Разлука

 
Для него это было всего лишь десять дней.
Для неё ДЕСЯТЬ ДНЕЙ.
Он, уезжая, ей говорил «До встречи!»,
Она же прощалась с ним…
Уже тогда он знал: «Когда я приеду, ты будешь дикая.»
Она насмешливо промолчала, не подозревая, как он окажется прав.

 

Ровно на полдня ей хватило сил, чтобы не растерять в себе все то, что он оставил ей, уезжая.
Ближе к вечеру она почувствовала едва уловимые покалывания под ребром. Словно кто-то прокалывал ее сердце и пускали по крови капельки печали и грусти.
Она прибила последним гвоздем душевных сил в сознании табличку «Люблю. Скучаю. Жду».
И стала ждать.

Ей пришлось похоронить воспоминания, мысли и чувства о нем. Оказалось, что  чувства ее, кроме силы, которая может возносить к вершинам, имеют беспощадную  низвергающую силу. Она умела любить сильно, крепко и на всю себя, и совершенно похоже она пропадала в своей печали, тоски и горечи.

Так выходило, что все, что связано с ним только бередило чувства, и невозможно было прожить, столкнувшись с любым упоминанием о том, кого безрассудно любишь. Но вот сейчас эта часть жизни, уже ставшая частью её -  вырвана, вырезана, удалена из событий жизни. Казалось катастрофически несправедливым любить по картинкам, по буквам и воспоминаниям. Какой-то суррогат любви. Ей требовалось быть с ним. Быть рядом. Осязать, ощущать, видеть, слышать . Никак иначе.
 
 Первые три дня она оказывала посильное сопротивление надвигающейся тоске.   Ей требовалось много сна и, если бы не работа, то можно было бы запасть в спячку на весь срок ожидания. В периоды бодрствования,  кроме работы, она щедро запихивала в  себя чтение и музыку,  настойчиво выводила гулять, заставляла встречаться с друзьями…
Не помогло.

На четвертый день её наполнило до краев, а потом и утопило в печали.

Она очень, очень хотела просто ждать! И скучать…Но этого не получилось у нее. Залитая печалью, не видя и не понимая, как быть дальше, она стремительно уходила в себя. Туда, где ждали её родом из детства ощущения покинутости, оставленности, забытости, незамеченности, невнимания.

Оставшиеся шесть дней она существовала внутри себя. Организм продолжал защищаться от тоски, пихая тело на работу. Ранее запланированный досуг обязывал присутствовать, что  вынуждало перемещаться в пространстве. Движение – жизнь.
Тело укрывало дУшу, которая металась от страданий. Фантазия и воображение рисовали гротескные картинки к мыслям, которые терзали и содрогали её. Она успела пережить на всю жизнь вперед.
Может быть, если бы она плакала в голос, звонила и писала ему о своих страданиях, если бы она хоть как-то попыталась выплеснуть из себя  все то, что штормило ее сознание и душу, то было бы легче, лучше и свободнее. А она не умела так…Все в себе.

Он присылал ей два раза в день смс-сообщения, которые были полны радости, восторга от путешествия, нежности и любви к ней. Ему там было хорошо. И ей было спокойно за него.

Но ей было невозможно без него.

В последний день приснился сон, который окончательно сломал её. Ужасный, мерзкий сон. Там во сне они расстались. Хотелось умереть от происходящего там, казалось невозможным такое, невероятным. Такого просто не может быть!

Она не спросила, во сколько он прилетает. Он не сказал ей время обратного рейса.

Она бессильно затаилась в ожидании. И это время оказалась самое сложное. Какие-то 14 часов, которые вывернули ее наизнанку. Безвестие изнурило ее.
И неизвестно кто пропал: он ли, который, может, не вернется, она ли, которая потерялась без него.

Ночное смс сообщало о приземлении самолета и возвращении. Радостный, довольный,  уставший, но влюбленный он писал ей о себе, о ней.

Она же дожила до него и, не имея сил, больше сопротивляться натиску страданий выпустила в темноту ночи одной большой слезой свои чувства. И только с ним ей можно быть такой, какая она есть. Она позволяет себе доверять ему, не боясь. Она почувствовала обиду на его беззаботность по отношению к ней, – мог бы сообщить время прилета. И она написала ему об этом.

Он же никак не ожидал такого. Вместо радости, счастья и желания поскорее увидеться, его встречают с обидой. Дикая Она…

 Откуда ему было знать, сколько страданий она выдумала, почувствовала и пережила. Ведь у нее все в себе. Только по каплям, по крупинкам можно было выведать все то, что оттуда.

 Ни у него, ни у нее не нашлось сил рассказать друг другу свои обиды. На следующий день было время. Но силы были против них. И почему-то казалось, что надо просто отдохнуть чуть-чуть – ему от долгой дороги, ей- наконец-то, от отпустивших её страданий. Они решили, что так будет лучше. Что все хорошо. Все прекрасно. Они любят и любимы и все это лишь эмоции и усталость.

А потом он написал письмо. Она ответила ему. Кто первый подставил подножку их чудесному хорошо уже не вспомнить. Но случилось странное. Вдруг началась война.
Пулеметная очередь букв просто расстреливала своей конфликтностью и обидностью высказываний, сеяла страх. Они воевали и отвоевывали свое пространство, свою правду, свои чувства. Безумием было, что-то доказывать им друг другу.

Расстреляв до ран друг друга, они поняли, что надо вылезать из писем-окопов и доползти друг до друга, попытавшись спасти их мир. Их мир на двоих, где красиво, не страшно, не больно.

У метро они выхватили друг друга из толпы и тут же в ней смешались, нелепость и боль происходящего, пугали остаться вдвоём.
Очень нужно было спастись в объятиях. Коснувшись друг друга, им больше можно было ничего не говорить. Все становилось таким очевидным, понятным, успокаивающим и безраздельным.
Они так и не решились стать чуть ближе, невидимая нить прочертила полосу отчуждения. Вдоль нее они шли, праздно болтая.

Она ждала. Ждала, что он скажет… Почему-то хотелось, чтобы он собрал все гильзы от пуль закопал их в яму. Она готова была забыть эту войну. Забыть все, что принесло страдания, страх. Ей так хотелось взять его за руку, медленно сжать его пальцы, потом прижать ладонь к ладони и чуть-чуть так идти, пока не успокоиться все в них. А потом крепко-нежно обняться, признаться и до одурения целоваться. Пусть даже у всех на виду. Это не важно. Совсем.

Но оказалось, что гуляя и болтая не о том, о чем хотелось говорить, они направлялись к краю пропасти. Так ей показалось. Он заговорил…

То, что он говорил, было вовсе не примирение. Это были отголоски войны. Они ужасали ее. Она держалась-держалась, но послушав его , посмотрев на него такого собранного, ясноглазого и чеканящего слова, в неё стало вселяться состояние необратимости.....

И вот если бы в метро на станции Он не прижался к ней, то Она бы так и осталась одна… Как тогда, когда она ждала все эти ДЕСЯТЬ ДНЕЙ.
 Спасение оказалось так близко! Всего лишь на расстояние вытянутой руки. Точнее, обнявшей руки.
А потом Она держала его за руку, медленно сжимая пальцы, а после прижимая ладонь к ладони.