Здравствуй, мамочка!
Ну вот и явилась Троица...первая Троица...без тебя.
Ты помнишь, как в кухне на столе в этот праздничный день всегда благоухала мята? Она и сейчас делает то же самое, и ты не можешь её не видеть и не чувствовать. Сейчас небольшой букетик стоит в воде в литровой банке...а потому что в той хрустальной вазочке, которую ты мне подарила ещё при мамонтах, красуются жёлтые лилии. Каково? А какой тонкий аромат! Правда, три дня назад, он был ещё тоньше, а сегодня этот запах, конечно, уже трудно назвать ароматом. Но всё равно, эти распустившиеся жёлтенькие граммофончики завораживают выточенной формой. Сегодня утром их распустилось ровно пять цветочков, а вчера - всего один, а позавчера - три. А ты знаешь, кто их принёс? Догадываешься? Ма...я очень боюсь одиночества. Оно становится невыносимым. От этого можно чокнуться. Ну и как я к тебе, буду чокнутой, на кладбище приходить? И молитву за упокой души - забуду...
Не обижайся, что он спит на твоём диване. Так мне легче с кровати к нему присматриваться. Ма..., а ты знаешь, как он храпит? Совсем, как ты. Представляешь?
Он хороший... заботливый. Ты же сама видела, как он на могилке самшит сажал, поливал. Даже об крест лоб поцарапал до крови. Вот как старался. Говорит:"Тёща поцеловала". А на следующий день,- как ничего и не было - рана затянулась.
Но ты не должна на меня обижаться, верно? Над изголовьем твоим сейчас цветут красные шариковые петуньи, по суглинистой насыпи - тюльпаны...знаю, ещё не цветут, но они и не
должны цвести в этом году. Это - на следующий год...он так сказал, он же их принёс с дачи, и он же их посадил на холмике, а по контуру - гвоздики..."Шабо", что ли.
Не спрашивай, мама, о любви. Ничего не скажу. Врать не хочу.
Ты прости меня, дорогая, что не смогла тебя уберечь от смерти...я не знала, как это сделать. Не знаю.