(сиквел)
No, woman, no cry.
Little sister, don't shed no tears!
No, woman, no cry.*
Bob Marley
Итак - то, что я легко могу изобразить глубокое душевное волнение и пустить слезу без особого напряжения, я уже всем доказала. Теперь надо придумать нечто такое, что помогло бы мне сразить всех наповал еще каким-то своим артистическим даром. Так думала я, собираясь на последнее занятие курса «Acting Without Text»**. Благодаря стараниям нашего преподавателя Ричарда, играть на сцене без текста мы – студийцы, можно сказать, худо-бедно научились.
Так совпало, что последний урок с Ричардом пришелся на день моего отъезда. Я улетала в Россию вечером, а утром у нас должен был состояться показ этюдов – все тот же переход из одного эмоционального состояния в другое, но теперь предполагалась импровизация, привязанная к какому-то определенному месту, и место это должен был выбрать Маэстро. К тому же этюд предстояло сыграть вдвоем – на пару с кем-то из соучеников. И очень многое зависело от того, как поведет себя партнер или партнерша, о намерениях которых мы не должны были знать заранее.
Этюд вдвоем – это своего рода соревнование, кто кого переиграет. Вообще-то «upstaging», как это называется на профессиональном жаргоне, не приветствуется в учебных этюдах. Но это уж - как у кого получится. Если человек, оказавшийся в паре, покажется менее убедительным, то никто тебя, как победителя, судить не будет. От каждого - по способностям!
Предстоящая поездка сама по себе настраивала меня на определенный лад. С одной стороны – радостный: увижусь с родными, со старыми друзьями, повыпендриваюсь всласть и порассказываю разных историй из своей нынешней жизни. С другой – отправляться в длительное путешествие с перелетом через океан с каждым годом становилось не то чтобы страшнее, но как-то все более дискомфортно. И вообще, в последнее время со мной стали случаться какие-то неожиданные и не всегда приятные истории. «Ну, мам, ты опять с приключениями!» - говорит мой сын, облегченно вздыхая, когда оказывается, что из очередной передряги я вышла пусть и с потерями, но целой и невредимой.
Поэтому в то утро последнего занятия, несмотря на внутренний общий мандраж, вызванный предчувствием возможных дорожных «приключений», я решила, что изображу на нашей студийной сцене что-нибудь комическое. При этом покажу, как я могу заразительно, если не сказать - эротично смеяться. Недаром же мои былые поклонники при разговоре по телефону впадали в транс при звуках идущего из глубин моего организма смеха (который они называли «грудным»).
Ричард определил место действия, где нам надлежало сымпровизировать переход из одного расположения духа в другое - им стала картинная галерея. «Хм, интересно!» - подумала я. Именно картинная галерея должна была стать моей «площадкой», на которой я хотела было разыграть один из самых первых индивидуальных этюдов, но которую заменила потом на кинозал. На что мне было сказано тогда, что выбор – то есть кинозал – был сделан неудачный, так как привносил в разыгрываемое действие слишком много внешней среды. Я попыталась оправдаться, сказав, что поначалу вообще-то хотела изобразить себя в картинной галерее, но потом остановилась на зале кинотеатра. И вот теперь Маэстро использует мою идею? Или это просто совпадение?
Ну хорошо, картинная галерея. Пусть это даже будет наша торонтовская Ontario Art Gallery – я там как раз недавно побывала в очередной раз. Но с кем же я туда пойду? Я оглядела всех присутствовавших: самым интересным вариантом был бы Питер – новичок в нашей группе. Красавец, но без излишней сладости, с совершенно умопомрачительным, просто волшебным голосом низкого тембра, от которого мурашки по спине начинали бегать. Таким голосом только интимности шептать!
На этот раз Ричард милостиво разрешил нам подавать реплики во время действия, если бы мы ощутили в этом необходимость – это уже была гораздо большая свобода действий! Вдвоем с Питером мы могли бы, пожалуй, сыграть парочку влюбленных, переполняемых нежными чувствами и одновременно любующихся бессмертными шедеврами мировой живописи, мечтательно подумала я.
Но пока я предавалась фантазиям, Питера ангажировали. И он начал кружить по сцене за Ширли, своими действиями напоминая то ли тактику «пикапера», то ли чертовски привлекательного, но какого-то сомнительного типа, готового, похоже, стать альфонсом для «героини» весьма невзрачной на вид Ширли.
Тогда я сосредоточила внимание на Сандре. Она была почти профессионалом, несколько лет подряд играла в Community Theatre, или по-нашему – самодеятельном театре. Что наложило некоторый отпечаток – порой она переигрывала, и это не очень нравилось нашим учителям-режиссерам. Но мне она казалась самой талантливой в группе. Эх, мне бы так научиться передавать рвущиеся наружу страсти!
Пристроюсь-ка я в пару с Сандрой, решила я. Она, наверняка, начнет изображать какую-нибудь внутреннюю драму, а я разведу ее на смех, и сама начну хохотать. Говорят, что засмеяться естественно на сцене – это гораздо сложнее, чем пустить слезу. Неужто не осилю? – риторически задала я себе вопрос, на который мысленно и весьма самонадеянно ответила: да легко!
И вот вслед за Сандрой я захожу в воображаемый зал картинной галереи и останавливаюсь, в двух шагах от нее, перед гипотетической картиной. На самом деле мы стоим прямо перед нашими зрителями-соучениками. Сандра сосредоточенно вглядывается в якобы висящее на стене полотно, а я собираюсь сморозить какую-нибудь глупость на предмет того, что вот очередной Малевич изобразил во всей красе какой-то непонятного цвета то ли квадрат, то ли эллипс. Но только я успеваю открыть рот, как Сандра фыркает: «Ну что это за мазня! И ведь кому-то это нравится, и кому-то даже за это деньги платят! O tempora! О mores!»***
Я так и остаюсь стоять с открытым ртом – она же украла мою фразу! Ну то есть ненамеренно, конечно, украла. Она же не знала, что я там себе замыслила. Но ведь мне теперь надо менять тактику! Хороши же мы будем, если обе начнем хаять современных художников. А где же конфликт? Как нас учил на драматургическом семинаре (я и туда успела записаться) один известный автор пьес и киносценариев, «не может быть драматургии без конфликта». А мне-то сейчас приходилось эту самую драматургию сочинять на ходу! Коварная Сандра повела себя совершенно не так, как я это себе представляла. Что, впрочем, было естественно. Она на совместную разработку сюжета со мной не подписывалась.
А мне-то что делать, лихорадочно соображала я. Какая там сверхзадача у моей «героини»? Как нас учили, в каждой сцене мы должны определить intention – намерение изображаемого персонажа - и мысленно обозначить его глаголом. Чтобы легче воплотить это намерение в действие. Какой глагол я должна подобрать для своей внезапно растерявшейся посетительницы картинной галереи?
Contradict! Oppose! Object! – Возразить! Сказать что-то противоположное, при этом не забывая о личной «сверхзадаче» - мастерски засмеяться. Таким extremely infectious – заразительным смехом. Чтобы все вокруг захохотали со мной и в очередной раз изумились моему таланту. Хм, как же быстро я переместила себя из разряда бесталанных бездарностей в ранг выдающихся исполнителей, промелькнула мысль. Why not?!**** Я, похоже, научилась извлекать и умело использовать свои внутренние ресурсы, когда в этом есть необходимость.
- А мне нравится эта картина! – выпалила я. Сандра подозрительно на меня покосилась.
- В ней столько экспрессии. Такая брутальная энергия, вырывающаяся из подсознания художника! – несла я какую-то чушь.
Сандра рассмеялась, но не так, как мне этого хотелось. Она явно издевалась над моей глупостью, вернее, глупостью моего персонажа. Затем резко повернулась и шагнула в сторону. Обошла по кругу какой-то воображаемый предмет, долженствующий изображать, по-видимому, скульптуру.
- Я абсолютно уверена, что данное бесстыдство вызовет ваше восхищение, – с надменностью сноба заключила она, указывая пальцем на пустоту перед собой.
Меня разобрала досада. Да ты пытаешься переиграть и загнать меня в угол, Сандра! Типа, такая крутая, к тому же якобы тонкий знаток изобразительного искусства, и просто не желаешь вступать в интеллектуальную дискуссию с какой-то плебейкой, какой я тебе представляюсь. Во всяком случае, весь ее вид и то, что называется body language, выражали нескрываемое презрение. Но ведь у меня-то были совсем другие intentions!
Да, нашла партнершу на свою голову, подумала я. Вот что значит опыт и мастерство! Чтобы выиграть время и обдумать следующий ход, я сделала несколько шагов и остановилась перед очередной гипотетической картиной. Как превратить ситуацию в выигрышную для меня? Я же должна в конце концов продемонстрировать, каким обворожительным и волнующим может быть мой смех.
И вдруг мне стало грустно. И чего я тут лезу из кожи вон, изображая из себя актрису... «погорелого театра», как сказали бы мои соотечественники, если б имели возможность наблюдать мои жалкие потуги любителя. У меня столько серьезных дел и забот. Мне лететь сегодня в Москву через Амстердам, а у меня еще чемоданы не упакованы - вечно я все делаю в последнюю минуту. Не закончена статья, которую я пишу как ghost writer*****, и неизвестно, когда будет время дописать ее. Да и сам факт, что все написанное и выстраданное увидит свет под совершенно другой фамилией, не вызывает большой радости. Да еще эта перепалка вчерашняя с мужем... И вдруг так некстати нахлынувшие воспоминания о недавно погибшем под колесами машины любимом коте, которого я долго оплакивала...
«Стоп! – скомандовала я себе. – Немедленно прекрати эту истерику». Но было уже поздно. Все, что происходило в реальности, вдруг слилось в огромную лавину, которая понеслась на меня с бешеной скоростью, угрожая раздавить хрупкий мир вымышленных эмоций и переживаний. Я почувствовала себя маленькой потерянной девочкой, как это однажды случилось со мной в детстве, когда я отстала от мамы в ГУМе в Москве, куда мы приехали в гости к родственникам. Помню, какого страха я натерпелась тогда. Думала почему-то – все, больше я никогда не увижу маму, меня уведет с собой эта злая толстая тетка и сдаст в детский дом.
И вот эти ощущения затерянности в чужом мире, страха перед неизвестным, желание сжаться в комок, спрятаться, чтобы никто не смог «достать» (откуда все это взялось? ...меня же всегда влекла неизвестность, интриговали неожиданности и непредсказуемости крутых жизненных виражей, которые я сама себе устраивала), наполнили нутро холодом, сжали железной рукой горло, неистово затрясли за плечи... И я во весь голос, как незаслуженно обиженный ребенок, разревелась. Стояла, закрыв лицо руками и сотрясаемая рыданиями, посреди «картин и скульптур», которые, наверное, с печалью смотрели бы на меня, существуй они на самом деле.
Мне показалось, это продолжалось довольно долго. Неправда, что только счастливые часов не наблюдают. Несчастные, упиваясь своим горем, тоже на время не обращают внимания. Я полностью погрузилась в наслаждение своим страданием – пусть и многократно преувеличенным, невероятно гипертрофированным, но реально переживаемым - и не услышала, как Сандра подошла ко мне. Только почувствовала, как она обняла меня, и я опять с головой окунулась в детство.
Да, ведь именно поэтому я и выбрала Сандру – подсознательно – в качестве партнерши по этюду. Она напоминала мне маму, мою маму из детства. Сандра была ненамного старше меня, мы уже однажды сыграли с ней в небольшой сценке сестер - старшую и младшую. Но в жизни я была единственным ребенком, у меня не было даже двоюродных сестер и братьев, поэтому я испытывала к ней какие-то другие, скорее - дочерние чувства. Тем более что она действительно внешне напоминала маму. Которой уже давно не было с нами, но которая часто приходила ко мне во сне. И, просыпаясь, еще не совсем стряхнув с себя остатки сновидений, я думала, что вот она где-то рядом, сейчас зайдет в мою комнату...
Так и стояли мы на сцене – я, плачущая взахлеб, и утешающая меня Сандра.
- Ведь это всего лишь живопись, - пытаясь меня успокоить, проговорила она, думая, что я, согласно придуманному мной сюжету, расплакалась от созерцания какой-то воображаемой картины.
- Но ведь живопись – это отражение жизни, наших чувств и воспоминаний, - сквозь всхлипы произнесла я и уткнулась в ее плечо.
Потом мы в обнимку сошли со сцены под одобрительные аплодисменты наших зрителей. Ричард предложил всем высказаться.
- Это было здорово! – воскликнула Дороти. - А ты по-настоящему плакала? – спросила она, обращаясь ко мне.
- Конечно, по-настоящему, – ответила я, размазывая по щекам слезы.
- Не видишь, у меня тушь потекла! - и несколько истерически рассмеялась.
- Да, тебе удалось переиграть меня, - задумчиво произнесла Сандра. - Я ведь хотела показать надменную такую дамочку – раздраженную и злую на своего мужа. За то, что он опаздывал на нашу встречу, как это я придумала, а потом будто бы позвонил и сказал, что вообще не может прийти. Вот я и выливала на тебя раздражение.
- У тебя это хорошо получилось! – засмеялась я. - Ты мне все планы нарушила, Сандра. Я же тебя совсем другой героиней представляла. А ты вдруг набросилась на меня, как последняя стерва!
- У меня было желание поднять тебя на смех с твоими глупыми восторгами по поводу какого-то невнятного, на мой взгляд, изображения. Я хотела излить на тебя всю свою желчь, но ты так талантливо и убедительно расплакалась, что трудно было противостоять возникшему в душе состраданию. Один – ноль в твою пользу!
«Ух ты! - подумала я, - переиграла Сандру!» Да я и не играла вовсе, мне в самом деле надо было выплакаться. Оказывается, вот какой глагол должен был отображать мое намерение в этой сцене – to weep, to cry******. И сразу стало легче, и не было уже на сердце камня от дурных предчувствий, от неприятностей и несуразностей, которые могли бы иметь место во время моей поездки, да и всей последующей жизни...
- Это было лучшее из того, что мы увидели сегодня на этой сцене, - вынес свой вердикт Ричард. – Исполнительницы были великолепны, мы сопереживали им. Блестящий этюд!
А я-то думала, что буду сегодня всех смешить и обольщать своим хихиканьем, stupid me*******! Вот уж действительно – человек предполагает, а Бог располагает. Похвала Маэстро пролилась, как это говорится, бальзамом на мою израненную душу. И уж совсем неожиданным сюрпризом прозвучало высказывание красавчика Питера о том, как он был изумлен неограниченностью моих актерских возможностей и органичностью моего существования на сцене. Еще он сильно удивился, когда узнал, что я лишь с недавних пор – всего несколько месяцев - подвизаюсь в студии «2-го акта» и только начинаю осваивать принципы системы Станиславского.
* Нет, женщина, не плачь
Сестрёнка, не лей слез,
Нет, женщина, не плачь
Из песни Боба Марли
(пер. с английского)
** Acting Without Text – игра актеров без текста
*** O tempora! О mores! - крылатое выражение (латынь) – О времена! О нравы!
**** Why not? – почему бы и нет
***** ghost writer – автор-«призрак», работающий на другое лицо
****** to weep, to cry – плакать, рыдать
******* stupid me – вот я дура!