Места у нас красивые. Очень. Если смотреть от стены монастыря за Мстёрку, то там заливные луга вплоть до Клязьмы. А по лугам орнамент из кустов и деревьев. Графика красивая. Такая, знаете, не очень броская, а… как бы вам это сказать… изящная. Тонкого, лёгкого рисунка. Как на старинном офорте. Все штрихи точно положены и нажим – в меру. А луга по цвету золотистые. От светлой охры. Можно чуть белильчиков добавить. И небо. Высокое, голубое. Но не голубцом взять, а ультрамарином в разбеле. К горизонту в розовину. Утром облака. Снизу солнце осветит, так и загорятся легкой киноварью, а краешки золотом. Красота. Прямо скажем: рай. Да, и цветы в лугах под солнцем словно самоцветы. Ромашки, васильки, кашка. Белые, синие, голубые, красные, фиолетовые…Целая палитра на тонких стебельках качается.
И вот по этому раю утром, часа, эдак, в четыре, едет на велосипеде на рыбалку мужик. Удочки далеко вперёд велосипеда торчат, и за багажником свисают. Мужик, как мужик, Ну, там дядя Петя, или дядя Витя это не важно. Пусть будет «дядя Витя». Едет, значит, пейзажем любуется, педали неспешно крутит. По тропке едет. К Высокой гриве. Там лещ крупнее и народу меньше. Тропка под уклон пошла. Там, впереди, внизу канава, а через неё мосток. Ну, что ж делать, в раю тоже есть канавы. Куда без них… ладно, хоть мосток-то; две доски положены; есть. Притормаживать стал рыбак-то, потихоньку поехал.
И вдруг видит в раю-то…Мать честная! Метрах в десяти от тропки. Да-а… не больше… Нет, не больше. Настоящие Адам и Ева! Лежат! Оба в чём мать ро… В чём Господь создал! Пиджак постелили и лежат. Грех, наверно, совершают. Рядом, на газетке яблоки, бутылочка, сигаретки… Всё, как положено.
Дядя Витя глазам не поверил! Нет, он, конечно, знал, что в Раю живут Адам и Ева. Но, что б так вот…запросто… Нет, этого он не предполагал! Никак не предполагал. Что хочешь, делай!
А Еву-то за цветами плохо видно; вот рыбак шею вытянул, на педалях приподнялся, и смотрит во все глаза. И то, правда: когда ещё такое увидишь! Да вот, досада, Еву плохо видно! А она, может, с ним на одной площадке живёт. Дядя Витя уж голову повернул подбородком за плечо. И рулить-то забыл. Едет, дескать, сейчас увижу, кто такая! Ага, увидел! Колесом мимо мостка! Обод в ил как нож в кисель ушёл: по самую ось. Концы удочек в противоположный берег воткнулись, наблюдатель через руль переметнулся и вместе с рюкзаком - на собственные снасти. Только хрястнули! В общем, вместе с обломками удочек, рюкзаком и белой кепкой, которая глубже всех вошла; погрузился созерцатель в девственный ил. Аж чмокнуло!
Ну, тут уж, конечно, настроение у него переменилось наблюдать - охота пропала. Слышит - хохочут греховодники. Да так звонко, так звонко… А Ева-то тоненько, визгливо, эдак ехидно, заливается.
Как, тут раззадорился дядя Витя! Обидно ему стало. В канаве стоит; одной рукой из карманов пиджака ил достает, а другой кепку нашаривает. Наконец, выудил её, в руке зажал, простёр руку в сторону «первозданных» и кроет их почем зря.
А тем-то что?. Те, только пуще хохочут, заливаются.
Плюнул тогда с досады рыбак и сам расхохотался. Потом снасти собрал и домой отправился.
Не поймал в этот раз ничего. Да и чего грязному в раю делать? Места-то красивые. Райские…
июль 2007 год