Так играть, чтоб Господь поверил тебе...
Вот она - сцена, на которой стоит герой...
Одежды невидимо-тщетны в кромешной непоколебимости.
Одни глаза, отдающие жизнью в пепле притёмков застойно светятся навстречу всевидящему.
Поудумаешь, сыграешь самого себя и вот восветишься-всходишь, даже когда пасмурно и горько - тянешься и вплываешь Господу в руки, словно дитя во святые облака за любовью. Вооброзом, бесподобием...
И вот, глядишь, сам из под себя: каждая тварь Божья, наделена и негожим, и сплошь рядом проницательно-благодательным,..
И тайн, непокрытых тайнописью в одном чернильном пятне окажется больше, и океан неразлучно восследует спутником, восполняясь воздушным шаром - раздувая внутреннее проведение до истока.
А ныне, на моих вершинах преуспевает тишина...
А звучки, мелкие пакосотные звучки, чудомазанным скрежетом разводят аквараель интонации, и словно заждавшиеся парохода глухие эммигранты, упорно тиражируют, гомонят - браздятся неразберимым.
Бурчат, словно пришлые любители сладкого.
А пароход вечно на цепи. Вечно чертит круги по воде.
А я бежал по воде, по холодной воде бежал, а другие плыли за мной.
А я легко бежал с одного берега на другой. Вот так сыграть, чтобы ОН поверил тебе.
Без совершенного умопомрачения, до неизвестности следущего шага гения. Без малого до великого.
Господи, прости меня грешного, прости за то, что случалось быть добрым и отзывчивым, но излишне свирепо-верным, прости за свет, который дарил людям, как учил меня ты дарить свет людям.
Прости Господи, за то, что не брезговал быть чистым и смелым - в поступках, рассуждениях, делах. Так сыграть, чтоб поверил тебе... Так сыграть чтоб... так... ак-ак...