Дневник.
Страница 112.
Не мог я даже думать о том, что так все обернется… Хотел просто помочь… Обычному человеку, значащему для меня, конечно, больше многих, но… Но не настолько же. Сложно описывать смятение, надежду да счастье, смешавшееся со ставшим уже частью меня самого недоверием и слабой верой. Но Там ведь нельзя лгать. Невозможно… Просто не существует такого слова. И что теперь? Есть вариант промолчать, сдавленно улыбнуться и тихонько удалиться, но… Ладно. Она должна решить сама. В конце-концов, это личный выбор каждого. Учить? Абсурдно… Ученик может быть только один, один на всю жизнь… Но что я теряю? Осталось-то не так много времени, как бы я не старался себя убеждать в обратном. Это, конечно, не повод спешить, делать роковые ошибки, ни в коем случае. Но и не повод сомневаясь в каждом шаге оставаться на одном месте. Будь что будет… Этот принцип часто поворачивает судьбы в нужное русло… Значительно чаще, чем принято считать… И снова открываться. В этот раз будет проще… Наверное.
Тише… Чуть меньше эмоций.
Вчера Она просила помочь. Вернее… Я сам предложил свою помощь, как обычно, ей оставалось только лишь дать свое согласие. Рядом с Ней клубилось что-то обессиливающее, истощающее, убивающее, и это чувствовалось. Не мог я промолчать, не мог. Да и разве мог подумать, увидеть Что будет дальше? Нет. Конечно, нет. Столько раз помогал, стольким людям, все было как по единому, безупречному и потому напоминающему монолит сценарию. Возможно, отклонение от него и вызвало такой шок. Неожиданность, не позволяющая сказать, вымолвить ни слова.
Вылететь. Перенестись к ней. Осмотреться вокруг. Прогнать темноту… коснувшись холодной кожи, передать силу. Достаточную, чтобы не подпускать к себе зло. Таков был план. Так было всегда и, как я верил, всегда и будет. Но… не в этот раз. Все шло спокойно… Мирный вылет, сумасшедший ветер эйфории, ледяные лики звезд, мягкий свет луны и легкий, невесомый снег… Ленинград найти не сложно. Как не сложно и улететь прочь отсюда… Из города, с неба над которым каждую минуту вместо снега падает пепел. Неотличимый, но больше всего напоминающий кровавые слезы. Этот город болен. Этому городу осталось совсем немного… А Ленинград жив. И будет жить всегда… Не способно сгореть то место, способное так искренне рыдать и смеяться, умирать с улыбкой на губах и снова воскресать. И ярким белым светом служить маяком для таких… Как я. Впрочем… Ладно. Найти Родной Город не составило труда, равно как и почувствовать наш провод… Привязку, связь, нить… А ведь раньше я не замечал, откуда он берет свое начало. Да и если бы обратил внимание – едва ли смог бы поверить. Нить, идущая из сердца. Все должно было быть просто… Нашел, дал силы, улыбнулся и исчез…
На платье Ее Мое солнце. Хотя… Имею ли я теперь право называть его Своим? Оно Наше, хоть Она сейчас и не знает об этом… Прекрасные глаза были закрыты, лишь грудь мерно вздымалась, а из приоткрытых губ доносилось легкое, шелестящее дыхание. Любовалась прекрасными снами… Бестревожно, спокойно… какой же сильный, яркий, белоснежный свет мерцал в ней, пульсировал под кожей, сочился из сомкнутых век. Ослепительный… Белая… Да, сама мыль увидеть еще одного, дышащего снегом просто так, случайно, кажется абсурдной, безумной, но ошибки быть не может.
И вот, я не знаю, что делать. Всю ночь просто стоял рядом с ней, зачарованно любуясь Настоящей красотой. Чистым, неприкосновенным светом. Изредка осторожно и опасливо касаясь теплой кожи и… И этого странного платья. Едва ли я буду пока рассказывать ей все об этом дне… Рассказывать, что заставило меня предложить обучение, это будет, наверное, лишним, возможно – мешающим…
Должен перенести ее, показать обрыв… Сейчас ей не хватает счастья, а там же неиссякаемый его источник… Долго и самозабвенно я сам его рисовал. Кажется теперь, именно для этого. Что еще могу дать ей? Научить? Летать, смотреть, дышать… Звать и лечить, играть и рисовать. Просто показать ей жизнь, которой живу я… Но, опять же, все это только ее выбор, ее решение. Никогда не буду навязывать ей опыты. Все равно ведь, если нет желания и намерения – ничего не получится… И будет только хуже. И сотни сказок, граней новой жизни благополучно снова уйдут в туман. Лишь бы она еще смогла открыться полностью, да и… Да и сам бы был на это способен…
Белая будет способна на много большее, чем я. Вряд ли я переоцениваю ее или недооцениваю себя. Ничто, конечно, не может быть сказано полнокровно уверенно, но шансы слишком велики, а сомнение почти что сведено на нет. Завтра расскажу. Предложу ей посмотреть на огонь… Последняя проверка, если можно так сказать… Если пламя у свечи будет зеленым или с золотым отливом… Значит, умрут все сомнения. Белая. И именно мне предстоит рассказать ей все, что уже знаю, и что еще предстоит узнать.
Странная зима… Да и вообще последние месяцы, годы. Каждый из них был невероятным, но этот… Пусть светит это солнце. Пусть сияют все семь лун. Пусть Белая увидит это в своих снах. А завтра предстоит сказать. Никогда не любил задумываться над словами, продумывать их. Не думаю, что сейчас это сильно поможет, но… можно попробовать. А потом буду играть ей… петь песни и рассказывать сказки… И если все будет хорошо – весны не будет. Не будет и лета. И в голове моей, укутывая ослепительной белизной пустующий амфитеатр, будет идти снег.
Завтра… Все завтра.
А пока – постараться успокоиться… Многие не оценят такое мое состояние и прежде всего – я сам. Эйфория? Восхищенное недоумение? Счастливое смятение? Да. Именно. Хоть даже и не знаю, какого ответа жду от Белой. Я просто не хочу ее терять. Главное – чтобы она смогла открыть глаза… Если согласится.
Завтра. Все будет завтра.
Шаг.