Нож воткнулся в половицу у моей головы, срезав прядь волос. Я дёрнул головой и лбом ударил его в переносицу. Теперь закапало и у него. Мне на лицо. И он обмяк, тяжело навалившись на меня.
Задыхаясь, я выбрался из-под него. С трудом перевернул неподвижное тело на спину – не потому, что он оказался тяжёл, а потому что меня от реакции трясло и колотило, а руки и ноги ослабели, как не свои. Прежде всего, ощупал костный переход между его носом и лбом – не сломал ли? От этого Уотсон застонал, зашевелился, приходя в себя. У меня на миг мелькнула мысль, что разумнее было бы выскочить из комнаты, пока он не очнулся. Но тут он тихо жалобно пробормотал:
- Как больно..., - и его вырвало – должно быть, от текущей в глотку крови. А может, и от сотрясения мозга, без которого, боюсь, не обошлось – со страху ударил я его, не шутя.
Я почувствовал, что новой атаки пока не последует, и, подхватив подмышки, затащил его на кровать.
- Лежите, Уотсон. Я пошлю за врачом.
Запоздалая мера. Следовало сделать это с самого начала. Моя проклятая нерешительность довела до беды, а могла бы и совсем плохо закончиться.
- Это вы меня ударили? – спросил он равнодушно. – За что? Что я тут такое творил? Сколько крови... А это что? – голос его вдруг изменился, стал тревожным. – Это... это нож? Холмс, вы целы? Холмс!
Вот тут он, похоже, окончательно пришёл в себя – раскалённые жаром пальцы вцепились в моё запястье:
- А ну-ка, поверните лицо! Чёрт! Вы так могли без глаза остаться!
Я рассмеялся:
- Бросьте, Уотсон! Зачем он мне, глаз?
- И на руке! Холмс, отчего вы меня не связали? Отчего не позвали кого-то ещё? Ведь я мог бы... Вы же не видите, а я..., - он разволновался не на шутку. Пальцы, вцепившиеся в мою руку, сильно дрожали.
- Уотсон, будет вам. Я получил по заслугам. Сожалею только, что вас пришлось так сильно ударить. Сейчас я вам холод на переносицу...
- Позовите миссис Хадсон, - велел он.
- Странно, что она ещё не здесь. Боюсь, мы подняли порядочный шум. Я... я, кажется, визжал от страха, - пробормотал я смущённо, и вдруг мне сделалось смешно – тоже в рамках реакции, должно быть. Я представил, как, вопя, увёртывался от обезумевшего моего дорогого друга, и безудержно расхихикался, несмотря на боль от порезов, несмотря на тревогу за Уотсона, несмотря вообще на всю серьёзность ситуации.
- Вы что это? – обеспокоился Уотсон. – Спятили? Ну, Холмс! Холмс же! – и вдруг тоже слабенько обессилено засмеялся.
Только тогда в дверь тихонечко поскреблись:
-Джентльмены, у вас всё в порядке?
- В абсолютном, миссис Хадсон. Только мы всё тут залили кровью, и нужен лёд, и докторов саквояж, и тёплая вода... Пожалуйста! – спохватившись, добавил я.
- Вас, мистер Холмс, я слышу, - помолчав, проговорила миссис Хадсон из-за двери. – Что, доктор тоже жив?
- Да, - сказал Уотсон. – Мне лучше, - его голос, действительно, кажется, немного окреп.
- Ну, это смотря, с чем сравнивать, - буркнул я. – Миссис Хадсон, несите, наконец, лёд. Мы оба истекаем кровью – ничего больше. Не волнуйтесь, все живы и здоровы, только поторапливайтесь, прошу вас.
За дверью торопливо зашаркали её домашние туфли.
Через четверть часа, когда кровь из носа Уотсона перестала течь, а я кое-как заклеил свои порезы пластырем, и миссис Хадсон замыла пятна на полу, часы пробили полночь.
- Так рано? – удивился я. – Я-то полагал, скоро рассвет. Слышите, Уотсон? Уотсон, мы быстро управились.
Он не ответил. Тогда я протянул руку и коснулся его лба. Лоб был мокрый от пота и почти прохладный. И дышал мой друг очень ровно, очень спокойно.
- Он спит, - сказал я изумлённо. – Слышите вы, миссис Хадсон, он, оказывается, крепко спит. Температура упала. С ума сойти! Может, мне запатентовать хорошую драку, как способ лечения этой таинственной лихорадки?
- Это не принесёт вам барыша, мистер Холмс, - невозмутимо заметила миссис Хадсон, - потому что в Лондоне страдает этой хворью, кажется, один только доктор Уотсон, а он вашим способом и так владеет. Ложитесь лучше сами отдохнуть.
По опыту я знал, что жар не возобновится уже, поэтому последовал мудрому совету.
Когда я проснулся, было уже по-утреннему шумно – часов восемь, наверное, когда бидоны молочника уже отгрохотали, но угольщик и точильщик всё ещё выпевают фальшивым речитативом свою выходную арию где-то в конце Бейкер-стрит. Я совершенно не выспался, хотя проспал долго, но встал и привёл себя в порядок, прислушиваясь к звукам квартиры.
Из гостиной доносилось позванивание посуды, пахло кофе и сдобой - очевидно, миссис Хадсон накрывала стол к завтраку. Приглушенный двойной перегородкой, снизу донёсся, лаская мой слух, мягкий баритон Уотсона:
- Что, миссис Хадсон, мистер Холмс не вставал ещё?
- Уотсон, - крикнул я. – Я встал. Как вы себя чувствуете?
- Со мной всё в порядке. Спускайтесь к нам, - позвал он.
- Охотно.
Я спустился по лестнице, прислушиваясь к его дыханию и к дыханию миссис Хадсон, чтобы точно определить, где они находятся. Сразу подошёл и, протянув руку, скользнул пальцами по его лицу. Уотсон дёрнулся – я поневоле сделал ему больно. Жара не было, но переносица затекла мягкой опухолью и выглядела, должно быть, жутковато.
- Пожалуй, вам лучше провести сегодняшний день в постели, - сказал я.
- А как же ваше расследование? Оно не обойдётся без меня, - заспорил он.
- Уотсон, дорогой мой, боюсь, сегодня ваш внешний вид никого не будет располагать к откровенности, а, пожалуй, что и в бегство обратит, - улыбнулся я, хотя мне было совсем не весело – чувство вины, вчера приглушенное потрясением от его неожиданной атаки и страхом, сейчас накрыло меня с головой.
Миссис Хадсон, накрыв на стол, удалилась. Мы остались одни.
- И вовсе нет, - помолчав, проговорил Уотсон.
- Что? – не понял я. – О чём вы?
- Я вот о чём: у вас нет никаких оснований быть виноватым передо мной. Как и у меня перед вами. С моей стороны это было проявление болезни, с вашей – пределы необходимой самообороны. Обстоятельства сложились так, а не иначе – вот и всё. Ваши порезы заживут, моя переносица – тоже. Могло быть хуже.
Я засмеялся с облегчением:
- Вот здравое суждение здравого человека, Уотсон. Значит, вы не в претензии за разбитый нос?
- Ни в коей мере. Это называется взаимозачёт – так, кажется. Давайте завтракать. А потом...
- А потом вы всё-таки отправитесь в постель, - перебил я. – Каково бы ни было ваше отношение к ситуации, физиологию не обманешь. Да и выглядите вы, я полагаю, чересчур уж впечатляюще. Отдохните сегодня. А я займусь привычным, но основательно забытым делом. Поразмышляю.