- Ты знаешь, времена меняются, и я больше не в силах сдерживать их странную и в какой-то степени даже агрессивную мутацию своим абсолютным настроем видеть происходящее через грани призмы безрассудства. Они уже достаточно сильны чтобы сожрать весь этот мир, не оставив ни намека на то, что раньше эти земли полнились песнями и молитвами ушедших в небытие народов. Все жаждут чего-то иного, невообразимо прекрасного, по их мнению, и даже не замечают, как погружаются в реку собственных же испражнений, забывая о тех, кто дал им возможность чувствовать. Теперь они считают меня сумасшедшим, несмотря на то, что наше с тобой знакомство для них оставалось в тени. Что ж, возможно они правы. А возможно и нет. Мне малоинтересно их мнение, поскольку они формируют его, беря за основу догматы, которые некогда подкинули им хитроумные дельцы, перерабатывая, дорабатывая их, идя в ногу с прогрессом. Они спланировали все задолго до того, как мы поняли, что происходит, а теперь от их взоров уже ничто не скроется и они знают о каждом шаге, каждом движении, что сделаны под небесным сводом этого мира. Если так будет продолжаться и дальше, то они непременно выроют себе могилу и погребут себя под пластом собственной же глупости и лицемерия. О, как я люблю эти слова – лицемерие, гордыня, эгоизм – они присущи всем людям, кроме, может быть, блаженных, и люди не преминули ими воспользоваться в полной мере. Из зеркал то и дело выпрыгивают образы, разрывая границы привычных защитных кругов, и стремятся погрузиться в суету и царящий хаос этого беспокойного мира. Никто так не подвержен порокам как расы разумные. Мы уже редко руководствуемся инстинктами, годы притупили их и теперь разум входит в раж, начиная безумствовать, предвкушая самую великую потеху на закате времен. По тысячам страждущих взоров можно определить – несмотря на кичливость и смелые высказывания в пустоту, люди трясутся от страха, животного, первобытного. Это последнее, что осталось у них. Мы проиграли эту битву, но до конца войны еще далеко – очень скоро нас отбросит назад с такой бешеной силой, что сейчас это даже невозможно представить, и тогда все вернется на круги своя. Жестокий отбор, формирование каст, возрождение религий, хаос закона и беззакония в равной степени. Никто не желает этого, но все знают, что сие произойдет и неотвратимо движутся навстречу своей судьбе. Длани дельцов успешно помогают им в этом.
Ты чувствуешь, что ветер снова с нами? Спустя столько лет он возвращается непреклонным и величественным как прежде. Он тоже не прочь стать свидетелем того, что произойдет. В одну ночь, что была давным-давно, я видел его лик в сполохах костра, на горе, что называлась цитаделью мудрости. Именно там, впервые, он открыл свои ладони человеку и показал мне весь путь. Велико было мое смятение, ибо я не знал можно ли поверить во все это, но потом оно сменилось абсолютом покоя – так силен был огонь, горевший не только предо мной, но и во мне. Сотни тысяч душ говорили внутри меня и были готовы к броску, когда серебряный волк пронзил меня своим взглядом. И сердце, что билось в руках, и приторный вкус крови, и рассветные лучи – гармония исчезла навсегда, сменившись жаждой странствий. Тогда ветер соткал дорожный плащ и бросил его рядом со мной, а потом отправился дальше, оставив меня наедине с моими узниками и бесценным подарком. Обуянные стремлением постичь глубину великого знания люди подошли к горе, освещая путь свой факелами, которые в скоплении вполне могли бы сойти за огненного змея. Они забирались все выше, и сердце мое колотилось сильнее по мере их приближения. Я был мертв уже тогда, просто не сознавал этого. Тысячи копий полетели в меня в тот момент, когда кто-то из провидцев их племени выкрикнул призыв к творцу – безрассудство смертных мужей и женщин еще более смешно, чем мое. Я не боялся смерти. Странно это говорить мне - человеку, который ведал свою судьбу, но ты знаешь, мне было совершенно безразлично. Они убили меня и сожгли тело там же, устроив грандиозное пиршество по священному поводу обретения. Танцы и музыка, приводящие в экстаз этих обезумевших тварей, поглотили все вокруг и не отпускали до наступления темноты, а потом изрыгнули останки никчемной цивилизации и культуры и навсегда растворились в водах черного океана, что сокрыл в себе цитадель мудрости и все иже с ней.
Ты вовремя открыл врата и за это я благодарен тебе, хоть и провел по ту сторону неисчислимое количество лет. Ожидание, казавшееся бесконечным, прервалось внезапно, а теперь все повторяется. Они снова уничтожают то, что создали и чувство вины или ответственности им неведомо. Прискорбно, что спустя тысячелетия, склонность к повторению ошибок все так же сильна и велика.
Гордыня ведет их, состязание с призраками никогда не закончится, но этот отрезок пути был слишком долог, чтобы пренебречь им. Иногда возникает такое чувство, как будто ничего не было. Со временем, я многое стал забывать, лишь смутные образы, то возникающие, то исчезающие в серой пелене проклятого тумана, посещают мой разум, который ныне сочли мертвым. Не буду отрицать их глупых свидетельств, ведь прежде всего люди пытаются доказать что-то самим себе и как велико будет их разочарование, когда они не найдут общей цели стремления к удовлетворению своих потребностей.
Эгоизм сидит глубоко внутри каждого и не собирается сдавать своих позиций. В его власти наслаждение от наблюдений за тщетными попытками ближних своих, хоть как-то привлечь внимание высоких господ. Но когда первые сходят с ума, умирают, играют с жизнью ради кого-то, то вторые смотрят. Они упиваются своей властью - в паутине которой дергаются миллионы крошечных марионеток, благоговейно почитая и вознося хвалу тем, кто возвысился над ними. У марионеток разбиты сердца, я чувствую это. Они неспособны заглянуть себе в душу, для того чтобы найти все ответы и истину, ибо они себя давно и безнадежно потеряли.
Несущий внутри безразличие я смотрю на них так же как в тот момент, когда они лишили меня жизни. Мой дорожный плащ все еще за спиной и свечи моего храма горят, но мне боле не выказать, ни сострадания, ни жалости. Я забыл, что это такое. Я вообще стал многое забывать. Случилось ли это оттого, что ими когда-то было совершено предательство, или потому что я не чувствую боле родства с этим миром. Важно то, что они видят во мне врага – то немногое, что я могу сделать для них, это стать символом объединения. Мертвецы все еще терзаются внутри меня, и я знаю их имена. Они умоляют о свободе, они устали быть пленниками, и совсем скоро мне не удастся сдержать их яростный натиск, волна которого будет направлена на ставшее практически бесполезным, поколение. Скорблю ли я? Нет. Ты научил меня с легкостью переписывать страницы истории и сжигать книги в пламени. Теперь я могу точно сказать, что не имею права называться человеком.
Кот смотрел на меня из тени, которую отбрасывал массивный шкаф в углу комнаты и перебирал когтями по обшивке кресла, на котором сидел. Прищурившись и выдавив из себя что-то наподобие улыбки, он соскочил со своего, успевшего уже стать любимым места, и подошел ко мне.
- Я открою тебе тайну, - произнес он вкрадчиво, но я сразу понял, в чем будет заключаться суть. Я повернулся к Молоху, прислонился спиной к стене и сполз по ней, усевшись на полу. Жутко хотелось курить, но мне было известно, что в этом мире сигарет даже не изобрели, а табак в трубке к этому времени, у меня уже закончился. Я глубоко вздохнул и расправил плечи.
- Я знаю, - прошептал я, но чувствовал, что демон в обличье кота даст мне услышать сие из своих уст.
- Врата ждут тебя, - сквозь урчание сказал Молох, - Ты скоро умрешь…