолог, создатель аналитической геометрии и современной алгебраической символики, автор метода радикального сомнения в философии, механицизма в физике, предтеча рефлексологии. Он внес огромный вклад в развитие науки.
     Мераб Мамардашвили в работе «Картезианские размышления» писал, что «это самый таинственный философ Нового времени или даже вообще всей истории философии. Он — тайна при полном свете. Точно так же, как нет в истории философии текстов, написанных более прозрачно, просто и элегантно, так нет и текстов более непонятных, чем декартовские. В них ныряешь, как в прозрачную глубину, а там какие-то темные, непроницаемые глыбы, хотя и имеющие четкие очертания. Сам стиль Декарта несет в себе этот пафос экзистенциальной ясности и одновременно непонятности».
     Работа Декарта «Правила для руководства ума» представляется мне довольно сложной. Поэтому попробую посильно осмыслить некоторые ее положения.
     Основная цель трактата – дать методологическое руководство для ума на пути познания истины. Это руководство состоит из двадцати одного правила.
Разберем некоторые из них.
1. Целью научных занятий должно быть направление ума таким образом, чтобы он мог выносить твердые и истинные суждения обо всех тех вещах, которые ему встречаются.
     Декарт предлагает «не полагать умам какие-либо границы, ибо познание одной истины не удаляет нас от открытия другой…и если кто-либо всерьез хочет исследовать истину вещей, он не должен выбирать какую-то отдельную науку: ведь все они связаны между собой и друг от друга зависимы». Таким образом, чтобы направление ума было верным, необходимо стремиться к  общей цели, а не к частным. Личность Декарта была многогранна, он владел многими науками. К этому он призывает и нас.
2. Нужно заниматься только теми предметами, о которых наши умы очевидно способны достичь достоверного и несомненного знания.
     Декарт считает наиболее достоверными дисциплинами арифметику и геометрию. К познанию вещей люди приходят посредством опыта или дедукции, но эти средства не всегда пригодны. Для Декарта главное-достоверность, а «любое заблуждение, в которое могут впасть люди, никогда не проистекает из неверного вывода, но только из того, что они полагаются на некоторые малопонятные данные опыта или выносят суждения опрометчиво и безосновательно».  Декарт по своей сути математик.
3. Касательно обсуждаемых предметов следует отыскивать не то, что думают о них другие или что предполагаем мы сами, но то, что мы можем ясно и очевидно усмотреть или достоверным образом вывести, ибо знание не приобретается иначе.
В данном разделе рассматриваются действия нашего разума: интуиция и дедукция. «Под интуицией я подразумеваю не зыбкое свидетельство чувств и не обманчивое суждение неправильно слагающего воображения, а понимание (conceptum) ясного и внимательного ума, настолько легкое и отчетливое, что не остается совершенно никакого сомнения относительно того, что мы разумеем…» С помощью дедукции «мы постигаем все то, что с необходимостью выводится из некоторых других достоверно известных вещей».  Дедукция и интуиция связаны между собой.  С помощью дедукции вещи «выводятся из верных и понятных принципов путем последовательного и нигде не прерывающегося движения мысли при зоркой интуиции каждого отдельного положения». В дедукции есть движение и последовательность, а у интуиции этого нет.
4. Для разыскания истины вещей необходим метод.
Истину возможно найти только с помощью метода. Декарт предлагает придерживаться следующих правил:
- не принимать безусловно ничего ложного за истинное;
-  достигать познания всех вещей.
Декарт употребляет здесь термин «интуиция ума», что означает именно научную интуицию, основанную на знании, а не на чувстве.
5. Весь метод состоит в порядке и расположении тех вещей, на которые надо обратить взор ума, чтобы найти какую-либо истину. Мы будем строго придерживаться его, если шаг за шагом сведем запутанные и темные положения к более простым, а затем попытаемся, исходя из усмотрения самых простых, подняться по тем же ступеням к познанию всех прочих.
Декарт использует образ лестницы, предлагая идти от сложного к простому, а затем из этих простых вещей конструировать более сложные , но понятные.
6. Для того чтобы отделять самые простые вещи от запутанных и исследовать их по порядку, необходимо в каждом ряде вещей, в котором мы прямо вывели некоторые истины из других, усматривать, что в нем является наиболее простым и насколько удалено от этого все остальное - более, или менее, или одинаково.
В этом правиле  Декарт отмечает разницу между относительными вещами и абсолютными.
     Абсолютным он называет  «все, что заключает в себе искомую чистую и простую природу, например все то, что рассматривается как независимое, причина, простое, всеобщее, единое, равное, подобное, прямое и другое в том же роде. Я называю абсолютное также самым простым и самым легким для того, чтобы пользоваться им для разрешения вопросов».
     Относительным  же является то, что «причастно той же самой природе или по крайней мере чему-либо производному от нее, в соответствии с чем оно может быть соотнесено с абсолютным и выведено из него посредством некоего ряда, но вдобавок оно привносит в свое понятие нечто другое, что я именую отношениями; таковым (т.е. относительным) является все то, что называют зависимым, действием, сложным, частным, множественным, неравным, несходным, непрямым и т.д.».
7. Чтобы придать науке полноту, надлежит все, что служит нашей цели, вместе и по отдельности обозреть в последовательном и нигде не прерывающемся движении мысли и охватить достаточной и упорядоченной энумерацией.
Мысль должна двигаться непрерывно в направлении полноты знания, которое завершается полной математической энумерацией. «Энумерация или индукция - это исследование всего того, что относится к какому-либо предложенному вопросу, настолько тщательное и точное, что на основании его мы можем с достоверностью и очевидностью заключить, что нами ничего не было пропущено по недосмотру».
8. Если в ряде вещей, подлежащих изучению, встретится какая-либо вещь, которую наш разум не в состоянии достаточно хорошо рассмотреть, тут необходимо остановиться и не изучать другие вещи, следующие за ней, а воздержаться от ненужного труда.
Любознательность, продвижение к знанию не бесконечно. Каждый человек, в зависимости от своих наклонностей и судьбы, однажды останавливается и делает выбор, и данное правило указывает, «каким образом они смогут удовлетворить самих себя в какой угодно науке настолько, что не пожелают больше ничего».
9. Следует целиком обратить взор ума на самые незначительные и наиболее легкие вещи и дольше задерживаться на них, пока мы не приучимся отчетливо и ясно усматривать истину.
Сокровенные знания, по Декарту, возможно извлечь из легких и доступных вещей, а не из темных и внушительных. Он сравнивает интуицию ума со зрением, «ведь тот, кто хочет сразу обозреть одним взором много предметов, не увидит отчетливо ни одного из них; и равным образом тот, кто имеет обыкновение в одном акте мышления обращать внимание сразу на многие предметы, обладает путаным умом. Однако те мастера, которые занимаются тонкой работой и привыкли со вниманием устремлять взор на отдельные точки, благодаря упражнению приобретают способность в совершенстве различать сколь угодно малые и тонкие вещи». Внимание к деталям - важный признак мастерства.
10.Чтобы стать находчивым, ум должен упражняться в разыскании тех вещей, которые уже были открыты другими, и при помощи метода обозревать даже самые незамысловатые изобретения людей, но в особенности те, которые объясняют или предполагают порядок.
Движение ума к истине Декарт здесь сравнивает с искусством плетения ковра.  Он критикует диалектический метод, так как с его помощью невозможно вывести истину и  «диалектики не могли бы составить при посредстве этого искусства ни одного силлогизма, приводящего к истинному заключению, если бы прежде они не располагали материалом для него, т.е. если бы они не знали уже раньше ту самую истину, которая выводится в этом силлогизме,  но диалектика «может быть полезной для более легкого разъяснения другим уже известных доводов, ввиду чего ее нужно перенести из философии в риторику».
11. После того как мы усмотрели несколько простых положений, полезно, если мы выводим из них нечто иное, обозреть их в последовательном и нигде не прерывающемся движении мысли, поразмышлять над их взаимными отношениями и отчетливо представить сразу столь многие из них, сколь это возможно: ведь таким образом и наше познание становится гораздо более достоверным, и чрезвычайно расширяются способности ума.
В этом правиле Декарт еще раз  более подробно объясняет взаимосвязь интуиции и дедукции и «эти два действия настолько способствуют друг другу и являются настолько взаимодополняющими, что кажутся слившимися в одно действие благодаря некоему движению мысли, внимательно созерцающей каждую из вещей и одновременно переходящей к другим».
12. Наконец, следует воспользоваться всеми вспомогательными средствами разума, воображения, чувства и памяти как для отчетливого усмотрения простых положений и для надлежащего сравнения искомых вещей с известными с целью познания первых, так и для отыскания тех вещей, которые должны сравниваться между собой таким образом, чтобы не осталась без внимания никакая Сторона человеческого усердия.
В двенадцатом правиле Декарт излагает свою теорию познания. Условиями для познания является наличие познающего и предмета познания. У нас есть четыре способности, с помощью которых мы познаем.
Основные моменты теории познания по Декарту:
-  «все внешние чувства, поскольку они являются частями тела, хотя мы и направляем их на объекты посредством деятельности, а именно посредством пространственного движения, все же, строго говоря, ощущают лишь посредством претерпевания тем же самым способом, каким воск воспринимает фигуру от печати;
- в то время  как внешнее чувство возбуждается объектом, фигура, какую оно воспринимает, передается некоей другой части тела, которая называется общим чувством, в то же самое мгновение и без реального перехода какого-либо сущего из одного места в другое;
-  общее чувство выполняет также роль печати, запечатлевая в фантазии, или воображении, как в воске, эти фигуры или идеи, приходящие от внешних чувств чистыми и бестелесными; эта фантазия является настоящей частью тела, причем такой величины, что разные ее части могут облекаться во множество фигур, отличных друг от друга, и обычно удерживать их довольно долго  и тогда налицо именно то, что называется памятью;
- двигательная сила или сами нервы берут свое начало в мозгу, где находится фантазия, которой они различным образом приводятся в действие, подобно тому, как общее чувство приводится в действие внешним чувством или как перо в целом движимо своей нижней частью;
- та сила, посредством которой мы, собственно, и познаем вещи, является чисто духовной и отличается от тела в целом не менее, чем кровь от кости или рука от глаза; она является единственной в своем роде и либо вместе с фантазией воспринимает фигуры от общего чувства, либо прилагается к тем, какие сохраняются в памяти, либо создает новые фигуры, которые занимают воображение настолько, что часто оно бывает не в состоянии сразу воспринять идеи от общего чувства или претворить их в двигательную силу соответственно чисто телесной предрасположенности».
13. Если мы вполне понимаем вопрос, его надо освободить от любого излишнего представления, свести к простейшему вопросу и посредством энумерации  разделить на возможно меньшие части.
Декарт приводит пример научного познания: «если я исследую магнит на основании многих опытов, я буду обозревать их по отдельности один за другим; таким же образом, если я исследую звук, то, как было сказано, я буду по отдельности сравнивать друг с другом струны А и В, потом A и С и т.д., чтобы впоследствии охватить их все вместе достаточной энумерацией».
Необходимо «по порядку обозреть все данное в некотором положении, отбрасывая то, что с очевидностью покажется нам не относящимся к делу, удерживая необходимое и откладывая сомнительное для более тщательного исследования».
14. То же самое следует отнести к реальному протяжению тел, и протяжение в целом должно предстать воображению через посредство простых фигур, ибо таким образом оно гораздо отчетливее представляется разумом.
15. В большинстве случаев полезно также чертить эти фигуры и представлять их внешним чувствам для того, чтобы таким способом легче удерживать нашу мысль сосредоточенной.
     В «Картезианских размышлениях» Мераб Мамардашвили  пишет, что «В 14-м и 15-м правилах для руководства ума, которые кажутся просто чудовищными и головокружительными (когда начинаешь их понимать, начинает кружиться голова, как от заглядывания в притягивающую тебя пропасть), Декарт говорит о единице измерения как о всеобщем свойстве или «натуре» (а натура, если вы помните, это «простое естество»: прямая, число и т.д.). Он пишет: «Единица измерения есть то всеобщее свойство, к которому должны быть приобщены все вещи, сравнимые между собой» И здесь же он утверждает, что измерений может быть бесконечное число. Если я, например, рассматриваю движущееся тело с точки зрения его скорости, то «скорость» есть его измерение, и все ответы, которые я получу, будут относиться только к ней. Или, чтобы определить треугольник, нам нужны три измерения — две стороны и угол (т.е. соприкасание, сечение сторон) — или три «элемента», и тогда будет определена двухмерная фигура. Следовательно, «элемент» или единичное измерение, которое неделимо, не есть число или числовая мера, а есть нечто распределенное между всеми единицами деления или «измерения» (в смысле действия измерения). И, будучи неделимым, оно присутствует во всех точках, в которых совершается «измерение» (опять же в смысле акта измерения), и в каждой из них оно присутствует целиком. Само же оно не есть то или иное число, не есть то или иное пространство, а есть непрерывность числа, пространственность пространства. То есть единичное измерение есть своего рода «среда», всепроникающий элемент, «стихия». И то же самое относится к мысли: речь идет в данном случае об «элементе» в смысле всепроникающей «стихии» движения мысли. В русском языке этот смысл проскальзывает, в частности, в выражении «я чувствую себя в своей стихии». Вот чем в действительности были атомы древних. И Декарт, не употребляя этого термина, но говоря о том же, излагал это в виде теории и метода пропорций. У него именно так, а не иначе работает отмедитированная машина мышления, и следы этой работы, в теоретическом плане, мы ясно видим в «Правилах для руководства ума», которые он не окончил и не публиковал (поскольку «установился» и ему этот текст уже больше был не нужен)».
     Декарт предложил схемы решения задач, которые действуют и поныне. Первые правила описывают метод поиска задачи и способ сведения ее к более простому варианту, последние правила показывают как решить эту задачу. Декарт уделяет особое внимание математике, что привело впоследствии к основанию им аналитической геометрии.
      Рене Декарта можно назвать классическим философом. Дидье Жюлиа пишет, что  «Декарт научил французскую культуру новому стилю мышления: при помощи «ясных и отчетливых идей». Он освободил философскую рефлексию от какого бы то ни было авторитета (религиозного или политического), установив таким образом практику «личного размышления». Его рационализм основан, прежде всего, на принципе, предполагающем уверенность в том, что всякий правильно направляемый ум может прийти к познанию истины. Его доктрина, а именно рационализм, основана, таким образом, на дедукции всех вещей из мысли».
     Философия Декарта – это направленное рациональное неразрывное движение  свободной мысли к Истине. И его фраза - «Я мыслю, следовательно, я существую» - наиболее точно отражает сущность его философского мышления,его метафизику.