Женофобия Глава 2

Александр Самоваров
Женофобия  Глава 2

Это  была любовь?

После признания Наташи, Селянов почувствовал такую ненависть к ней,  что едва сдержал себя, чтобы не дать ей по физиономии. Потом ему захотелось взять ее за шкирку, как котенка и выбросить из квартиры. На языке у него «пенились» оскорбления в адрес девушки, он с трудом сдержался. Но если бы ему кто-то сказал в эту минуту, что  он все это чувствует только потому, что уже не равнодушен к девушке, то Селянов бы возмутился.

Любовь у мужчин мало похожа на то, как ее описывают в мелодрамах. Это женщина, благодарная за ощущения счастья, эмоционально разнообразно окрашивает свое чувство, а мужчина может ничего особенного и не чувствовать, пока не случится нечто, способное отобрать у него эту конкретную нужную ему женщину.

Подавив в себе оскорбления, Селянов вышел на кухню, лег на свой любимый диван и стал улыбаться: «Какой я дурак, - усмехался он, и снова в голове его вертелось. - Какой я дурак!»

Нет, ее в пять минут здесь не будет! Духа ее не будет!

Стерва, тварь, сука!

А в сердце была тоска! А слух  был обострен. Он ждал, когда девушка придет и хоть что-то скажет ему.

В сознании же были трезвые проблески. Сознание говорили  Селянову: «Мужик, ты столько времени потратил, чтобы забыть свою бывшую жену. Ты занимался аутотренингом, йогой, психолингвистическим программированием, буддизмом и просто пил горькую. Ты попал почти на самое дно из-за одной бабы, и вот теперь, когда ты усвоил все их подлые повадки и ужимки, ты снова на крючке. Брось ее! Воспользуйся случаем и прогони ее, забудь. Живи спокойно. Ведь был же почти счастлив без этой девчонки».

Так в борениях, в тяжком оцепенении, когда мышцы всего тела непроизвольно сжимались в тугие комки, он пролежал час, не включая света. На улице стемнело, корабль-кухня по-прежнему  куда-то плыл, но ни покоя, ни решения не было. Лихорадочность одна была.

«Ну, в чем она виновата?» – говорил ему какой-то хитренький голос из подсознания. Именно в подсознании остался запах Наташи, вид ее раздвинутых ног, ее груди, ее послушность и ее сексуальная веселость. И подсознание уговаривало его, как оно умело – не бросать девушку.

«Она же не знала тогда тебя тогда. Это просто механическое вдвижение части тела какого-то мужика в ее плоть, а не в ее душу. Она и сама не понимала, что происходит».

«Да уж, - состроило гримасу, отступившее было сознание. - Все она сучка рассчитала. Напилась и дала мужику за деньги. Они все проститутки! Ты же знаешь их старик, к чему тебе повторение прошлого? Ты же мудрый  человек! Ты знаешь все их повадки».

И в самом деле? Пошла она к черту!

Селянов зашел в комнату решительным шагом, чтобы сказать какие-то ироничные  и злые слова девчонке… Нет, он же не обижен  в самом деле. Просто все это смешно и противно.

Но Наташи в комнате не было. Не было ее и в ванной. Селянов включил свет и увидел на столе записку. Она гласила: «Прощай, мой рыцарь, ты сделала все, что мог. Спасибо за тепло души и тела!»

«А не плохо для девушки с восьмилетним образованием, - удивился Селянов, - написано без сучка и задоренки. Даже восклицательный знак поставила».

Вот оно само все как-то рассосалось! Но почему-то он не чувствовал себя победителем. Из него словно за секунду выкачали всю энергию, и он сдулся, как воздушный шарик. И уже другие мысли появились. А чего, пусть жила бы себе у него, и ей крыша над головой и ему забава. Что он взъелся-то?

Ладно, пусть будет, как будет.

Селянову физически было тяжело оставаться в  квартире, и он вышел на улицу.

Был прохладный вечер. С севера в мегаполис задувал ветер и гулял между башнями  мощным потоком. Возле подъезда стояла какая-то пара молодых парней, они пили пиво и выражали матерно свои эмоции. А ведь красивые ребята! И вообще русская молодежь на редкость красивая пошла в это последнее десятилетие, словно компенсируя этим все поражения России. И юноши и девушки красивые. Селянов повернул  резко голову, так как почувствовал на себе чей-то взгляд.

На детской площадке, на лавочке в глубине двора сидела Наташа.  Селянов испытал мощный выброс адреналина, и, скрывая радость,  нарочно медленно пошел к лавочке. В самом деле, как он не додумался – куда она денется,  на ночь глядя?  Хотя… Вот они рядом эти молодые и красивые парни. Что ей стоило обратиться за помощью к ним.  Он почувствовал  укол ревности.

Селянов сел рядом с Наташей. Она отвернулась. На ней была  легкая кофточка и ее бил озноб от холода. Селянов ждал каких-то слов от нее. Она молчала. Он хотел было взять ее за руку, сказать, что был не прав, но все-таки он жизнь прожил, и инстинкт сохранения сработал в нем. Стоит к ней сейчас с лаской – сразу на шею сядет.


- Ладно, - сказал он грубовато, - пойдем.

Он хотел  привести какие-то доводы, готовился вот так же грубо уговаривать девушку, но она быстро встала и поспешно пошла к дверям подъезда, нагнув голову. Молодые люди перестали пить пиво и материться, они смотрели на Наташу с интересом, а  на Селянова насмешливо.

- Они подходили к тебе, эти ребята? – вырвалось у Селянова.
 
- Да, - сказала девушка. – Предлагали пиво выпить. Я их послала.

Селянов промолчал, но сердце его благодарно екнуло. Так же молча они поднялись в квартиру. И вот Селянов почувствовал, что страшно устал. Устал от сексуального марафона, от этих эмоций.  У него заболела голова, и ему уже ничего не хотелось. Отупение напало.

Он за последние полгода так не уставал, как устал и морально и физически с этой девчонкой за несколько дней. Злобно шваркнув об стенку тапочки, которые  почему-то не налезали на ноги, Селянов  решил срочно принять горячий душ, который всегда бодрил его, но не мог найти полотенце. В бешенстве он стал метаться по квартире, выворачивая ящики, открывая шкафы…

Девушка окаменела. Он со страхом следила за Селяновым, но он ее не видел. Он про нее забыл! Где это чертово полотенце? Нигде не было. Тогда он пошел принимать душ так. Окатился горячей струей, пустил воду на полную катушку и поливал себя почти кипятком. Пар пошел от  такого душа,  стекло запотело в ванной.

Селянов натянул на мокрое тело махровый халат, чувствуя, что хочет только одного – отдыха для тела и души.

Он вышел из ванной.

- Сережа - услышал он ломающийся от волнения голос Наташи, - Сережа…

С широко открытыми глазами, глазами полными страха она подошла к нему и, вдруг, опустилась перед ним, обняла его колени. Он ожидал чего угодно, но только не такого поступка, и стоял молча, в недоумении…

А между тем  стала нежно гладить его  живот. Ее прикосновения были сильными… 

И Селянов не мог не восхититься… Такие прикосновения -  это талант! Селянов почувствовал мощнейшие токи возбуждения. Он благодарно положил руку на головку  девушки, а она подняла голову и  сказала: «Я не причиню тебе зла, не прогоняй меня».

 Засыпая, он увидел себя вождем первобытного племени в шкуре, а рядом крошку Наташу, которая жалась к нему,  грелась от его тела, и грела его сама.

Мир пиара:  великий и ужасный

На следующий день он обнаружил, что деньги-то кончились. Он обшарил все и нашел только пятьсот рублей. Но Селянов почувствовал некоторое облегчение. Зарабатывание денег для него было связанно с таким количеством неприятностей, что он начинал этим заниматься только тогда, когда денег не оставалось совсем, и безвыходность заставляла действовать.  Вот и сейчас времени на раздумывание и переживания не было.

Он отдал триста рублей Наташе, объяснив, что на эти деньги им придется жить, может быть, не один день, что больше нет ни копейки. Девушка кивнула голов в знак того, что все поняла. И он ушел.

Он чувствовал себя свободным.  Сначала даже не понял почему, потом догадался – девчонки-то рядом не было!

Селянов договорился о встрече с неким Славой. Этот тип руководил пиаркомпанией одного непризнанного крохотного государства СНГ, которому Селянову сочувствовал с самого момента его образования.

Он не мог заниматься пиаром тех политиков или политических сил, которые были ему отвратительны. Что вызывало добрую иронию его знакомых пиарщиков. Одна умная и ироничная дама из этого мира, предложила ему как-то работу, а когда он объяснил свой отказ тем, что ему не симпатична данная партия, дама с усмешкой сказала: «Так у тебя есть принципы? Смешно».
 
А потом, подумав, добавила, что и у нее есть принципы. « У тебя-то какие принципы? – искренне удивился Селянов. « У меня один принцип, - пояснила дама, - я всегда работаю на партию власти».

Штаб Славы располагался  в очень престижном месте, рядом со Старой площадью. Офис делился на узкий предбанник, в котором сидела секретарша и еще человек пять за длинным столом и большую комнату, в которой только что сделали евроремонт. Тут сидел Слава.

Навстречу Селянову из-за здоровенного стола шагнул высокий, стройный молодой человек, с узким красивым лицом. Ему было лет тридцать с небольшим, но он уже приобрел властные повадки. И  как всякий хороший пиарщик  умел быть очаровательным.

Когда Селянов  попал в этот мир профессиональных жуликов первый раз, он с удивлением для себя отметил необычайную обходительность этих людей, мягкость и внимательность.  А Селянов привык за годы советской власти к тому, что если  ему человек улыбается, то делает это искренне. А тут улыбки, нарочитая любезность, а за ними скрывался  оскал нового мира, в котором деньги добывались любым путем,  и подлость считалась частью профессионализма. Не считалась зазорным «развести» и друга. Но потом, когда в руки Селянова попали первые пять тысяч долларов,  заработанные буквально за три дня, он понял,  что легкость таких денег кого угодно сделает скотом и подлецом.

Слава очень доходчиво объяснил суть задачи. Непризнанная республика была окружена со всех сторон враждебными силами.  И пришло время продемонстрировать мировому сообществу и России, что  Непризнанная республика вполне соответствует мировым стандартам демократии. В ней начались выборы. И вот эти выборы надлежащим образом и нужно было осветить в российской печати.

Расценки Слава предложил ни Бог весть какие выгодные, но это было понятно. Денег ему видно дали не так много. Собственно эти выборы в Независимой республике  ничего не значили. Президента там переизберут при любом раскладе. И отношение к Независимой республике российской власти десятком статей ко всему этому не изменить. Но если  не давать денег на все это, то в  России никто и вообще никто не напишет о том, что в Независимой республике состоялись честные и демократические выборы.

Слава  включил  видеомагнитофон и запустил кассету с записью того, как Президент Непризнанной республики приезжал в гости в Москву и встречался с ректором одного весьма престижного Университета. Слава называл Президента «Папа».

Он, как всякий приличный пиарщик,  искренне любил того, кто платил ему деньги.

Папа был седым и красивым мужчиной лет 65. На пленке он говорил прочувственно о России, о том, что все мы ее дети. А ректор, не слушая его, крутил в руках великолепный коньяк, который делали в Непризнанной республике, и бросал какие-то реплики.
 
Селянова больше всего возмущало то, что в российской печати, вдруг, сразу перед этими выборами стали писать о том, что Непризнанная республика является криминальным государством. Все прочие республики СНГ, стало быть, управляются вполне приличными людьми,  а одна эта – криминальное государство.

Самое забавное заключалось в том, что именно в Непризнанной республике власть по честному делилась с народом.

Слава вслух стал размышлять о делах в Непризнанной республике, при этом  его лицо искажалось гримасами: «А он очень нервный парень»- отметил для себя Селянов.

Потом они встретились еще раз, и еще.  Перешли на «ты», и Слава рассказал, что в политике он с двадцати лет, что был  шестьдесят шестым в Партии власти, но его вышибли оттуда. И тут же рассказал, по какой причине. Его послали организовывать отделение Партии власти в Непризнанной республике. Он организовал и по привычке ельцинских времен взял себе часть денег без спросу, и его за это  наказали.

«За какие-то двадцать тысяч долларов - восклицал Слава – они мне всю душу вы- бли!»

За время этих разговоров Слава для Селянова стал понятным, как будто его рентгеном просветили. Он много встречал таких. Они приходили в политику,  и им сразу  объясняли, кто здесь хозяин, устраивали дедовщину.

В современных политических структурах  правил бал оголтелый вождизм. Вожди или вождь давали  «партийным кадрам» возможность заработать кусок хлеба, а в ответ требовали почитания, какое в мафиозных структурах окружало крестных отцов.

Это на экранах ТВ эти люди выглядели демократами, а в реальной жизни, они были жестокими и безжалостными, не  терпевшими никаких возражений. Партии были для дураков, для электората. А на самом деле существовали  личные предприятия различных господ.

Слава, давно крутившийся в этом мире, был неплохим организатором, умным и осведомленным человеком, но в нравственном отношении он был ничтожеством полным.

Первым делом Селянов поехал к своему приятелю Васюкову Андрею. Тот работал заведующим отделом политики в одной средней руки газете, но газете, которую все-таки читали и цитировали.

«Старик, - деньги вперед» - сказал Васюков.

Селянов объяснил, как все есть на самом деле. Что он не получил ни копейки, что вообще плохо знает этого Славу и ничего не гарантирует, но попробовать имеет смысл.

«Ладно, - сказал Васюков, - ты же знаешь, тебе я верю. Пойдем, обсудим статью».

Андрюша Васюков весил сто сорок килограммов и постоянно сидел на диетах… когда не пил.

Они вышли на улицу из темного помещения, сели на лавочку возле маленького магазинчика. Селянов взял сок. Андрюша сидел и пыхтел. Какое-то время он разговаривали, но мысли Андрея были далеки отсюда. Диета  видно доконала его, и он с жадностью смотрел, как Селянов вслед за соком взял себе еще и  горячую сосиску.

«Подожди», - сказал неожиданно Андрюша и, пыхтя, тяжело двинулся к продавщице, и вскоре вернулся. В руках его был огромный сандвич. А проще – разрезанный батон хлеба, заправленный колбасой, луком и зеленью.

Андрюша куснул батон. Но сухой кусок не лез в горло. Он выругался и пошел, взял себе пива. И началась оргия! Он рвал батон зубами и, захлебываясь, запивал пивом. Вслед за первой бутылкой пошла вторая. Наконец, сандвич был съеден. Андрюша  урчал от удовольствия, но все-таки сказал:

«Селянов, это все из-за тебя. Из-за тебя  я нажрался. Ладно, присылай статью. Пришлешь завтра, я попробую впихнуть ее в послезавтрашний номер».

Статья была написана и размещена, как и обещал Андрюша. Селянов рано утром вышел из дома, купил газету, и с бьющимся сердцем, открыл на третьей полосе. Статья стояла!

Он поехал к Славе. Тот радушно встретил его и  сказал, как бы между прочим, « а ты классный  журналист!»

Селянов и сам это давно знал. «Деньги, давай» - ответил он на комплемент.

Слава кивнул головой и пошел к сейфу, вытащил оттуда полторы тысячи долларов и молча протянул Селянову. Тот отвез семьсот долларов  Васюкову.

Вот такой он, пиаровский хлеб! Иногда легкий, но все равно горький.

Куда бы деть фею?

Работа отвлекла Селянова. Собственно, мы и живем более или менее сносно только потому, что умеем отвлекаться. Некоторые примитивные особи настолько тупы от рождения, что они практически всегда сконцентрированы на внешнем мире, т.е. отвлечены постоянно. Они никогда не анализируют себя, свои поступки, а просто радуются тому, чему могут радоваться  и грустят от  неудач. Они почти всегда во вне себя, и никогда внутри. Так они и бредут по жизни от рождения до смерти, невозмутимые счастливчики.

Большинство женщин относится все-таки именно к такому счастливому типу людей. В их головах постоянно вращается некий локатор, который пеленгует тысячи разных мелочей во внешнем мире. Собственно весь мир для женщин – это мелочи, которые имеют  законченный смысл сами по себе.

Женщина умеет радоваться мелочам, а потому она счастливее мужчины.

В восприятии Наташи Селянов  был ничем иным, как совокупностью деталей, одни из которых ей нравились, а другие нет. В ее памяти уже отдельно жили запахи разных частей его тела, она помнила массу ощущений связанных с его телом. Ей было приятно поглаживать его бицепс или обнимать за спину, потому что спина была твердая и сильная. Это, может быть, было самым приятным ее открытием, что такой большой и сильный мужчина двигается над ней и в ней самой, не причиняя ей боли, а только радость. И она с тихим восторгом обнимала его стальную поясницу.

Она уже успела подумать о том, что у мальчишки, с которым она целовалась, спина была хлипкая. И что следующих мужчин, которые будут после Селянова, нужно отбирать с сильными мышцами спины. Она уже обожала  ощущение мужской силы.

У него были красивые глаза. Именно глаза ей нравились  больше всего, она уже знала десятки выражений этих глаз. И еще ей нравились его мускулистые ноги. И она стремилась, как можно чаще останавливать свой взгляд на его глазах и ногах.

Еще она понимала, что Селянов умный. Она бы не смогла объяснить точно, что она вкладывает в это понятие «умный», и это качество не обладало никаким преимуществом перед другими качествами  Селянова. Но такое качество было, и Наташа знала, что за это мужчин следует уважать.

Так вот Селянов был для нее эти самые тысячи ощущений, но  все они существовали, как бы по отдельности.

Селянов же воспринимал Наташу совсем по-другому, если бы кто-то попросил  «вспомнить» девушку подробнее, то он едва ли сумел это сделать. Да, она была светлая, у нее были роскошные волосы, нежное молодое  тело, но вот  прочие подробности он бы и не вспомнил сразу. Она была для него  ярким пятном, девушкой, самкой. Она отличалась от других самок, но и несла все их черты в себе.

Он всю жизнь жил и спал  с ОДНОЙ ЖЕНЩИНОЙ, но у этой женщины были разные имена, разный возраст, внешность и степень скандальности, а прочие параметры совпадали.

Селянов столько времени выстраивал свою одинокую жизнь, что плохо соображал, как теперь быть.

Стоило ему из мира внешнего вернуться в мир внутренний, как тут же начиналось уже упомянутое сражение между подсознанием и сознанием.
 
Сколько бы раз он ни приходил домой, столько раз, подходя к дверям, он морщился,  понимая что, переступив порог, ему придется играть роль. И эта роль серьезного мужчины-покровителя не доставляла ему никакого удовольствия.

Но Наташа даром времени не теряла. Она вся превратилась в зрение. Она запоминала все. И скоро девушка прекрасно знала, что лучший способ вызвать расположение к себе Селянова, это встретить его с улыбкой, но молча у дверей. Достаточно сказать: «Привет. Чай на столе».

Селянов очень любил крепкий чай с медом. У него была большая тара с  горным медом,  настоящим горным медом, а не подделкой. Этот прекрасный, нежно пахнувший  нектар вызывал у него всякий раз восторг. И Наташа знала, что впервые полчаса после его прихода ей не стоит попадаться Селянову на глаза. Она заваривала крепкий чай, ставила блюдечко с чайной ложкой меда и удалялась.

Более всего в эти дни Наташа недоумевала, почему Селянов спал отдельно и никак не реагировал на ее молодое тело. Она слышала, что пожилые мужики не очень охотно занимаются любовными играми, но Селянов-то показал,  на что он способен. И она стала думать, что он разлюбил, еще не успев полюбить.

И хотя он деликатно объяснил ей, что на долгие сексуальные марафоны уже не годен, она в это не верила, ибо не понимала сущности мужской конституции. Но с природной деликатностью, присущей женщинам, со своей обостренной в данный момент интуицией, она  знала, что нужно переждать. И терпеливо пережидала, хотя ей очень хотелось близости.

А Селянов привыкал к присутствию в его доме молодой женщины и все никак не мог сообразить  - есть ли ему от этого какая-то выгода?

Не берите в любовницы спортсменок


Последняя связь с женщиной у Селянова была  месяц назад. Случилось это внезапно. Он сидел вечером в Интернете и зашел на сайт знакомств. Когда-то он был мастером интернетовского обольщения.

Он попал на свой первый сайт знакомств года три назад совершенно случайно. Разговорился с приятелем, что-то ляпнул про расценки на проституток, они заспорили потому, что ни тот,  ни другой услугами путан не пользовались, и тут товарищ и брякнул: чего спорим,  сейчас зайду на сайт, где проститутки вывешивают свою рекламу, да и узнаю.

Селянов опешил. Он и не знал, что в Интернете есть подобные услуги. Он пользовался в инете в основном общественно-политической информацией. Знакомый удивился незнанию. Селянова и подковырнул его: «Может  быть, ты еще и на порносайтах не был?»  А Селянов точно там не был.

Как всякий любознательный мужчина он тут же решил устранить пробел в своем образовании и  быстро нашел и путан и порносайты, а там, как-то вышел и на  сайты знакомств. У него тогда, как раз не было женщины. Он читал анкеты баб и хохотал в одиночестве, он умирал от смеха. Первоначально он даже не понял, что дамочки писали все это всерьез.

Все эти розовые слюни о том, что она прекрасная и неповторимая ждет своего принца. Но были и фотографии, а с них на Секлянова смотрели часто весьма соблазнительные бабенки.

Это он потом узнал, что многие женщины  делали фотографии у  фотохудожников, а в жизни были лишь слабыми копиями того,  во что пялились такие вот одинокие и голодные самцы, как Сеялянов.

Он самонадеянно направил  с десяток писем самым, что ни есть красивым девицам, уверенный, что завтра в своем ящике обнаружит ответы, от желающих с ним познакомиться, но писем не было ни одного!

Это его взбесило. Он все-таки сумел затеять переписку с несколькими дамами, и  через несколько месяцев,  стал асом интернетовской переписки.

У него были коронные приемы: тонкая лесть, ирония, и роль трагическая, когда он разыгрывал из себя мужчину умиравшего от любви. Тонкая лесть проходила с глуповатыми, но красивыми дамами. Ирония, юмор действовали почти на всех. Но  девушек с роковым выражением на лице приходилось брать трагедией. За три года интернетовской переписки у Селянова было несколько сот встреч и близость с 37 женщинами. Все эти случаи он записывал, ибо поймал себя на том, что интернетовская любовь очень быстро стиралась из памяти.

Скоро переписка ему надоела.  Интернет имел одну коварную особенность. То, что в реальной жизни  могло тянуться месяцами или даже годами, в инете укладывалось в несколько встреч. Люди настолько хорошо уже представляли друг друга по переписке, пусть даже и короткой, что после шока при встрече (выглядели не так, как на фото), наступала часто мгновенная эйфория, если люди более или менее подходили друг другу. А потом так же мгновенно и  уставали друг от друга, словно прожили рядом десятки лет.

В тот мрачный  майский  вечер, когда все небо было забито черными низкими тучами и было по-осеннему холодно, и в окно стучал дождь, Селянов, вдруг, не выдержал, сел за комп и зашел на сайт знакомств. И там он увидел фото простенькой девушки, с хорошо развитыми плечами пловчихи, в чудном летнем платьице, точно сшитым по лекалам пятидесятых годов.

Она сидела на какой-то скале, на берегу моря, и вся фотография была залита солнечном светом, а девушка улыбалась с доверчивостью ребенка. Селянов написал ей,  сообщил, что ему очень нравится ее платье, что у нее романтичный облик, что она, должно быть, в реальной жизни, как солнечный зайчик.

Девушку звали Светой. Судя по ее письмам, она была не очень грамотной и вроде бы совсем не сентиментальной. Она подтвердила, что занималась спортом, и именно плаванием.

У Селянова уже были  спортсменки, эти несчастные женщины.  Родители ведут своих девочек в самые разные секции, даже  не подозревая, что лишают их в будущем самого сильного оружия женщин – хитрости.

Дело в  том, что девочки с ранних лет привыкают к тому, что они физически слабее мальчиков, да и вообще слабее всех, кто их окружает: отцов, матерей, дедушек и бабушек, всех прохожих на улице,  пассажиров в метро. Это ощущение своей слабости и незащищенности не покидает их очень долго, иногда лет до  тридцати или даже сорока, когда дамы начинают матереть.

К этому времени в их кровь  природа начинает вбрасывать мужские гормоны,  женщины грубеют,  становятся значительно сильнее физически, у них уже сильные ноги и крепкие руки,  и часто приличный вес.  И они мало чего опасаются.

Девчонки же, девушки и молодые женщины постоянно чувствуют физическое превосходство окружающих. И этому враждебному и очень опасному миру надо как-то противостоять. И собственно это в первую очередь, а ничто другое формирует отношение  девчонок к окружающей среде.

Они привыкают к тому, что мальчики их почему-то опасаются или просто откровенно боятся, но мир от этого не становится менее враждебным, и девочки начинают хитрить и приспосабливаться. Первым человеком из мужского племени, к которому приспосабливается девочка – это отец.

И у девочек очень быстро развивается такое качество, как хитрость, умение настоять на своем, не используя силу. Собственно их этого и вырастает их превосходство над мужчинами в дальнейшем.

Но девочки, которые занимаются спортом, этого превосходства лишены. Они тренируются, их тела становятся сильными, и они не боятся окружающего мира, так, как боятся их сверстницы. Все начинается с того, что они не уступают в силе мальчишкам.

И вот они, бедняжки, и растут  уверенными  в себе, но не наблюдательными и   доверчивыми. В девушках-спортсменках  великодушный мужской характер соединяется  с мужской же простоватостью.  Но ум-то у них остается женский, и желания остаются женскими.

У спортсменок развиты, конечно, волевые качества. Они смелы и решительны иногда куда более  чем мужчины, но эта решительность не делает их  счастливыми.

Новая знакомая Селянова Света была на редкость прямодушна. Они вяло переписывались неделю, наконец, Света написала, что предпочитает письмам реал, Селянов нехотя назначил ей встречу. Он уже знал по опыту, что если слишком большая разница во вкусах, если женщина не читает книг, то с ней у него ничего толком не получиться. Но роскошное тело на фото перевешивало все доводы разума.

Тот день, а это было  уже третье июня, выдался  теплым. Тепло неожиданно пришло в город после мрачного, нервного апреля и холодного мая. И солнце  залило все улицы, оно отражалось в стеклах витрин, в окнах домов, прыгала отблесками на лицах людей. Весь город был залит потоками солнца, и люди с радостью впитывали в себе этот животворящий свет. 


Селянов  работал в тот момент  по договору в одной  пиаровской конторе. Располагалась она на Старом Арбате в подвале прекрасного, отреставрированного  особняка.

И вот Селянов выходит из своего подвала на залитые солнцем московские улицы, снопы света точно падают с неба перед ним, делая мир светящимся, белым и праздничным… Этот праздник не испортил даже некий господин кавказской наружности, который садился в свой Мерседес, видимо это и был новый хозяин отреставрированного особняка.

Селянов прибыл на место свидания, а  это было метро Речной вокзал, с некоторым опозданием. Он вышел из последнего вагона и обомлел, на скамейки  с  терпеливым выражением на лице сидела Света. Она была, о редкий случай(!), копией себя самой с фотографии, на ней было то самое платьице, которым так восхищался Селянов.

«Привет!» - сказал Селянов.

Женщина улыбнулась,   легко поднялась и поправила платье. Плечи у нее, в самом деле,  были широкими, но не очень портили ее фигуру.

Они вышли на улицу и стали гулять по парку. Селянов тут же принялся все отгадывать. Он сказал, что  у девушки две проблемы: она не замужем и хочет замуж и  она не получает с мужчинами оргазма в постели. Селянов и  сам не знал, откуда у него взялась эта способность отгадывать. Ну, допустим, замуж они почти все хотят, а вот с оргазмами он невероятно точно отгадывал.

Поскольку, такие темы, как замужество и оргазм,  важные для женщины,  то говорить об этом с дамами можно  в любое время суток при любой погоде, это дамам никогда не надоедает и не раздражает их. Если, конечно, они расположены к такой беседе в данной момент.

И даже не очень важно, в какой тональности мужчина поднимает эти вопросы, издевается ли он, сочувствует, важно, что он говорит о том, что женщину тревожит, и она откликается немедленно.

Света, конечно же, заявила, замуж она не хочет, но то, что оргазма не испытывает в постели с мужчиной подтвердила бестрепетно.

После того, как точки на i  были расставлены, Селянов  стал расспрашивать про ее анкету, в которой она указала, что не ханжа, про прочих претендентов на ее руку, и говорил вообще обо всем, что приходило в голову. Они гуляли между редкими деревьями,  все пространство было заполнено солнечным светом.  Казалось,  тени нигде не было,  природа впитывала солнечный свет так же яростно, как впитывали его в себя  люди.

Селянову стало так благостно и хорошо, он почувствовал  сильный душевный подъем, и если бы рядом с ним шла не милая тридцатилетняя женщина, которая выглядела на 25, а старушка, то он и со старушкой бы мил и любезен.

Он взял Свету за руку. Это очень важный момент в общении с женщиной. Тут все  сразу можно понять. Если женщина выдергивает свою руку, то все: можно дальше не гулять. Но если она руку расслабляет, как бы отдается или наоборот чуть-чуть, почти незаметно сжимает, то это означает, что все идет хорошо.

Света  в ответ призывно сжала его руку. Он стал целовать ее в щеку. Она смеялась. Минут через пять он обнял ее и с  силой (спортсменка же!) прижал к себе.

«Какие  у тебя сильные руки, - сказала она. – Но у меня сильнее».

Она преувеличивала свою силу, конечно. Видимо в  жизни ей попадали сплошь нетренированные мужчины. Но Селянов не стал спорить, он стал нежно целовать ее в губы.

По знаку  женщина была рыба, а потому таила в себе самые изощренные желания.

И ее очень тянуло к воде. В этом  парке были два небольших пруда, она тут же поволокла Селянова к ним, а, подойдя, скинула туфлю и опустила свою  маленькую ножку в воду. По ее лицу прошла волна наслаждения от прикосновения воды. Он поболтала ногой и с неудовольствием вытащила ее.

Примерно за час общения Света рассказала всю свою жизнь. Был муж, она его выгнала, осталась дочка и родная сестра, которую буквально на днях Света  забрала из квартиры  сожителя. Тот  в свои 19 лет оказался пьяницей. Была еще мать, но о ней Света говорила совсем уж неохотно.

Еще она сообщила, что по ее наблюдениям все девушки хорошие, нежные и хотят счастья, а счастливыми им мешают быть мужчины.

Перед Селяновым было прямодушное существо,  в ней не были и грамма кокетства и хитрости. Спортсменка.

После очередных поцелуев, которым не было  дано разрешиться, Селянов сказал, что он больше так не может. И что лучше сейчас расстаться. Или сходить в кафе, перекусить. Света сказала прямодушно, что она  поела перед встречей. И предложила проводить ее до машины.

И тут Селянов узнал, что она приехала на свидание на  своей машине и оставила ее возле метро. Чудесная женщина! Дамы, приезжающие на свидания на машинах чрезвычайно ломаются, обычно. А это безропотно спустилась в метро.

Селянов пошел проводить Свету. У нее был старая хонда.  Они, не сговариваясь,  забрались на заднее сидение и стали целоваться. На Светлане было всего лишь легкое платье, которое, кстати, было ей мало, но которое она все-таки надела, поскольку его уж очень хвалил Селянов (тоже хороший признак!), и трусики  под этим платьем.

Света не мешала рукам Сеялнова бродить по его телу, он задирал подол, гладил ее ноги, поднимался к бедрам, гладил их, пытался стащить трусики и добраться до заветного, но женщина слабо запищала и не дала ходу его рукам.

«Зачем же ты мне мешаешь, - дышал в ее маленькое ушко Селянов, - мы же с тобою окончательно подружимся в этом случае».

«Мне будет плохо, - резко, с долгими паузами отвечала Светлана, - Я возбужусь, и буду мучиться.

В салоне было жарко, но потому, что это был первый день летнего тепла, не чувствовалось  духоты. Селянов был абсолютно расслаблен, все его движения были ленивыми и медленными. Он в шутку начал расстегивать свой ремень, показывая высшую степень своего доверия к женщине.

По Светлане не было понятно, насколько она возбудилась, а пробраться в трусы, чтобы уточнить степень возбужденности, она не давала.

Он расстегнул ремень, но женщина положила свою руку на его руку. И он понял, они уже соучастники, подельники: «У меня переднее стекло не тонированное», - сказала она. 

Селянов обнял ее и неожиданно для себя сказал: « Я тебя люблю». Он сказал это просто так, потому, что ему было хорошо. Он знал, что эта женщина не причинит ему зла. Они сидят и не делают ничего плохого, они играют, они трогают друг друга, они хотят, чтобы им было хорошо.

Света наморщила свой белый лобик: «Такие слова просто так не говорят». - Выдавила она из себя с напряжением.

-  Я тебя именно сейчас люблю, - пояснил Селянов.

Света кивнула головой. Это она понимала. И тут же высвободилась и сказала: «Давай отъедем отсюда, тут есть один переулок».

Она села за руль. Все ее движения были резкими и точными, как у мужчины. Машина рванула. И минут через пять Света нашла идеальное место. Впереди была стена, а вокруг ни души.

Женщина решительно перебралась на заднее сидение, и сама стала расстегивать ремень на его брюках, приговаривая: «Господи, как на вас мужчинах много всего одето, на женщинах платье и все», И Селянов понял, что это была ее плата за слова о любви, которые он произнес просто в шутку.

«Видишь, - сказал Селянов, чтобы скрыть внезапное стеснение, - он упал, столько ждал».

Но женщина уже была захвачена страстью: « А сколько же ему можно было ждать», - сдавлено сказала она, и с решительным видом наклонилась, беря его в руки, а затем прикоснулась к нему и губами, издав чуть слышный стон. И тут Селянов понял, что его возбуждение было мизерным по сравнению с возбуждением женщины. Но они умеют маскировать свои чувства, когда надо, чуть ли не до последнего мгновения.

Ибо главное для женщины в новых обстоятельствах выглядеть прилично, не потерять своего лица. Она ласкала Селянова, и он понял, что эта разновидность ласк ей самой нравится больше всего. Похоже, именно так она и испытывает оргазм, что  характерно для некоторых  рыб.

Потом он постарался быть предельно корректным. А она сказала: « Господи, в моей же машине…» То есть, если бы это случилось в его машине, то это нормально, а в своей собственной - святотатство.

Селянов пытался как-то сгладить произошедшее. Но Света, не глядя на него,  сказала: « Я же сама этого хотела. А ты умеешь любить женщин».

Уметь любить женщин просто, надо  быть предельно расслабленным в момент близости с ними. И тогда они забывают о существовании личности мужчины и сосредотачиваются на его теле, и на своих ощущениях. И им ничего не мешает, и ничего их не сдерживает.

- Просто я не ханжа, - добавила Света на прощание.

Это было одно из любимых выражений  многих женщин, которые не смогли устоять на первом свидании.

Торжество пиара

Между тем,  пиаровские дела шли не плохо. Селянов заработал еще тысячу долларов, но к его досаде было летнее время, и часть его знакомых журналистов просто отсутствовали. За эту пару недель пиарщик Слава  становился  все более  откровенным с Селяновым, и вовсе не потому, что стал доверять ему, а совсем по другой причине.

Селянов давно заметил эту особенность «политических» людей, эмоции  убивали их, им просто необходимо было делиться хоть с кем-то своими переживаниями. Беда  политиков заключалось в том, что они не могли никому верить. Они вынуждены были молчать о большей части своих проблем даже с женами, ибо сегодня она жена, а завтра свободная женщина и много чего может порассказать при желании.

И потому политики часто  предельно откровенны со случайными людьми, особенно с журналистами, как это ни парадоксально. Журналистам они «сливают» нужную информацию, дают интервью, они привыкают к тому, что журналист с готовностью выслушивает их,  и именно эта готовность и ценится политиками больше всего.

Они понимают, что журналисты корыстны, что  все  они охотятся за тайнами, но политики все равно проговариваются, бывают с журналистами на редкость откровенными в иные минуты. Потому так усилено и используют журналистов все разведслужбы мира.

Славу прорвало неожиданно. Селянов сидел в его кабинете, пил  чай с крохотными пирожными, Слава, вдруг, подпер свои впалые щеки руками и как-то по-бабьи стал жаловаться на жизнь. И, между прочим, он сказал, что сойти с ума лучше, чем выпасть из обоймы.

«Е-мое»- изумился Селянов и   с интересом посмотрел на Славу. Всерьез ли он это говорит?

«А что, - развивал свою мысль Слава, - с ума сошел и все, нет проблем,  ты сам этого не заметил, а если из обоймы выпал, то куда идти? В Бомжи?»

Это была обычная фобия политиков и больших и мелких. В душе своей эти люди прекрасно понимают, что на поверхность их вынес его величество случай, но никак не личные заслуги. Они видели вокруг себя куда более достойных людей, но хитростью, пресмыкательствами перед  более сильными мира сего, с помощью взяток, и очень часто благодаря предательству, именно они оказывались в первых рядах, а более достойные люди проигрывали им.

И в силу этого одного,  все эти политики от президентов до таких мелких функционеров, как Слава безумно боялись выпасть из обоймы. Их покровители еще крепко сидели в креслах, а они уже судорожно перебирали варианты. Куда бежать? Как бы по изящнее предать? И не прогадать при этом.

- Я про тебя все знаю, - шмыгнув носом, сказал Слава Селянову, - ты талантливый человек, но тебе никогда не подняться. Возраст и характер у тебя не те. И знаю, что ты романы писал.

Слава сделал паузу, выжидая, как к его словам отнесется Селянов.

Селянов же был спокоен. Он прекрасно понимал, что в современной России можно получить информацию абсолютно на любого человека. Этим занимались специальные конторы, они имели своих доверенных лиц в милиции, среди налоговиков,  чиновников и даже в ФСБ.

Поскольку Слава вертелся среди власть имущих, то ему  информацию о Селянове скорее всего дали бесплатно, не тот это был человек, чтобы платить за нее.

-  А давай роман о Непризнанной республике напишем? - совершенно неожиданно предложил Слава. – Я тебе буду давать информацию, а ты писать.

-  Что за роман? О героизме Непризнанной республики? - спросил  Селянов.

-  О каком там героизме! – ухмыльнулся Слава, - о теневой жизни. О политиках этой республики, о политиках их соседей.

Слава заерзал в кресле. У него были лицо, похожее на лицо измученной истерией женщины. Такое же лицо было у одного  приятеля детства  Селянова. Отец этого приятеля пил, мать была истеричкой, а сам приятель переходил из одного интерната для нервных детей в  другой, но в юности как-то выправился. Сказалась казачья кровь. Но иногда он как-то совершенно по бабски всплескивал руками и причитал, с измученным выражением лица: «Господи, как жить, Господи!».

- Ты знаешь, как они меня все достали, - истерично взвизгнул Слава. – Я вот на неделе к ним поеду. Опять с этим Шакловитым разговаривать, все он обижается и то не так и это.

Полковник Шакловитый, бывший боец,  прославившегося в 1991 году рижского ОМОНа,  возглавлял службу безопасности Непризнанной республики.

Селянову как-то попалась фотография, на которой Шакловитый жал руку генералу Лебедя. Лебедь был мужчина не хилый, но Шакловитый нависал над ним громадой, вроде бы доброжелательно улыбаясь, а Лебедь был явно напуган. Фотография эта поразила Селянова.  Лебедь и Шакловитый не поладили в свое время, и вот они встретились. И Шакловитый  выглядел  более сильным  внешне и внутренне человеком нежели, чем Лебедь.

- Давай напишем о них обо всех роман, - уговаривал Слава, я заплачу за распространение, денег заработаешь.

И вдруг, взвизгнул: «Пидары они все, пидары!»

- Я не по этой части, -  как можно более вежливо сказал Селянов, - чернуху не пишу, и против своих не работаю».

Слава всхлипнул, глубоко, как ребенок вздохнул. В этот момент в его кабинет вошел один из его помощников,  мужчина лет 55, в черных очках, загорелый и с очень морщинистым лицом. Он предложил написать  вместо оговоренного материла какой-то другой, но Слава, капризно выгнув губки сказал: «Петрович, не еб… мне мозги,  делай, что тебе сказали».

Когда мужчина вышел, Слава с гордостью объяснил:  «Петрович бывший офицер ГРУ, но так,  мелюзга, а водителем я  взял бывшего грушного полковника, тот матерый человек».

- Ты ему то же хамишь? - поинтересовался Селянов.

Слава  сделал вид, что не услышал вопроса. Они расстались прохладно, дело шло к завершению, и  Селянову срочно нужно было найти людей, которые пропихнули бы в газетах его тексты.

Только по этой причине он встретился с Галиной. С нею он работал несколько лет назад в одной газете. Это была женщина в теле лет тридцати пяти с красивыми глазами. Он назначил ей встречу в кафе.

Черт бы их побрал, эти московские кафе,  они были одни из самых дорогих в мире.  Нормально перекусить  обходилось в месячную пенсию какой-нибудь старушки.

Время было еще дневное,  Селянов сидел в кафе почти в одиночестве, вдруг,  вошла стайка женщин. Селянов давно заметил, что одна женщина смотрится нормально, две женщины – вызывают улыбку, потому, что все время болтают, а группа женщин – это почему-то смешно. Как-то им не ловко без мужчин,  и нелепы они словно курицы. Но если в женской группе есть хотя бы один мужик, то впечатление совсем другое, женщины чувствуют себя более уверенно. Исключение составляют только те женские группы, где роль вожака берет на себя дама с выраженными мужскими качествами.

Дамочки пришли, видимо, на обычные   посиделки.  Они рассаживались, оглядывались по сторонам, натыкаясь взглядами на  Селянова. Сейчас они возьмут пива, выпьют, захмелеют, и будут говорить, говорить. Две женщины за столиком говорят, обычно, тихо. А группа  женщин всегда несколько агрессивна.

Но вот и Галина. Она была в какой-то белой легкой кофточке, на груди у нее висел золотой кулон, волосы уложены, глаза подкрашены. С мужиком все-таки встречается.

Селянов быстро изложил суть своей просьбы. Галина соображала медленно, никак не могла вспомнить ни одного знакомого в отделе политики, который мог бы пропихнуть статьи. Селянов заказал ей пива. Она выбрала, конечно же, темное пиво. Почему-то женщины предпочитают именно такое.

Выпив кружку, Галина как-то незаметно перешла к своим проблемам и начала  жаловаться на своего мужа.

- Он садист, - говорила она.

- В чем же его садизм заключается - заинтересовался Селянов.

- Понимаешь, я пытаюсь с ним ругаться, а он мне не отвечает.

Селянов изумленно замер.

- Да - да, -  заспешила с объяснениями Галина, - ты  пойми, в душе накипает за день, я и работаю за двоих, он копейки приносит, дочь на мне,  я прихожу, мне надо излить свою желчь, я затеваю скандал… А он молчит! Нет, он не просто молчит, можно и молча как-то реагировать, он молчит равнодушно и цинично.

Селянов удержался, чтобы не захохотать. Что-то сказал в оправдание  мужа Галины, хотя и знать его не знал, но после ее слов тут же почувствовал к нему симпатию.

С  Галиной Селянов как-то в пьяном виде целовался на работе, вроде бы в шутку,  но  поэтому женщина не считала его чужим. Телесная память у женщин куда сильнее, чем у мужчин.

И  она стала доказывать Селянову, что ее муж никуда не годится, что он эгоист, что и гвоздя в доме прибить не может, что он не знает, где молоток в квартире лежит, а где отвертка, и все делает она Галина.

- Галь, попытался прервать ее Селянов, - ну я же то же мужчина. Пойми, я не на твоей стороне. В знак солидарности я на стороне твоего мужа. И вообще о деле надо подумать. Денег заработаешь.

-  Я понимаю, что гружу тебя, - печально сказала  женщина, нервно закручивая в руке свой кулон, - но если бы ты знал, как меня это все достало.

И сколько их таких бабенок было сейчас по Москве? Эта группка, что расположилась за соседнем столиком… Там ведь те же самые разговоры о никчемных мужиках.

Селянов сказал об этом Галине, усмехаясь.

- А что, разве я не правду говорю? – взвилась женщина, - житья от вас нет. И толку никакого.

-  Ну, извини, - не согласился Селянов, - мужчины варят сталь, запускают космические корабли, бороздят  мировые океаны, пашут на тракторах…

- А  пользы  то от всего  ни на грош,  - резонно возразила Галина. – Все равно весь мир на бабах держится.

С трудом, но все-таки Галина смогла переключиться на пиаровские дела. Она припомнила двух своих знакомых, которые потенциально могли бы быть полезными.

Прощаясь, Галина подала Селянову маленькую руку и  сказала, щурясь куда-то в пространство: « А ты все одинок? Но ты лучше выглядишь, чем прежде. Молодо».

Селянов промолчал. Но подумал о том, что каждый день, прожитый с Наташей,  для него станет за два дня. Вот и сейчас о ней  вспомнил, и сердце сжалось почему-то в тоске.

Почему мы испытываем  обостренно чувство одиночества именно тогда, когда у нас появляется пара? Мы понимаем всем нашим существом, что близость с женщиной не  защищает  ни от чего, а наоборот,  делает более уязвимым.

Селянов позвонил Обольчину. Это был глупый поступок, но жадность подвела. Хотелось охватить, как можно большее количество потенциальных возможностей. Обольчин имел хорошие связи в свое время, но сейчас к нему мало кто относился серьезно. И дело было даже  не в том, что Саша спился,  а в том, что он уж очень много врал.

Обольчин обрадовался звонку и произнес такую тираду: «Старик, да все газеты засипим нашими заметками, да я десяток людей ко всему этому подключу, и тут же сходу назвал своих знакомых в «Независимой газете» и «Коммерсанте».

Вот эти конкретные фамилии,  знакомые Селянову и сыграли  главную роль в том, что Селянов отправился навстречу с Обольчиным. Тот сказал, что у него что-то с ногой. И Селянову придется самому приехать.

Жил Обольчин в  самом центре на Кропоткинской. Саша рассказывал как-то историю своего рода. Одного его деда, расстрелял Сталин, а другого превознес. Дед работал послом в  европейских странах. Папа Обольчина был, видимо, связан с разведкой, во всяком случае, у Саши было много знакомых из этого ведомства.

По словам Обольчина в его роду все, кроме его отца,  были пьяницы,  включая деда дипломата. И сам Саша начал предаваться этому пороку еще в студенческие годы.
- «Старик, - как-то попивая пиво,  сказал он Селянову с гордостью, -   меня лечили лучшие наркологи Советского Союза.

- И как? – спросил ехидно Селянов.

- Результат на лицо, - невозмутимо ответил Обольчин, отхлебывая из кружки пиво.

К Советскому Союзу Обольчин питал теплые чувства, как к тому замечательному месту, где ему был по любому обеспечен достаток. Чтобы перевоспитать сына папа отдал Обольчина в армию и тот  служил какое-то время переводчиком,  побывал с ограниченным контингентом советских вооруженных сил в Анголе и Эфиопии.

Рассказы  Обольчина о своих похождениях были забавными. Он рассказывал, как однажды чуть не умер от голода на каком-то африканском острове, куда его забросила служба. Сухой паек у офицеров закончился, а  есть на острове было нечего, кроме какао. Этим  продуктом и питалось местное население. Какао варили, сушили, мочили и жарили. Другой еды не было. Но однажды аборигены поймали  морского конька и сварили уху. После этой похлебки у Обольчина и его  сослуживцев встали члены и стояли несколько часов.

Саша очень смешно показывал, как с этим торчащими членами они передвигались по острову в поисках спасения.

- Вот мы и поняли, почему эти аборигены едят одно какао, а жизнью довольны и трахаются  всеми ночами напролет, а днем танцуют и поют. Особенно их бабы довольны, – сказал Обольчин, сладко прищуриваясь.

Про нынешнюю свою жену Катерину он говорил, что она вышла за него потому, что лучшей пары ей уже не найти.

И Селянов сразу понял, почему этой даме лучшей пары не найти, как только ее увидел. Это была стройная женщина лет сорока, еврейка и … изрядно выпившая.

То, что она была пьющей особой, было видно невооруженным взглядом.  Обольчин любил евреек,  и умудрился даже среди этого народа найти пьющую даму.

Катерина окинула Селянова мгновенным взглядом, как бы сравнивая того Селянова, о котором нередко рассказывал Обольчин и реального. Пронзив Селянова взглядом, она медленно облизнула свои пересохшие губы.

Потом они шли вчетвером,  Селянов, семейная пара и их собака породы коли, старая и ободранная.

Когда проходили мимо торговой палатки,  Катерина сказал печально: « Бяша (так она  нежно звала Обольчина), зачем ты сожрал мой сырок. Я есть хочу».

Селянов предложил купить ей тут же сырок, ибо промолчать в этой ситуации было невозможно,  и дал денег на прочие продукты. Катерина купила  консервов и бутылку водки, после чего пара зашагала веселее, и даже коли замахала игриво хвостом.

Перед тем, как войти в квартиру Обольчин сказал: « Я тут ремонт затеял недавно, ты не обращай внимания».

На самом деле ремонтом не  пахло. Квартира была обычным притоном, где полно было грязи, по полу бегали стаи тараканов, а на столе сидело несколько тощих и драных кошек, которые светящимися от голода глазами не доброжелательно посмотрели на Селянова.

 А  в старом кресле спал и проснулся седой человек в очень приличном синем костюме. Он поднялся и  церемонно представился Селянову Евгением, и подал свою визитку. На ней было написано, что Евгений консультант некой  западной фирмы. Он им, наверное, и был, несколько лет назад. То же какой-то человек из бывшей элиты.

Обольчин засуетился и  стал расчищать стулья, потом заявил, что сейчас начнет готовить  фирменный салат рода дворян Обольчиных, секрет этого салата, по его словам был до сих пор никем не разгадан.

- Бяша, сядь и разливай, закусим рыбкой в томате, - сказала Катерину супругу. – Салат-то не из чего готовить.

- Нет, я приготовлю салат, - возразил Селянов, наливаясь гневом.

- Ты не приготовишь, - гневно  воскликнула Катреина, - ты все пять лет, что мы живем вместе,   обещал его приготовить, и не разу не приготовил.
- А сейчас приготовлю, - улыбаясь улыбкой Мефистофеля, сказал Саша.

- Ах, так, получай!

Катерина  быстро схватила веник и толстой ручкой весомо треснула Сашу по лысине. И тот сник, и промолвил: «Катя, что ты делаешь, гости ведь у нас».

Селянов понимал, что вмешиваться в эту стремительную ссору бесполезно, но ему было очень не уютно, особенно, когда Обольчина треснули по лысине веником. Он бросил взгляд на Евгения, а тот сидел и смотрел куда-то в окно, с безмятежным спокойствием воспитанного человека.

Примирение было таким же мгновенным, как и ссора. Водку разлили по стаканам, банки с закуской открыли, выпили… И начался пьяный и нудный для Селянова разговор. Пропущенная рюмка не принесла облегчения никому из троицы. Они видимо давно уже не испытывали от алкоголя эйфории, а только на время гасили в душах своих   похмельный чад.

Потом Катерина воспылала  пьяными чувствами к Селянову и попыталась поцеловать его в губы, с третьего раза ей это удалось, потому что отбиваться от женщины было уж совсем смешно и некрасиво.

Евгений тут же стал смотреть с безразличным видом в окно. Это был человек с высочайшим самоуважением,  и он тут же, как бы устранялся из пространства, где закипал скандал.

Катерина с довольным видом целовала Селянова в губы, а Обольчин стоял рядом и говорил тихим голосом: « Катя, зачем ты его целуешь, он же антисемит».

Где-то через пол часа Селянов, вырвался из квартиры, дав себе слово никогда больше не связываться с Обольчиным.

А через неделю подошла к концу и эпопея с пиаровскими делами. Слава начал сворачивать кампанию.

Последний раз Селянов встретился  с ним на  Тверской. Слава сидел за рулем своего огромного размером с троллейбус автомобиля. На нем были какие-то блестящие обтягивающие штанишки, какая-то  золотистого цвета курточка.   Селянов еще ни разу не видел его в одной и той же одежде, всякий раз Слава  одевался во  что-то новое.

Селянов был весь в предвкушении получения последней  тысячи долларов. И как всегда, когда мы  мысленно в  деталях представляем себе некое событие, это событие не сбывается в точности, всегда что-то не так.

Вот в руке Селянова сотенные американские доллары, он механически их пересчитывает,  всего девять бумажек.

- Ты ошибся, - сказал  Селянов, -  с тебя еще сотня.

Но Слава, жмурясь как  кот, отвечает: «Хватит. А сотку возьми со своего журналиста».

И вот здесь Селянов испытал одновременно и возмущение и облегчение. Он видел, что Слава гниль, а вроде все шло нормально. Деньги, во всяком случае, выплачивались во время. Но Слава таки нагадил. Он не мог не нагадить человеку, иначе он не был бы тем, кем он был. Представителем нашей славной элиты.

- Ты мне объясни, - улыбаясь, сказал Селянов, - вот у тебя тачка стоит триста тысяч долларов, наворовал ты только с этой компании тысяч сто минимум, а сотню долларов зажал почему?

- Ты нормально заработал, - не глядя на Селянова,  ответил Слава, - а сотку эту возьмешь со своего партнера.

Бред? Это для нормального человека бред, это даже для обычного бандита бред, а вот для нынешней элиты в  таких поступках есть какой-то смысл.

А смысл был такой. Селянов, заработавший около шести тысяч долларов на этой  кампании, должен был радостно сказать, не получив сотню долларов: «Ну, ничего, я возьму свое с журналюги, ему не доплачу сотню баксов», и Слава был бы доволен этим  унижением Селянова, и тем, что с ним работал такой же ворюга и проходимец, как и он сам.

Славу-то дрючили все. И те,  кто давал ему деньги в Непризнанной республике, и те,  кто управлял Славой в Партии власти. Он унижался постоянно, и спасением от этих унижений было унижение тех, кто зависел от Славы. И тут Селянов, который жил бедно, но его никто и не унижал.

- Никогда человек,  который  крысятничает у своих,  ничего путного  не добьется в жизни, - сказал  Селянов, выбираясь из машины. - Никогда капитан ты не будешь майором.

Но про себя Селянов подумал, что Слава вполне может стать президентом в нашей стране.


Как жить дальше?

Селянов был весь переполнен происшедшим, а рассказать было некому. Про Наташу он вспомнил только тогда, когда подумал о том, что на заработанные деньги он один легко бы прожил целый год и в ус бы не дул. А с девушкой траты   возрастали раза в два, если не больше.

И вот он приехал домой, Наташа открыла ему дверь, как всегда,  он сел пить свой чай с медом и … рассказал ей  о Славе, неожиданно для себя… Начал он свой рассказ осторожно, до этого он почти ничем с девушкой не делился. Но Наташа словно замерла, так ей было интересно слушать все это. Они впитывала каждое слово Селянова, она переживала каждое слово, она стала на время рассказа вторым Я Селянова.

Наконец-то она видела этого мужчину слабым, он искал в ней поддержки.  Она интуитивно понимала, что  Селянов доверялся ей, и что она приобретает хоть какую-то власть над ним.   Она вся превратилась в слух и сочувствие.

И через какое-то время он просто забыл, что перед ним  та самая Наташа, которой он не вполне доверял во всех отношениях, он впал в транс, в какой впадает большинство мужей, когда жены их внимательно слушают. И его несло-несло… Какой он, Селянов, молодец, как он умело живет не подленичая, и какой мерзавец и приспособленец этот Слава…

Если мужику сказать перед свадьбой, что он именно ради таких минут  возможного откровения он и женится, то мужик не поверит. Но это так. Мужик может обойтись без секса, мужик может стирать и готовить себе сам, но обойтись без человека, который  хоть иногда внимательно выслушивал тебя, или хотя бы делал вид, что выслушивает, невероятно трудно.

После своего монолога,  размягченный Селянов,  почувствовал огромное облегчение. Он пошел смотреть информационную программу, и начал ее смотреть. И тут в комнату зашла Наташа. Она  подошла к телевизору, взяла  газету с программой, при этом она чуть нагнулась, и джинсы  совсем уж туго обтянули ее попу. И желание  пронзило Селянова.

Все это время девушка не вызывала у него сильных сексуальных  эмоций. Но  сейчас он ясно осознал, что вот эта та самая чудесная Наташа, которая так терпеливо его ждала, вела его хозяйство, стирала и готовила, та самая Наташа, которая так внимательно  с сочувствием  выслушивала его сейчас и восхищалась им, принадлежит ему. Она молода и очень хороша собой. И он может с ней сделать все, что захочет.

 Селянова словно какая-то сила подбросила, она поднялся рывком и обнял Наташу сзади за грудь. Девушка замерла от неожиданности, и оттого, что Селянов еще никогда так не поступал с ней.

Он грубо поцеловал ее  шею, в том место, где билась, и пульсировал венка. И его охватила такая нежность к этому существу, такая благодарность и одновременно острое желание.

Селянов поднял ее на руки, бросил на диван, стал целовать ее лицо, сдирать с нее кофточку, девушка улыбалась ему, но была явно растеряна. Он не обращал никакого внимания на ее эмоции, он упрямо и быстро шел к цели, стаскивая с нее джинсы.

Все закончилось очень быстро. Наташа лежала молча какое-то время, а потом тихо произнесла: « За все время ты меня в первый раз хотел по-настоящему». И поцеловала его целомудренно в щеку.

Потом Селянов позаботился и о Наташе. Его руки ласково гуляли по всему ее телу, выискивая те точки, от прикосновения к  которым женщине было особенно хорошо. Собственно это было уже не обладание с его стороны, а благодарность. Он мог позволить себе быть щедрым.

Наташе передалась первая волна его страсти, и она отдавалась его рукам, извивалась под ним. Накал ее эмоций был настолько велик, что в какой-то момент она сама поспешила к облегчению и завершению всего этого. 

Наступила ночь, молодая женщина тихо спала рядом. А Селянова поразило  небывалое по силе чувство тоски и одиночества.

Вслед за опустошенностью пришло время трезвомыслия.  Он проследил весь путь своего знакомства с Наташей до этой минуты. И ему стало понятно, как шаг за шагом он покорно шел в расставленные судьбой сети. Он ведь уже относился к лежавшей рядом женщине, как к жене, и он был готов любить ее.

И это его ужаснуло. Неужели в его жизни все повториться опять, а он как робот  будет покорно выполнять приказы своего подсознания?

Ведь ясно же все заранее. У него был бы хоть какой-то шанс рассматривать Наташу, как полноценного и долговременного партнера только при условии, что он был бы  хорошо обеспечен, богат или имел бы высокий статус в нынешнем обществе.

А так, через какое-то небольшое время, через несколько месяцев, максимум через полгода, Наташа начнет вопреки даже своей воли,  повинуясь тем инстинктам и понятиям, которые уже заложены в ней на всю оставшуюся жизнь, искать себе другого партнера и самца.

Женщина так устроена, что всякий неравный брак для нее невыносим.  Всякая баба сама  определяет себе цену, а, как правило, цена эта  выявляется  в сравнении с другими бабами.

Очень скоро Наташа поймет, что такое Москва. Она присмотрится и увидит, что моложе и красивее очень многих девушек  и женщин вокруг. Но у этих женщин будут более обеспеченные мужья или молодые богатые любовники. Да и не в этом даже дело. Просто Наташа поймет, что на рынке женских услуг она вполне конкурентоспособна, и начнет  искать себе равную пару.

И это такой же закон жизни, как закон земного притяжения. Именно мысли о том, что они достойны лучшего, отравляет жизнь большинству современных женщин.

Если в патриархальном мире женщину замуж выдавали, и она знала, что возврата нет, то она смирялась и в  ряде случаев получала от супружества удовольствие. Количество  счастливых браков тогда никак уж не был меньшим, чем сейчас.
 
Человека делает несчастным именно право выбора, насколько бы иллюзорным оно не было.

Утром Наташа сидела на полу в тирольской шляпе и трусиках. Жара пришла в Москву. Блочные дома,  наполненные металлом, нагревались, и  становилось невыносимо душно. Сначала Наташа ходила в бюстгальтере и шортах, потом сняла шорты, а затем и бюстгальтер.

Селянов стал вслух размышлять о том, что папуасы потому не очень часто пристают к своим дамам, что те по острову ходят,  в чем мать родила.

Наташа задумалась, и мечтательно сказала: « Представляешь как здорово сейчас на океане. Огромный, огромный океан – воскликнула она, - волны высоченные, и запах воды, и свежесть!»

Она вскочила и стала кружиться по комнате: « И все вокруг чудесное такое!»

Но тут она опять присела, и сказал тревожно: « Но на берегу океана  дом,   и в нем ночью светятся золотым огнем все окна. И там женщина… она сидит одна…»

- Дом-то большой? – уточнил Селянов.

- Очень большой, - сказала она. – Ну, примерно,  как у нашего соседа прокурора. У него самый большой дом, такой с белыми колоннами. У начальника милиции дом поменьше, такой…  Из красного кирпича, на тюрьму похож. И в этом замечательном доме  сидит одинокая женщина. Женщина прекрасна, она очень стройна, ее белокурые волосы волнами падают ей на плечи, она сидит на шкуре барса в таких узеньких брючках, которые эффектно подчеркивают ее фигуру и белой блузке. И она бледна и очень печальна. Ее друг, капитан корабля не вернулся из плавания. И она знает, что он не вернется никогда, но она будет любить его вечно. И каждый день будет ходить на его могилу…»

- Подожди, - засмеялся Селянов,- на какую могилу? Он утонул же вместе с кораблем, раз не вернулся…

- Господи, - сникла Наташа, - ну какая разница… Ты не понимаешь…

Продолжение http://www.proza.ru/2010/05/27/1194