МОСТКИ
Чудаковат был дед Митя Красавкин. Трезвым он производил впечатление вполне серьёзного и немного застенчивого человека. Но если выпивал, то менялся кардинально. Говорят, даже буйствовал дома и обижал свою тихую и добрую жену Лизавету. Семья у них была немаленькой, но к моменту, о котором я поведу свой рассказ, вместе с родителями оставалась только младшая дочь. Старшие сыновья, высокие и красивые парни, уже жили где-то в других местах нашей необъятной Родины, изредка приезжая проведать родителей.
Дед Митя работал в колхозе возчиком. Он возил во флягах молоко с ферм на молокозавод и воду в большой железной бочке. Лошадь, на которой он перевозил эти грузы, тоже была не из простых. Время от времени она взбрыкивала, как и её хозяин, останавливалась посреди дороги, словно упрямый осёл, и ни за что не хотела идти дальше. Дед Митя дёргал вожжи, ругался, хлестал кобылу. Но все его усилия были тщетны. Испробовав весь арсенал воздействий на упрямую скотину, дед вздыхал, слезал с телеги, подходил к лошадиной морде и, грозя ей указательным пальцем, говорил назидательным тоном: «Раньше думай о Родине, а потом о себе!» Как ни странно, после этих слов кобыла трогалась с места.
Ребятня и взрослые, наблюдавшие эту картину неоднократно, катались от смеха, а дед Митя невозмутимо ехал дальше, не обращая ни на кого внимания.
Во время праздников сельский люд собирался возле большого двухэтажного Дома Культуры. Летом здесь бывало особенно многолюдно. Звучала музыка, на летней танцплощадке кружились пары. Семьи располагались в обширном парке прямо на траве под берёзами, выпивали, закусывали, пели песни. Не бездействовало и руководство во время массовых гуляний. Нельзя было забывать о просвещении и культуре. Для этих целей приглашались лекторы-международники. Вспомним хотя бы фильм «Карнавальная ночь». У нас тоже происходили смешные истории. Одна из них была связана с дедом Красавкиным.
В один из летних праздников в клуб приехал международник из райцентра с лекцией о положении во Вьетнаме. Народу в зале усилиями местных чиновников собралось приличное количество. Лектор долго и нудно читал по бумажке общеизвестные истины, долготерпеливые сельчане сидели тихо, изредка перешептываясь и переглядываясь. «Американские солдаты жгут напалмом землю Вьетнама, издеваются над мирными жителями…», - читает лектор, не поднимая глаз от листка. И в это время в тишине зала громко и внятно раздаётся мужской голос: «А ты там был?»
По залу проносится лёгкий смешок. Международник спотыкается на полуслове, затем неуверенно пытается продолжить свою речь. « А я спрашиваю: ты там был?!» - Посреди зала поднимается подвыпивший дед Митя и, всё больше возвышая голос, задаёт тот же вопрос. Зал уже хохочет вовсю. К возмутителю спокойствия пробираются дружинники, берут под белые руки и выводят деда, упирающегося и пытающегося получить ответ на свой вопрос, наружу.
Вот с этим странным товарищем у меня и завелось некое подобие дружбы. В известном афоризме «любви все возрасты покорны», а у нас с дедом Митей возрасты были покорны дружбе.
Я училась тогда классе в шестом. Мама купила в колхозе поросёнка, его нужно было кормить чем-то молочным. На местном молокозаводике можно было за сущие копейки покупать обрат-обезжиреное молоко. Молокозавод располагался от нашего дома в каком-то километре, но идти к нему нужно было через болото или в обход его, но тогда расстояние увеличивалось втрое. Вот я и прыгала с кочки на кочку со своим бидончиком.
У Красавкиных тоже появилась в хозяйстве какая-то живность, и дед Митя стал ходить моим маршрутом за кормом. И стали мы с ним встречаться всё чаще то по дороге туда, то – обратно. А через какое-то время он остановился у нашей калитки и позвал меня. С тех пор мы стали ходить за обратом вместе. Если я не слыхала, как он звал меня, то кто-нибудь из домашних окликал: «Иди, там твой приятель пришёл!»
О чём мы беседовали с ним, я уже не помню, но, наверное, мы не скучали друг с другом. Я была довольно начитанной девицей, а дед Митя - балагур и шутник. В один из дней, засмеявшись над какой-то очередной шуткой своего приятеля, я оступилась с кочки и плюхнулась в воду. Возвращаться домой не стала, но на следующий день у меня поднялась температура, и несколько дней я не ходила на молокозавод. Вместо меня за обратом ходила мама. «Дед Митя готовит тебе сюрприз», - как-то проговорилась она, но больше ничего не сказала, как я её не пытала.
- Татьяна, выходи! – услыхала я утром голос своего дружка. Я выскочила за калитку. Дед молчал, изредка с лукавой усмешкой поглядывая на меня. Я терялась в догадках, но ничего не спрашивала у него. «Может мама пошутила насчёт сюрприза?» - думала я. Но когда мы подошли к краю болота, я увидела, что через всю гать сделаны аккуратные мостки в две доски. Дед Митя постарался.
- Теперь не упадёшь в воду, подружка. А то без тебя скучно ходить, вот и плотничал три дня.
Я оценила сюрприз по заслугам, но была ещё не очень опытна в дипломатическом отношении, а потому ограничилась простым «спасибо».
А потом был и другой случай, для меня совсем не смешной. С получки брат Вовка купил мне подержанный, но вполне исправный мопед. Мама поругала брата, но дело сделано. Целых два дня я гоняла по дороге и по пешеходным тропинкам на своём железном коне! А на третий день всё закончилось плачевно.
Тротуары в сельской местности отличаются от городских. Зачастую, это простая тропинка. А между пешеходной тропой и большаком всегда есть глубокая сточная канава.
В этот день я каталась по тропинке. Так как днём народ на работе – мне никто не мешал, и я никому не мешала. Напротив дома Красавкиных в канаве были навалены грудой доски и брёвна, несколько брёвен лежали и на тропе. Проход между забором и брёвнами сделался совсем узким, но мне нравилось лихо пролетать по этому пространству.
Разогнавшись до самой высокой скорости, я уже собралась проделать свой обычный трюк. В это самое время из соседнего проулка на тропинку вышел шатающийся в разные стороны дед Митя. Затормозить я уже не успевала. Я отчаянно стала сигналить ему и кричать, но всё было бесполезно – он ничего не слышал. У меня оставалось два варианта: сбить деда или врезаться в брёвна. Я выбрала второй.
Это казалось чудом, что я ничего не сломала, наверное, у меня были довольно крепкие кости. Но синяков и ссадин на мне расцвело великое множество. Вот только мой железный конь превратился в груду железок. Хромая и потирая ушибленные места, я поплелась домой. А дед Митя, даже не повернувшись, продолжил свой извилистый путь. Самое смешное в этой истории то, что на следующее утро мой пожилой приятель опять поджидал меня возле калитки для совместной прогулки, да ещё и спросил, откуда у меня синяки.
- Упала с забора, когда лезла в ваш огород, - сердито пошутила я.
С тех пор прошло немало лет, и возраст мой быстрыми шагами приближается к возрасту моего старого приятеля. Дед Митя не очень хорошо окончил свою жизнь. Даже можно сказать – трагически. Замёрз зимой в собственном доме, когда был не совсем трезв. Единственное что утешает меня в этой трагически закончившейся истории то, что дед был пьян. Думаю, что скорее всего он не почувствовал приближения смерти, а просто как бы заснул.
Мостки, что построил когда-то для меня дед Митя, живы до сих пор. Время от времени кто-нибудь из односельчан подновляет их. Они необходимы, хотя молокозавод приказал долго жить. Но через гать, мимо разрушенного молокозавода, ведут тропы в лес. Жители ходят по ягоды и грибы. Когда я изредка бываю в родных краях, то тоже хожу в лес по этой дороге, каждый раз добрым словом поминая деда Митю.