Раннее утро. Разбивая хрустальную предрассветную тишину, звучит птичий хор. Бодрым щебетанием, чириканьем, свистом, замысловатыми трелями восславляет новый день. Первые лучи радостно озарили небесную гладь, проскользнули по макушкам деревьев и утонули в кипучей бело-розовой пене весенних садов. И вдруг, словно из глубины сердца самой природы, раздалось негромкое, необычайно нежное, воркующее и даже мурлыкающее — кр-р-ры, кр-р-ры, кр-р-ры.
Тихая песня ранее никак не проявлявшей себя птахи лилась словно поверх голосов других пернатых певцов. Заслышав незнакомку, незримый хор,скрывающийся в кронах деревьев , замер на мгновение, переводя дух, для того, чтобы через миг грянуть с новой силой.
В небесной синеве, откуда доносились чарующие, волшебные звуки, мечтательно парила... ворона. Да, да, самая обычная черная ворона. Она именно парила, и именно она была источником этих звуков.
Самозабвенно, вдохновенно пела эта обычно далекая от романтики, совсем не певчая птица. Ее неслыханное соло лилось меньше минуты. Затем птица встрепенулась, как будто очнувшись от грез, и, словно смутившись своих выставленных напоказ чувств, громко оглушительно каркнула и, резко взмахнув крыльями, поспешила удалиться восвояси.
Кто был источником ее вдохновения? Птенцы-ли? Возлюбленный или возлюбленная? Это так и осталось загадкой. Да и неважно, о чем или о ком думала размечтавшаяся ворона. Важно другое — то, что даже в вороньем сердце весной просыпается нежность.