«1984»
Но, видно, детскому слуху важен не
смысл, а завораживающее звучание.
Оно-то и действовало безошибочно.
Уверен и сегодня, что так называемая
стиховая музыка решает половину дела.
А. Кушнер. «У Ахматовой»
БОЛЬШОЙ ПРИВЕТ С СЕВЕРА
Как мы встретили свой «дембельский» 84-й, не помню, видимо, по-простому; но сознание, что уже в этом году будешь дома, грело; не грело лишь южное солнце. Хотя обычно зима в этих краях – понятие относительное, но в новом году вдруг резко похолодало и однажды выпал снег!
Да не простой снег! Мы прочищали дорожки и ходили, как по тоннелям, снегу было выше головы. Старожилы уверяли, что такая холодная зима случается в их местах раз в 50 лет, а то и реже; так что нам крупно повезло.
К счастью, на складе нашлись тулупы; к счастью для нашей караульной роты, остальные по ночам спали в тепле.
Мы как раз были в карауле, когда пришел местный мужик и заявил начальнику:
- Лейтенант, говядина нужна?
- Да, - удивился лейтенант, - а почему нет! Нужна!
- Тогда давай солдат, коров доставать из ямы. Коровы из-за снега упали в яму, ноги переломали; надо их достать, зарезать и мясо берите себе.
Так Дед Мороз послал нам отборной говядины, не лишняя «подпитка» в такие холода.
Песков рассказывал, как ЮНЕСКО переселяло староверов из Китая, когда там случилась беда. Им предлагали много разных стран, но большинство выбрало Аляску. Настоящий русский любит снег. Я тоже торчал от этой погоды, хотя 2 часа на посту были тяжелее, чем в теплую погоду, но все равно снег этого стоил! Лично я всегда буду помнить этот «большой привет с Севера».
СНОВА В КАРАУЛЕ
Если брать полтора года в Яшме, то примерно год из этого срока мне пришлось провести в карауле. При этом целый год мы охраняли неизвестно что. Кто говорил, ракеты, кто – бомбы, но что конкретно – никто не знал.
Объект располагался километрах в пяти от части. Так что, конечно, нас возили туда. Эта же машина возила завтрак, обед, ужин и проверяющих по ночам.
Центр объекта – это довольно большой пустырь с какими-то длинными подвалами посередине. Огорожен этот пустырь был высоким деревянным забором и двумя заборами из колючей проволоки. Между ними Цыган на ночь выпускал своих собак, а караульные были во втором периметре.
Заборы, как известно, без ворот не бывают, а раз три забора, значит, и трое ворот, по центру. Слева от ворот, на углу, торчала караульная вышка, что-то вроде «грибка» с детской площадки на «жирафьих» ножках. По диагонали от нее, тоже на углу, стояла вторая вышка.
Ночью на каждой стороне объекта находилось по часовому, днем хватало двух человек, с вышек просматривались все стороны. В этой системе была своя выигрышная комбинация цифр: выходишь на пост в определенное время и получается, что ночь отстоишь, а днем уже не попадаешь, потому что днем нужно меньше часовых. Эти счастливчики возвращались с утренней машиной в часть и до вечернего построения были предоставлены сами себе.
2 часа на посту; 2 часа в нарды в караульном помещении – бодрствующая смена; 2 часа сна на деревянных топчанах в комнате с навечно забитым досками окном, в «перманентной спальне».
Ночью на посту мы обманывали время и начальство, собираясь в одном месте объекта; смолили сигареты, травили анекдоты, болтали о чем ни попадя, а чтобы не попасться проверяющему, придумали систему «свой-чужой». Описывать ее долго, но работала она успешно, ни разу никто не попался.
Если выпадала дневная смена и приходилось стоять на вышке, тогда в ход шло проверенное старое «оружие» против времени: книга. Правда, библиотека части была не самой богатой в Азербайджане, особенно на тот сорт литературы, который я считал высшим, то есть фантастика, приключения, детективы. К лету я все это перечитал и, скрепя сердце, взялся за классику, которая весьма удивительно повлияет на мою жизнь, но тогда я этого еще не знал…
МОКРОЕ ДЕЛО
Как раз во время этой зимы, когда так сладко спалось в натопленной «спальне» под кучей шинелей, мне приснился сон: Знойный летний день; небо цвета вытертых джинсов и без единого облачка; ленивые легкие волны тихо лижут белый песок пляжа; в море ни единой души, а на пляже только тоненькая загорелая девушка в белом бикини и, конечно, я. Подхожу к ней, ложусь рядом и без лишних слов начинаю ласкать ее и целовать. Тянусь к завязке бюстгальтера и вдруг с «небес» раздается глас:
- Леха, вставай! Твоя смена! Давай, вставай, уже пора!
- Е… пере…е! – подскакиваю на топчане. – Первый сон почти за два года службы! Да еще какой! И именно в этот момент надо будить!
- Ну, а я что сделаю, - разводит руками разводящий, - мы и так уже ту смену динамим!
Отстояли мы 2 часа без происшествий. Отсидели 2 часа «бодрствующей» и снова пошли спать. Это так быстро случилось! Закрыл глаза… Хлоп! И на том же месте, с той же девушкой… «Второй дубль». Тут уж у меня времени уйма! Мы целуемся, раздеваемся, становимся «одной плотью»… Не знаю, как она, а я испытываю неземное блаженство! Вот только когда просыпаюсь, понимаю, какое это «мокрое дело» - встречаться с девушками во сне…
ВЕСЕННЕЕ ОБОСТРЕНИЕ
В самом начале весны командир роты дал нам с Сашей «москвичом» какое-то поручение. Мы сидели в казарме и исполняли порученное. Прибежал дежурный и объявил, что командир части собирает всех на построение. Мы не пошли, потому что поручение было срочное…
За невыполнение его приказа Солоха объявил нам по 5 суток губы. Весь вечер прошел в раздумьях, что делать, как быть, как избежать явной несправедливости… Тем более, что все нам сочувствовали так прямо по-солдатски:
- Ну, бляха-муха, вешайтесь, пацаны! Своим еще ничего, а чужих в Ситалчае знаете, как гоняют! Караул!
К поздней ночи с помощью чая и курева вырисовался план. Осталось лишь дождаться утра…
Утром мы принесли первую жертву: завтрак. То есть план, навязанный нам командованием, был таков: позавтракать и идти на КПП, откуда машина должна была отвезти нас на губу. Мы же на завтрак не пошли, а легли на газон напротив входа в штаб…
Первым нас заметил дежурный по части:
- Солдаты, вы что здесь разлеглись?! На губу хотите?! Щас Солоха будет идти! И замполит.
- А мы не разлеглись! Это «лежачая забастовка»!
Дежурный по части отвесил челюсть. Потом подтянул ее, как положено по уставу, и стал нас уговаривать не лежать на газоне…
За этим занятием нас застал замполит. Это уже была не «мышка» и даже не «кошка», а где-то даже «внучка», но все равно «вытянуть» нас не удавалось.
Солоха, увидев загорантов, сразу стал кричать и только потом разговаривать.
- Ладно, - сказал Солоха, - сейчас придут солдаты, поднимут вас силой и отправят на губу!
- Но есть-то они нас не заставят!
- То есть?!
- В таком случае мы начнем голодовку. Умирающие от голода солдаты – плохой показатель для части.
- Ладно, пошли в кабинет, поговорим.
В кабинете, чтобы закрепить успех, мы выложили последний «козырь»: в надежном месте спрятано письмо в «Красную звезду», где перечисляются злоупотребления, происходившие в части, если что – надежный человек отправит его из Сумгаита…
- Ладно, - покумекав, решил Солоха, - возможно, я был не прав с гауптвахтой. Что ж, идите, служите! Отменяется Ситалчай.
Мы вышли в коридор с улыбками до ушей.
- Ой, Саш, подожди, - вдруг вспомнил я что-то, - сейчас я, на минутку.
Я вернулся в кабинет:
- Разрешите, товарищ полковник.
- Проходи. Что еще?
- Знаете, в учебке я почти месяц был почтальоном. Может быть, мне и здесь попробовать?
- Ну, обратись к замполиту, скажешь, что я разрешил попробовать.
Да, тогда нам казалось, что это победа. Знали бы мы, какие беды ждут нас впереди…
САМОЛЕТ «ИКАР»
Если вечером заступаешь в караул, то после обеда и до самого вечера у тебя свободное время. Вот в такой промежуток для отдыха мы с Сашей москвичом завалились в кубрик, не спать, а просто поваляться и поболтать…
Многие знают, как это бывает, начинаешь вдруг ни с того, ни с сего напевать какую-то мелодию, которую уже 100 лет не слышал и не вспоминал. Почему именно в этот момент, часто такой же обыденный, как миллионы других, именно эта песня заскакивает тебе в голову, соскакивает с языка и снова заскакивает, на этот раз в уши – большая загадка. Так же можно вспомнить человека, который на другом конце Земли и не давал о себе знать много-много лет. Ну, и прочее в таком духе.
Вот так и тогда; с чего мы заговорили про этот самолет, ума не приложу. Ни до, ни после мы об этом не говорили. Но тут как-то началась фантазия; типа, сейчас заступим в караул, дождемся проверяющего, разоружим всех, свяжем, возьмем машину – и в Ситалчай, там захватим секретный самолет – и в Иран. Да, еще можно Солоху захватить в придачу к самолету! Продадим их в Иране за большие деньги!
Конечно, это был прикол. Там еще были какие-то нюансы, теперь их уже не вспомнить и выглядит это блекло, а тогда мы хохотали от души… До слез; в будущем, особенно…
Приближался Сашин дембель. Конечно, он сиял, а я чуть-чуть грустил. Но когда одним утром в казарму заявился замполит и сказал, что после завтрака берет нас с собой в Баку что-то там получить-погрузить, мы радовались оба. Поездка в Баку – это было круто!
Нет, один раз мы были в Баку. Всей нашей ротой. Ловили какого-то солдата, сбежавшего из какой-то части. Но города мы так и не видели, только «нахаловку». Тоже впечатление незабываемое. Хаос; лабиринт каких-то сараюшек, автомобильных будок без колес, чуть ли не конур и т.п. Из труб валит дым; бегают грязные детишки; что-то на чужом языке кричат женщины. Такое я видел впервые, а больше не доводилось и, дай Бог, не придется.
А тут, ясное дело, будем ездить по центру, а не по окраинам, это гораздо интереснее. Да и вряд ли уже в этот день попадем в караул, значит, и другой день будет в нашем распоряжении.
На небе солнышко сияет; в животах приятная легкая тяжесть завтрака, все носятся в обыденном ритме, а у нас – «джаз». Мы из этого ритма выключены! Мы стоим на КПП, курим, ждем машину…
Ого! Еще и на штабной поедем! Там в будке музыка, а замполит будет сидеть в кабине; полная свобода!
Так хорошо начинался этот день! Примчался замполит:
- Так, ну вы здесь. Все, едем.
Поехали. Саша быстро настроил приемник, поймал что-то веселое, окна открыли, смолим, хохочем…
Не успели оглянуться, а уже и Баку «за бортом». Глазеем в окна, и вдруг Саша восклицает:
- Ну, ни х… себе, покатались!
Машина как раз тормозит у какого-то мрачного-мрачного здания.
- А что такое?!
- А ты знаешь, куда нас привезли?!
- Нет!
- Республиканское управление КГБ!
- А на фига?!
- А я знаю!
Честно говоря, я не очень-то испугался. Ну КГБ и КГБ! Вины я за собой никакой не чувствовал, а про 37 год знал тогда лишь одно – мама родилась 14 октября 37-го.
Дверь распахнулась. В проеме стоял замполит:
- Ну вот, приехали. Сейчас я вас провожу на КПП, а там позвоним и капитан *** вас заберет.
Наш особист, капитан ***, встретил нас, как дорогих и долгожданных гостей, только что не целовал «по-генсековски». Провел нас внутрь.
- Вот, Алексей, заходи, - открыл дверь в небольшой пустой кабинетик, - жди здесь, тебя вызовут. А Саша посидит в другом месте.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец дверь распахнулась, в коридоре стоял сержант-срочник:
- Пройдемте со мной.
Мы пошли. Он впереди, я за ним. По каким-то коридорам-лабиринтам. Остановились у кабинета с массивными дверьми. Он распахнул одну половинку:
- Проходите.
Я вошел в просторный полупустой кабинет. В глубине его стоял длинный стол с задвинутыми стульями. В торце этого стола – другой, поменьше. В центре – важный мордатый офицер, по-моему, полковник. Сбоку наш особист.
- Присаживайся, Алексей, - махнул рукой он на стул рядом с ним. Я присел. Сначала он записал мои данные, потом поговорил о службе и т.п. – Расскажи нам , Алексей, о самолете.
Предложение было странное. Я не Туполев и не Илюшин, с чего бы мне рассказывать им о самолете. Не могу сказать точно, вспомнил ли я сразу тот наш разговор с Сашей или когда мне дали прочесть бумагу с описанием этого разговора, но то, что стал «косить под дурачка», не забыл.
- О каком? – спросил я.
- О секретном, - уточнил особист, - из Ситалчая.
- Ой, да я даже не знаю, что в своей части охраняю, а уж ситалчаевские секретные самолеты! Никто про них и не слышал!
- А мы слышали; вот, почитай, - тут особист и подсунул мне эту бумагу, где описывался наш разговор, причем подпись он прикрывал своей волосатой рукой, и кто написал сей «опус», так и осталось тайной. Видимо, автор лежал на втором ярусе и мы его не заметили, что лишний раз доказывает – все это дело дутое, если бы мы серьезно собрались угнать самолет, уж мы бы нашли местечко поукромнее для планирования.
- Так что ты можешь рассказать нам по этому вопросу? – продолжил особист, убрав бумажку в папку.
Тут-то я и начал молоть языком всякую чушь. Сейчас понимаю, что им нужен был Саша, а не я. От меня требовалось подключиться к игре, которая велась против него и тоже что-то выложить, его порочащее, но мне не хотелось этого делать. Хотя пример для подражания был не один. Удивительно, как много народу стучало. Удивительно, что и такие, на которых я никогда бы не подумал. Хотя бы один сержант из призыва моего земляка. С виду он был такой крутой. Часто кричал, что стукачи – самый х..й народ и вот-те на!
Его подпись особист не скрывал, ведь этот сержант уволился, если же подписи прикрывались рукой, значит, стукачи еще в наших рядах…
Моя «игра» оказалась убедительнее, потому что через час мурыженья особист разогнулся и сказал:
- Ладно, Алексей, можешь идти. Сержант выведет тебя во двор.
Этот двор, в пику мрачноватому зданию, оказался «райским» местечком. Над двором сияло солнышко, а в центре двора раскинулось огромное дерево; в его кроне пели птицы, а в тени ругались солдаты… То есть под деревом был стол и 2 лавочки, два солдата резались в нарды, а когда я вышел во двор, они спорили о каком-то ходе…
Я подошел и сел рядом…
- Привет. А ты откуда?
- Да из части***.
- Не знаю такую. А здесь что делаешь?
Я примерно рассказал, в чем дело.
- Ясно, - сказал кто-то из них, - видимо, друг твой влип. Есть хочешь?
Сказать, что я тогда переживал за Сашу, не могу. Если бы в подвалах этого здания расстреливали людей, то вряд ли здесь пели бы птицы, а солдаты беззаботно и весело спорили о чепухе; вряд ли меня кормили бы обедом и поили чаем, не вязалась вся эта атмосфера с чем-то ужасным.
А Саши не было долго. Уже и солнышко спряталось, и солдаты (чьи-то водилы) разъехались, и птички замолчали, а его все не было, вот тогда зябковато стало на душе…
Что там происходило? Что могли они с ним делать весь день? Чего от него добивались? Это я сейчас задаю себе вопросы, а тогда только чувства…
Когда Саша появился и нервно закурил, я просто обрадованно говорил какие-то общие слова; обрадованно, что вот наконец он «на свободе». Я не расспрашивал, а он не рассказывал, поэтому все это осталось тайной для меня. Впрочем, я помню, с каким огорчением он произнес:
- Все, накрылось мое поступление в МГУ!
- Почему?!
- Предупреждение от КГБ! Да и из комсомола исключат!
- Ну, это мы еще посмотрим!
- Исключат, - уверенно подвел черту Саша.
- Посмотрим, - повторил я.
Обратно мы ехали молча. Не включали музыку и почти не разговаривали. Только много курили. В таких ситуациях сигареты – благо…
КОМСОМОЛЬСКОЕ СОБРАНИЕ
Наверняка пока еще большая часть россиян помнит, что такое комсомольское собрание. Это довольно скучное и лживое мероприятие, на котором обязаны быть.
Лицом к публике сидит президиум, выступающий становится за трибуну.
Таким же обычным было и то, роковое для Саши москвича, собрание. Обсудили какие-то вопросы и в самом конце объявили об исключении Александра Е. из комсомола.
За трибуну вышел самый правильный солдат Ваня Г. и стал объяснять публике, какой неправильный комсомолец и солдат Александр Е. Вывод Вани: такому человеку не место среди «красных ангелов» - комсомольцев.
- Кто за то, чтобы исключить Александра Е. из комсомола? Прошу поднять руки!
В битком набитом зале дернулись вверх всего 2-3 руки, да и те быстро опустились, испугавшись одиночества. Ваня покраснел – настоящий комсомолец. Замполит побагровел, как-никак коммунист. Такого никто из них не ожидал.
Ну не знали они, что мы с Цыганом провели «разъяснительные беседы», что, мол, Сашу подставили и не стоит голосовать за его исключение. Сработало. Стоит учесть что, он многим делал дембельские альбомы и этим многие были ему обязаны…
Вот тогда в замполите проснулся комиссар. Он выхватил маузер (шутка) и прыгнул со сцены в зал. Что конкретно он тогда говорил, не помню, но вот его метод воздействия на массы не забыл. Он угрожал лидерам. Надо ему отдать должное – он знал, «кто есть кто». То есть, к примеру, видит, вот сидит Иванов, он знает, Иванов – лидер, если Иванов поднимет руку, вокруг него поднимут руки многие; он знал, чего боится Иванов, допустим, не поехать в отпуск, значит, надо припугнуть Иванова отпуском…
- А я че?! – говорит Иванов. – Я ниче!
И Иванов поднимает руку, а вслед за ним и приближенные…
А вот сидит Петров. У него тоже есть грешки и страхи. В итоге и Петров бормочет:
- Ну, а че я?! Я за!
Иванов, Петров, Сидоров и вскоре «по его хотенью, по его веленью» поднялся лес рук…
Против были только двое: мы с Цыганом. Что ж, куда нам тягаться с дипломированным специалистом.
Чуть погодя Саша ушел на дембель, мне же оставалось еще полгода. Незабываемых…
Продолжение следует…