В конце апреля вдруг Яна затосковала. Под настроение написала песню. Грустную и протяжную.
Ты слышишь, я устала от погони
за миражом, за миражом…
Мой идол долго восседал на троне,
и вот сражен, и вот сражен…
А время лечит, говорят, а я не верю,
не верю я, не верю я…
Поможет Бог мне пережить потерю,
научит жить меня он без тебя.
Как Фениксу бы мне восстать из пепла,
и жизнь свою перекроить с нуля.
А провидение вновь толкает в пекло,
в том пламени горю я без тебя.
А время лечит, говорят, а я не верю,
не верю я, не верю я…
Поможет Бог мне пережить потерю,
научит жить меня он без тебя.
Я вновь хочу встречать рассвет с улыбкой,
и радоваться ветру и весне.
Мне бы расстаться с ежедневной пыткой,
чтобы забыть о боли и вине.
А время лечит, говорят, а я не верю,
не верю я, не верю я…
Поможет Бог мне пережить потерю,
научит жить меня он без тебя.
С этой песней она пришла к Лере, своей племяннице. Прочла. Напела мотив. И сказала:
- Лера, я даже не знаю, почему такие слова. С кем-то я прощаюсь, вероятно.
Лера не нашлась, что и сказать на это. Просто промолчала, знала она что Яна винит себя в том, что не смогла жить с мужем, что расстались они.
На майские праздники все стараются успеть сделать посадки. Весной всё надо делать быстро, а выходных не хватает. Первого мая Яна уехала на дачу. На другой день она поздно вернулась в город - сажала картофель.
Дома она ещё и разуться не успела, как звонок. Звонил Герка:
- Яна, Серёга умер.
- Как, когда?
- Вчера.
- Боже, мой, почему только сейчас звонишь?
- Я тебя вчера не нашёл.
- Я на даче была.
- От чего умер? Пьяный был?
- Никто не знает. Он пить завязал. Сидел за столом, первомай отмечали, все пьют, а он нет. Ты же знаешь, какая у него воля. Только вдруг закашлялся, изо рта кровь пошла. Он извинился и вышел на улицу. Его хватились минут через двадцать. Он как присел у стены, на завалинку, так и умер. Скорая помощь приехала только через сорок минут.
- Господи, как же я Настеньке то скажу? Она же с ума сойдёт.
- Как-нибудь уж скажи. Короче, мы все там, подходи.
Хоронили Сергея из батиного дома. Зарина, старшая его дочь так приехать и не смогла. В Таджикистане продолжалась война. Сын Слава снова изготовил памятник и оградку. Илья писал ленты на венки. В свидетельстве о смерти – диагноз – посталкогольная кардиомиопатия. Сердце у него не выдержало. Говорили, что не надо было ему так резко пить бросать. Яна сожалела, что разошлась с ним. «Жил бы ещё и жил, если бы не разошлись», - мысли вызывали слёзы раскаяния. Хотя Яна знала - просто срок ему пришёл. Сергей всегда говорил, что он до пенсии не доживёт. Тут ей вспомнились и похороны его отца, примету ту нехорошую, и его истерику после похорон. Судьба это.
Настенька не плакала. Объяснили ей, что папу забрал Боженька, что папа сейчас на небе и ему там хорошо. Яна подумала ещё тогда, что небо жалеет их с дочерью. За два года после развода, они исподволь отвыкли от Сергея, отдалились. А как бы она это несчастье перенесла, если бы оставались вместе до конца? С ума сошла бы, наверное.
Старший сын её Слава уже работал на производстве. После окончания профтехучилища он получил направление в институт. На семейном совете было решено в институт не идти, так как в Германии Казахстанское высшее образование в расчёт не берётся. Устроился её ребёнок плотником в Корпорацию «Казахмыс» и началась у него взрослая жизнь. Илью Яна два года назад перевела из простой школы в гимназию с литературным уклоном. Мечтала выучить его на журналиста-международника. Не зря её Ильюша в детстве стихи писал. И книжки рисовал. Возьмёт альбом для рисования. Отрежет половину, чтобы поуже был, потом в нём свои стихи напишет, рисуночки-иллюстрации разместит. Обложку нарисует, а на последней странице и тираж, и цену укажет. Ну и автора, естественно: Илья Ликоцкий. Яна его брошюры долго хранила, может, они и сейчас, где лежат целые и невредимые.
Учился Илья хорошо, особенно английским языком увлекался. На городской школьной олимпиаде занял 2-е место, и в гимназии язык преподавал американец. И кружок там был, и компьютерный класс – лучший в городе. Платная была гимназия, но Яна справлялась. Между тем наступил июнь месяц, Яна решила поселиться с детьми на даче. Ездить туда у неё не было средств, а голосовать на шоссе, она уже устала. Добиралась иногда и автостопом, но подвозили неохотно, и это унижало Яну.
Влад постепенно снова просочился в её жизнь, на похоронах Сергея он был с ней рядом. Получалось, что в самые тяжёлые минуты жизни, он всегда был с ней рядом. И она простила ему его отступничество. После похорон своей матери, Влад очень переживал за отца. Отец тосковал. Влад продал его квартиру и поселил его у себя в доме. Что там происходило не так уж и важно, только дед там не прижился. И Влад купил ему другую квартиру – небольшую и очень уютную, в элитном доме. Старался сделать всё, чтобы отец забыл потерю. А тот никак не забывал, всё горевал и пил. И рвался Влад надвое между отцом и семьёй. Пожаловался он, как-то Яне:
- Не знаю, что с отцом делать, пропадает старик от одиночества.
- А давай, пусть он у меня на даче поживёт. Мой то отец в России, нам с дочкой его так не хватает. Мы были бы очень рады.
- Слушай, он так рыбалку обожает, и в грядках любит копаться. Они с матерью очень дачу любили.
- Тем более, спроси его, может он захочет?
- Спрошу.
Прежде чем привезти отца, Влад обследовал Янину дачу, провёл в вагончик свет. Здорово! Столько лет без света мучилась, пищу на костре готовила, а теперь какая красота. Так у Яны на даче поселился отец Влада. Чудесный человек. Белорус, выросший в деревне так и вцепился в тяпку, в грядки, откуда у него только и силы взялись. И не пил. Поселился он во времянке, обустроив там уютную комнату, а Яна с детьми жили в вагончике.
С утра он Яне с Настей поспать давал, не будил. Пока она проснётся с Настенькой, дед успевал дачу полить, и вечно она его видела с тяпкой в руках. Яна готовила еду, то оладьи с зеленью, то вареники с вишней, то зелёный борщ. А когда пошла молодая картошка, совсем хорошо стало. Влад приезжал на выходные и привозил продукты. А Настенька ждала его. Гостинцев ждала. Привёз он как-то сосисок, она на них и припала. До рвоты объелась. С тех пор сосисок видеть не могла. Девчонка привязалась и к Владу и деду. Счастливое лето получилось для Насти. А для Яны нет. Влад при отце с Яной был сух, словно чужой. Никакого внимания. Просто вежливый друг. Однажды приехал на дачу вместе с Володькой. То-то Маша обрадовалась. Дети подружились уже давно, а тут и ягоды с грядки и купанье на реке! И взрослые только ими занимаются.
Иногда Яна в город ездила, то за продуктами, то квартиру проведать. Вернулась она как-то, а на даче никого нет. Только огромный хребет от копчёной рыбины, да пустая бутылка. И на дорожке углём написано: «Мы на речке». Яна на пляж, а там и дед, и Влад и Виталька, его братишка. Яна его с похорон их матери не видела.
- О, с ума сойти, у Янки каре! – Виталька испустил восхищенный возглас и нырнул, мелькнули полосатые плавки.
- Ничего себе, приветствие, - Яна, хохотнув, сбросила сарафан и тоже нырнула.
Она привыкла к эмоциональному Виталию, который никогда не скупился на комплимент или доброе слово. Он всегда был вот такой - домашний и ласковый. К женщинам, даже посторонним мог обратиться запросто: – «Зайка». А при его голливудской внешности и бицепсах это принималось. И он это знал.
Влад стоял невозмутимо, косясь одним глазом на Яну, а другим на поплавок.
- Мы рыбачим, чего шуметь-то? Идите плавать туда, он махнул рукой в сторону камышей.
Дед молча улыбался, снимая с удочки сумасшедшего карасика, который и для кошки был бы маловат. Отцепив рыбёшку, он выбрал другие снасти и стал насаживать живую наживку.
- Щуку хочу поймать, уху сегодня Яна будешь готовить. Ко мне сыновья приехали! И столько гордости и тепла было в этой фразе!
И только Влад был холоден, и только его внимания не хватало Яне. И копилась обида. Тот её откровенно игнорировал, всячески подчёркивая, что здесь он только ради отца. «Ну, и плевать, обойдусь без твоей любви», - мстительно подумала Яна.
В конце июня Яне вдруг позвонили из общества «Возрождение», было в городе такое немецкое общество. Она там по выходным преподавала детям в воскресной школе роспись по дереву. Ей для Ильи предложили направление в столичный институт международных отношений, на факультет журналистики. Яна даже подумала – это знак! Быть, значит, её сыну журналистом. Ведь там она никому о своей мечте не говорила.
Пришла там какая-то бесплатная квота на журналистский факультет для детей немцев. Требовалось предоставить документы не позднее 25 июля, а с первого сентября – вступительные экзамены. В столице у Яны никого нет, кроме Виталия, но его она утруждать не собиралась, не родня он, поэтому ей заранее сына отправлять было накладно. Да и не на что. Помог случай. К ней на дачу приехал первый муж, отец Ильи. Прощаться перед отъездом в Россию приехал. Только повёл себя по-хамски.
Первое, что он спросил, увидев деда, было:
- Это что, твой спонсор?
- Нет, папа спонсора, а что?
Дед растерянно топтался у калитки, поглядывая на дорогую машину, за рулём которой сидел грузный мужчина кавказской национальности. Бывший муж Яны был не таким крепким, но тоже очень упитанным мужиком. Старику явно было не по себе, он почувствовал скрытую агрессию в поведении незваного гостя.
- Ты, дед, иди куда-нибудь, мне тут надо со своей женой поговорить.
Яна, пошли в дом, я, понимаешь, скоро уезжаю в Россию. Навсегда, понимаешь. Надо поговорить.
Тон его переменился, а в голосе появилась даже какая-то боль.
- Пошли, поговорим.
В дачном вагончике тот сразу схватил Яну в объятия и полез целовать. Этого женщина не ожидала, но дёргаться не стала, а стояла и равнодушно терпела его поцелуи.
- Что, больше не любишь?
- Люблю. Другого.
- Давай, хоть по старой памяти, попрощаемся по-людски.
- Нет, давай, по старой памяти попрощаемся по-человечески.
- Ну, я об этом же!
- А я - о другом. Илье направление в институт международной журналистики пришло. Послать не на что. Безработная я сейчас, дачей живу. Поможешь?
- Пусть твой спонсор и помогает!
- Если бы я ему родила, помог бы. Только я прогадала, тебе родила, а не ему.
- А что, ты его давно знаешь?
- Жалко, что не так давно, как тебя. Жалею, что он мне в юности вместо тебя не встретился, а я ему.
- Ну, как ты умеешь разозлить. Мог бы помочь и денег дать, поехали на озеро!
- Счас-с-с! Что, и с твоим армянином я там буду прощаться?
- Дура-а! Это мой друг, просто он меня сюда подвёз, я же выпивши.
- Сам дурак! Мог бы и поумнее быть. Друга ещё приволок. Распоряжаешься здесь!
- Поцелуй меня, Яна, как раньше! Больше ведь не увидимся.
- А ты адрес оставь, я и приеду.
- Нет. Адреса я тебе не дам.
- А чего ты боишься, алименты то только год ещё платить.
- Жена против. Устал я жен менять.
- Ладно, тогда напиши мне разрешение, заверенное нотариусом, на вывоз наших детей за границу.
- Без проблем. В Германии им лучше будет.
- И денег дай, совесть имей. Ведь из России слать не будешь. Пожалей Илью.
- Ладно, завтра приезжай в город. Решим вопрос. Слушай, ну поехали на озеро.
- Нет. Будешь приставать - твоей настучу.
- Стерва.
- Сам стервец!
Проводив горе-мужа за ворота, Яна устремилась к деду. Тот сидел тихо, как мышь. И за Яну переживал, и ей навредить боялся.
- Уехал, слава Богу. Вот зараза противный. С прощанием прикатил. Видела я его прощание… Ладно, пойдёмте ужинать, у нас сегодня картошечка с огурчиками. Уже поспела. Пойду Настеньку найду. Бегает где-то.
На следующий день Яна выправила все документы у нотариуса, как и договаривались, а после этого выдал ей бывший супруг на учёбу сыну, целых сто долларов. Щедрость ещё та… Отправила Яна сына в столицу в притык к срокам. Только тот съездил зря. Во-первых, документы у него не приняли, потому что на самом деле их на этот именно факультет принимали до двадцатого июля. А экзамены начинались с 25 июля. Если бы Яна туда поехала вместе с ним, она бы и до ректора дошла. Направление-то на руках с печатью, а сына её охранники и на порог не пустили. Опоздал, мол. Он и до приёмной комиссии не дошел. Вернулся на вокзал, переночевал в вагоне-гостинице и - обратно домой. Молодец, даже деньги не стал тратить.
Вот зачем нужно было такую авантюру с датами делать? Да затем, что всюду уже платные факультеты. А тут – даром. Столичные жители своих детей туда и пристроили. Меньше заявлений – меньше конкурс. Смирилась Яна, не стала в голову брать. Пошёл её сын Илья в профтехучилище - на секретаря-референта. А вышло всё легко и просто.
Захотела она подработать, предложила свои услуги в училище. Оформить кабинет информатики. Стенды там, специальные, графики. Эскиз директору училища понравился. Яна весь июль в училище провела, всё рисовала. А когда время пришло рассчитываться, директор предложил ей остаться у него работать.
- Кем?
- Да вот коммерческую группу хочу открыть – секретарь референт, со знанием английского языка и умением работать на компьютере. Пойдёшь к ним мастером?
- Пойду, я работу ищу. Кстати у меня самая первая запись в трудовой книжке – профессия машинистка.
- Значит еще, и преподавать сможешь машинопись. Литературу выдадим.
- Смогу.
Так Яна стала обучать студентов машинописи. А заодно сына своего в группу устроила. Сотрудники за обучение своих детей платили 50%. Это её и убедило. А корочка хорошая. С ней и в институт не стыдно. В эту группу и пришли те девочки, которые на экзаменах в ВУЗ срезались, чтобы на следующий год снова поступать. Хорошая группа получилась по тем меркам - элитная. В «фазанке» - таких отродясь не бывало.
Выделили Яне, кроме учебного класса и художественную мастерскую, директор планировал ей поручать оформление других кабинетов. А она, рада была. Лишь бы платил. Занятия с группой до двух часов дня, а рабочий день до пяти. Яна даже живописью увлеклась. Время пока позволяло, да и мастерская к этому располагала. А к живописи её поволокло из-за Томилки.