К нашей, только что успокоившейся, жизни снова приближался странный грозовой фронт. Она всё время смотрела в его сторону и что-то говорила себе под нос, но я не понимал ни слова. На её лице была яркая смесь печали и веры, которые меня постоянно смущали и заставляли чувствовать в этом свою вину. По мере приближения бури, окружающий нас полный динамики, света и объёма мир замирал, превращаясь в тускловато-тёмную картинку, которая тут же рассыпалась на множество прямоугольных фрагментов, и первый же порыв ветра разносил их во все стороны.
Нужно было торопиться. Спешно выбрав из папки одну из фотографий, мы, крепко обнявшись, стали всё глубже погружать в неё свой взгляд. Это была одна из фотографий сделанных в первые дни нашего знакомства. На ней была изображена театральная площадь, окутанная густым солнечным светом. На фоне парадного входа в театр стояли две человеческие фигуры, на их слабо различимых лицах виднелась искренняя улыбка.
- Ты помнишь? Спросила она.
- Да, помню. Ответил я.
- Думаешь стоит? Добавила она спешно.
- Не знаю. Пробормотал я, как бы задумавшись. Но в этот момент мы уже полностью погрузились в старую, потрёпанную картинку и неслись сквозь время оставив позади разрушающийся мир. Она смотрела мне в глаза, как бы пытаясь найти в них ответ на вопросы, терзавшие её многие годы, а я больше всего боялся потерять её в этом потоке времени и по этому ещё сильнее сжал её в своих объятьях. Она положила свою голову мне на плечо, и я почувствовал как по её щекам текут слёзы. Я закрыл глаза.
- Ну вот. Радостно произнесла она и стала дёргать меня за рукав рубашки.
- Что? Спросил я в недоумении, но туман, окружавший нас всю дорогу, рассеялся и меня на миг ослепили яркие лучи Солнца. Прищурившись я увидел старую театральную площадь по которой всё так же, как и много лет назад, вельможною походкой расхаживали голуби.
- На долго нам этого хватит? Спросила она, и, повернувшись лицом ко мне, иронично улыбнулась. Не найдя ответ я опустил глаза и тяжело вздохнул.
- Ну–ну. Больше оптимизма! Радостно произнесла она и очень ловко коснулась кончиком языка до кончика моего носа.
Весь оставшийся день мы провели гуляя по берегу моря. К вечеру небо затянуло облаками и мы, поняв, что ждать первую звезду бессмысленно, побрели домой. В эту ночь я снова долго не мог уснуть, но не потому, что не хотел.
Я точно знал, что как только засну, то опять увижу всё тот же сон, который повторяется уже так давно, что я уже и не помнил когда увидел его впервые. Сюжет его был прост, а персонажи представляли собой вырезанные из картона силуэты безликих гуманоидов, которые надрывными голосами во сне будили меня, напоминая, что уже утро и мне надо поспешить, дабы не опоздать на работу. И я, безвольно подчиняясь этому призыву, быстро одевался, на ходу поглощая неизвестно откуда появившееся у меня в руке кофе с коньяком, налитое в маленькую чашечку с изображением пошлой женщины. Затем снились ржавые ворота фабричной проходной №6 и строгие ряды тёмных силуэтов, которые, подобно речному течению, затягивали меня во внутрь. На этой сцене картинка тухла и проявлялась снова спустя время, в каком то кабаке, где я, после очередной бутылки пива, в унисон с телевизором поносил политиков за то, что на обед в заводских столовых вместо трёх кусков хлеба стали выдавать два…..
На следующий день проснулся довольно поздно. За окном шел сильный дождь. Она сидела в противоположном конце кровати и плакала. Я не мог понять, что происходит, и в тот момент мне казалось, что я всё ещё вижу тот проклятый сон. Немного успокоившись, она нехотя рассказала, что всю ночь я бормотал о том, как она меня достала и, что я в гробу видел все наши фотографии и юношеские мечты. Не зная, что на это ответить я обнял её, прислонившись губами к её худенькой шее. Не сказав больше ни слова, она, освободившись от моих объятий, неспешно начала одеваться, а я с чувством сильной досады на самого себя побрёл на кухню, желая приготовить чай.
Но, открыв дверь, вместо привычно уютного помещения нашей кухоньки, я увидел торчащую из промокшего бетона ржавую арматуру и полуразрушенный фасад пятиэтажки на серо-бурых останках которого лежали грязные пятна мокрого снега. Та самая гроза, от которой мы убегали уже несколько лет, была совсем близко. Съедая фрагмент за фрагментом, она обрушивалась на наш дом, оставляя после себя лишь тёмную мглу. От резкого порыва холодного ветра я опустился на пол и, еле сдерживая слёзы, закричал:
- Проклятье! Что мы упустили?! Нет! Нет! Пожалуйста, не надо…. Пожалуйста.
- Что, что случилось! С дребезгом в голосе произнесла она, но, выйдя из комнаты, поняла, что происходит, и, закрыв кухонную дверь села рядом со мной.
- Может так и должно быть? Тихо спросила она.
- Что, что ты имеешь ввиду? Переспросил я.
- Может, не должны были мы встретиться в том автобусе, может поэтому, в этой жизни, нет, у нас с тобой такого мира, в котором мы могли бы быть счастливы.
- Нет! Нет! Нет! Милая моя, поверь, поверь, я всё исправлю! Поверь!
Я вбежал в комнату, на ходу переворачивая всё в поисках папки с фотографиями.
- Милый. Произнесла она необычайно нежно.
Я оглянулся, но в этот момент раздался звон битого стекла, в комнату влетел ветер и, взметнув в воздух все окружающие предметы, замер. Всё вокруг замерло, плавно утратило цвет и беззвучно осыпалось в бесконечно глубокую пропасть серой пылью.
Не знаю, что же ждёт нас дальше.
Не знаю, обретём ли в жизни мы покой.
Одно хочу спросить тебя я – ТЫ, СО МНОЙ?