1
Она закрыла книгу. Дрожащей рукой дотянулась до трюмо: книга соскользнула с края и во всю мягкую обложку распласталась на полу. Она не стала поднимать. Она не могла. Книга плохо пахла. Книга воняла.
Ей стало страшно. Она опустила веки – это, казалось, было единственное движение, на которое она теперь была способна. Одеяло душило, а под ним был сковывающий холод. Отрешенность. Пауза. Вдох. Струя воздуха ржавым кинжалом вонзилась в легкие. Легкие отяжелели, застонали.
Он лежал рядом. Он пах. Потом, мужчиной. Ноги, волосы в подмышках, пупырышки на гусиной коже. Пахли его ресницы. Так не бывает? И брови, и веки… Пахла щетина на подбородке, шея, грудь и неприкрытая часть живота. Пахли подушка и простыня.
Ее затошнило. Полвдоха. Скачок в сторону. Камера дернулась – комната задвигалась, как картина, подвешенная на тонком гвозде. Шаг – в плинтус, другой – в потолок, третий – на холодный синий кафель. Ее прорвало. Пенистая тягучая зеленая желчь унесла с собой запах книги и пота. Глаза выбились из сил, вырываясь из орбит. Наконец, сдались, устроились в глазницах и поплыли…
2
Сначала она дрожала, потом согрелась. Ее успокоил горячий душ. Она посмотрела на полотенце, потом на свое отражение в зеркале. Ее передернуло: холодная капля упала с волос на грудь, потекла, извиваясь и с трудом прокладывая себе дорогу по перламутровым рытвинам на животе, оставшимся после беременности, и иссякла, так и не добравшись до заветного пупка…
Квартира воняла эссенцией. Банки с огурцами, засоленными накануне, нетерпеливо толпились на маленьком кухонном столе, тщетно надеясь, что ей будет до них дело, и они, наконец, найдут свое место на полке в кладовой. С претензией на полку в холодильнике упрекающе таращилась копченая рыбья голова. Этого вонючего укора она вынести не могла. Она решила сбежать. Куда-нибудь, подальше от рыбьих глаз. Подальше…
3
Она оделась, накинула плащ и вышла. Предрассветные сумерки мягким туманом осели на плечи. Пахло сыростью и прогорклым смрадом мусорных баков. Сине-серое дыхание пустынных улиц наводило ужас. Она зажала руками уши. Дыхание было внутри. Это было ее дыхание.
Она побрела по тротуару свернула на перекрестке налево, дошла до разобранного белого запорожца, повернула обратно. Прошла зигзагом по пустующей улице. Мигнула светофору красным глазом. Тот удивился, занервничал и погас. Потом она полетела. Сначала наверх, потом вперед. Заметалась, решая, куда дальше. Выбрала – юго-восток. Передумала, полетела на северо-запад. Устала, опустилась на черепичную крышу изысканной новостройки и встретила рассвет.
4
Маршрутка была переполнена и все продолжала ненасытным резиновым кашалотом глотать заспанных взлохмаченных людей. Их тела растекались тающим пластилином во все щели, прилипали к стеклам мутных грязных окон. Лысый тучный мужчина, застыв в вожделенном поклоне, уткнулся ей в грудь и, виновато улыбаясь и тяжело пыхтя, распространял вокруг себя острый чесночный запах. Она остановила маршрутку и побежала к ближайшему дереву. «Беременная, наверное», – засуетились женщины. Лысый мужчина уселся на ее место и согласно закивал. Кашалот поплыл дальше.
5
Она опоздала на работу. Этого никто не заметил. Никто, кроме секретарши шефа. Секретарша, сочувственно обнажив все двадцать семь с половиной зуба, сказала, что ей нужно чаще улыбаться. Ей виднее. Она опытный работник.
Через десять минут шеф вызвал ее к себе. Жестом пригласил устроиться на диване. Она почему-то напряглась. От дивана пахло секретаршей. Она сделала вид, что не заметила жеста, и уселась на стул. Он предложил ей шоколадные конфеты с ликером. По-отечески обнял ее за плечи, слегка массируя их большими пальцами ухоженных, наодеколоненных рук. Склонился над ухом, дохнул на нее пьяным облаком. Ласково пожурил за опоздание и, похлопав по спине где-то в районе поясницы, отпустил на рабочее место. Она вышла из кабинета. Похвалила духи секретарши. Та с удовольствием причмокнула и облизала шоколад с поломанного клыка. Она попросила листок бумаги. Честно написала заявление об уходе. И ушла.
6
Сырный запах поманил ее к прилавку. Она купила килограмм рокфора. А потом еще копченую курицу. Без головы. Без глаз.
Пошла за дочкой в детсад. Запахло чесноком. Тучный лысый мужчина окликнул кругленького внука и стал натягивать на него джинсовую курточку. Оба пыхтели. У мальчика развязались шнурки. Лысый тучный мужчина, поклонившись внуку в пояс, затеребил у его ног пухлыми пальцами. Серебристая металлическая пуговица, звеня и переливаясь, покатилась по ступенькам. Дочка ее подобрала и вернула владельцу. Владелец, застыв в неуклюжем поклоне, виновато улыбнулся.
7
Дочка уснула на диване, свернувшись калачиком. Мать долго смотрела на красивое личико и слушала размеренное дыхание ребенка. Потом она легла рядышком, обняла малышку и уткнулась в мягкую шейку. Чистый молочный аромат свежей струей оживил легкие. Она жадно втягивала в себя воздух, снова и снова. Ей стало тепло и легко. Спящая девочка развернулась к ней лицом, повела носиком и, не открывая глаз, улыбаясь во сне, сказала: «Моя мамочка!» – и нежно обняла ее. От дивана пахло уютом, детством и бабушкиными сказками…
8
Он уложил девочку в постель, потом понес жену на руках в спальню. Она прижалась к нему, такому родному и сильному, и уснула. Он поцеловал ее в глаза и потушил лампу. А на полу, рядом с трюмо, во всю мягкую обложку распласталась книга с плохим запахом и благоухающим названием «Парфюмер»…