Мира любила дождь, тосты с маслом и открытия. Тихо и нерешительно вступая в ряды кривых уличных полос, она каждый раз замирала от чувства собственной новизны перед лицом большого неизведанного мира. Пряча в широких карманах дикое сердцебиение, взмывая над нарезными квадратиками крыш, напевая позабытые куплеты городских подворотен…
…Ветер треплет волосы, подхватывает, смеется и ведет. Ветер, где твои тонкие пальцы? Прячется в темном углу хрупкая льдинка боязни…
Мира любила большие торговые центры - гудящие сочные ульи, пропитанные голосами, ароматами и шорохом искусственных дождей. Словно книга, одновременно простая и сложная, веселая и скорбная, светлая и подавляющая, толпа раскрывала перед ней - своим восхищенным зрителем – все новые и новые грани. Понимая глубоко, что влетает под дворцовые своды, словно воробей, впорхнувший в клетку с павлинами, Мира все же не решалась отступить, и вновь и вновь кружило ее в своем танце разноцветное безумье многоэтажной мишуры. Люди оглядывались на ее чудаковатый вид, изумленно провожали взглядом, невольно останавливались, пропуская, - и все же настойчиво и мягко, лазурной пенной волной она прокладывала пунктирные тропы по гладкому кафельному полу.
…Брызги, искры и блестки, шуршание оберточной бумаги, детское ожидание, предвкушение, игры воображения, снится по ночам комната, полная глянцевого света и атласных лент. Детство, детство, где твое полуденное безвременье?…
Эскалаторная лента – ленивая гладкая змея. Прижавшись подбородком к плотному шелковому холоду поручней, Мира с балкона взглядом следила за поднимающимися и опускающимися людьми, многоцветной, многотекстурной мозаикой одежд, портфелей, шляп, зонтов и пакетов. Не поднимая взглядов, безликие фигуры скользили по диагонали, явно одержимые желанием подтолкнуть собственное же движение.
Нежданно-негаданно, из вяло проплывающей массы вдруг вздернулось подбородком чье-то светлое молодое лицо. Больше Мире и ничего не запомнилось, только то, что светлое, и то, - что молодое очень, но как-то защемило в левом плече – странной необъяснимой надеждой, почти радостью, почти предвестием счастья.
… Дымка небесная, серая птица, зеленая ветвь перемирия с вечностью… Где твои звонкие кольца, где песня твоих колоколен? Город из стали и стекол отбросил невнятную тень…
Мира спустилась по лестнице до самого выхода, нервно сжимая в себе несвоевременный легкий смех. Он щекотал ее изнутри словно белое ласковое перышко… Улица встретила ее тонкими каплями начинающегося дождя.
Мистер Юн дождался, пока эскалатор вернет его на неподвижную поверхность и заспешил сквозь прозрачные двери – к стоянке. Странной улыбкой запомнилось взглянувшее на него сверху лицо. Даже само лицо и не запомнилось толком, кольнуло именно то, насколько оно было… свежим…. и пронзительно молодым…
Город – мой странник, почти молчаливый… Город – мой ключник, мой стражник, мой рыцарь нелепый… Город – сплетенье, город – ответ, город – надежда…