«Без названия»
(глава из "Истории жителей Челябинска")
«Красота спасёт мир»... А Надежда говорит, что мир спасёт любовь к людям. Я пробовал... Ну, ёлы- палы, это ж невозможно! Здесь себя то порой видеть не можешь, а уж за всех людей... Бомжара синющий... Или жлоб богатенький, в упор никого беднее себя не видящий... Гаишник, тянущий с тебя взятку... И всех любить?! И мир спасётся?.. Что то она путает... Ляпнула, не подумавши...
Но позавчера ко мне наведался Степаныч. И я спросил его об этом. Я не ждал от него аксиомного ответа. Просто думал, что его трёп приоткроет что то неведомое мне в этом вопросе.
Странно, но Степаныч начал с молчания. Не балагурил, не выдвигал гипотезы, не шутил. Молчал. Долго- долго. Я ему не мешал. Сидел поодаль и курил.
-Я тоже так всегда думал,- сказал он наконец. -Надежда твоя- мудрая женщина. Любить, прощать... Трудно... Но надо... Я тоже так думал... А сейчас не знаю...-
И снова замолчал.
-Случилось что то?-
Он поднял на меня глаза.
-Ты помнишь, я тебе рассказывал историю про собаку? Когда сторожем на стоянке подрабатывал?..-
-Конечно помню! Ладой звали. И дворник ваш к ней привязался, одинокий был. А когда обрюхатилась- её умертвили. А дворник плакал. «Беспонтовая собака»... Я же и рассказ про это написал, всем вам читал, не помнишь что ли?-
Степаныч всё так же тоскливо смотрел на меня.
-Наврал я тогда.-
-Зачем?- Я опешил. -Зачем, Степаныч?-
Тот молчал.
-Да что ты кота за хвост тянешь? Сам же заикнулся!..-
Степаныч опустил голову. И так, со склоненой головой, рассказал, что было на самом деле.
-Всё тогда к этому шло... Я вам и рассказал, чего ещё не случилось... А она ощенилась... Один мёртвый родился- она его за будкой закопала... А вторая- девочка, Хондой назвали... До четырёх месяцев у нас жила. Вылитая Ладка. Игривая- спасу нет! Ну, как все щенки... И ласковая такая же... А потом машину одну повредила... Мы же их на ночь отпускаем из вольера. А зима, холодно... Водилы лобовые стекла накидками закрывают, чтоб не замораживались. Вот она одну такую накидку и стянула, «дворники» оборвала... Вот здесь то директор вконец обозлился. Про Ладку уже молчал, а насчет щенка... В общем, уговорил я его три дня подождать, до понедельника... Думал, пристрою куда- нибудь... Не получилось... Отвёз я её в Плановый посёлок у Плодушки... Не смерть всё-таки... Частный сектор... прибьётся к кому- нибудь, может... Собачка статная, симпатичная, ласковая... Ошейник одел, чтоб собачники не позарились лишний раз... Отпустил. Гоню, а она за руку меня хватает, играть зовёт... И ведь никакой подлости от меня не ожидает! Понимаешь, никакой!!! Она же каждую смену с этих моих рук ела! Она ж верила этим поганым рукам!-
Я отвернулся. Потому что Степаныч плакал. Говорил и плакал. А голова была седая... И тряслась.
-Сыру оставил... Конфет... Как на кладбище... И уехал... А она даже не побежала за мной... И не ела... Стояла и смотрела, как я, паскуда такая, уезжаю...-
Он неловко, кулаком, утёрся.
-Я потом приезжал туда несколько раз. Накуплю колбасы- и туда... Хожу, зову «Хонда, Хонда»... Ни разу не откликнулась... Дай Бог, чтоб жива была...-
Долго курили, не глядя друг на друга.
-Дворник то как всё это пережил?..-
-А что: дворник... Такая ж сволочь, как и я, оказался... Моя смена как раз была, назавтра Хонду увозить... Тут и он у меня в будке объявился... Он и до этого часто наведывался: чайку попить, покалякать... Ну, и тогда- сидит в уголке, поддатый уже, бормочет что- то своё... Я и не прислушивался... А потом слышу: «Я сам собак люблю... У меня такой собак дома жил... А этот говорит: «Нате вам сотку. Как хотите, так делите... Чтоб не было её...» А как её топить? Она ж взрослая... Петька говорит: «за голубятню... там бомжи живут... петельку накинем, через сук... а они вечером снимут, сожрут...» А чего на полтинник возьмешь? Два стакана даже не вышло... Степаныч, у тебя хоть конфетка есть? Занюхать...» А я сижу, руки трясутся... Сам же знаешь, в каких передрягах был, а здесь колотит всего. «Понедельника, говорю, жди. Может, и не надо будет ничего делать. А ты что, взял уже деньги, собаколюб?» «Да по полтиннику всего досталось...». Дал ему закусь, выпроводил... -
И опять замолчали.
-Видишь, одно о человеке думаешь... фантазируешь... А оказалось... И не могу я на него сейчас смотреть... Разговариваем, а у меня в башке «петелька через сук, вечером сожрут»... А ты про любовь спрашиваешь... Я и щенка то у тебя взял, как... грехи будто отмаливаю... Вот, Вовка, и думай: как … общаться со мной... после всего... -
-Чего ты, Степаныч... Любой на твоём месте ошибся бы... Чужая душа- потёмки. Кто ж знал...-
-Дурак ты,- с горечью сказал он. Тяжело поднялся с кресла. Погладил сидящую рядом с ним Ульку. -Горя ты не мыкал... Я тебе об одном, а ты... Любить да прощать... Подлость как простить? Свою...-
Вышел, не прощаясь.