Я испортил ей жизнь, она разрушила мою. Она не может меня терпеть, я не могу быть с ней. Мы никогда не разговариваем, мы всегда кричим. Она живёт в столице, я – в захолустном городишке. Она – звезда, я – заурядный мещанин. Когда-то мы были единым целым, теперь – бывшие супруги. У нас ничего общего, кроме сына.
Месяц у бабушки в гостях – дань уважения родителям. Единственный выходной с отцом – ее прихоть. Выходной закончился, начинается отсчет годовой разлуки. Сын ушел домой, она осталась поговорить. Удивительно, оказывается, мы можем разговаривать, не повышая голоса, не опускаясь до взаимных обвинений.
Короткий разговор вылился в долгую беседу, беседа растворила время. На землю снизошла ночь, на нас снизошло безумие. Незаметное сближение, неловкий поворот головы, робкий поцелуй, страстные объятия и секс. Спонтанный, сумасшедший, жадный. Произошло чудо – мертвое воскресло.
– Я завтра отвезу вас в аэропорт.
– Не вздумай.
– Я очень хочу отвезти вас с сыном.
– Да иди ты…
Чудеса под силу только Господу, людям не дано воскрешать мертвых. Она ушла. Исчезла в августовской ночи, на два года. У нас ничего общего, кроме сына и воспоминаний о сумасшедшей ночи, когда мы были единым целом.
Месяц у бабушки в гостях – дань уважения родителям. Единственный выходной с отцом – ее прихоть. Выходной подходит к концу, я прощаюсь с сыном. Она вышла с ребенком на руках, у нее второй сын, второй муж и вторая жизнь, которая ей очень нравится.
– Мы скоро уезжаем в аэропорт, мне надо сходить в магазин, посиди с ребенком.
– Посижу.
Мой сын убежал прощаться с друзьями по двору. Чужой сын сидит у меня на коленях. Маленький, кареглазый, доверчивый, любящий только потому, что я просто рядом. Он обнимает меня, я умираю от счастья. Ребенок чужого мужчины моей женщины. Время замирает, его останавливает счастье.
– Вы час просидели обнявшись?
– Мы? Час?! Час! Извини, думал, прошла минута.
Она забирает малыша на руки, старший берет вещи, и они идут к такси. Малыш смотрит на меня, не отрываясь, из-за плеча моей бывшей жены. Такси рвет с места, поворачиваюсь и иду, стараясь исчезнуть в августовской ночи.
Раствориться не дает телефон, заливающийся мелодией и призывающий к ответу. Ее голос:
– Ты должен знать…
Я поворачиваюсь.
Такси остановилось метрах в ста от меня. Она вышла из него и смотрит на меня, говоря по телефону.
– Ты должен знать. Ты сегодня провел час со своими сыновьями. Больше ты их не увидишь. Мы купили новую квартиру, и я не намерена больше приезжать в этот город, и детям здесь больше делать нечего. У старшего начинается своя жизнь, а младшему всего знать не обязательно. Впрочем, как и всем остальным.
Дверь такси захлопывается, машина рвет с места.
Я бежал, кричал, ругался, угрожал, умолял, проклинал. Телефон равнодушно отвечал: «Абонент не доступен». Я бежал, бежал вслед за машиной, бежал, когда такси скрылось из виду, бежал, пока хватало сил, бежал, когда силы иссякли, бежал, пока не рухнул на землю, и даже на земле пытался ползти вслед за детьми, вслед за ней.
Очнулся утром. Равнодушное солнце смотрело на меня, равнодушный мир продолжал жить дальше.
Я испортил ей жизнь, она уничтожила мою.