За порогом

Фем Юлия
Нас с подругой убили, когда мы вечером возвращались домой. Я сразу вышла из своего тела, а моя подруга еще долго корчилась на  земле, сжимая руками живот.
     Я не чувствовала ни боли, ни страха, ни какого-либо беспокойства…
Я видела все, но ничего не слышала, и страдания лучшей подруги не вызывали у меня никаких эмоций.
Я перемещалась в пространстве в любых направлениях с легкостью облака и со скоростью ветра, я проходила сквозь здания и людей, а может, напротив, они проходили сквозь меня.
     Это было странно – я умерла, но я существую и мыслю!
Я испарялась, точно вода, с асфальта, разогретого весенним солнцем, я входила в цветы и деревья и наблюдала из них мир, меня ветер сдувал с цветков сирени вместе с нежным ароматом, я парила в воздушном океане рядом с облаками, я  была сырым воздухом ночи и утренней каплей в мохнатом листе манжетки, я журчала весенней песней в хрустальном лесном ручье…
    Вечность прошла или мгновение – не знаю … я почувствовала боль и очнулась.
***

Очнулась и увидела, что надо мной склонилась женщина в белом халате.
- Дышите! -  произнесла она, и голос ее был так резок, что заставил меня вздрогнуть, он прозвучал точно раскат грома, хотя, возможно, мне это лишь казалось, ведь я вышла из океана мертвой тишины.
    Я знала, что меня нет, но куда исчезло это чувство невесомости, я ощущаю тяжесть своих рук, я дышу!
    Острая пульсирующая боль в правом виске, тысячи различных запахов и звуков навалились на меня гигантской волной, захватили все мое существо, скрыли меня, и я тонула в них и не понимала откуда они.
    Так, наверное, чувствует себя новорожденный ребенок, впервые увидевший свет. Оттого ли он кричит, что хочет расправить легкие свои или же потому, что испытывает ужас одиночества и беззащитности своего маленького тельца перед громадным безразличным миром?
    Боль в виске усиливалась и заглушала все вокруг… я застонала, и звук собственного голоса будто встряхнул меня и заставил понять, что я действительно вернулась в старый мир.   

     Это было странно, это было тяжело, это не укладывалось в моей голове. Я помнила все, что происходило в первой эре моей жизни, я знала, что была вторая, я чувствовала, что наступила третья. Кто я и как оказалась  здесь?
     Мои дни текли медленно, я часто впадала в забытье, почти не двигалась, не открывала глаз. Я слушала звуки, жившие вокруг меня, я вдыхала запахи и вспоминала, что они значат. Я уже не тонула в этих новых ощущениях, да и они не были уже новыми.

 
***

Однажды утром я открыла глаза. Около меня оказался кто-то и я услышала: «Она пришла в себя!». Затем его теплая ладонь коснулась моего запястья. Он склонился над моей кроватью.  Я увидела белый халат и добрые внимательные глаза.      
- Вы можете говориmь?
Я могла, но так тихо, что сама едва слышала свой голос. Он понимал, что я еще слишком слаба, он не надоедал мне. Потом, когда мой организм начал крепнуть, врач приходил чаще и охотно отвечал на мои вопросы. 
   Он рассказал мне, что я попала в автокатастрофу, чудом осталась жива и получила сильное сотрясение мозга. Сказал  мне, что моя личность не установлена.
   Я улыбнулась и поведала ему о себе и о своей подруге, о том, что не было никакой автокатастрофы, рассказала, что бывает после смерти и как это чудесно. Я только не могла вспомнить свой адрес  и находилась в какой-то растерянности.

    Прошло около месяца. Меня перевели из реанимации в обычную палату. Каждое утро ко мне приходила молоденькая улыбчивая докторша и беседовала со мной.  Поздоровавшись, она всегда спрашивала сегодняшнее число, месяц, год, потом мое имя, фамилию, возраст. Я отвечала. Поначалу она кивала и улыбалась, потом стала мягко, но настойчиво переубеждать меня. Она называла совсем другое имя, другой возраст. Она понемногу рассказывала о моих родителях, о моей жизни, обо мне. Меня это злило. Я никак не могла понять, зачем убеждать меня в том, что я не я, если она даже не знает точно кто я такая. Позже я поняла, что врачам уже что-то про меня известно, но мне они по какой-то причине ничего не говорят. Меня мучили всевозможные догадки, мне ужасно хотелось знать, что произошло. И, в скором времени,  я это узнала.
    Как-то утром моя докторша, задав  все обычные вопросы, предложила мне взглянуть на себя в зеркало. Я с радостью согласилась. Что я ожидала увидеть в гладком стекле? Саму себя, конечно. Только очень бледную и осунувшуюся. Я знала, что не обрадуюсь, увидев свое лицо, но подумать не могла, ЧТО в действительности меня ждет. Докторша подала мне овальное зеркальце в розовой оправе, я взглянула в него.
   
    Мир, в тот момент, перевернулся с ног на голову.
    Я бы огорчилась, увидев свое лицо блеклым и усталым из-за долгой болезни, я бы страдала, увидев его, изуродованное страшными шрамами, но я ни в том, ни в другом случае не испытала бы такого ужаса, какой испытала, увидев то, что увидела! Лицо, смотревшее на меня из зеркала, было мне совершенно незнакомо, больше того – оно было совершенно не мое… В следующее мгновение я почувствовала, что кровь в моих сосудах стала ледяной, от бьющегося в ней первобытного ужаса. Лоб покрылся холодным липким потом. Все поплыло у меня перед глазами, зеркало выпало из рук на пол,  тело обмякло и ослабело. Я медленно опустилась на подушку. Мне хотелось закричать, но я была будто оглушена, в горле пересохло и язык мой  онемел. Голос молодой докторши раздавался как издалека, я почти не понимала, что она спрашивает и, конечно, не отвечала.
     Потом потянулись страшные для меня дни. Каждый раз, прежде чем заглянуть в зеркало, мне приходилось долго собираться с силами и убеждать себя, что я увижу не свое лицо. И, все-таки, я надеялась каждый раз увидеть себя прежнюю. Промучившись около часа, я наконец поднимала зеркало и заглядывала в него, смотрела несколько минут, сжав зубы, на другого человека, в чужие глаза.
   Сначала меня сковывал леденящий душу страх от которого тяжко было дышать и мне хотелось рвать на себе эту чужую кожу, меня тошнило от брезгливой неприязни к этому телу, как-будто меня одели в грязную одежду. Так наверное чувствует себя муха, замотанная наглухо в паучью нить.                Потом появились припадки злобы и отчаяния, я швыряла зеркало в угол, кричала и плакала, билась в истерике, и тогда мне кололи какие-то лекарства и отнимали зеркало на несколько дней.
   
   Однако, это тяжкое испытание оказалось не последним.
   Когда мне стало лучше, меня перевели в другую больницу. В психиатрическую.
   
***

Женщины, лежавшие на кроватях, сидящие на табуретках, бредущие по коридору мимо пустого дверного  проема моей палаты, вызывали у меня отвращение. Все они  неухоженные, с колтунами в волосах или просто обритые наголо. Глаза их были бесцветны и пусты. Вряд ли я выглядела лучше, но в тот момент эта мысль не приходила мне в голову. Женщины эти раздражали меня, особенно та, которая за все время, что я рассматривала палату, не переставая повторяла одну и ту же фразу, умоляюще глядя в окно – « Милый Герберт, не покидай меня»
Через некоторое время  вошла миловидная  девушка в аккуратном беленьком халате. Она оглядела палату, поправляя на лбу прядку короткостриженных  рыжеватых волос. Увидев меня, девушка ласково улыбнулась и протянула мне руку. “ Пойдем”- произнесла она.
   Голос у нее был тихий и приятный.
  Я взяла ее за руку и посмотрела ей в глаза, мне показалось, что между нами установился контакт и я подумала еще, что на меня давно не смотрели так доброжелательно, давно не улыбались мне и давно не брали меня за руку.
 Эта девушка – мой лечащий врач. Несколько дней подряд я приходила в ее кабинет и разговаривала с ней. Наверное она очень хороший человек. Я рассказала ей свою историю – она не перебивала и не переубеждала. Она только предложила мне увидеться с родителями. И я согласилась. Ведь я надеялась увидеть СВОИХ родителей.   
 На следующее утро медсестра привела меня в большую светлую комнату. Вдоль клееных бежевыми обоями стен стояли кожаные диванчики. Медсестра усадила меня на один из них и вышла. Некоторое время ничего не происходило. Из коридора доносились чьи-то голоса, большая муха на окне билась между стеклом и занавеской. Я была напряжена и старалась сжать кисти покрепче, чтобы пальцы не дрожали так сильно.
    Дверь открылась, в комнату вошел мужчина в белом халате. Внимательно посмотрел на меня и сказал обернувшись:          
- Входите.
 Осторожно, будто боясь напугать меня, в комнату вошла полная женщина с красными от слез глазами, встала на секунду растерянно  в дверном проеме, а потом бросилась ко мне, плача и причитая.
- Доченька, доченька, - повторяла она, обнимая и целуя меня – наконец  ты нашлась!!
Она, похоже, была счастлива, однако я не могла разделить ее радость. Мне была отвратительна эта заплаканная женщина, я чувствовала боль, обиду, негодование. Я хотела к МОЕЙ маме. И, если бы могла оказаться рядом с ней, я прижалась бы к ее груди, точно в далеком детстве, я бы выплакала свое горе, я была бы спокойна!    Я вырвалась из объятий заплаканной женщины, я вновь почувствовала страх и медленно пятясь вдоль стены   закричала:
- Уходи, прошу тебя!!! Ты ведь не моя мама, не моя! За что вы так мучаете меня, что я сделала вам плохого? - Я повернулась к мужчине в белом халате, он молча смотрел на меня.
- Ну поймите вы, я не та, кем вы считаете меня, не та, не та!!!
И потом я долго еще плакала и кричала, пыталась доказать свою правоту. Они слушали меня. А когда я остановилась ,врач повернулся к женщине и произнес:
 - Мужайтесь, её мозг сыграл с ней злую шутку...
И они ушли, оставив меня одну, а я чувствовала себя так, как чувствует себя невинно осужденный на смертную казнь и не могущий доказать свою невиновность.

***
На моем запястье, там, где нежно голубеют вены, кожу стягивают серебристые полоски шрамов… быть может я и правда сумасшедшая.
***

Ночью мне снился сон. Я была в моем городе, я шла по его знакомым улицам, я видела мой дом, моих родителей, моих друзей. Я была с ними. Я слышала их голоса и смех.  Утром я четко помнила адрес, и сказала его врачу, но он ответил, что на нашей планете не существует такого города.
 
*** 
За окном цвела сирень. Ароматные цветки ее обильной пеной возвышались над темной прохладной листвой. Бабочки и шмели, наполненные сладким нектаром падали в густую тень и бессильно пошевеливали ослабшими крыльями. Птицы сновали по гладким ветвям и ловко склевывали всякую мелочь. Шелесты, жужжание и воробьиная болтовня окружают, подобно маленькой атмосфере, каждый куст, превращая его в некое подобие планеты, в макет Земли. А в небе, высоко над головой, плывут дымчатые гигантские    белоснежные облака. Их пышные тела прокалывают слепящие солнечные лучи. Так давно и недавно я была легче  и выше этих облаков, но я ли это была и была ли я тогда!?            

Я смотрела в окно. Я послушно принимала таблетки. Я впала в полную апатию.
Мысли больше не роились в голове, подобно назойливым пчелам, они текли медленно и лениво, я стала спокойна. Я больше не могла искать объяснений необъяснимому, пытаться доказать свою правоту – мне все стало безразлично. То, что случилось со мной за последние месяцы, было слишком нереалистично и не ясно для меня, это раздавливало меня своей неестественностью.      

***

Когда ночь приходит в город, и по небу, точно алмазы по черному бархату, рассыпаны мерцающие звезды, я смотрю на них и думаю, что жизнь моя мелка и ничтожна. Если одна из этих многочисленных звезд вдруг потухнет на огромном черном небе, этого не заметит никто, никто не пожалеет об этом. Моя жизнь – это звезда в небе среди миллиардов подобных жизней. Она – морская волна,  задержится над гладью океана на доли секунды, на несколько космических мгновений и упадет, сольется с подобными себе. Я живу так, как все, я делаю то, что и все, я думаю, как все, я одна из всех. Если я исчезну в одно мгновение, то в огромном мире ничего не измениться. Люди так же будут ложиться спать и просыпаться, спешить на работу или домой, завтракать или ужинать, улыбаться или грустить. Наша жизнь – это бесконечная цепочка постановки и достижения целей. Постоянно повторяющееся действие – бессмысленное действие. Значит мы просыпаемся каждое утро, чтобы однажды утром не проснутся! Неужели это действительно так? Мы стараемся получить от жизни как можно больше, мы считаем, что нам это необходимо, но однажды, переступив некий порог, потеряем это все, потеряем без сожаления.

    В прошлой жизни я думала об этом, эта мысль тревожила меня, но я отмахивалась от нее, как от назойливой мухи. Я думала, что все подвластно человеку, а что неподвластно пока, то он еще подчинит себе, я считала себя  представителем некоей высшей касты, сильным и умным. Все в мире было просто и понятно, я жила как мне хотелось, я получала от жизни удовольствие, я наслаждалась самим ее процессом и мне казалось, что так будет всегда. Я ошиблась. Я мизерная песчинка в чьей то гигантской ладони, я ощущаю себя лабораторным животным, над которым поставили эксперимент, которое изуродовали, от которого отвернулись собратья.
    Я не могла распорядиться своей жизнью как мне хотелось, я была бессильна заставить себя провести бритвой по венам, не могла втянуть газ в свои легкие, в сотый раз выливала отравленный кофе в раковину и, стоя на краю пропасти, не могла сделать один единственный шаг.                Что оставалось мне? Привыкать.  И я привыкаю. Я улыбаюсь моим родителям, я полюбила этот дом и куст сирени за окном, прилежно стараюсь забыть то, что нельзя помнить. Теперь кончается август, и я уже почти здорова, но иногда ночью мне становится холодно в сердце, я просыпаюсь, смотрю в звездное небо и думаю о том, о чем нельзя думать.