БРОДСКИЙ ИЛИ БРЕДСКИЙ?
Мне нечего сказать ни греку, ни варягу,
Скрипи, скрипи, перо, переводи бумагу
Иосиф Бродский
Если одним абзацем. Его предала любимая женщина, его, еврея с русской душой, выгнали власти СССР из страны, любимого Ленинграда "за тунеядство". Пасынок одной державы и приёмыш другой, он практически всю жизнь оставался одиноким чудиком. Преподавал русскую словесность американцам, а ночами скрипел авторучкой. Теперь над его тенью всё ещё ломаются копья...
О практике нобелевского комитета для Интернета мною написана особая статья. Ныне в дату 70-летия Иосифа Бродского, ушедшего в 56 лет своих от инфаркта, читателю интереснее мнение о его творчестве. Нобелевский лауреат - Иосиф Бродский прожил большую часть жизни в США. Узнал я о Бродском в годы горбачёвской перестройки. Прочтя лучшее на тот момент, я понял: у Бродского есть запоминающееся лицо, но в целом он не затронул меня. Толстой не любил Шекспира. Почему же мне должен нравиться сам Толстой? Друзья изругали меня, что я не обожаю Бродского, как они. Пришлось взять книгу "Перемена империи" (Москва, "Независимая газета", 2001) и три вечера кряду читать.
В итоге моё мнение о Бродском устоялось. В эмоциональном плане он стал мне близок: родство холостяцкого образа жизни, борьбы с одиночеством, и неодолимость тяги к писанине, именуемая графоманией. Вспомнил я и сказку Андерсена «Новый наряд короля». Нет, Бродский — не голый король литературы: он автор с самобытным, запоминающимся лицом, но что он был коронован как король русской поэзии, это выбор группы людей, назвавших себя нобелевским комитетом.
Феномен «голого короля» это феномен не короля, а свиты. Это феномен толпы, пусть даже из аристократов в третьем поколении. В толпе стыдно и не безопасно выделяться: могут затоптать. Только прямодушный, наивный мальчик не побоится заявить: а король-то голый! И тогда народ решится произнести вслух то, что не отваживался сказать сразу, опасаясь королевских сатрапов. Свита же будет играть роль до конца, гордо неся шлейф нудиста.
ИОСИФ БРОДСКИЙ — ПОЭТ ИЛИ ПРОЗАИК?
Ритмичность суть самый главный признак поэзии, отличающий её от прозы. Ритмичность речи не сильное место Бродского. Речь его не напевна. Его ритмы — ритмы фразовика, вдохновенное бормотание шамана, завораживающее взбудораженное сознание, но оставляющее равнодушным воспитанников кристально чистой Пушкинской традиции, акцентного стиха, вколоченного в русскую словесность Владимиром Маяковским. Что же нового открыл Бродский в поэзии, не один "штабель слов" "пером кириллицы наколов"? Затрудняюсь с ответом. Рифмованные фразовики новость только для членов нобелевского комитета, хуже понимающих Тургенева и Бунина, чем Синявского и Даниэля.
Поэтическая речь не проза. Поэту не совсем уместно "вылизывание чахоткиных плевков шершавым языком плаката". Предназначение поэзии в возвышении предметов. Это правило, есть и художественно оправданные исключения. Не пристало избегать тем, "трудноватых для пера" художнику — гражданину. И тогда лишь мастерство и чувство меры помогут пробудить у читателя благородные, а не низменные чувства.
Часто проза по отношению к поэтической речи выступает в качестве своеобразного подстрочника. Поэзия более энергоёмка и для написания и для прочтения. Читая Бродского, приходишь к выводу, что ему, по собственному выражению, "кириллицею не побрезгав", иногда лучше было бы писать прозой. К его творчеству более всего подходит определение "стихи потока сознания", по форме — "стихотворения в прозе". Описательность — ключевое слово творчества Бродского. Он напоминает акына, поющего обо всём, что видит, по ходу делая лирические отступления и философские обобщения.
Нередко философские выводы Бродского плоски, как "затылок валуна" на побережье Балтийского моря, в окрестностях которого он родился и вырос. Его произведения зачастую напоминают переводную поэзию, сырьё, подстрочник. Переводчику не хватило времени, для кристаллизации смысла, он пускает в жизнь подстрочник.
Бродский предпочитал рифмовку типа "ааbb" или "ааbссb", а то и монорим. Его рифмовка, как он сам выразился, зачастую напоминает волны, "всегда набегающие по две" на берег залива, где прошло его детство. Характерны обрывы рифмы на середине слов, разрывы мысли на концах строк. Почти всегда это пахнет нарочитостью, снобистской вычурностью. Он и не претендовал на глубину отражения действительности, лишь честно отразил личную драму "пасынка" одной империи и "гордого приёмыша" другой. Большего из своей скорлупки он не увидел и не отразил.
Казах Джамбул пел о великом строительстве за похлёбку советской власти. Не будем обвинять Бродского за то, что он не воспевал великих свершений, а писал только о том, что видел из окна гостиницы. Бродский явил миру парадокс антипоэта: он всю жизнь боролся с патетикой — стержнем поэзии. Ясно, что напрасно, но он был так устроен, в чём сам признавался. Доверительная откровенность Бродского заставила меня смириться со всеми его недостатками…
ПОЭЗИЯ ПОТОКА СОЗНАНИЯ...
Нередко философствования Бродского принимают форму афоризма а ля Козьма Прутков. Пространное резонёрство: "Помни: любое движенье, по сути, есть перенесение тяжести тела в другое место!" То тут, то там видны попытки глубокого философствования на мелком месте: "Сколько льда нужно бросить в стакан, чтоб остановить Титаник мысли?" То автор посвящает воистину бессмертную в своей трогательности поэму осенней мухе, то чуть ли не оду выдаёт стакану обыкновенной водопроводной воды. И тогда утомительные длинноты, непросеянность потока сознания решетом художественной меры и целесообразности обесценивают творчество Бродского.
Он незаурядный графоман, непрерывно генерирующий образы, превращающийся "в шорох пера по бумаге, в кольца, петли, клинышки букв и, потому что скользко, в запятые и точки". Честно признаётся, что пишет ради самого процесса письма, слова его, по его выражению, подобны "волнам, катящимся вдаль без адреса". Растекаясь мыслями по древу, утопая в натурализме подробностей, в них растворяя суть, он, не шутя, полагает, "истина в том, что истины нет", а "чернила честнее крови"!
Стихи Бродского живописны, точнее - кинематографичны, как, пожалуй, ни у кого другого до него в истории русскоязычного стихосложения. Но это кинематографичность мельтешащих клипов. Лично меня она раздражает и утомляет. «Цыганская» пестрота образов часто не фокусируется в целое. Стихи Мастера стихосложения всегда подобны ожерелью: чётки образов нанизаны на нить единого смысла.
Пример? Стихи Вознесенского «Не возвращайтесь к былым возлюбленным». Говоря о признаваемой самим Бродским графомании, я не утверждаю заурядность плодов этой графомании. Бродский графоман, как все профессионалы пера (литераторы, журналисты), но он не примитив, подобно графоманам, несущим крест вырождающейся наследственности. Бродский - оригинальный автор со своим стилем. Когда он описывает нечто значимое для него лично, он пишет уже не чернилами, но кровью сердца. Рождается подлинная поэзия.
Но не дай Всевышний Бродскому начать умствовать. Его мысль превращается в ребус шизофреника, типа: "Разрастаясь как мысль облаков о себе в синеве, время жизни, стремясь отделиться от времени смерти, обращается к звуку, к его серебру в соловье, центробежной иглой разгоняя масштаб круговерти". Невнятица Бредского... Куда понятней народное: «с колокольни дрыном машем, разгоняя облака!»
При всём многообразии сюжетов «кюи» Бродского однообразны. Он многоречив и пишет "кириллициным отголоском" от скуки: "Скрипи, перо. Черней, бумага. Лети, минута". Краткость сестра таланта. К Бродскому это не применимо. В его традиции развивать замысел на протяжении многих частей. У него почти нет миниатюр. Он почти не шутит. И потому приятно радуют перлы: "с точки зренья комара, человек не умира..."...
Такие, не характерные в целом для творчества Бродского, моменты запоминаются и определяют обаяние его образа. Лучше сказать его же собственными словами: "Как хорошо, что некого винить, как хорошо, что ты никем не связан, как хорошо, что до смерти любить тебя никто на свете не обязан". Сказано в классической пронзительной ясности, афористичности. Если и Бродский декларирует порой свою направленность на классицизм, на античную ясность форм, он модернист в русле литературы потока сознания. В этом суть.
ПРАВО БЫТЬ САМИМ СОБОЙ...
В каждом частном человеческом предпочтении непременно есть общечеловеческое содержание и любой вкус имеет право на существование. При всей противоречивости отношения, Бродский искренно мною любим. Любовь иррациональна. Я не обязан оправдываться, объяснять как она сочетается с критикой. Я пишу пародии только на любимых мною поэтов. Даже на Маяковского я не могу написать пародию, ибо давно нет мальчика, на школьном вечере с пафосом читавшего «Стихи о советском паспорте». А, может, мальчика-то и не было? Вот любимейшая мной самим моя пародия «Вечерний променад» - на стихи Бродского. Она НАРОЧНО свёрстана прозой...
«Жухлых листьев не видно давно, серый сумрак завесил окно. На столе расстелилось сукно зелёное, по краям в двух местах прожжённое. Моя муза — легка, нага — пляшет, делая мне рога с хилым фавном, в простор маня... Я хотел бы за нею, но… опасаюсь ступить. Нога в но... в новый век не спешит нога-то: с моим центнером трудновато за вакханкой поспеть, друзья. Я колол слов штабеля — мне вручили медаль Нобеля, я ж писал, не стараясь, между строк простираясь нервами, как алкаш, упиваясь перлами. Жил со скукой в борьбе, строя кукиш судьбе, и т.д., и т.п. В одиночестве скоморошьим райком полоскал в горле ком и выплёвывал в мир пророчества. Все мы станем ничем. Монах призван славить меня в веках, как Сиону угодно, но ни греку и ни варягу не варил я патетики брагу, и не делал бред шизика модным: жив свободным, я умер свободным».
На этой уважительной ноте стоит закончить.