Странные люди

               
Во все времена людей, отличающихся от остальных, считали странными. Наше время не исключение. Клеймо на человека поставить очень просто: он отличается от меня - значит он дурак. И совсем не важно в чём заключается это различие: вердикт вынесен - клеймо  поставлено, и поставлено порой на всю оставшуюся жизнь.

Коля Янкин  как раз из числа таких, потому что  из семьи потомственных алкоголиков по отцовской линии. Впрочем, в его семье он не один такой: из четырёх детей только старший Фёдор в умственном развитии не отличается от обычных людей, а вот две его сестры Наталья и Мария, и  сам Коля, как говорят в народе  - умом обижены.

Только Фёдор смог закончить восемь классов,  отучиться в  Автошколе, сдать на права и устроиться на работу в ПМК  водителям самосвала. Его мать,  Елизавета   Петровна —   была очень рада за старшего сына, даже гордилась им, ведь трое остальных её детей почти не ходили в школу. Они едва умели читать-писать, потому что в их небольшом узбекистанском городке  в школах не было специализированных классов, где могли бы учиться дети с ограниченными умственными способностями.

К тому времени,  о котором я веду  повествование, Фёдор уже успел отслужить в Армии, обзавестись семьёй, даже завести ребёнка. Он с женой Ниночкой и дочуркой жил отдельно от   остального семейства Янкиных, почти ничем не выделяясь от окружающих его людей. Если, конечно, не знать из какой он семьи...

Следующая за Фёдором — Наталья:  девка простая, на вид вполне нормальная, похожая и лицом, и, слегка полноватой фигурой, на мать,  и такая же, как она, покладистая и работящая. Наталья уже несколько лет работала в  городской прачечной помощницей: сортировала  бельё, загружала его в стиральные машины и  уже выстиранное бельё относила на глажку другой работнице: большего ей не доверяли.

Николай из детей третий. Он тоже работал:  в Областной больнице дворником, и числился там на хорошем счету, потому что был безотказным и добросовестным работником, да к тому же безобидным и доброжелательным. И хотя за глаза  простые работяги-мужики   называли его Колей-дурачком, но никогда не обижали, даже жалели.

Самая младшая сестра — Мария, которой в то время было лет шестнадцать — семнадцать сидела дома, заявив матери: - Что я дура что ли работать?
Мать посчитала этот аргумент достойный её сообразительности и приспособила  младшенькую дочку  себе в помощницы по хозяйству: убрать-помыть, почистить-воды принести. Как говорится, с паршивой овцы — хоть шерсти клок: всё какая-то польза.

Глава семейства к тому времени уже  лет пять как «сгорел», не дойдя до заветной   пивной стойки, и Елизавета Петровна осталась одна с такими вот детьми на руках. Женщина она была жизнью ученая, поэтому, как могла, внушала своим детям: -Пить-пей, но дело разумей! Хотя, наверное, нужно бы в этом отношении быть намного строже, потому что пьянка никогда ещё никого до добра не доводила.

Вот и Фёдору не пошёл пример отца впрок: нет-нет да набирался он под завязку. И тогда  все домашние «стояли у него на ушах», особенно Ниночке доставалось: большим ревнивцем оказался красавец Фёдор. Он раздевал жену и, обнаружив на её теле хоть один синяк, учинял допрос с пристрастием:  где, откуда, как и почему?...

Так и жили Янкины вчетвером: Наталья в прачечной трудится, Коля больничный двор подметает, а Елизавета Петровна с Маней по дому хлопочут. Денег вроде и немного, но  Елизавета Петровна женщина экономная, жизнью не разбалованная, крутится, как может: то кому-нибудь сошьёт-перешьёт, то кому полы помоет, с ребёнком посидит - глядишь какая копеечка ещё прибавиться к тому, что детки приносят в дом.

Только начала она замечать в последнее время, что Маняша стала исчезать куда-то без спроса. Девка-то она видная: лицом вся в отца (не даром он первым красавцем слыл в своё время), а умишка-то у неё — кот наплакал...
Проследила как-то за ней мать, и на другой же день потащила к знакомой врачихе с просьбой, чтобы перевязали Маньке трубы. Не хватало, чтобы девка в подоле притащила:  ничего из этого, знамо дело, хорошего не получится.

Впрочем, рассказ-то не о ней, а о её  брате Николае. Из всех детей именно он оказался самым добрым, самым душевным. Елизавета Петровна звала его Колей-Николашей и жалела больше остальных: припасёт бывало что-нибудь вкусненькое и сунет ему втихомолку, чтобы  девки не видели. И Коля платил мамке взаимностью, слушался  её во всём, никогда не перечил: она для него всегда и во всём была непререкаемым  авторитетом.

Бывало получит Коля зарплату, зажмёт её в кулак и сразу — домой, к мамке несёт. Мужики каждый раз соблазняют его, уговаривают:
-Коля,  может выпьешь с нами чуток  с устатку?
-Не-а, - Коля отвечает им, - мамка наказала, чтобы я денежку прямо домой нёс.

И домой — чуть ли не бегом. Мужики посмеются-поулыбаются  беззлобно, на его прыть глядя, сядут где-нибудь в тенёчке,  неспешно выпивая чарочку-другую, отдыхают, как они говорят, от трудов праведных. Глянь и Коля уже назад возвращается. Мужики опять за своё:
-Коля, может теперь выпьешь рюмашечку?
-Рюмашечку выпью, - говорит он. - Почему бы теперь  и не выпить?

Нальют ему мужички граммов сто, он опрокинет  жгучую жидкость, закусит чем Бог послал и поднимается. Мужики ему:
-Да ты  сиди-сиди, Коля, мы тебе ещё нальём — не жалко.
     Обведёт их Коля незамутнённым взглядом и скажет:
-Нет,  хватит... Сейчас мне хорошо:  и весело, и голова болеть не будет...  Работать нужно, мужики, а то Катерина Михаллна ругаться будет... Да и мамка всегда говорит: - «Пить-пей,  Коля, но дело — разумей».

И спешно  уходит, прихватив свою метлу. Мужики рассмеются, почешут в затылке и зададут вполне резонный вопрос:
-Кто же тогда из нас дурачок: Коля, или мы?...
      Вот такая история к размышлению.