Иногда небеса исчезают

Лёшенька Сычёв
«Иногда небеса исчезают»

Содержание:
1. Неизвестный переулок
2. Квартира творца
3. Новые лица
4. Небеса исчезли. Похолодание
5. Небеса исчезли. Оттепель
6. Небеса исчезли. Болезнь
7. Небеса возвращаются

«У земли нет печали, которую небеса не могут исцелить»
Т. Мур

Глава I
Неизвестный переулок

Снежинка вылетает из-за угла и попадает в свет фонаря, ссутулившегося над мусорными баками, спускается чуть ниже и, упав на шляпу прохожего, тает.
«Начинается снегопад», - думает прохожий.
«К утру прекратится», - мысленно отвечает его спутник, отставший на пару шагов.
Я стою в тени подворотни и наблюдаю за ними, не понимая пока всей важности их появления в нашем городе. Я жду вовсе не этих людей. Меня привели сюда совсем иные обстоятельства, но взгляд привлекли именно эти двое прохожих.
Со стороны они выглядят совершенно одинаково: пальто, шляпы, поля которых скрывают своей тенью одинаковые лица, и походка обоих прохожих одни и те же. Забегая вперед, следует отметить, что и имя у них было одно на двоих – Вестник Александр.
«Писал ли ты нынче рубаи?» - думает тот, что идет чуть впереди.
«Разумеется. Они вышли из-под моего пера редкими по красоте и смысловой нагрузке», - посылает в ответ свою мысль отстающий.
«Прочитай, сделай милость».
«Позже. Сперва следует подумать о ночлеге».
Из ближайшего подъезда появляется молодой человек в помятом плаще и без головного убора. Шарф находится в его руке, что придает молодому человеку вид рассеянный и взволнованный. Лицо его кажется мне знакомым, оно откуда-то из двадцатых годов прошлого века. Подобные лица не часто встречаются нынче на улице или в транспорте. Он тут же обращается к прохожим довольно странными словами, словно продолжает неоконченный с кем-то разговор:
- И вовсе не было в том моей заслуги! А ведь выгнали!
- Не шумите, сударь! - следует ответ, - Представьтесь.
- Анашевич, - молодой человек слегка сгибается в поклоне, - По роду занятий - творец широкого профиля. Я прозаик, стихотворец, живописец, скульптор и композитор.
- Вестник Александр, - оба одновременно приподнимают шляпы, - Един в двух лицах.
- Минуту назад я был выдворен с вечера футуротворчества за инакомыслие. А что же вы делаете здесь в столь поздний час?
- Гуляем, ждем снегопада.

Глава II
Квартира творца

И вот они уже в квартире молодого человека, состоящей лишь из одной комнаты, кухни, квадратной прихожей и совмещенного санузла.
Комната творца имеет размеры незначительные. Впрочем, меблирована она щедро. Кроме низкой арабской кровати, большого шкафа с одеждой, канцелярского стола, пары стульев и дивана, здесь стоят мольберт, два этюдника – большой и малый, контрабас и пианино. На стене, на разной высоте висят три книжных полки. Дальний угол комнаты отгорожен ширмой.
Треть стола занимает печатная машинка. Под ее металлическим боком притаился черный телефон, диск которого не имел ни цифр, ни букв, ни каких-либо иных знаков, а он замечателен странным свойством своим время от времени самопроизвольно вращаться. Чуть левее высится неряшливая кипа тетрадей. На верхней тетради надпись: «Для редакции». Между буквами «Я» и «Р» сидит средних размеров конопляный клоп, тщетно вспоминающий свой домашний номер. Клоп этот является единственным домашним животным творца, зато совершенно неприхотливым и незаметным.
Мольберт выдвинут в центр комнаты. За ним Анашевич. Сейчас он учится объясняться мыслями и работает над портретом Вестника на фоне канадских кленов. Иногда он подходит к пианино и наигрывает фрагменты из кёльнского концерта Кейта Джарретта, после чего возвращается к работе.
 На диване сидит Вестник Александр и разгадывает кроссворд, помещенный в развлекательной рубрике газеты «Молодой коммунар» между разделом с шахматными задачами и головоломками. При этом все разговоры в комнате ведутся мысленно.
На этот раз Вестник Александр ошибся. Снег не прекращается не только к утру, но и к обеду продолжает валить с, казалось бы, еще большим рвением. Дворники, отчаявшись, расходятся по домам, а вместо них на улицах появляются дизельные грейдеры жилкомхозов, неповоротливые и страшные дурнопахнущие машины оранжевого цвета.
«А почему вы так долго ждали снега? При нынешнем уровне наших коммунальных служб снегопад – это почти стихийное бедствие», - Анашевич совершает какие-то манипуляции с палитрой.
«Я хотел поговорить с ним», - следует молчаливый ответ.
«О чем же?»
«О небесах. И я, знаете ли, получил ответы на все интересовавшие меня вопросы. Оказывается, в ваших краях небеса бесконечны!»
«Это же очевидно!», - творец появляется из-за мольберта.
«Отнюдь. В тех местах, откуда я родом, случалось, что небеса вдруг прекращались, и тогда приходилось уходить под землю. На ее поверхности происходили тогда страшные катаклизмы».
Вестник Александр прерывает свой рассказ и в течение минуты о чём-то размышляет. Он качает головой и вновь продолжает:
«Спустя некоторое время, небеса возвращались. Тогда мы снова выбирались из-под земли. Мы восстанавливали хозяйство и жили дальше, зная, что беда вернется. Через десять лет или через сто? Неизвестно. Поэтому все были готовы. Мы рыли землянки каждые два-три года. У нас были продовольственные, вещевые и топливные склады под землей. Вы же живете, не опасаясь исчезновения небес, и не знаете страха, просыпаясь утром и поднимая к небу глаза. Вы счастливы!»
«По-моему, счастье зависит не столько от наличия небес, сколько от того, что они нам несут».
«Изначально небеса положительны, а все отрицательное исходит от Земли и возвращается к нам, словно отражаясь, быть может, даже увеличивая свою негативность. Когда исчезают небеса, создается впечатление, что они попросту не выдерживают напора этой отрицательной энергии и уходят куда-то, чтобы набраться сил. Страшнее всего в такие периоды мысль о том, что они могут уже никогда не вернуться».
Все раздумывают над словами Вестника Александра. Даже конопляный клоп приуныл между каллиграфическими «Я» и «Р».
«Однако…» - оживляется вдруг Анашевич от новой своей догадки.
«И не смейте ни в чем винить небеса!» - тут же прерывает его Вестник Александр. Он не желает продолжать эту беседу. Он хранит что-то в памяти…

Глава III
Новые лица

Странное сотоварищество продолжает пополняться весьма необычными жителями города, такими как, например, журналист Дербан и к этому моменту уже бывший директор мясобойни Бодягин.
Бодягин прославился своей безграничной преданностью вегетарианству, не смотря на то, что до последнего времени исполнял, противоречащие свом убеждениям, обязанности, от которых его совсем недавно освободил областной союз потребителей. После увольнения с мясобойни Бодягин принялся приторговывать дешевым спиртом, приобретаемым, благодаря старым знакомствам, с ликероводочного завода. Наиболее частыми покупателями у него были Дербан и Анашевич. Здесь они и познакомились.
Дербан был известен своими критическими статьями о местных музыкальных коллективах. Причем, поругано было им решительно все от авангардного джаза до тяжелых форм рока, не стесняясь сильных выражений и своей музыкальной безграмотности, за что частенько был бит молодыми ревнителями того или иного музыкального направления.
По этому же поводу Дербан имел серьезные беседы с Анашевичем, композиторские таланты которого журналист всякий раз высмеивал. Анашевич же считал своим долгом проводить с ним культурно-просветительскую работу и пропагандировать музыку во всем ее многообразии.
Сегодня Анашевич привел в квартиру Бодягина Вестника Александра, не чуждого выпить разбавленного спирта. К тому же, по уверениям творца, спирт разбавлялся исключительно дистиллированной водой. Чуть позже появляется Дербан. Все сидят на кухне за прямоугольным столом. В меню спирт с квашеной капустой. Разговор заходит о местной печати.
- Как вы думаете, почему все наиболее бездарные издания выходят в виде глянцевых журналов? – спрашивает собравшихся Вестник Александр.
Дербан неодобрительно смотрит на этих странных людей, называющих себя одним именем и даже в помещении не снимавших пальто. Его статьи очень часто печатаются именно в таких журналах.
- Возможно от избытка средств, - предполагает Бодягин. Он считает этих людей братьями и испытывает к ним симпатию.
- Просто глянцевыми страницами не слишком удобно вытирать задницу, - Анашевич бросает мстительный взгляд на Дербана, подозревая, что тот уже подумывает покинуть их общество.
Впрочем, это было не так. Журналист в этот момент раздумывает над достойным ответом, но на ум ему ничего не приходит.
- Совершенно верно, - Вестник Александр, присутствие которого мешает Дербану сосредоточиться над ответной колкостью, хрустит капустой.
- Скажите, уважаемый, - обращается к «братьям» Бодягин, - Как же возможно жить вдвоем по одному паспорту и с одной пропиской?
- В тех местах, откуда я родом прописки вовсе не существует. Там все такие же, как и я.
- Вы прибыли к нам из-за рубежа? – подает, наконец, голос журналист.
- Если угодно. Я полагаю, что вам ничего не известно о тех местах, откуда я родом.
- Ваше здоровье, - Анашевич поднимает кубастую рюмку.
- Взаимно, - Вестник Александр выпивает и закуривает, добавляя, - Спирт у вас неплохой, а вот табак ни к черту.
- Где же вы проживаете в нашем городе? – спрашивает Бодягин, разливая новые порции спирта.
- В настоящий момент у Анашевича, любезно предоставившего мне две трети своей кровати.
- Оставайтесь же сегодня у меня, - предлагает радушный хозяин, - У меня достаточно свободного места, к тому же вы обещали мне партию в шахматы.
- Но я пишу Вестника на фоне канадских кленов, - волнуется Анашевич.
- Портрет подождет, дружище, - Вестник Александр уже довольно пьян, и не отказываться от предложенной партии. Он очень хочет выяснить уровень шахматных способностей у людей на Земле.
Вскоре подобные мероприятия происходят в квартире бывшего директора мясобойни регулярно. Дербан и Бодягин учатся вести разговоры мысленно. Постоянными темами для застольных бесед становятся «Небеса. Их наличие и отсутствие», «Предпосылки для возможного внезапного исчезновения небес», «Прогнозы на ближайший век» и многие прочие.
Нередко в гости заходит участковый терапевт Коновалов.
Как правило, Вестник Александр дает пищу для размышлений, Анашевич, Коновалов и Бодягин бурно обсуждают предложенную тему, а Дербан внимательно слушает, анализирует и подводит итоги. Так обычно проходят вечера, и ничто не нарушает заведенный порядок.

Глава IV
Небеса исчезли. Похолодание

В этот день Анашевич просыпается ближе к полудню, когда все трудоустроенные граждане уже готовятся к обеду, малолетние устали от занятий в детском саду или школе, а пенсионеры и безработные беспрестанно переключают свои телевизоры с канала на канал в надежде спастись от вездесущей рекламы.
Анашевич не сразу замечает, что, не смотря на поздний уже час, ему пришлось включить на кухне свет. Он готовит завтрак. На часах 11.00, о чем сообщает радио «Маяк», но за окном, тем не менее, темно. Творец выходит на балкон. Небо черным-черно, словно при солнечном затмении, когда луна накрывает тенью своей часть планеты Земля.
Так оно, по всей видимости, и есть. На улице никакой паники. Люди спокойно идут по тротуарам, автомобили спокойно едут по проезжей части.
«Отчего же об этом не было извещено в прессе и по радио?» - думает Анашевич, закуривая, - «Следовало бы переговорить с Вестником».
В последние дни Вестник Александр проживает у Бодягина. Их очень сблизили шахматы и спирт, поэтому творец выходит после завтрака на улицу.
Не пройдя и двадцати шагов, Анашевич совершенно замерзает. В арке в лицо ему бьёт ледяная волна. Плащ совершенно не греет. Не греет и шерстяной свитер, а ушей, торчащих из-под кепки, творец уже и вовсе не чувствует.
Проходя мимо муниципалитета, он поднимает голову и смотрит на большое электронное табло, попеременно показывающее время и температуру воздуха. На табло аршинными цифрами значится:
«12.10»
Через несколько секунд цифры сменяются на:
«- 20’С»
«Но в наших краях и в самые лютые зимы температура не опускалась ниже минус пяти градусов!» - отмечает про себя Анашевич и поспешит к автобусной остановке.
В транспорте он сосредотачивается на разговорах пассажиров. Все без исключения говорят о не запланированном и не прогнозированном солнечном затмении. Именно с этим событием связывают люди внезапные морозы.
Некоторые жители города не вышли на работу, посвящая «последние часы жизни» молитвам в преддверии Страшного Суда. Многие обвиняют в панике метеорологов, местные власти и даже правительство. Отовсюду слышится:
- Да брось ты! Это всё эксперименты. Пора бы уж привыкнуть.
- Верно! В прошлом году экспериментировали с ценами, а нынче – с погодой.
- Нет, товарищи! Это эксперименты не здоровые. Таких штук быть не может. Скорее уж против нас кто-то применил какое-то сверхновое оружие.
- Капиталисты это!
- Очевидно, наш климат меняется как следствие муссонных дождей Камбоджи.
Люди волнуются, шутят, ругают кого-то. Равнодушных нет. По крайней мере, в этом автобусе. Вероятно, их поразило бы спокойствие Вестника Александра:
«Что ж, небеса исчезли. Я прогнозировал!»
«Должны же быть объективные причины. Они вам известны?» – мысленно волнуется Бодягин. Он уже довольно неплохо овладел техникой ведения мысленных диалогов.
«Ещё бы! Они есть: вы слишком много грешили».
«Следует снять стресс», - предлагает Анашевич.
Выпивают без тоста.
«Лично я в бога ничуть не верю», - заявляет творец, - «Грех – поповское слово. Я его смысла не понимаю».
«Совершенно с вами согласен», - поддерживает его появившийся минуту ранее Дербан, - «Как раз сейчас я занят написанием статьи об этом таинственном явлении. С научной точки зрения это очень интересно».
«Вы переквалифицировались с музыкальных тем на астрономические?» – язвительно интересуется Вестник Александр.
«Отнюдь, но тема-то, согласитесь, злободневная».
Журналист принёс с собой круг ливерной колбасы и полдюжины плавленых сырков. Он режет их с педантизмом провизора на тонкие ломтики.
«Стол нынче богат», - думает Бодягин, выкладывая снедь на тарелки.
«Богат и сегодняшний день необычными событиями», - мысленно вздыхает Анашевич.
«Как же мы можем поспособствовать скорейшему возвращению небес, уважаемый Вестник?» – Дербан откладывает нож в сторону.
«Обмозгую на досуге», - спокойно отвечает Вестник Александр и в полном молчании проглатывает очередную рюмку.

Глава V
Небеса исчезли. Оттепель

После внезапного похолодания следует столь же резкая оттепель. После двадцатиградусного мороза температура поднимается до пяти градусов выше нуля. Начинаются затяжные холодные ливни. Невиданная прежде в этих краях погода.
«Если небес над нами нет, то откуда же в таком случае льёт вода», - вполне резонно недоумевает Анашевич.
Как-то Бодягин слышит разговор Вестника Александра с сами собой.
«Люди обеспокоены, многие покидают город».
«Куда же они едут? Небеса едины, следовательно, если их нет здесь, то и над остальной планетой они исчезли. Их нет ни над полюсами, ни над экватором…»
«Люди глупы!»
«Как ты думаешь, это произошло из-за нашего появления?»
«Очевидно. По всей видимости, это наваждение будет неотступно следовать за нами повсеместно лишь с небольшим опозданием».
«Нам надобно возвращаться домой».
«Мы согрешили единожды, а эти люди грешат ежечасно, ежеминутно и живут при этом, не зная горя и лишений. Где справедливость?»
«Если в этом мире и есть какая-нибудь справедливость, то заключается она не в общих мучениях. Это уж наверняка!»
«Ты узко мыслишь!» – мысли, доносящиеся из кухни, становятся громче. Разгорается ссора.
Бодягин по своему обыкновению решает сгладить конфликт порцией спирта. Он успевает лишь заглянуть в кухню и мило улыбнуться. Вестник Александр с криком «Вон!» швыряет в гостеприимного хозяина фарфоровое блюдце из чайного набора. Блюдце разбивается о дверной косяк, и Бодягин захлопывает дверь.
Не долго думая, он набирает телефон Анашевича. Длинные гудки.
«Где же может быть единственный человек, способный влиять на Вестника Александра?» - судорожно размышляет Бодягин, - «Он может быть где угодно: в филармонии, в библиотеке, на собрании Союза Скульпторов или на полпути сюда».
С тех пор как исчезли небеса, творец уже не выезжает за город писать пейзажи, и Бодягин об этом прекрасно знает.
Звонок в дверь.
«Несомненно, это он!» - мелькает надежда.
Мелькает и тут же гаснет. На пороге стоит человек в милицейской форме. На погонах тускло мерцают по две маленьких звездочки.
- Лейтенант Крханов! – представляется милиционер.
Бодягин в панике. В его кладовой стоят три двадцатилитровых канистры с чистейшим спиртом, а на кухне – ещё пять полуторалитровых пластиковых бутылок с уже разведённой продукцией.
- Мне нужен гражданин Бодягин.
- Это я, - только и произносит он.
- Я новый куратор вашей торговой точки.
- А как же капитан Доев? – Бодягин безмерно счастлив. Такого поворота событий он никак не ожидал.
- На участкового уполномоченного Доева завели уголовное дело по факту получения взятки в особо крупных размерах. Отныне с вами буду сотрудничать я.
- Очень рад! – Бодягин не лукавит, - Предлагаю обсудить все нюансы предстоящей совместной деятельности незамедлительно.
- Я принимаю это предложение, - крепкое рукопожатие скрепляет устный договор, - Прежде всего мне хотелось бы лично убедиться в качестве вашей продукции.
Из кухни выходит Вестник Александр, явно помирившийся с самим собой. Бывший директор мясобойни знакомит его с Крхановым. Все немедленно приступают к дегустации спирта. Все разговоры на этот раз ведутся вслух, так как Крханова ещё не обучили общаться мыслями, и с ним проводит ускоренный курс обучения доктор Коновалов, зашедший на огонёк.
- В связи с полным исчезновение солнца в городе стремительно возросло количество разного рода преступлений, - отвечает на вопросы Бодягина капитан Крханов, - в их число входят кражи, грабежи, разбои, изнасилования. Также увеличилось число дорожно-транспортных происшествий. Всё это обусловлено круглосуточной ночью.
- Да, на улицах стало очень неспокойно, - подтверждает данные сводок Вестник Александр.
- К тому же у здания Белого Дома постоянно вспыхивают несанкционированные митинги, добавляет Крханов.
- Кстати, пивзаводе со вчерашнего дня продолжается забастовка, - отмечает Коновалов. - А Кубанский казачий хор отменил свой тур по стране.
Удивительные новости сменяются одна за другой. Появляются Анашевич и Дербан. Они уже изрядно пьяны и приносят с собой ряд новых сенсационных сообщений о волнениях на островах Тринидад и Тобаго и о революции в Бирме. По их словам матриархат там сменился патриархатом.
Публика засиделась до утра. Впрочем, за окном по-прежнему темно, а на часы уже давно никто не смотрит.
 





Глава VI
Небеса исчезли. Болезнь

Спустя две недели Вестника Александра подкашивает неизвестная болезнь. Симптомы её весьма странны: апатия, слабость, низкое кровяное давление. При этом температура тела падает до тридцати шести и двух. Внешне болезнь проявляет себя столь же сильно: блеск в глазах, дрожь в конечностях, голос становится на октаву ниже.
Медицина в лице доктора Коновалова оказывается бессильна. Обращаться в больницу Вестник Александр категорически отказывается, обосновывая это отсутствием прописки, да и документов как таковых.
Все догадываются о том, что Вестник Александр прекрасно знает имя своей хвори, но мер к её лечению почему-то не предпринимает. Но ему никто о своих догадках не сообщает.
Анашевич предлагает больному провести курс траволечения. На сей раз Вестник Александр не отказывается, но положительный эффект оказывается лишь временным. Вскоре больной вновь ложится в постель с теми же симптомами. Коновалов недоумевает:
«По всем признакам налицо переутомление».
«От чего же?» – удивляется Бодягин.
«От стресса, а стресс обычно легко снимается траволечением, но, увы, не в данном случае!» – отмечает Анашевич.
«Кроме того, оно ещё и преследуется законом», - поправляет его Крханов.
«Имя всем этим вашим законам – чушь!» – волнуется творец, - «Перед нами, может быть, стоит вопрос жизни и смерти, а вы тут о каких-то законах твердите!»
«Да и в каких таких законах написано, чтобы небеса могли взять и исчезнуть?» - заступается за Анашевича Дербан.
Обмен мнениями сопровождается уже привычным застольем, но в отличие от прежних посиделок Вестника Александра за столом нет. В последние дни он редко выходит из комнаты, сильная слабость мешает ему вставать с постели. Он позволяет себе выпить немного спирта только после очередного сеанса травокурения, когда к нему ненадолго возвращаются силы и хорошее настроение.
В эти часы все собираются в квартире Бодягина и обсуждают новые катаклизмы. Все новости сводятся к новым бедствиям, посылаемым стихией. Юго-восточные штаты Америки, Куба и часть Мексики страдают от ураганов, в горных районах бесчинствуют сели и оползни, Скандинавия переживает небывалую жару, а в Австралии стоят продолжительные морозы.
«Сейсмологи зарегистрировали вчера подземные толчки силой в два бала по шкале Рихтера», - рассказывает об очередном событии Коновалов.
«Но ведь у нас никогда не было землетрясений, ибо мы живём на платформе!» – возмущается разгулу стихии Бодягин.
«Факт – вещь чертовски упрямая!» – Вестник Александр берёт со стола большой огурец с белым боком.
«Учёные не лгут. Приборы действительно определили эти толчки», - со знанием дела объясняет Крханов, - «Однако они ощущались не всюду».
Но подобные беседы на кухне в присутствии Вестника Александра становились всё реже и реже.

Глава VII
Небеса возвращаются

По мере прогрессирования болезни Вестник Александр постепенно забывает русский язык, и всё чаще изъясняется на латыни. Весьма непривычно видеть этого некогда бодрого человека в постели. Юмор его всё гуще окрашивается теперь тёмными красками, но полностью не истощается.
Казалось бы угасшая общительность полностью не покидает Вестника Александра. Он часто приглашает в комнату кого-нибудь из своего сотоварищества и долго беседует. Впрочем, беседы эти по большей части бессвязны. Всем кажется, что больной по-прежнему понимает русский язык, но сам говорит на нём всё меньше и меньше.
Однажды Вестник Александр приглашает в комнату Анашевича. В комнате тепло. Здесь присутствует едва различимый запах мускатного ореха.
«Mea culpa!» - вместо приветствия думает Вестник Александр.
«В чём же вы считаете себя виноватым?» – Анашевич в силу разносторонности своих интересов неплохо знал латынь.
«В ваших бедах», - Вестник Александр ещё не полностью забыл русский язык.
«Каким образом? О чём вы говорите?»
«De vulgo incognitos».
«Но меня также легко можно отнести к толпе. Объясните же…»
«Omnia tempus habet. Cras ingens iterabimus aequor, recte ad terminus eamus».
«И долго ли вам придётся идти?»
«Я надеюсь, что facillis descensus», - со стороны разговор кажется совершенно бессвязным.
«Расскажите подробней».
«Всё очень просто. Est modus in rebus».
«Понимаю, но какое именно?»
«Similia similibus curantur».
«Я вас снова не могу понять. Вы в здравом рассудке?»
«Compos mentis? Ego in articulo mortis».
«Это вы зря… По-моему, вы выглядите уже значительно лучше», - Анашевич явно лукавит.
«Acc idit in punto non contingit in anno».
«Я и наши товарищи уверены, что вы знаете то лекарство, которое способно вам помочь».
«Ignis sanat!»
«К чему вы мне всё это говорите?»
«Чтобы вернуть небеса, мне следует вас отставить», - это последняя и наиболее длинная фраза за последние дни на русском языке, которую произносит Вестник Александр вслух.
«Вы уверены в успехе?»
«Mane, takel, fares…»
«Мы будем вас помнить!»
«Verus amicus amici nunquam obliviscitus. Integra mens augustissima possesio».
«Ну что ж. Будем надеяться, что мы видимся не последний раз, и ещё доведётся нам выпить спирта под квашеную капусту. Жаль только, что я так и не завершил ваш портрет на фоне канадских клёнов».
«Прощай, vir clarus!»
«Прощайте…»
Запах муската усиливается. Из-под одеяла, которым укрыт больной, расползаться по комнате густой пурпурный туман. Анашевич чувствует, как по ногам его поднимается холодная волна. Он видит, как блеснули и закрылись глаза. То ли глаза, то ли слёзы… На кухне звякнули рюмки. В это же мгновение Вестник Александр исчез…

…и на востоке протрезвел рассвет.

Июль - декабрь 2003 года, Краснодар