Я заезжаю сегодня к Ольге.
Луч недвижно падает на кирпичи балкона, и они желтеют, как дорога в Изумрудный город. Кресло-качалка, и Ольга наша в нем, протянув вперед или вверх босые ноги. Джинсы и запрокинутая голова. Долгоиграющий Стинг из музыкального центра. Усталость и дым от сигарет, и початая бутылка коньяка.
Ольга томно-небрежно подает мне вытянутую далеко между нами руку – для поцелуя кончиков пальцев.
Ведь у Оли был муж, и другой супруг. А сейчас она одна, на балконе, покачиваясь под шум реки…
А где дочь твоя? А дочка – на крыше.
Дочка лежит неподвижно, ничком, на одеяльце, на твердых гладких досочках. На солярии. И солнце уже покрыло загаром ее нежную кожу, и доченька забавно и сосредоточенно-вызывающе чуть морщит нос. У нее свой характер… И длинные русые прямые волосы.
Потому что Олиной дочке от роду уже целых четырнадцать лет.
День прошел, и сегодня я заеду к Юре.
Юрина молодая жена – там, высоко. Вот то окно, под крышей. За пуленепроницаемым стеклом. Она вчера махала мне рукой, рассказывает Юра. А он сам стоял внизу, во дворе, и молча продемонстрировал ей два наградных кожаных пояса – по любимому легендарному дзюдо. Черный длинный тонкий змей с золотистой расцветкой иероглифов. «Юийю» – вот так, если перевести дословно сие тиснение – ну, почти по-нашему, только что золотой тайной диакритикой!.. Юрий, вернувшийся с ринга, помятый и обогащенный, помахал жене свежим вожделенным поясом. И еще показал свой крепкий кулак над головой – узел семейной мощи и мужской опоры!
Через три дня, если всё будет нормально, разлука окончится.
Казенная белоснежная рубашка, протянутые босые ноги и запрокинутая голова молодой супруги. Легкая радостная усталость. Початая бутылка молока. Вытянутая рука – к дочке.
А где дочь твоя?
А дочка лежит неподвижно, навзничь, на одеяльце, на твердых гладких досочках. И солнце уже покрыло загаром ее нежную кожу, и доченька забавно и сосредоточенно-вызывающе чуть морщит нос. Похоже, у нее уже свой характер…
Потому что Юриной дочке от роду уже целых четырнадцать… часов.
И самое удивительное – что мы трое – и грешный аз, и Ольга, и Юра – сами родились в один год!
И когда-то были такими же детьми – все трое. Плакали, и ходили пешком под стол, а потом подросли и – снова плакали истеричными али - наоборот - скупыми слезами и – смеялись. Это жизнь.
А теперь наши дети плачут и – улыбаются. Из-под чепчика, из-под зонта… Потому что у нашей длинненькой Ольги был муж, и второй, кажется… А вот Юрка с кедами в сумке женат первый раз.
– Ты – моя первая…
И ты, маленькая, тоже – наша первая!